Тёмная рать

Секунду зомби и Вадик глядели друг на друга, а затем что-то свистнуло в воздухе, едва не чиркнув программисту по виску, и живой мертвец колодой повалился на пол. Рядом с ним упала банка консервированного зеленого горошка, изрядно деформировавшаяся после столкновения с черепом мертвеца.

Глава 6

Зомби развалился на полу между витринами, как у себя дома, из разбитого банкой лба сочилась кровь, изо рта торчал кусок недоеденной колбасы. Цент застыл, направив на живого мертвеца автомат, Владик трусливо выглядывал из-за плеча могучего спутника, куда он поспешил спрятаться от всех возможных опасностей. Оба понимали, что выстрелы привлекут внимание тех зомби, что огромной толпой шатались снаружи, а в том, что эти существа в большом количестве способны сокрушить даже очень толстые стекла, и Цент и Владик уже имели несчастье убедиться. К тому же пули против них все равно не помогали.

– Что будем делать? – прошептал Владик.

– Думаю, надо ему голову отрубить, пока не очухался, – нашелся Цент.

– Голову? Отрубить? – ужаснулся программист.

– Да. Вдруг поможет? Блин, все хуже, чем я думал. Оказывается, эти вурдалаки не только людей жрут, но и копченую колбасу. Погляди на этого. Целую палку успел умять, живоглот! А если бы я его не остановил, он бы тут все сожрал. У всех зомби как зомби, едят только людей, колбасу не трогают, а наши-то, отечественные, вон что творят. Так, очкарик, не стой столбом, поищи что-нибудь железное и острое, лучше всего топор.

– Ты все-таки хочешь отрубить ему голову?

– За колбасу? Да! А если узнаю, что он и к пиву приложился, я его нашинкую мелкими дольками. Ишь чего удумали, нехристи – колбасу поедом есть. Ничего не треснет-то с сервелата? Шел бы кошек ловить или голубей, тебе, дохлому, все одно, вкуса-то, поди, не чуешь. Очкарик, ты еще тут?

– А где мне топор искать?

– Где хочешь. Жду минуту, потом наказываю.

Владик уронил голову и поплелся на поиски, прекрасно понимая, что топора он за минуту не найдет, а если и найдет, Цент все равно его накажет, потому что садист и изверг. Пистолет, на всякий случай, Владик держал в руке. Не для того, чтобы убить зомби, этим их не проймешь, ну так хотя бы Цент на выстрел прибежит, поможет. Возможно, прибежит, и, возможно, поможет. Цент не из тех, кто помогает ближним, подобное поведение противоречит его аморальным убеждениям и свинской натуре. Владик, глядя на этого изверга, не мог себе представить, что за ужас творился в лихие девяностые, когда такие вот субъекты паслись целыми стадами и вершили свои черные дела абсолютно безнаказанно. Несказанно радовало то, что пришли добрые люди и навели прядок. Но Цент и это пережил. Как будто специально, чтобы получить возможность безнаказанного издевательства над безответным программистом.

Весь в печальных думах, Владик повернул за угол, и нос к носу столкнулся с зомби. Это был очень странный, нетипичный зомби, должно быть какой-то редкий подвид ходячих мертвецов, потому что внешне он был один в один живой человек, в одной руке держал наполненный чем-то пакет, а второй запихивал в рот кусок колбасы. Владика этот зомби испугался не меньше, чем тот его. Оба шарахнулись в разные стороны, зомби выронил пакет и, подавившись колбасой, закашлялся. Владик поднял перед собой пистолет, но рука тряслась так сильно, что он едва ли попал бы в цель даже с двух шагов. Нужно было звать Цента, но, как и всегда в минуту опасности, у Владика отказал речевой аппарат.

Зомби, продолжая кашлять, поднял перед собой руки и вдруг произнес человеческим голосом:

– Не надо! Я живой.

Владик удивленно хлопнул глазами. Он уже смирился с мыслью, что кроме них с Центом нормальных людей не осталось (то есть, кроме него, от Цента нормальностью и не пахло), и вдруг перед ним стоит самый обычный человек, который тоже по каким-то причинам не превратился в зомби.

– Ты не мертвец? – на всякий случай уточнил Владик.

– Нет, нет, – замотал головой тот, сумев, наконец, проглотить застрявший в горле кусок колбасы. Он был примерно одного с Владиком возраста и одной комплекции, разве что очков не носил. – Мы выжившие. Пришли сюда за припасами для нашей общины.

– Общины? – повторил Владик. – Значит, есть и другие?

– Нас много, – заверил незнакомец. – Мы скрываемся в тайном месте. Наружу выходим редко, только чтобы пополнить припасы. А ты тоже выживший?

– Да, – всхлипнул Владик, которому хотелось рыдать от счастья. Трудно было передать словами его радость от понимания того, что на свете уцелели еще люди помимо Цента. Теперь он сможет примкнуть к ним, и они, конечно же, примут его с распростертыми объятиями, потому что это люди, а не изверги из девяностых.

– Ты один? – спросил выживший.

– Я….

Ответить Владик не успел, потому что нечто огромное, злое и с головы до ног криминальное вдруг вылетело из-за стеллажа и нанесло незнакомцу удар ногой в живот. Щуплого паренька как ветром сдуло, он пролетел по воздуху метра три и размазался об стену. Тело его стекло на пол и замерло без признаков жизни. Владику захотелось закричать от отчаяния, но он не сделал этого – снаружи паслись зомби.

– Опять я тебя спас, – с гордостью заметил Цент. – Ты мой должник. И счетчик крутится.

– Зачем ты это сделал? – простонал Владик.

– Что – это?

– Зачем ты его ударил? Это не зомби.

– Да ну! – усомнился Цент. – А кто же тогда?

– Обычный человек. Живой. Он сказал, что пришел сюда за припасами для общины. Сказал, что их там много. Господи, ты его что, убил, да?

Владик попытался осмотреть тело, но Цент уронил ему ладонь на плечо и сжал пальцы с такой силой, что захрустела ключица и заскрипели от боли зубы программиста.

– Не лезь! – приказал изверг.

– Но если он жив, надо ему помочь.

– Здесь я решаю, кто жив, а кто нет. С чего ты взял, что он не зомби?

– Потому что зомби не разговаривают.

– Да? Ты у нас что, спец по зомби? А диплом покажи.

– Но другие ведь не разговаривали.

– И что? Это еще ничего не значит. Может, они говорят, но не все, или не всегда, или не со всеми. Община у них, как же. Сразу видно, что ты лох, и развести тебя как два пальца. Он тебя в ловушку хотел заманить и обглодать заживо, а ты повелся. Лопух!

– Нет, я все же уверен, что это живой человек. Он собирал припасы, вот его пакет.

Цент поднял пакет и вытряхнул на пол содержимое. Худшие его опасения оправдались, потому что припасы в основном состояли из колбасы разных сортов. По всей видимости, они столкнулись с каким-то особым подвидом зомби. Те владели человеческой речью, не разлагались, а в качестве пищи использовали не людей, но колбасу. Колбасные зомби – что может быть ужаснее?

– Хорошо, что мы подоспели вовремя, – выдохнул Цент, смахивая со лба капельки холодного пота. Только что представил себе, что было бы, если бы они попали в этот магазин на пару часов позже. После двух колбасных зомби от сервелата остались бы одни обсосанные попки.

– Это не зомби, – повторил Владик, хотя прекрасно понимал, что попусту сотрясает воздух. Цент уже все решил.

– Если эти колбасные зомби умеют говорить, их можно допросить, – сообразил изверг. – Нужно собрать информацию, понять, что происходит, кто виноват и как надолго весь этот зомби-балаган. Очкарик, там, в коридоре, пожарный рукав, тащи его сюда. Свяжем голубчиков. Я им покажу, как на святое покушаться. Колбаски, видишь ли, захотелось. Так я их накормлю на сто лет вперед. Угощу раз и навсегда, и, поверь мне, за добавкой они точно не прибегут. Ну, что застыл? Тащи шланг!

Через двадцать минут оба бесчувственных зомби были надежно упакованы по всем правилам девяностых. Цент связал их спина к спине, рты залепил скотчем, но, прежде всего, пошарил по карманам, ибо был опытен. А то однажды имел место такой случай – поймали жадного коммерсанта, привязали к стулу для последующих пыток, а сами пошли выпить пивка. Коммерсанта не обыскали, а зря, у того в кармане оказался перочинный ножик. Он им веревки перепилил, и сбежал. Выскочил из гаража во двор, а там доберман пасся, на них тогда мода была, многие заводили. Добермана дня три как не кормили, а жадный коммерсант был толст и аппетитен…. В общем, лишились и коммерсанта, и возможности кого-нибудь попытать. Один плюс – доберман наелся, потому что не дело это, животное голодом морить.

Пока Цент подготавливал клиентов к допросу, Владик стоял на стреме, то есть следил за зомби на улице. Однако толстые стекла витрины глушили все могущие долететь изнутри звуки, поэтому мертвецы вели себя спокойно, продолжая стоять на месте или бесцельно ходить кругами. Что бы там ни говорил изверг, Владик точно знал, что их пленники никакие не колбасные зомби, а обычные люди. Люди, являющиеся частью общины выживших. Нормальные, цивилизованные люди. Люди, с которыми он хотел бы остаться, покинув кровожадного уголовника. И вот этот единственный шанс на спасение сумасбродный Цент намеревался замучить пытками. Это было невыносимо. Конечно, у Владика был пистолет, и он мог, чисто теоретически, угрожая им, заставить Цента освободить пленников и сбежать с ними. Но ведь Цент его найдет. Обязательно найдет. Из этого кошмара был лишь один выход – застрелить изверга. Но Владик точно знал, что не сможет этого сделать.

Цент закончил приготовления и позвал к себе Владика. Программист не мог помешать садисту, но и видеть все это он тоже не хотел. Но Цент был иного мнения.

– Будешь ассистировать, – сказал он. – Пора тебе учиться нужным вещам. Для начала принеси мне соль. Я вон там, на полке видел.

Владик исполнил поручение, про себя гадая, на кой черт извергу понадобилась соль. Ответ не заставил себя долго ждать. Цент разорвал картонную пачку, зачерпнул щепотку, затем пальцем приподнял веко одному из пленников и сыпанул ему соль прямо в глаз. Владик содрогнулся, едва сдерживая тошноту, но страдальцу было куда хуже. Он тут же пришел в себя и забился в конвульсиях, мыча сквозь скотч как бешеная корова.

– Штука эффективная, и экономная, – заметил Цент. – Паяльником каждый сможет, но его еще найти надо, не всегда ведь под рукой. Нужно уметь терзать подручными средствами. Вот соль в каждом доме есть.

– Не надо, а? – взмолился Владик.

– Погоди, я только начал. Он у меня все расскажет! Вот увидишь, никакой это не живой человек, а колбасный зомби. Я его сразу раскусил, потому что глаз наметан, а ты неопытный, наивный, вот и повелся на его лживые речи.

Владик ждал, что после соляной пытки Цент начнет задавать пленнику вопросы, но ошибся. Когда страдалец перестал дергаться и мычать, Цент нежно взял его за мизинец левой руки, и, не меняясь в лице, сломал человеку палец. Хрустнули кости, бедняга опять забился в конвульсиях. Владик зажал ладонями рот и бросился за стеллаж.

– Добрый труд аппетит пробуждает, – сказал Цент, ножом сдирая шкуру с колбасного полена. Для пробы потыкал клинком батон, и покачал головой – тот изрядно почерствел, но был еще вполне съедобен. Куда большие надежды Цент возлагал на консервы, у тех, как известно, срок годности измеряется годами.

– Очкарик, иди сюда. Или ты не голодный?

Владик был зверски голоден, но последние события изрядно подпортили ему аппетит.

– Давай позволим им все объяснить, – попросил он Цента.

– Рано, – мотнул головой изверг, погружая в себя четырехэтажный бутерброд, состоящий из колбасы, другой колбасы, еще колбасы и опять колбасы. – О-о…. Блаженство! Давно я об этом мечтал.

– О колбасе? – удивился Владик, поражаясь убожеству чужих мечтаний. Сам он мечтал о более возвышенных вещах, например о соседке Машке, которая никогда не обращала внимания на щуплого очкарика, или о волшебном мече с тремя гнездами для рун и бонусом к урону магией.

– Не о колбасе, а о бесплатной колбасе. Приходишь в магазин, берешь все, что хочешь, и ничего за это не платишь. Разве бывает на свете что-то лучше этого?

Владик хотел ответить, что лучше бесплатной колбасы новый мощный компьютер, на котором не виснут даже самые крутые игры, но решил, что Цент воспримет его вариант как святотатство.

– Давай их послушаем, – опять затянул Владик. – Я уверен, что они не зомби, и все произошедшее является чудовищной ошибкой.

– В чем ошибка-то? – не понял Цент, принимаясь за второе полено сервелата.

– Ну, как же. Если они не зомби, то ты, получается, ни за что пытаешь обычных людей.

– Как это ни за что? А покушение на колбасные запасы?

– Да, но ведь это же не твоя колбаса. Они тоже имеют на нее право.

Цент сотворил колоссальный бутерброд, разрезав батон пополам и начинив его колбасным ассортиментом, после чего откупорил баночку пива и осушил ее залпом. Переживать зомби-апокалипсис в магазине было гораздо приятнее, чем бегать по полям.

– Ты ошибаешься, – возразил он программисту. – В мире свободы и вседозволенности прав тот, кто сильнее. У кого кулаки больше и калибр крупнее, тот и прав, а кто лох, тот лох по жизни. Они пришли сюда, и хотели забрать колбасу. Но я объяснил им, что они не правы. Колбаса моя!

– Но ведь это какой-то первобытный порядок вещей! – замотал головой Владик. – Мы же цивилизованные люди, а не дикари.

– Не первобытный, а естественный, – поправил его Цент. – В мире животных все так живут. Сильные и зубастые едят слабых и беззубых. Если хилый и постоять за себя не можешь, то сам виноват – надо было эволюционировать, а не клювом щелкать.

– Но мы же не животные, – напомнил Владик, хотя в виду имел больше себя, чем Цента. Изверг из девяностых был еще той скотиной.

– И очень плохо. У зверей есть чему поучиться. Все беды от того, что отошли люди от своего животного начала, выдумали себе какие-то искусственные правила, и мучаются, пытаясь их соблюсти. Вот взять тебя, очкарик. Встретят тебя в темном переулке хулиганы, и скажут – гони бабки! Что ты сделаешь?

– Ну, я….

– Ничего. Бабки отдашь, и не пикнешь. А почему? Потому что вырос в противоестественных условиях, и с детства тебе внушали, что надо быть беззубым и послушным, а если что, тебя милиция защитит. Другое дело, если бы ты с рождения рассчитывал только на себя и свои силы, сейчас бы был не трусливым хомячком, а волком злым.

– Но если все люди будут как звери, то начнется настоящий кошмар. Друг на друга станут кидаться….

– Ничего подобного. Будет порядок, как в природе. Потому что если ты знаешь, что вокруг одно зверье злое, то десять раз подумаешь, прежде чем на кого-то кидаться. Единственное, что уважают люди, это силу, а законы, мораль, это все чепуха. Если ты хомяк беззубый, никакой закон тебя не защитит. Придут, бабки отберут, самого опустят, и бегай потом по своим милициям, жалуйся, там тебя и слушать не станут. А когда ты зверь лютый, никто к тебе не сунется, потому что знают – ты в милицию не побежишь, и жаловаться не будешь, и в интернете своем слезные посты не станешь выкладывать. Ты просто глотку перегрызешь зубами, и все.

Первобытнообщинная философия Цента, которая научно обосновывала и оправдывала власть крепкого кулака, ничуть не поколебала веру Владика в светлые идеалы гуманизма и либерализма. Зато он стал лучше понимать девяностые, и то, почему одни называли эти времена свободными, а другие кошмарными.

– Может, все-таки выслушаем их? – предпринял новую попытку Владик.

– Говорю тебе, рано, – отмахнулся Цент, добивая третью банку пива. – Они еще не созрели.

– Для чего?

– Для откровенной беседы. Очкарик, нельзя верить человеку на слово, не сломав ему предварительно ни одной кости. Ты мне верь, я в таких делах толк знаю. В свое время был специалистом высшего сорта, можно сказать – золотой паяльник России. Нельзя начинать допрос без предварительной пытки, не будет толку. Клиент должен созреть для исповеди, он должен хотеть говорить правду, мечтать об этом, желать этого больше всего на свете. Нужно пробудить в его душ тягу к искренности. Вот сейчас мы этим и займемся.

Связанный человек задергался и замычал сквозь скотч, всеми силами стараясь дать понять, что он и в мыслях не имел говорить неправду, более того, горит желанием сотрудничать и каяться. Цент лишь усмехнулся. Может быть, этому коварному колбасному зомби и удалось бы провести неопытного в житейских делах программиста, но с ним, матерым стреляным волком, такой номер не пройдет.

Перекусив, Цент продолжил пытки. Выкручивал пальцы, ушные раковины, соски, тыкал под ногти кончиком ножа. Пленник глухо выл и содрогался от боли, Владик спрятался за стеллаж с чипсами и закрыл ладоням уши, чтобы не слышать всего этого ужаса. А Цент уже взялся за второго. Привел в чувства проверенным способом – солью в глаза. Затем пошли выкручивания пальцев, удары по болевым точкам.

– Уф, притомился! – пожаловался Цент спустя двадцать минут, когда решил сделать перерыв. – Да, теряю форму. В прежние времена мог три часа без перекура пытать, а теперь гляди-ка, совсем размяк. Вот он что порядок с людьми делает, ну и еще Анфиса с ее пирогами.

Осушив две банки пива, Цент сообщил Владику, что долг зовет его посетить уборную, и на время отсутствия старшего палача главным остается он. Как только изверг скрылся за дверью, ведущей в служебные помещения магазина, Владик тут же подбежал к пленникам и быстро сказал:

– Хочу, чтобы вы знали – я ко всему этому не имею никакого отношения. И если будет судебное разбирательство, то вы там скажите, что я вас не пытал и вообще был в душе категорически против этого.

Одна из жертв Цента страстно замычала. Владик очень боялся гнева изверга, но все же решил дать пленнику возможность высказаться. Он осторожно отлепил скотч, очень надеясь, что несчастному хватит ума говорить тихо. Не хватило.

– За что? – заорал человек. – Что мы вам сделали? Вы что, маньяки-извращенцы как в кино?

– Тише! Тише! – взмолился Владик. – Я за вас. Это все он, Цент.

– Развяжи нас, – взмолился пленник. – Вместе мы с ним справимся.

– Не справимся, – мотнул головой Владик.

– Тогда мы убежим. Все вместе. Мы отведем тебя в нашу общину.

– Он нас найдет, – всхлипнул Владик. – Вы его не знаете, это настоящий монстр. Он при мне человека убил.

– За что? – простонал пленник.

– Просто так. Он….

– Я тебе разрешал с колбасными зомби беседовать? – прозвучал за спиной голос Цента. Владик взвыл от страха и, рванувшись вперед, едва не опрокинул стеллаж с товаром.

– Не убивайте нас, мы не зомби! – взмолился пленник, с ужасом взирая на изверга, что навис над ним как скальный утес.

– Чем докажешь? – спросил Цент.

– Ну… как чем? Мы живые, мы дышим, у нас сердца бьются. А зомби мертвые. Мы просто люди. Отпустите нас, пожалуйста. Мы никому ничего не расскажем.

– Например, о чем? – заинтересовался Цент.

– О том, что вы человека убили.

Владик, слыша это, крепко пожалел о своей доброте. Вот и помогай после этого людям. Он-то по секрету сообщил о преступлении Цента, а этот колбасный зомби взял и сдал его извергу.

– Очкарик, о чем это он? – приподнял брови Цент.

– Я не знаю, – пропищал Владик.

– А если подумать.

– У меня случайно вырвалось…. Я не хотел. Больше никому не скажу, клянусь. Я – могила!

– Очень хорошо, что ты знаешь свой новый адрес, но все равно не дело трепаться с пленниками до окончания физической обработки. Своей безответственностью ты пустил все мои усилия насмарку. Теперь придется начинать все сначала.

– Нет! – завопил пленник. – Пожалуйста, стойте. Произошла чудовищная ошибка.

– Чудовищной ошибкой было не убить очкарика еще на заправке, – возразил Цент, – а сейчас все происходит как надо. Уж что-что, а выколачивать из людей информацию я умею.

– Я и так все скажу, только не надо больше пыток.

– Опять начнешь врать про общину выживших?

– Это правда.

– Ну и где эта ваша община обитает?

Пленник замешкался с ответом, и Владик прекрасно его понимал. Он бы тоже ни за что на свете не назвал Центу свой домашний адрес.

– Очкарик, принеси с прилавка разделочный нож. У кого-то избыток пальцев.

– Не надо ножа! – побледнел страдалец. – Я покажу дорогу.

– Ладно, – кивнул Цент, решивший для разнообразия поступиться принципами, то есть не вырывать из жертвы информацию вместе с внутренними органами, а поверить на слово. – Отведешь нас в свою общину. Но учти – если это ловушка или подстава, ты умрешь первым. А твой приятель вторым.

– А… – попытался что-то сказать Владик.

– А ты третьим.

Развязанные бедолаги нескоро пришли в себя от экскурсии в лихие девяностые. Знакомство с Центом обошлось им недешево. Владик помог им собрать припасы, Цент затаривался отдельно, набив сумку колбасным ассортиментом. Это был его личный запас, которым он не собирался делиться ни с живыми, ни с мертвыми. Затем он подозвал Владика, и приказал ему набить два пакета баночным пивом. Владик удивился:

– Кто же все это понесет?

– Ты. И мое пиво, и мою колбасу.

– Но я и им обещал помочь, – растерялся Владик, указывая на членов общины, что лазали между стеллажей на четвереньках из боязни привлечь внимание зомби.

– Раз обещал, то помоги. Пацан должен держать слово.

– Значит, пиво не собирать?

– Опух? Что значит – не собирать? А в рыло с пятки?

– Но как же я все это понесу?

– Не мои проблемы. Сам в помощники напросился к этим перцам.

Вскоре все были готовы выступить в путь. Оба выживших держали в руках по два пакета с едой, Цент только автомат, ибо сумки из магазинов таскать бабское занятие, а он мужик, к тому же конкретный. А конкретный мужик всегда найдет того, кто будет у него носильщиком. Центу и искать не пришлось, Владик был под рукой. Программиста навьючили так, что он едва держался на ногах. Две сумки с колбасой, две с пивом, плюс еще две с провизией для общины. Плюс, Цент решил, что Владику налегке странствовать грешно, и повесил ему на плечо торбу с боеприпасами. Дело отчетливо запахло грыжей. Владик чувствовал, как у него отрываются руки, рахитичные ноги готовы были подломиться при любом шаге, хрупкий позвоночник, ничуть не усиленный какими-либо мышцами, скрипел и потрескивал, грозясь рассыпаться на части.

– Ведите, – повелел Цент. – Поглядим на вашу общину.

Рэкетир тревожился, что придется выйти на улицу, где был риск столкновения с мертвецами, но оказалось, что в условиях зомби-апокалипсиса безопаснее всего путешествовать под землей. Из магазина был спуск в подвал, а тот соединялся с подвалом соседнего дома. У одного из выживших был фонарик, и он попытался всучить Центу сумку с продуктами, чтобы иметь возможность освещать путь. Вместо этого Цент конфисковал фонарик и сам занялся освещением пути. Делал он это своеобразно, в полном соответствии со своей эгоистичной натурой. То есть, светил преимущественно себе под ноги, дабы не споткнуться и не врезаться в стену, а другие пусть сами о себе заботятся, он же, в конце концов, не мать Тереза.

Подвал напоминал полосу препятствий – под ногами змеились трубы всех возможных калибров, они же ползли по стенам и свешивались с потолка. Цент сто раз порадовался, что фонарик у него, потому что спутники, лишенные источника света, начали падать один за другим, сопровождая это дело болезненными воплями. Цент лишь посмеивался, но когда до его ушей донесся вначале сдавленный вопль Владика, а затем характерный металлический звон, чело его помрачнело, а палец потянулся к спусковому крючку.

– Очкарик, только не говори, что ты уронил мое пиво, – страшным голосом произнес Цент, лучом фонаря выхватывая из тьмы растянувшегося на трубах программиста. Худшие опасения подтвердились – оба пакета с пивом валялись на полу, часть банок выкатилась наружу, в пыль и грязь. Но хуже было то, что нерадивый айтишник взболтал все пиво, и теперь, при откупоривании банок, оно брызнет наружу пенной струей, так что потом и пить будет нечего. Это было не просто вредительство, за которое в старые добрые времена гноили в лагерях или сразу ставили к стенке. Цент усмотрел в поступке Владика более серьезную статью – измена родине, ибо только предатель мог так поступить со священным напитком.

– Я нечаянно… – начал оправдываться преступник, обнаружив, что луч фонаря направлен на него вкупе со стволом автомата.

Цент хотел сообщить очкарику, что жалкий лепет оправданий тут не поможет, ибо такое искупается только кровью, но в этот момент увидел палку колбасы из своих персональных запасов, что выкатилась из сумки и лежала прямо в гуще пыли.

– Давайте поторопимся, – предложил один из выживших, который, похоже, тяготился своим статусом, и хотел поскорее сменить его на зверски убитого. Цент терпеть не мог, когда кто-то ему указывал, приказывал, давал советы или иным способом намекал, что умнее. Он еще мог стерпеть подобное от авторитетного человека в законе, но только не от лохов.

– Ты, который торопится, – прорычал он. – Смотри, а то успеешь на свои похороны.

– Я просто хотел….

– А был приказ хотеть? Нет? Тогда не хоти. Стой, молчи, и жди распоряжений. А ты, гнида прыщавая….