Невеста поневоле, или Чужой трофей

– Она здесь, ваша милость, – шепчет тетушка, шурша длинной юбкой. Неужели по такому случаю надела свое любимое пышное платье? – Прошу! Ваш визит – это большая честь для нас! – не унимается Эстелла, явно пытаясь произвести впечатление на гостя.

Я стою молча. Боюсь шелохнуться. Уповаю на то, что меня не заметят. Глупо. Но мне так хочется оттянуть сей момент!

Тетушка Эстелла чиркает спичкой, разжигает огонь в камине. Он трещит, с жадностью набрасывается на щепки и сухую древесину, словно изголодавшийся дикий зверь.

Темнота рассеивается, комнату озаряют ярко-оранжевые всполохи огня. Я пытаюсь рассмотреть неизвестного. Он окутан мраком. Тени, словно ручные звери, вьются у его ног, покорно льнут к нему, словно к своему хозяину. Дурной знак.

Тетушка, подбрасывает в огонь новую порцию дров. Ее руки подрагивают от волнения. Это может означать лишь одно – в бордель вошел очень влиятельный мужчина, который сможет озолотить мою жадную родственницу.

– Оставь, – отрывисто произносит гость, заставив меня крепче сжать ручку ковша. Тетушка покорно выпускает из рук шуровку. – Выйди, – сухо добавляет он.

– Но, ваша милость, – голос Эстеллы подрагивает. Ей явно не нравится то, как общается с ней мужчина, но, тем не менее, перечить ему она не станет. Я в этом уверенна.

– Подождешь за дверью. – Между пальцев гостя блестит один золотой. Этого достаточно, чтобы тетушка, позабыв обо всяких моральных принципах, оставила юную племянницу один на один с мужчиной.

В горле застревает ком, к глазам подступают слезы. Но никто этого не видит. Эстелла старается не смотреть в мою сторону, все ее внимание приковано к монете, которую играючи перекатывает между пальцами незнакомец.

Айзек

Жду, когда хозяйка борделя наконец-то скроется за дверью. Думаю, погорячился, сунув ей золотой. Эта алчная особа оставила бы меня один на один с девчонкой и за пять серебряных монет.

Пока женщина, подобрав темно-коричневую юбку руками, семенит к выходу, я всматриваюсь в темноту. Жадно вдыхаю носом воздух. Я чувствую, как комнату наполняет приторный запах страха, слышу ее прерывистое дыхание, представляю, как чертовка дрожит.

Усмехаюсь. Мне нравится ощущать власть над ней.

– Подойди, – командую я, когда дверь за хозяйкой дома закрывается.

Девчонка даже не шелохнулась. Представляю, как в полумраке она, гордо вздернув подбородок, поджимает губы. Все еще пытается набить себе цену? Зря! Все расчеты я буду вести с ее опекуном. Эта дрянь не получит ни одного серебряного. После того, как она плеснула в лицо канцлеру чашку горячего кьяра, пусть уповает на то, что вообще осталась жива.

Делает небольшой шаг, оказавшись в освещенной огнем части комнаты.

О, да! Я не ошибся! Джон Фокс и правда сдал девчонку, надеясь получить отсрочку по очередному платежу. Наивный глупец!

Склонив голову набок, я рассматриваю чертовку, сбежавшую утром из булочной. Она прячет свои зеленющие глаза, упирает взор в гнилые половицы под ногами. Копна волос спрятана под нелепым чепцом. Черт, он ей совсем не идет! Так и хочется сорвать! В дрожащих руках девчонка сжимает ковш, до краев наполненный водой. Нет, ей и правда место на сцене! Играет недотрогу так, что впору поверить! Но меня ей не провести. Я знаю, что тело ее дрожит не от страха, а от желания. Это свойственно всем женщинам. Она не исключение.

– Я ведь говорил тебе, что все продается. Все! Без исключения! – Я делаю шаг вперед. Чувствую, как прогибаются старые доски под ногами.

Глаза девчонки вспыхивают. Узнала. Пальцы сильнее сжимают ручку ковша. То ли от волнения, то ли от страха.

– Хотите купить меня? – произносит с отвращением. Неужели и правда, ее это задело? Сомневаюсь… – За сколько?

– Твоя тетя просила двенадцать золотых, – неторопливо ответил я, не сводя с нее своего взора, – но я убедил ее отдать тебя всего за три.

Даже в полумраке, окутывающем комнату, я отчетливо увидел, как вспыхнули ее щеки. Пусть знает свое место! Ей необязательно знать, что хозяйка борделя выручила за сиротку тридцать золотых. Целое состояние по нынешним меркам!

– Я предлагаю вам пять золотых, – произносит девчонка, набравшись смелости. – Вы отпустите меня, если я заплачу больше, чем взяла с вас тетя?

Я смеюсь, запрокинув голову. Глупая! Разве тут дело в деньгах?

– У тебя нет ни одного серебряного, – шепчу, приближаясь к ней. – Чем же ты будешь платить?

– Я… Я заработаю, – отвечает она дрожащим голосом. – Я могу убирать ваш дом. У вас ведь есть дом?

О, да! У меня есть дом! Но твоей ноги в нем никогда не будет! НИ-КО-ГДА!

– Нет! – обрываю ее речь. Пальцы стискивают маленький подбородок, притягивая к себе. Морщится, словно ее дотронулся кто-то из детей «псов». Неблагодарная дрянь!

Нас разделяет несколько дюймов. Мне чертовски хочется вцепиться в ее губы, показать этой ведьме, где ее место, сорвать приглушенный стон. Но я лишь сильнее сжимаю пальцы, глядя в ее глаза. Девчонка жмурится, пытается отступить. Тщетно. Я держу ее слишком крепко.

– Я не стану вашей женой! – цедит сквозь зубы, осмелев.

– Женой?! – переспрашиваю я. – Думаешь, я возьму в жены распутницу из дешевого борделя? – мои губы расползаются в хищном оскале. Я застал девчонку врасплох.

– Нет? – переспрашивает она. В ее голосе я слышу облегчение. Вот дрянь! Она слишком рано обрадовалась!

– Нет, – качаю головой, вдыхая ее запах – сладкий, дурманящий. – Ты выйдешь замуж за старого конюха. Он падок на молодых девиц. Я думаю, он не расстроится, если я привезу ему немного «испорченный» товар, – говорю я, привлекая девицу к себе. Рука невольно сползает на ее точеную талию, стискивает ни разу не тронутую мужчиной плоть. По крайней мере, тетка утверждала, что эта ведьма чиста, как первый снег. Надеюсь, она не солгала.

Девчонка всхлипывает, упирается одной рукой в мою грудь, пытаясь отстранится.

– Нет! Так нельзя! Вы зверь! Животное! Похотливый пес! – бросает слова мне прямо в лицо. – Ненавижу! – смачный плевок заставляет ослабить хватку. Вот же дрянь! Где только этому научилась?

Пока я представляю, как буду срывать с нее заштопанное платье, эта ведьма опускает ногу, облаченную в туфлю на мои пальцы. Черт! У нее там что, подковы?!

Девчонка вырывается и, выплеснув содержимое ковша в камин, в кромешной темноте, направляется к выходу. Я бросаюсь следом, но, споткнувшись о брошенный ею же ковш, падаю на одно колено. Этих нескольких секунд достаточно, чтобы пташка спустилась по лестнице и выпорхнула за дверь, скрывшись в объятиях ночи.

– Можешь не сомневаться, я все равно найду тебя! – Слова срываются с языка против моей воли. Внутри плещется злость. – Далеко не убежишь, маленькая дрянь!

Часть II. Убийство в Сарском дворце

Глава 3

Пять лет спустя

Софи

Колеса поезда размеренно стучали по рельсам, возвращая меня из мирской обители в Сарсу. Я прислонилась лбом к холодному стеклу, глядя, как за окном мелькают до боли знакомые угрюмые пейзажи улиц Третьего кольца. Серые полуразрушенные здания смотрели на меня пустыми глазницами окон. После последнего набега детей «псов» прошло всего шесть месяцев. Герцог сумел противостоять вражеской атаке, но окраина Сарсы местами стала походить на руины. Интересно, булочная мистера Фокса все еще варит по утрам ароматный кьяр? А бордель тетушки Эстеллы открывает свои двери после захода солнца для мужчин всех рангов и сословий?

– Мисс, вы не поможете мне достать саквояж? – скрипучий голос отвлек меня от собственных мыслей.

Я подняла глаза на попутчицу. Пожилая дама в старом заштопанном платье, чистом и выглаженном, стояла передо мной, сложив ладони на груди. Потускневшая шляпка прикрывала ее редкие седые волосы. Глаза незнакомки лучились добротой, но при этом были наполнены грустью.

– Конечно, – я поднялась и принялась извлекать тугой саквояж с полки, что размешалась на уровне глаз. – У вас красивое платье, мэм.

– Мода улиц Третьего кольца не так быстротечна, как во дворце герцога Сарского, – улыбнулась старушка. – Мое платье актуально уже не один десяток лет, – подмигнула она.

– Вас кто-нибудь встретит, мэм? – Этот вопрос невольно сорвался с моих губ, когда я поняла, насколько тяжелый багаж у незнакомки. – Может быть сын? Или дочь?

Улыбка исчезла с лица старушки.

– Дочь, – тихо повторила она. – К сожалению, она покинула этот мир.

– Простите, – спохватилась я, – не хотела вас расстроить.

– Что вы, мои раны хоть и болят, но уже не кровоточат. Прошло уже пять лет, – ответила незнакомка. – Ее звали Лара, – добавила она, немного помолчав. – Незадолго до трагедии, моя девочка устроилась работать няней с проживанием у одной обеспеченной семьи. Как только выдался первый выходной, она решила навестить меня. К сожалению, ее убили, отобрали честно заработанное жалованье, а тело бросили в сточную канаву, – старушка промокнула глаза кружевным платком. – Детектив сказал, что тех денег, что грабители выручили у Лары, хватило бы разве что на серебряный сервиз. Разве его стоимость равноценна человеческой жизни? – спросила женщина, забирая из моих рук саквояж.

– Третье кольцо – на выход, – стальной женский голос пронесся по вагону, настигая каждого.

– У вас доброе сердце, мисс. Если бы вы знали мою дочь, уверена, она бы вам понравилась, – сказала напоследок старушка, пряча платок в складках платья.

– Жаль, что я была с ней не знакома, – ответила я. – До свидания, мэм.

Я стояла рядом со своим местом и смотрела в след этой сильной женщине. Не было сил шевельнутся, не было сил смахнуть с лица непрошенную слезинку.

Я обманула.

Я солгала.

Впервые.

И теперь я задавалась вопросом, почему я это сделала: чтобы спасти или чтобы спастись самой?

Подобрав подол длинной иссиня-черной юбки, я устремилась в уборную. Тесное помещение в последнем вагоне встретило меня смрадом и духотой. Алое солнце размазывало по небу кровавое зарево, которое я могла наблюдать сквозь миниатюрное круглое оконце над умывальником.

Я до упора выкрутила кран. Тщетно. Воды нет. Немудрено. Баки в вагонах третьего класса наполняют не с той же регулярностью, что первого.

Тыльной стороной руки провела по разгоряченным щекам.

– Какой ужас! – сокрушенно произнесла я, взглянув на свое отражение.

На щеках блестят влажные дорожки слез, под глазами залегли темные круги – результат длительной поездки в экипаже, а после на поезде. Две бессонные ночи тоже наложили свой отпечаток, сделав кожу тусклой,  придали ей сероватый оттенок.

Я тряхнула головой, похлопала себя по щекам. Потуже затянула на шее узел, чтобы чепец сидел как влитой, пряча под грубой тканью копну алых волос. Расправила складки на скромном платье, цвета ночного неба, поправила узкую ленту на талии, которая служила мне поясом.

Волнуюсь, словно юная девчонка…

– Эй, – град ударов обрушился на дверь с противоположной стороны, заставив меня вздрогнуть. – Отпирай, иначе выбью! Дай нужду справить! – Я услышала, как он смачно сплюнул.

Обхватив пальцами стальной лик Девы Справедливости, что покачивался на тонкой цепочке у меня на шее, я отворила дверь.

– О-у, – присвистнул бородатый мужчина, который, судя по всему, сутра уже успел приложиться к кружке с фрелем[2], – мисс Ледяное сердце, – он усмехнулся и, пошатываясь на негнущихся ногах, поклонился.

– Простите, мне нужно готовиться к выходу. Скоро моя станция, – тихо ответила я, огибая мужчину по касательной. В нос тут же ударил терпкий запах пота вперемешку с фрелем. Отвратительное сочетание!

Стуча каблуками по полу, я направилась к своему месту.

– Мисс, – окликнул меня незнакомец, и я невольно обернулась, – если хотите что-то спрятать, положите это на видное место. Чем длиннее будет ваша юбка, тем больше желающих будет под нее заглянуть. Поговаривают, – добавил он уже тише, заговорщицким тоном, – служительницы Девы Справедливости прячут там, – он кивнул головой, блуждая сальным взглядом где-то чуть ниже моей талии, – источник неземного наслаждения. Увы, проверить это еще никому не удалось, – усмехнулся он. – Наверное…

– Единственное, что вы там можете обнаружить – это три ряда острых зубов, которые непременно откусят то, что вы ко мне протянете, – ответила я, глядя прямо в глаза похотливому наглецу. – Все еще хотите проверить?

Мужчина отшатнулся. Его лицо исказила гримаса отвращения.

– Небейра[3], – процедил незнакомец и, сплюнув себе под ноги, пошатываясь, поплелся в уборную.

– Первое кольцо! Дальше поезд не идет! – пробасил стальной женский голос, который, казалось бы, принадлежал не живому человеку, а бесчувственной машине.

Я осторожно сошла на платформу, крепко сжав в левой руке ручку полупустого саквояжа, а правой обхватив пустую птичью клетку.

Никогда прежде мне не доводилось бывать на улицах Первого кольца. Роскошь и великолепие присутствовали здесь в каждом здании. Просторные дома из белого камня, увитые ажурной сеткой балконов, высились по обе стороны от меня. Резные перила лестниц были опутаны плющом, а ступени сияли чистотой. Мимо скользили экипажи, в которых, вздернув припудренные носики, сидели женщины. Следом за ними тянулся флер цветочных ароматов. Мужчины – все, как один – неспешно прогуливались, вооружившись тростью. В скромном наряде служительницы я чувствовала себя здесь глупо и неуместно.

– Мисс Донахон, – окликнул меня мужчина в черном камзоле. Он сделал взмах рукой, прося меня подойти. – Меня зовут Эльберт Скотт. Я старший советник герцога Сарского. Он просил доставить вас во дворец.

– Извините, мистер Скотт, но я бы хотела сначала отвести свои вещи на постоялый двор.

– В этом нет нужды, – чопорно ответил мужчина, распахивая передо мной дверцу экипажа, которая в лучах полуденного солнца отливала золотом. – Его светлость пожелали, чтобы вы остановились во дворце.

Я села на обитую бархатом скамью с высокой мягкой спинкой, оказавшись в окружении пухлых подушек. Мистер Скотт расположился напротив. Экипаж тронулся.

Никогда мне еще не приходилось ездить в столь роскошной карете. Стены ее были украшены золотыми витиеватыми узорами, с изогнутой крыши на меня взирали причудливые существа, разгуливающие на четырех массивных лапах и имеющие при этом за спиной по паре крыльев. Их крючковатые клювы были раскрыты в немом крике. Весь салон искрился в лучах солнца, будто облитый жидким золотом. Тяжелые оранжевые занавески покачивались в такт движению экипажа, тихонько шелестя, нашептывая что-то на ухо.

В этой помпезной обстановке я чувствовала себя неуютно. Пять лет, проведенные в мирской обители Девы Справедливости, научили меня быть непритязательной. Скромность и умеренность – вот главные качества каждой служительницы. Герцогу Сарскому они же были чужды.

Крепко обхватив руками свой багаж, который с трудом умещался на коленях, я с интересом рассматривала улицы Первого кольца, проплывающие мимо нас. Величественные дома-великаны взирали на нас свысока разноцветными глазницами окон, аккуратно подстриженные деревья, покачивались, провожая нас тихим шелестом листвы, а люди расступались, едва завидев наш экипаж. Ну конечно, откуда им было знать, что за яркой занавеской прячется скромная служительница, а не герцог с супругой. Я сжала лик, словно маятник раскачивающийся у меня на шее, почувствовав себя не кем иным, как самозванкой.

В отличие от улиц Третьего кольца, за пределами которых виднелись одинокие покосившиеся дома и строения, хаотично разбросанные вдоль извилистых дорожек, Первое кольцо обрывалась резко, словно кто-то властной рукой смахнул все лишнее, очертив четкую границу круга. Бескрайние цветочные поля потянулись по обе стороны от каменной дороги, наполнив воздух душистым ароматом маргариток и терпким, чуть горьковатым, запахом ромашек и гацаний.

– Мистер Скотт, – осмелилась я обратиться к старшему советнику, – какова цель моего визита во дворец?

Мужчина окинул меня пренебрежительным взором. Его заостренный подбородок дернулся, выражая явное недовольство.

– Мисс Донахон, – сухо ответил он, – будьте осмотрительны в своих вопросах. То, что происходит в стенах дворца, ни при каких обстоятельствах не должно быть известно широкой публике за их пределами.

Я поджала губы. Не просто будет разобраться в происходящем, если все жители дворца столь немногословны, как мистер Скотт.

– Вы ладите с детьми? – холодно поинтересовался старший советник.

Я кивнула.

Мне никогда не доводилось нянчить чужих детей, а своих я, как служительница, иметь не могла. Тем не менее, по настоянию старшей сестры именно моя кандидатура была выбрана для поездки во дворец.

– Дети – это цветы, – сказала она мне за день до отъезда. – Хочешь получить урожай – поливай. Брошенные на произвол судьбы чада, что снуют в переулках Третьего кольца, лишены этой роскоши. Оттого вместо подснежников из небрежно брошенных семян по весне вырастает лишь бурьян.

Чем поливать маленьких маркизов и графинь я понятия не имела. В отличие от меня, у них было все. Что могла дать им простая служительница из глубинки? Такая как я?

– В таком случает, – голос мистера Скотта прервал мои размышления, – возможно, вы продержитесь во дворце немногим больше, чем мистер Шерман.

Кто такой мистер Шерман мне было неизвестно. Но одно мне было ясно наверняка: если он спешно покинул дворец по велению герцога, то поливал маленьких маркизов он чем-то не тем.

[2] Фрель – местный аналог пива, который производится путем брожения. Популярен на улицах Третьего кольца ввиду невысокой стоимости (прим. автора).

[3] Небейра – блаженная, умалишенная (прим. автора).

Глава 4

Софи

Если Дейбрусский дворец, что возвышался у самой границы, рядом с землями «псов», по праву считался воплощением мощи всего королевства, то Сарский дворец был воплощением роскоши и изобилия. Золотая отделка стен слепила, переливаясь всеми оттенками желтого под палящими лучами солнца, бесцеремонно заглядывающего в огромные окна. Дорогой бархат покрывал не только добротную деревянную мебель с золотистыми вензелями на спинках и подлокотниках, но и пол. Он приглушал стук моих форменных туфель на невысоком каблуке.

– Его светлость герцог Сарский примет вас незамедлительно, – произнес старший советник, поднимаясь по изогнутой широкой лестнице.

– Почту за честь, – тихо ответила я, пытаясь понять, к чему такая спешка.

В обители Девы Справедливости старшая сестра была немногословна. Задавать ей вопросы считалось дурным тоном. Я знала лишь то, что его светлость потребовал доставить во дворец «юную, здравомыслящую особу, умеющую обращаться с детьми». Странное требование, если учесть то, что у герцога детей нет вовсе. Разве только многочисленные племянники и племянницы, от которых он предпочитал откупаться дорогими подарками.

– Прошу, мисс Донахон. – Мужчина распахнул передо мной высокую двустворчатую дверь с коваными золотыми ручками.

Рабочий кабинет герцога был просторным. Кругом блеск, к которому мои глаза все никак не могли привыкнуть. Отделка помещения демонстрировала состоятельность его владельца, напоминала каждому вошедшему о статусе хозяина этого дворца.

– Располагайтесь, – добавил мистер Скотт, указав на свободное кресло у массивного стола из молочного дерева[4], и тихо скрылся за дверью.

Я осталась одна в кабинете, в котором не то что сесть, но и вздохнуть было страшно. Скрестив руки на груди, я стояла у кресла, переминаясь с ноги на ногу, и никак не могла уговорить себя опуститься на белоснежную бархатную обивку. Страх что-нибудь испортить был столь велик, что усталость не могла взять над ним верх.

– Святая Дева Изобилия, – голос за спиной заставил меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. – Что это, девочка моя?

В кабинет, словно ураган, ворвался невысокий мужчина. Подкрученные седые усы подпрыгивали в такт его быстрым шагам. Большой живот был стянут тугим поясом, который, казалось, вот-вот треснет по швам. Камзол оливкового цвета с золотистыми оторочками сковывал его тучное тело, но мужчина, тем не менее, ловко передвигался, суетливо подергивая пальцами. Через плечо была перекинута классическая лента белого цвета – символ благосклонности его величества короля. Туфли с золотыми пряжками и загнутыми носами смотрелись нелепо, но соответствовали последним веяниям моды королевства и Сарсы в частности.

– Ваша светлость, – я склонила голову, распознав в незнакомце герцога, – служительница обители Девы Справедливости Софи Донахон прибыла во дворец по вашему указу.

– Значит, вот какие одежды носят благочестивые, – герцог по-детски скривил лицо. – Никуда не годится! Я распоряжусь, чтобы вам предоставили нормальные платья!

Мой скромный наряд не претендовал на звание изысканного и модного, но был сшит аккуратно.

– Простите, но ваша забота обо мне излишняя, – ответила я, разглаживая на юбке невидимые складки. – Я ношу платье, чтобы скрыть наготу. Мое с этой функцией отлично справляется.

Герцог наградил меня колючим взором небольших глаз-бусинок цвета речного ила.

– Девочка моя, непозволительно разгуливать по дворцу в таком виде! Будь вы хоть одной из Дев! В этом мешке вы словно прыщ, вскочивший на мягкой бархатной коже! – пухлые губы мужчины задрожали от негодования, которое он всеми силами старался скрыть. – Я – Арно де Буа герцог Сарский повелеваю вам переодеться сию же минуту! – надрывно проговорил он, опускаясь в кресло с высокой спинкой, венчала которую кованая ажурная корона из золота.

– Да, ваша светлость, – покорно опустила голову в поклоне, дабы не гневить герцога. Чепец, покрывающий голову, как назло соскользнул и упал к моим ногам. Волосы алым водопадом заструились по плечам.

– Девочка моя! – герцог подскочил, сомкнул ладони перед собой, сопроводив сие движение громким хлопком. – Никаких головных уборов! Непозволительно скрывать под грубой тканью такую усладу для глаз! Как красиво и чудно, – задумчиво протянул он, – никогда не видел ничего подобного!

Сменить наряд – это еще, куда ни шло, но отказаться от чепца – недопустимо! Не правильно! Опасно, в конце концов!

– Ваша светлость, я служу Деве Справедливости и не смею нарушить тех правил, что строго соблюдают в мирской обители, – тихо проговорила я, не поднимая головы.

– Пока вы живете во дворце, девочка моя, вы служите мне! Только мне! – герцог оперся руками о столешницу, подавшись вперед. Его голос надломился, превратившись в крик. – Чем раньше вы это поймете, – уже тише добавил он, вновь опускаясь в кресло, – тем лучше для вас же, мисс Донахон.

Я шла по коридору, путаясь в пышной юбке. Благочестивой служительнице не пристало говорить бранных слов, но сейчас мне хотелось забыть о правилах и громко выругаться, во весь голос. Благо здравый смысл не позволял. Иначе плакала моя репутация, а вместе с ней и благосклонность старшей сестры.

Наряд, в который меня облачили, словно тряпичную куклу, в корне отличался от того, что я привыкла носить. Тугой корсет со шнуровкой по бокам впивался в кожу, лишая возможности нормально дышать. Пышные полупрозрачные рукава-фонарики из шифона, словно огромные крылья, напоминали о себе при малейшем движении рук. Объемная красная юбка, украшенная россыпью мелких кристаллов и рубиновой крошки, была настолько тяжелой, что мне приходилось придерживать длинный подол, плавно переходящий в шлейф. На шею мне нацепили обруч из красных камней – подарок его светлости – до боли похожий на ошейник, который я не стала снимать лишь из вежливости к герцогу.

За спиной развивалось знамя красных волос, уложенных красивыми волнами и присобранных на затылке. Словно флаг, орошенный кровью.

Мне нестерпимо хотелось повязать на голову хоть что-то, дабы скрыть свою отличительную особенность, которой я стыдилась. В детстве тетушка Эстелла постоянно твердила мне, что меня, таким образом, заклеймил сам Черный Мор[5], записав в ряды своих прислужников. Я же клеймом свой цвет волос не считала, но и за благо счесть не могла. С ним я всегда чувствовала себя «белой» вороной.

– Чудесно, девочка моя! Теперь вы будете радовать мой глаз своим присутствием! – восторженно воскликнул герцог, стоило мне вновь переступить порог его кабинета. – Сегодня же распоряжусь, чтобы подготовили указ, обязующий все мирские обители носить модные платья! Уверен, его величество король Франциск будет доволен моим вкладом в религию!

– Ваша светлость, – грубый низкий мужской голос прозвучал у меня за спиной, – боюсь, это невозможно. Наша казна опустеет, если мы станет наряжать служительниц в платья, под стать герцогиням.

– Верно, – герцог закусил губу, размышляя над словами неизвестного. Я не видела его, так как мужчина расположился у меня за спиной, а обернуться в присутствии его светлости было бы дурным тоном.