Таким образом, до прихода Черной смерти большая часть Европы переживала упадок или, по меньшей мере, остановку развития. Колонизация прекратилась даже там, где имелись пустующие поля, доступные для освоения. «Drang nach Osten» выдохся на границах Латвии и Литвы. В торговле тканями во Фландрии и Брабанте наступил застой. Крупные ярмарки в Шампани, как показатель экономического здоровья большого процветающего региона, переживали заметный упадок. Цены на сельскохозяйственную продукцию падали, земледелие перестало быть легкой дорогой к благополучию, которой оно было двести лет перед этим. Иными словами, Европа переросла свои силы и теперь страдала от физического и ментального нездоровья, которое неизбежно следует за резким рывком прогресса.

Насколько этот упадок отразился на падении численности населения, можно только гадать. Голод такого масштаба, который пережила Европа, должен был как минимум остановить лихорадочный рост предыдущих двух веков. Возвращение из окраинных земель, начавшееся уже к 1320–1330 годам в верхнем Провансе, центральном массиве Франции, в Германии к западу от Вислы и в некоторых областях Англии, позволяет предположить, что в этих областях упадок должен был начаться задолго до прихода Черной смерти. И хотя есть очень мало или совсем никаких свидетельств о серьезной депопуляции, нет причин сомневаться, что голодных месяцев почти во всех густонаселенных местах Европы было достаточно много, чтобы исчерпать возможности снабжения продовольствием. Эта нехватка усугублялась смятением, вызванным войнами и гражданскими беспорядками, поразившими крупные области Франции, Испании и Италии. Непосредственное количество жертв среди населения могло быть не очень большим, но разорение полей, разрушение домов и нарушение течения сельской жизни серьезно снижало производство в то время, когда увеличение поставок продовольствия было необходимо, как никогда. Таким образом, в середине XIV века хроническая перенаселенность сделала невыносимым существование многих, если не большинства, европейцев. Весьма заманчиво сделать еще шаг вперед и увидеть в Черной смерти ответ природы на проблему перенаселенности, мальтузианское решение чрезмерной плодовитости предшествующих веков. Рассматривая книгу Жоржа Дюби[27], профессор Постан[28] отметил, что в этой книге его «особенно порадовали пассажи, где депрессия XIV века представлена как следствие, возможно, даже возмездие за непомерную экспансию предшествующей эпохи». С его точки зрения, Черная смерть – это возмездие, поджидавшее население, которое слишком долго и слишком быстро плодилось, не обеспечив себя ресурсами, необходимыми для подобного расточительства. Слихер Ван Бат[29] приписывал высокий процент смертей от Черной смерти во многом длительному недоеданию, которое стало следствием слишком быстрого роста населения. Если бы не было чумы, утверждал он, население, согласно законам природы, должно было бы уменьшиться какими-то другими способами.

Но, рассуждая таким образом, не следует заходить слишком далеко. Потому что общепризнанным в любом случае является тот факт, что средневековое сельское хозяйство было не способно обеспечить существовавшее на тот период население. Впрочем, некоторые авторитеты утверждают, что оно могло без особого труда накормить гораздо больше людей. Но если у природы не было необходимости уменьшать численность населения, то мальтузианские аргументы отпадают. И даже если согласиться с тем, что к середине XIV века население Европы превысило свою обеспеченность продовольствием, по-прежнему трудно объяснить, почему оно продолжило уменьшаться еще пятьдесят лет или даже больше. Контроль сработал, голодные месяцы остались позади, и даже самые фанатичные мальтузианцы едва ли могли бы настаивать, что процесс должен продолжаться.

Элизабет Карпентер с присущим ей блеском подытожила эти противоречия: «Была ли Черная смерть злом, ставшим необходимостью в ходе неизбежной эволюции, или это была трагическая случайность, вмешавшаяся в нормальный ход событий?» Но правильная постановка вопроса вовсе не гарантирует получение ответа. На самом деле в истории Средних веков иногда кажется, что чем точнее поставлен вопрос, тем вероятнее, что ответ не последует. Так и в данном случае определенно однозначного ответа нет и не будет. С уверенностью можно сказать лишь, что во многих частях Европы в XII и XIII веках население росло с необычной скоростью; что этот рост явился важным, хотя ни в коем случае не единственным фактором, который привел к массовому недоеданию; что недоедание стало дополнительной причиной высокой смертности во время эпидемии чумы и что в результате этой эпидемии население сократилось до более приемлемого количества. Это незатейливое заключение оставляет открытыми многие волнующие вопросы в отношении того, что было причиной, а что – следствием; что было слепым случаем, а что – неумолимым ходом природы. Для будущих поколений историков было бы спокойней знать, что эти проблемы существуют, а нас могло бы отрезвить, что, даже если бы мы смогли триумфально закрыть это досье, дав окончательный ответ, наши дети и внуки вскоре открыли бы его снова.

Каким бы ни был чей-либо тезис относительно неизбежности Черной смерти, невозможно отрицать, что в Европе чума столкнулась с населением, которое было чрезвычайно плохо подготовлено к тому, чтобы противостоять ей. Вовлеченный в войны, ослабленный плохим питанием, измученный борьбой за то, чтобы обеспечить себя за счет слишком малого количества неуклонно терявшей плодородие земли, средневековый крестьянин был готов сдаться еще до того удара, который на него обрушился. Но он представлял собой легкую добычу не только физически, но и был готов к катастрофе интеллектуально и эмоционально, готов был принять, если не сказать – приветствовать ее.

Несмотря на то что европейцы XIV века ясно сознавали, что почти ничего не понимают в болезни, которая их уничтожала, они как минимум были уверены, что знают главную причину своих страданий. Немногие тогдашние хронисты опускали тот факт, что чума была карой, ниспосланной Всевышним, возмездием за порочность тогдашнего поколения. Конрад де Мегенберг[30] в своей забавно еретической работе «Buch der Natur»[31] был практически единственным, кто отвергал теорию божественной кары на том основании, что ни одно действие, столь неразборчивое по своим последствиям, не могло быть задумано Господом.

Было бы странно, если бы его мнение нашло много сторонников. Даже в материалистические и до определенной степени умудренные 1960-е годы апокалипсический образ мира, обреченного на уничтожение из-за своей глупости и порочности, никуда не исчез. Возможно, в Средние века творения рук человеческих заменил молот чумы, но оба способа можно интерпретировать как проявление непостижимых Божьих деяний.

И конечно, это было куда очевидней для доверчивых суеверных жителей Европы XIV века, не способных найти никакого естественного объяснения этому внезапному ужасному истреблению, слепо верящих в пламя ада и прямое вмешательство Бога в земную жизнь, которое так хорошо показано в Ветхом завете, когда города и целые народы были уничтожены внезапными вспышками божественного гнева. Им казалось само собой разумеющимся, что теперь они стали жертвами этого гнева. Подобно жителям Содома и Гоморры, им предстояло умереть, расплачиваясь за свои грехи. «Расскажи, о Сицилия и многие другие острова в море, о Божьем суде! Признайся, о Генуя, что ты сделала, раз мы, живущие в Генуе и Венеции, обречены принять кару Господню!»

Европейцев обуяла уверенность в собственной вине. Они не знали, в чем именно заключалась эта вина, но выбор вариантов был достаточно широк. Разврат, алчность, упадок церкви, непочтительность рыцарского сословия, жадность королей, пьянство крестьян. Каждый порок мог быть проклят согласно предубеждению проповедника и назван последней каплей, переполнившей чашу Господнего терпения.

Английский хронист Найтон[32] писал:

«В те дни было много разговоров и возмущения среди людей, когда почти в каждое место, где проводился турнир, приезжал отряд женщин – словно они хотели присоединиться к состязанию, – одетых в самые роскошные мужские костюмы. Обычно на них были туники, окрашенные в несколько цветов, один цвет или рисунок на правой стороне, другой на левой, с капюшоном и завязками, похожими на веревку вокруг шеи, и поясами, богато украшенными золотом и серебром. Известно, что они даже носили такие ножи, которые по-простому называют „кинжалами”, в футлярах, висевших наискосок через плечо. Они приезжали на место состязаний на отборных боевых лошадях или других прекрасных конях. Там они тратили или скорее транжирили свое достояние и утомляли свои тела дурачествами и бессмысленной буффонадой… Но Бог для такого случая, как и для всех других, прислал чудодейственное лекарство…»

Найтон был своего рода консерватор. Хотя многие другие могли проклинать тогдашнюю моду, лишь некоторые назвали бы Черную смерть «чудодейственным лекарством», поскольку верили, что Бог слишком умерен в своем возмездии, чтобы убивать большинство, желая наказать немногих за их экстравагантность. Но убеждение Найтона в аморальности той эпохи было широко распространенным. «Эта чума была из-за одного только греха», – просто и грустно заключил Ленгленд[33]. Никто из тех, кто верил, что чума – это наказание Господне, не считал, что оно не соответствует преступлению. Воля Господа должна быть исполнена, его месть должна найти исход, а человек должен покорно принять это. Сомневаться в Его справедливости было бы очередным и еще более страшным грехом, за которым последовало бы очередное наказание свыше.

Оглядываясь назад, жертвы Черной смерти видели множество предзнаменований, которые должны были предупредить их о намерениях Бога. Симон де Ковино отмечал густые туманы и тучи, падающие звезды и порывы горячего ветра с юга. Над папским дворцом в Авиньоне стоял столб огня, а в небе над Парижем видели огненные шары. В Венеции от сильного дрожания земли без прикосновения рук человека зазвонили колокола собора Святого Марка. Все, что казалось хоть немного необычным, в ретроспективе объявлялось глашатаем чумы: выбросившийся на берег кит, особенно хороший урожай зерна или лесных орехов. Из хлеба, только что вынутого из печи, капала кровь. Иллюстрация того, как могла создаваться легенда, появилась во время более поздней эпидемии, когда на одеждах людей стали находить загадочные пятна крови. Последующие проверки показали, что пятна были вызваны экскрементами бабочек.

Небеса не только обеспечивали знамения того, что должно было произойти, они были инструментом, с помощью которого воля Бога превращалась в грозную реальность. В XIV веке астрономия, несомненно, являлась самой передовой ветвью систематизированного научного знания. Для тех, кто изучал звезды, при абсолютной невозможности объяснить, что происходит вокруг, было совершенно естественно экстраполировать то, что они знали, и на основании движения планет создать некий свод правил, позволяющий интерпретировать это движение, чтобы предсказывать события на земле. «Средневековый космический прогноз, – писал Сингер[34], – невозможно понять без осознания того, что аналогия, доведенная до крайности и не подтвержденная опытами и наблюдениями, была важнейшим интеллектуальным оружием того времени».

В XIV веке престиж астрологии, этого таинственного соединения астрономических исследований и полумагического созерцания кристаллов, был близок к своей наивысшей точке. Арабские астрономы создали теорию, согласно которой движения планет и их расположение в пространстве относительно друг друга определяют будущее человечества.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Гаске Фрэнсис Эйдан (1846–1929) – английский бенедиктинский монах и историк. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иначе.)

Коултон Дж. Г. (1858–1947) – британский историк, известный многочисленными работами по средневековой истории.

Элтон сэр Джеффри Рудольф (1921–1994) – британский политический и конституционный историк немецкого происхождения, специализирующийся на эпохе Тюдоров.

Оллард Ричард (1923–2007) – английский историк, наиболее известный своими работами по английскому периоду Реставрации.

Томпсон Александр Гамильтон (1873–1952) – британский историк, с 1927 по 1939 г. профессор средневековой истории Лидского университета.

Это не опечатка, а старое название, в оригинале Cathay.

Искаженное Цзян – древнее название реки Янцзы.

Скорее всего, имеется в виду река Хуанхэ.

Де Мюсси Габриэль (ок. 1280 – ок. 1356) – нотариус из г. Пьяченца.

Не удалось выяснить, какой город имеется в виду.

Черная язва.

Черная смерть.

Синяя смерть.

То есть с итальянского – тот же бубон, нарыв. (Примеч. ред.)

Джеффри Пекарь (ум. ок. 1360 г.), также известен как Уолтер из Суинброка – английский хронист.

Де Ковино Симон (1320–1367) – французский врач и хронист.

Крейтон Чарльз (1847–1927) – британский врач и медицинский писатель.

Поллитцер Роберт (1885–1968) – врач-патолог из Австро-Венгрии, работавший на Маньчжурской противочумной станции.

Возбудитель чумы (лат.). (Примеч. ред.)

Восточная (тропическая) крысиная блоха (лат.). (Примеч. ред.)

Макартур Уильям П. (1884–1964) – британский генерал, врач, педагог, историк, писатель, редактор и королевский врач.

Леонард Фабиан Хёрст (1882–1964) – американский паразитолог.

Мишон Жан-Ипполит (1806–1881) – французский священник, археолог, основоположник графологии.

Фруассар Жан (1333 или 1337 – ок. 1405) – французский историк, писатель и поэт XIV в., автор знаменитых «Хроник», важнейшего источника по истории начального этапа Столетней войны.

Земля жирна и изобилует всем, чем угодно… дома полны всякого богатства… (фр.)

Тэн Ипполит (1828–1893) – французский философ-позитивист, историк, писатель.

Дюби Жорж (1919–1996) – французский историк-медиевист.

Постан Майкл Моисей (1899–1981) – британский историк-медиевист.

Ван Бат Слихер (1910–2004) – нидерландский историк, в частности, историк сельского хозяйства, медиевист.

Конрад Мегенбергский (1309–1374) – немецкий католический ученый и писатель.

«Книга природы» (нем.).

Найтон Генрих (ум. 1396) – монах-августинец из Лестера, церковный историк.

Ленгленд Уильям (1332–1386) – английский поэт.

Сингер Чарлз (1876–1960) – английский историк медицины, биологии и техники.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу