Полная версия
Джонни в большом мире
Для крысы-разведчика запросто, обошёл их Джонни по ходу дела ориентируясь в руинах. Нашёл нужный дом, стенку с крестиком, присел, на стеночку навалился и задремал.
– Боец, обед проспишь, – услышал Джон голос лейтенанта, одним движением поднялся и вопросительно уставился на него.
– А я подумал, что спишь, – сказал лейтенант.
«Ну, сплю я так!» – улыбнулся в душе Джонни, сохраняя на конопатой харе почтительность.
– Тебя потеряли, – объяснил лейтёха, – всех уже нашли и отфигачили, а тебя искали-искали… дай, думаю, под крестиком посмотрю.
Джон ушам не верил – из всего стада ни один не справился с такой ерундой???
– Ладно, пойдём, везунчик, – приказал лейтенант, – после обеда посмотрим тебя на плацу.
***
Обед Джону очень понравился, а плац… э… не очень. На плацу Джону талантами блеснуть не удалось, да оно и к лучшему – даже если б мог, сам не стал бы выпендриваться перед ребятами.
И так один из всех небитый. Вот и лечь, встать, лечь, встать, лечь, упор лёжа, десять отжиманий… встать, лечь… Джонни понимал начальство – не со зла, а для воспитания и справедливости – каждый получает порцию горя не так, значит иначе, от судьбы не уйдёшь… пока не упадёшь.
Рука предательски подкосилась, Джон растянулся на плацу, и тут же удар ботинком по рёбрам и злая непонятная речь. «Действительно изверги нетакийские», – подумал Джон и, прикусив губу, продолжил отжимания… про-дол-жил ё от-жи-и-и-ма-ния…
– Бур-бур-бур, боб, хватит, встать, – прорычало над головой Джонни. Он как мог резко поднялся. Снова «бур-бур», но, вроде бы, одобрительно. Ну, точно! Милость-то какая. – Встать в строй.
Какое счастье – строевая подготовка! Попадает только стеком всего лишь по заднице. А так – ходи себе, гуляй! Кульминацией счастья Джонни стал ужин, а за ним и вовсе рай – час свободного времени, если свободен от нарядов.
Зашить, что порвалось-оторвалось, почистить. Полчасика потрепаться, переодеться и бегом на вечернее построение, где душка Ха-рис скажет всем «спокойной ночи», то есть раздаст на завтра наряды и рявкнет, – разойдись!
***
Прошло два таких же дня, один в один, и Джон решил, что так оно и пойдёт. Но на третий день ребятам вместо развалин назначили плац, а Джона Ха-рис задержал. Подошёл к грифельной доске и поставил индивидуальную задачу.
– Смотри, – он нарисовал грубую схему, догадывайся, как хочешь, – тут, тут и тут целевые кресты. Ты должен обвести их кружком. Пацанов гоняет Цербер, за тобой пойдут Уран, Гор, Бах и Рекс. У тебя фора пятнадцать минут. Они не будут пятнать тебя в радиусе пятидесяти метров от целей, – спокойно изложил лейтенант, – вопросы?
– Никак нет, господин лейтенант, – чётко ответил Джонни.
– Тогда вот тебе маркер. Бегом, марш, – скомандовал Ха-рис, и Джон рванул, что есть сил, думая на бегу, – ну и прозвища у извергов! Или их так мамы назвали?
Скрывшись с глаз за домами, Джон перешёл на рысцу, потом на быстрый шаг, и пошагал вразвалочку, обдумывая положеньице.
Во-первых, убивать инструкторов нельзя, хоть и очень хочется.
Во-вторых, у них нет такой нужды в скрытности – за всеми просто не уследишь. Значит, они думают, что быстрее. Ну, пусть думают.
В-третьих, восемь глаз – фиг спрячешься. И они знают, где цели, раз лейтенант говорил о радиусе. Знают, куда пойдёт Джон?
– Да фиг угадали! Я просто по наитию рванул во весь опор, но они-то думают, что мне хочется погасить ближайшую цель и бежать к следующей. Конечно же не успею – обложат у ближайшей, будут ждать, когда выйду. Или устроят засаду у второй цели? Вряд ли, там такое месиво, обойду – они меня уже знают, – рассуждал Джонни скрытно двигаясь ко второй цели.
Постоял, прислушался, принюхался, вперёд. Именно принюхался – одного он видел с сигаретой, от всех разит одеколоном – как дети малые!
– Им не засады в развалинах устраивать, а в песочнице ковыряться, – улыбался Джон, обводя первый крестик.
Осмотрелся, выбрал позицию для дозорного, устроился и отключился. Старая привычка сидеть в наблюдении часами под собственным ярко-фиолетовым небом. У наблюдателя голова должна быть пуста от малейшей мысли – только глаза, только слух и чутьё, если жить хочется. А то засекут, подкрадутся, а ты окрестности сканируешь…
Вот и господа инструкторы, надоело им Джона дожидаться, нехорошие мысли одолели. Ну, точно – пятнать им Джона у крестика нельзя, но посмотреть-то можно. Скрылись в доме. Упс – разочарование. И что мы думаем? Что Джонни к третей цели подбирается. Во как ломанулись!
– Пробегитесь, вам полезно, – злорадно бормотал Джон, спокойно направляясь к первой цели. Зашёл в дом, нашёл крестик, обвёл, и так же спокойно направился к третьей цели.
Что там может быть, кроме засады? Конечно, сразу проверили крестик, убедились, выбрали подходящие для Джона маршруты.
Они просто не представляли себе, какие маршруты могут быть подходящими для крысы! Джон продемонстрировал, насколько быстрой и ловкой бывает эта зверушка, его заметили, кинулись, но…
– Туки-та, – обвёл Джонни крестик под очень недобрыми взглядами. Мужики догадались, что это была издёвка, специально для них.
– Всё, мальчики, пойдём домой, – пропел Джонни, – кушать ка-а-ашку, ам-ам.
Мужики заворчали, развернулись и потопали, игнорируя Джона.
***
– Крыса? Разведчик? – спросил лейтенант.
Джонни кивнул.
– Как ты здесь оказался, крыса-разведчик? – задумчиво протянул Ха-рис.
– Нельзя что ли? – буркнул Джон.
– Можно! Даже нужно! – воскликнул лейтенант, – блин, счастью поверить не могу!
Немного успокоившись, добавил непонятно, – только теперь ты – крыса-поводырь.
Смысл его слов Джон понял утром следующего дня. Лейтенант поставил обычную задачу, но…
– Джон, выбери любого бойца. Ты должен провести его к цели.
Конечно же, Джон выбрал Джоша.
***
К концу первого месяца парни уже выходили на маршруты группами. Стая против инструкторов и… Джона! Ну, какие они ему учителя в этих вопросах? Инструкторы не считали зазорным признать его равным на время занятий в развалинах.
Однако ребят готовили не в крестики-нолики играть. Началось с рукопашного боя – началось опять с подачи Джона.
Вот выдали табачное довольствие. Всем выдали, но Джону оно зачем? Да сменять сигарету на лишнюю тарелку супа. Парень недоедал с детства и никак не мог наесться досыта.
Но сигарет оставалось ещё много, и нагло объедать пацанов Джону было неловко. Ребята сами напросились – затеяли игру в карты на сигареты. Эти фермерские сыночки предложили Джонни сыграть!
Он же читал их, как открытую книгу, увальней деревенских. Господи, они даже блефовали! Джону было немного стыдно, и он, конечно же, проиграл. Потом ещё и ещё проиграл. И вдруг выиграл!
Всем было очевидно, что ему просто повезло. Когда ему ещё несколько раз повезло так же просто и по крупному, ребята заподозрили неладное.
Здоровяк Гарри позвал поговорить в туалете, мол, есть вопросы. Джон вздохнул – чему быть, того не миновать – и направился следом. Только разговаривать не собирался.
Гарри шествовал впереди, не сомневаясь, что этот мутный шибздик плетётся за ним на праведный суд. Уже в дверном проёме туалета он был несколько обескуражен, получив страшный удар сразу с двух ног в хребтину.
Ребята, что поджидали Джона в помещении, тоже не поняли, что это он уже начал диалог по-своему. Особенно тот, кому в пузо башкой в падении впоролся Гарри.
Джон влетел прыжком, кувырок, и на выходе в промежность третьему. Четвёртый ляпнул, – … твою мать!
За это удостоился отдельного обращения – не простого избиения, а с замачиванием. Джон просто вдолбил его головой в сортирное очко, оттуда только ботинки торчали.
В общем, на вопросы были даны исчерпывающие ответы, и пострадавшие поползли в санчасть, а одного, самого недалёкого, пришлось сначала выдёргивать из дырки, а потом нести, вернее, волочить за ноги. Хоть и поздно, парни узнали, насколько обманчивой бывает внешность.
Однако все вопросы таким способом не решишь, а решать-таки надо. Например, Джон сдружился с Харпёром. Это кличка, его Томасом звать, и он вечный дежурный по столовке. Ну, не видели командиры способов, как сделать из него бойца, не убив при этом.
Хороший, но дохлый боец, хуже вечного дежурного, тем более Томас умеет готовить. Джон несколько раз по-дружески его выручал, и Харпёр не оставался в долгу. Джон не наглел, не наседал, а тут как-то зашёл выпросить бутерброд и поболтать, а у Томаса глаз засвечен.
С вопросами не полез и правильно сделал, тем же вечером ему предложили за сигареты мясные консервы. Мягко говоря, сделка оказалась провальной – с возвращением консервов Томасу и подобающими извинениями со слезами на разбитых в хлам рожах.
Ребят набрали из медвежьих углов – пример любой наглядности для них не пример, пока сами не попробуют. В общем, когда инструкторы стали учить их драться, они не увидели ничего принципиально нового – их целенаправленно учили убивать по той же философии – бей первым, бей внезапно, бей чем попало, бей насмерть…
Навыки Джона вновь оценили – он в принципе делал всё то же самое, но официально и в учебных целях. Сам, кстати, тоже нехило огребался. Методика у инструкторов такая – нападайте, хоть скопом, хоть по очереди, хоть вообще не нападайте, можете даже попытаться удрать.
Подготовка перешла на новый уровень, стала более индивидуальной – добавилось тесное общение с инструкторами. Ребята с горя начали немного разбираться в их болботании.
Прежде всего, оказалось, что такийцы для них были такасами, или сука-таками. Боб – парень, сука-боб плохой парень, са-сука-боб настолько плохой, что и не парень вообще, са-сука-так – офицер…
Ничего в принципе сложного, парни быстро схватили базу, а развивали уже при инструкторском содействии. Раньше изверги всего лишь не считали нужным говорить с дикими животными, но не считали зазорным сказать пару ласковых уже немного дрессированным.
Кстати, Джон, застав лейтенанта в хорошем расположении духа, набрался смелости спросить, кто это дал инструкторам такие затейливые клички.
– Я, конечно, – буркнул лейтенант. – Ты не представляешь, какие у них имена! Язык сломаешь!
– А что они значат? – Джону было очень интересно.
– Понятия не имею, – смутился Ха-рис, – у моего бати на ферме волкодавы, вот так он их обозвал. Я и подумал – что годится для тех зверей, пойдёт и для этих.
Всё чаще приходилось серьёзно разговаривать, они ж начали стрелять из настоящих винтовок настоящими патронами! Тут уж дикарём оказался Джонни, фермерские сынки стрелять научились раньше, чем говорить. Он даже подозревал, что многие парни вообще что-то говорить начали только в учебке, а стреляли прям с рождения.
Но это на полигоне, а в развалинах другое дело, а гранатами Джонни мог жонглировать и закинуть что угодно куда попало. Например, некоторые несознательные забывали тушить окурки, так Джон никогда не ленился нагнуться за бычком, чтоб забросить его неряхе за шиворот. А уж в дротики с ним никто и не связывался, только у Джоша не хуже получалось с ножом.
Ещё через месяц ребят разбили на учебные отделения. Бегать среди развалин, драться, стрелять и швырять гранаты приходилось по заданному группе тактическому замыслу. Индивидуальными остались лишь тренировки с ножом, вскоре понятие "нож" расширилось до всего, что может попасть под руку.
Тактические занятия сводились всегда к одному сценарию – к эвакуации раненого. Что раненого положено добить и продолжать выполнять задание, инструкторы понимать не хотели.
Вообще-то они отрабатывали и захват зданий, и скрытное проникновение, что Джону было особенно близко. Учились правильно организовать оборону, выбрать позиции, немного минировали…
Но каждый Божий день они кого-то тащили «к своим». Лишь однажды инструктор прокомментировал вслух. – Так меня долго… принести сюда…
Ребята уже сдружились и откровенно обменивались мнениями. Часто спорили, но в данном случае были единодушны – укурок просто обдолбался. Заблуждались они недолго, до конца обучения. Всего-то через месяц, то есть через полгода обучения, они впервые удостоились чести лицезреть начальника школы.
На обычном утреннем общешкольном построении старший офицер рявкнул обычные «равняйсь, смирно» и, повернувшись к незнакомому офицеру, так ему и сказал. – Господин начальник школы, личный состав в комплекте и готовности, дежурный лейтенант Ха-рис.
Высокий седой мужик в белоснежном мундире и с достоинством на немного лошадином лице кивнул лейтёхе, буркнув, – вольно.
– Вольно, – обрадовал Ха-рис собравшихся, как глухих.
А господин начальник звучным, хорошо поставленным голосом обратился к курсантам:
– Парни, только не смейтесь, пожалуйста, вас забирают в армию…
***
Парни и не думали смеяться. Ребята своим отделением сидели на траве молчаливым кружком, потрясённо переваривая новости. Настолько задумались, что с досадной задержкой заметили появление самого грозного их инструктора Цербера.
Лихо подскочили в положение смирно и обглодали начальство преданными глазами.
– Бросьте, парни, – неожиданно просто улыбнувшись, сказал Цербер лишь с легким акцентом. – Вам не надо так стоять перед враги. Присядем?
И уселся на траву, как курсант. Парни осторожно расположились на прежних местах, не сводя с него подозрительных глаз. Он сказал врагом? Ну, другом его, конечно, не назовёшь, но ничего ж личного?
– Успокойтесь, я не буду вас убивать. Не прямо сейчас… Такия выступила в войну, и вас убьют там… Да, там всех вас убьют другие этары.
– Другие? – пискнул Джош.
– Да, другие этары. Как я. Как все инструкторы.
– Но почему вы здесь? – немного осмелев, продолжил рыжий фермерский сынок.
Остальные помалкивали, справедливо считая, что их отделению достаточно потерять одного Джоша.
– Как мы сюда попадали? Вашим приятелям, теперь союзники попали в плен. А они передали сюда. Зачем? А на всякий случай. Мы умеем воевать, вы скоро поймёте.
– Мы тоже, спасибо вам, – уже спокойно сказал Джош.
– Не за что. Мы не готовили вас к войне против Этарх. Так нам сказали… правду, зра-са-сука-бобы! Вы – вообще нерегулярные, для порядка… вот в таких городах, – махнул Цербер на развалины.
– На вас этарская форма? – уточнил Джош.
– Да, я понимаю, кто нас обманул – мы сами. Мы не учили вас воевать против мятежников, мы просто учили вас воевать… понимать нашу речь, видеть в нас опасных, умных, умелых врагов. Ну и пусть, зачем я вам это говорю? Я хочу, чтоб вы увидели, этары – солдаты, и говорю – дай вам солдатский бог выжить, ибо солдаты – братья. Одно оружие и судьба, а враги… там, позади.
Пацаны недоумённо переглянулись.
– Я солдат, готовил из вас солдат и по-солдатски должен… не хочу оставлять несделанным… несказанным… мои братья…
Парни уже откровенно открыли рты, но Цербер просто не договорил.
– Мои братья долго несли меня. Раненый сильно, они были братья, и не хотели убить. Нас послали на войну убивать, а они несли меня, потому что стали солдаты. Я хочу вам, чтоб вы стали солдаты.
Цербер наконец замолчал, обвёл их холодными серыми глазами, вдруг резко, как спохватившись, встал и ушёл не оглядываясь.
Глава 4
Такия вступила в войну солидно, даже основательно. На другой день после объявления… ну объявили 31.03.3017 Эры Нова в 23:50, а 01.04 в 00:00 с аэродромов союзной Джудии стартовали эскадрильи четвёртого воздушного флота, им до целей было ещё четыре часа переть.
Флоту отличиться сразу не удалось, убитому об коралл цефалоподу ж было ясно, что война неизбежна, вот и попрятались этары по базам. Однако, как оказалось не все – 01.04 в 00:05 был торпедирован сухогруз Гибон, в 00:20 эсминец Тревор, подошедший для спасения экипажа Гибона, в 01:11 крейсер Малин поймал донную мину на подходе к базе вообще хрен знает как далеко от Первого континента.
Когда начальник школы толкал речугу, бомбардировщики четвёртого флота возвращались на базы, оставив за собой разрушенные, горящие дома Фартфура и полсотни своих машин. А когда Джонни с приятелями садился в автобус, волчьи стаи подводного флота Этарха вышли на трансокеанский такийский конвой и разменяли первую сотню тысяч потопленного грузового тоннажа.
Ребята набились в автобус радостно возбуждённые. Выяснились приятные детали. Официально смерть Чи-ха-хо власти признавать не спеши. Оказалось, что парни шесть месяцев не дурью маялись, а охраняли правопорядок в населённом пункте на добровольных началах в составе добровольных же формирований.
За это полагалось от работодателей среднемесячное содержание, а при отсутствии работы стандартный уровень компенсации (СУК). Целых триста баксов, а без вычета за обмундирование и с проездными аж триста пятьдесят!
С гражданкой у Джона всё было в порядке, давно уже выиграл комплект, как знал, что пригодится. Да пацаны не в обиде, их мамки добротно собирали, каждому по три рубашки уложили и по три свитера в этакую жару.
Так им вообще повезло, всех же призывают с места жительства, вот они по домам сначала, родные берлоги повидать. А у Джонни в предписании значится – явиться за повесткой по месту розыска.
То есть в родную полицейскую управу, из которой в силы поддержания порядка он попал по недоразумению. Это ему в канцелярии милая улыбчивая Люси сообщила, и утешила, как смогла:
– Зато тебе хорошую характеристику написали, что ты теперь почти неагрессивный. Вот возьми, пригодится. И вот ещё характеристика на Стива, но его ж в госпиталь с переломом челюсти увезли, вряд ли она ему понадобится. Бери её тоже, больше бумаги – чище э… у меня в столе.
Джон улыбался, вспоминая Люси, любовался из окна видами под его фиолетовым небом. Тренировочные развалины оказывается населённый пункт.
Почти неагрессивный? Ладно – главное снова в армию вернуться. И сделать это нужно побыстрей, а то ж устроит что-нибудь наподобие из полицейской управы и дома господина Та-ню… да всего квартала, чего уж мелочиться?
Автобус остановился на станции, ребята пошли покупать билеты до родных логовищ. Джон никого не смог уговорить составить ему компанию. Даже тот весомый аргумент, что расстаются они скорей всего навсегда, был воспринят с какой-то даже обидной радостью, и разбивался об их уверенность в скорой встрече во вражьей столице.
Да просто кресты считали своим долгом довезти баксы до предков в сохранности. Ну, побаивались парни города, несмотря на полгода, проведённых в городских развалинах.
Джонни в одиночестве поплёлся знакомой дорожкой в родной до фантомной боли в почках полицейский участок. Идти было почти через полгорода, он несильно торопился.
Нести свои деньги копам Джон считал неумным, спрятать ещё глупее – или посадят, или на войне убьют, так зачем мертвецу баксы? Потому для начала, чтоб привыкнуть к хорошей жизни, купил двойной хот-дог с большой бутылкой колы.
Потом схрумкал пачку чипсов, аккуратно и с некоторой почти торжественностью положил пустую пачку, салфетку и порожнюю бутылку в мусорный бак и огляделся оценить произведённое на окружающих впечатление.
По раннему времени окружающих было маловато, и оваций не последовало. Джонни даже не огорчился из-за этого, его внимание привлекла вывеска "Икоты бегемота". Вот куда принесли его натренированные ноги в армейских ботинках! Вот достойное место чтобы потратить просто чудом честно заработанные деньги – решил Джон и направился к входу.
В заведении посвистывал потолочный и жужжал напольный вентилятор, прикрытые жалюзи создавали уютный полумрак, в глубине зала за рядами столиков над стойкой возвышался силуэт старого Сэмми, а за его спиной загадочно поблёскивали разнообразные бутылки.
– Привет, Сэмми, мне как всегда, – небрежно бросил Джонни лелеемую воображением фразу и вальяжно направился к музыкальному автомату. Гм, Сэмми, кажется, обожает Магик Блюзес? Так пусть их встреча пройдёт под достойное сопровождение. Джон недрогнувшей рукой скормил агрегату целый бакс и обернулся к стойке.
Сказать, что он произвёл впечатление – это ничего не сказать. Глаза уже привыкли к сумраку после солнечного утра, и он смог разглядеть все пломбы в зубах раззявленной пасти Сэмми и личность его собеседника, разместившегося несколько сбоку.
Господин Та-ню любовался скромным героем полугодовой охраны правопорядка во все свои полные тоски и злобы лупетки.
– Ну, вот он опять! – только и успел огорчиться Джонни, перехватывая за горлышко первую посланную в него бутылку.
– Я жду твои губы! – вывел ящик под нытьё саксофона.
– Э… господа! – попытался наладить диалог Джон, поймал вторую бутылку и аккуратно поставил на столик рядом с первой.
К саксофону присоединилось пение трубы, музыкальный ящик завыл. – Я помню твои глаза!
Господин Та-ню, схватил банкетку наперевес и, с визгом набирая скорость, двинулся в его направлении.
– Мне не забыть твои уши! – стенал Магик Блюзес под акомпонимент всей банды, переходящий в ударный соляк.
Джонни перехватил высокую ножку сиденья, дёрнул на себя и вниз, чтоб в пол воткнулась. Господин Та-ню, не переставая визжать, по всем законам баллистики и при полном содействии Джона взял пологую параболу…
– Как пела твоя душа! – подвёл итог музыкальный агрегат и поломался оттого, что господин Та-ню врубился в него, наконец-то, переставшей верещать излишне горячей своей головою.
– Ба-бах! – вступила в разговор ружбайка.
Джонни перекатился через голову, успев схватить со столика бутылки. Швырнул первую в сторону предполагаемого стрелка, снова кувыркнулся между столиками и продублировал подачу.
Осторожно выставив над столешницей самый уголок правого глаза, попытался оценить опасность. Стрелок, предположительно неблагодарный старый засранец Сэмми, видимо залёг за стойкой.
Дабы не дать ему возможность перезарядить ружьё и отвлечь, Джон навесиком забросил за стойку кстати подвернувшееся барное сиденье и рванул к правому флангу.
За стойкой обнаружились Сэмми, сидушка и ружьё, лежащие в куче, но независимо и в одинаковом бессознательном состоянии. Джонни взял со стойки салфетку, обильно смочил из случившейся поблизости открытой бутылки вискарём и принялся приводить в чувства почтенного бармена.
Он же был, в сущности, незлой парень и очень переживал, что старик мог окочуриться. К счастью пронесло, Сэмми засопел, открыл глаза, увидел радушную Джоннину улыбку, икнул и снова попытался ускользнуть в забытьё. Джон пресёк попытку простым отвлекающим вопросом.
– Сэмми, ты собирался звонить в полицию?
В глазах бармена ясно читался ответ, несмотря на яростное мотание головой.
– Вот и чудно, хоть подвезут. Звони, мне туда и надо, – Джон снял с аппарата на стойке трубку и протянул её старику. Набрал номер и продолжил разговор.
– Дружище, я ухожу на войну. Можно я буду тебе писать?
Сэм горячо закивал.
– Спасибо, только и ты мне напиши, хорошо?
Сэм, вслушиваясь в длинные гудки, закивал ещё энергичнее. Тут Джона осенила удачная мысль.
– И вот что, я в городе никого не знаю, с копами сам знаешь, как разговаривать. Можно я тебе оставлю на хранение до нашей победы триста баксов? Благодарю, дружище!
– Алё, полиция! – вдруг заголосил старый Сэмми, – Алё! Нападение на бар "Икота бегемота"! Меня взяли в заложники! Да, рядом… Джонни, тебя, – заискивающе улыбнулся бармен, протягивая трубку.
Джон укоризненно воззрился на старого истерика. Ну, за кого он его принимает? А за кого ему, собственно, принимать Джона? Ладно, личное можно будет потом выяснить в переписке – решил Джонни и легонько тюкнул старика по макушке телефонной трубкой.
Он же и так собирался падать в обморок? Вот и не стоило тратить вискарь на это чучело. Теперь что-то надо сказать полиции, ждут же люди. Так за кого его принимают?
– Алё! Бегемот-икать взорваться чрез час, хочу са-сука-такос прекратить бомбить! Хрух Этарх! – проговорил он в трубку, подражая голосу и выговору Цербера, и, опасаясь недопонимания, добавил от себя. – Героям слава!
Улыбаясь от мысли, как бы к его хохме отнёсся сам инструктор, Джон обыскал стойку, нашёл авторучку и пачку патронов. Написал на салфетке короткую записку, завернул в неё свои баксы и засунул старику в нагрудный кармашек ковбойки.
Напевая. – Кто ходит в гости по утрам…
И заряжая на ходу ружьё Сэма, направился в подсобное помещение, из подсобки вёл второй выход на хоздвор. Джон почти ухватился за дверную ручку, когда она неожиданно увернулась, дверь открылась, и в проёме нарисовалась грузная фигура в сине-белом комбезе.
– Хозяин, ё-моё, оглох? Сколько тебе сигналить? Вот вывалю твоё пойло на землю, я тебе в грузчики не нанимался! – провякало туловище, смешно таращась со света в полумрак.
– Тот поступает мудро! – допел Джонни, засветив прикладом в верхнюю часть тушки. – Трудно тебе было, сука, выгрузить, спрашивается?