Слесарь. Книга 1-2

Я поднял руки и несколько раз хлопнул в ладони. Подождал немного и крикнул погромче:

– Эй! Э-ге-гей!

Потом еще несколько раз повторил свое действие. Подождал пару минут, чтобы меня могли хорошо рассмотреть хозяева стоянки, даже отошел на несколько метров от ворот.

Ответа не слышно.

Я снова проделал то же самое и прислушался. Вроде услышал какой-то шорох, но не уверен в этом.

Снова покричал и похлопал, но теперь долго ждать не пришлось.

– Наконец-то я встретился с местным жителем, – успел подумать я.

Из невысоких кустов очень медленно поднялся мужчина. Выглядит он плохо: вся правая часть груди залита кровью, она пропитала порванную куртку из такого же серо-зеленого материала, как и на покойнике. Невысокого роста, черноволосый, в левой руке он держит небольшой арбалет, направленный на меня. Я поблагодарил самого себя за терпение, с которым дожидался реакции хозяина охотничьей стоянки. Так и представил, как карабкаюсь через изгородь и получаю болт под ребра. Ибо собственность всегда священна, а подозрительные незнакомцы – точно вне закона, особенно в таких диких девственных местах, где Звери свободно воруют и поедают людей.

Так обидно и закончилась бы моя недолгая карьера попаданца, после такой-то славной победы, способной прославить меня на века и тысячелетия в местной мифологии о героических деяниях.

Человек внимательно смотрит на меня и молчит. Я поднял руки повыше, подошел к ограде и, глядя ему в глаза, рукой показал на себя, потом на место около него и кивнул головой, как бы спрашивая:

– Можно мне попасть на стоянку?

Если откажет, придется уйти. Попрошу немного мяса хотя бы в дорогу.

Мужчина помолчал, потом опустил арбалет и показал, что я могу залезть через щит на воротах.

Осторожно, не делая резких движений, я схватился за край щита, вставил носок в щель и, подтянувшись на руках, медленно перекинул ногу через верх. Снова посмотрел на человека вопросительно, дождался разрешающего движения головой и мягко спрыгнул на землю. Держа руки перед собой, выпрямился и снова посмотрел на человека с арбалетом.

Он пораженно смотрит на мою одежду, а я понял, что пора как-то ему доказать, что я человек. Не какая-то тварь Пустошей из преисподней, как принято говорить в таких случаях.

Опять показал раскрытые ладони, расстегнул куртку и осторожно спустил ее с плеч. Снял топорик с ремня и кинул его перед собой. Потом стащил футболку, чтобы показать, что я тоже человек, а не демон какой-то.

Дальше раздеваться не стал и просто жду, глядя на него. Он все также выглядит ошеломленным и даже провел рукой с арбалетом по лицу, стряхивая оцепенение. Потом на что-то решился и, прихрамывая, подошел ко мне.

Вблизи раны его выглядят ужасно, да и рука правая висит неестественно. На лице появилось выражение страдания, он застонал, когда попытался взять мой топорик с земли рукой с арбалетом, но подняться уже не смог и присел, потеряв на мгновение сознание.

Я испытал сильное облегчение, мне показалось, что человек очень ошеломлен моим видом и все не может решить, что делать? Стрелять или нет?

Зато топорик своим современным видом и качеством изготовления явно привлек его внимание. В таком мире никто добровольно оружие не отдает категорически, поэтому мой жест удивил его. Он же не знает, в каком положении, скорее уже, что безвыходном, я нахожусь. Насколько мне нужен мирный контакт с обитателями стоянки, первыми встреченными разумными людьми в этом мире.

Пока, конечно, только первым встреченным человеком, мужчиной лет сорока-сорока пяти по его внешнему виду.

Сейчас в таком же состоянии оказался он, ему самому нужна моя поддержка. У меня есть возможность ему реально помочь и заслужить своими действиями хоть какое-то доверие.

Я оделся, но топорик забирать из руки Охотника не стал. Потом подошел к щиту и, немного повозившись, разобрался с засовом. Чтобы освободить щит, нужно поднять рычаг внизу почти отвесно. Детали замка скреплены гвоздями, видно, что они не фабричного производства, все шляпки сильно индивидуальные. Приподнял щит на метр и подставил под него стопор – одну из лежавших тут же для этого рогаток. Забрал свое добро из-за ограды и опустил щит обратно, так же застопорив его.

Раненый Охотник наблюдает за мной, не пытаясь подняться. Наверно, чтобы снова не потерять сознание.

Теперь пора помочь пострадавшему. Там где-то есть укрытие или шалаш, где ему лучше отлежаться, но проявлять инициативу я не собираюсь. На мой жест в сторону окровавленной груди мужчина сам откинул правую полу. Под разодранной курткой нашелся большой кусок ткани желто-серого цвета, весь пропитанный кровью. На бинты пойдет, но лучше простирнуть в кипяченой воде. Видно, что он полотенцем пытается остановить кровь. Порванная кожа свисает клочьями, но глубоко когти Зверя не вошли. Скорее всего, он лапой ударил мужчину, сбил с ног и попутно порвал грудь.

Немного придя в себя и протянув мне здоровую руку, Охотник таким образом попросил помощи. И надеюсь, что этим жестом точно легализовал мое нахождение на стоянке. Я помог ему подняться, и мы медленно прошли вглубь рощи. Хозяева построили здесь два крепких шалаша, один из них побольше, навес с очагом, стол, сколоченный из обструганных жердей и пару скамеек, сделанных так же.

На столе стоит пара деревянных чашек и пара мисок, тоже из дерева, пара ложек лежит там же.

Получается, что здесь жили всего два Охотника: один погиб, второй ранен и очень серьезно нуждается в помощи.

Я могу помочь антибиотиком, на его девственный организм это точно произведет сильное воздействие. Или не произведет, все же здесь другой мир.

После того, что он увидел на мне, уже нет смысла скрывать маленькую белую таблетку, которую раненому необходимо выпить. Воспаление этот антибиотик может очень хорошо подлечить, тогда и Охотнику, и мне окажется гораздо проще выжить. Он – пока моя единственная надежда в этом мире выучить язык и как-то пригодиться здесь.

Если он умрет, тогда я снова вернусь к нелегальной жизни.

Пока есть реальная возможность зацепиться и освоиться при условии, что меня тут оставят. С другой стороны, выбора у Охотника особо нет, он сильно ранен и помощник ему необходим. Когда придет смена, тогда возможны варианты, но пока рано думать об этом. Если она должна прийти, только не похоже, что такой объем работы для оборудования самой стоянки проделан для сбора всего шестидесяти-восьмидесяти кило вяленого мяса, которые могут унести на себе два человека. Значит, должны прийти еще люди для переноски или перевозки добытого.

Оставив сидеть Охотника на скамье, я прошелся по стоянке в поисках чашки и воды. В обложенном камнями очаге стоит примерно пятилитровый котел с крышкой и ручкой. Я заглянул внутрь, какое-то варево, пахнет прямо натурально мясом без консервантов и еще приправами. Перцем точно и еще чем-то.

– Пряности у них есть, – отметил я машинально.

Деревянные чашки и ковшик висят на сучках дерева около стола, но я не сразу их разглядел. Достал из кармана свои антибиотики. На столе, под внимательным взглядом Охотника, вышелушил из упаковки две таблетки Амоксиклава.

Потом, не спеша, несколько раз показал раненому, что эти беленькие кругляши придется запить водой. И тогда его рана станет лучше. Конечно, объясняться на пальцах мне оказалось непросто, как и Охотнику – понять меня. Раненый только смотрит на меня, не собираясь класть в рот непонятные вещи.

Пришлось действовать личным примером: закинул в рот таблетку и запил водой из кружки.

Теперь его очередь – настойчиво я продолжаю показывать, что после этого, как он выпьет свою таблетку, ему станет гораздо лучше.

Даже показал на Светило и как смог, жестами объяснил – типа, один день пройдет и станет лучше. И снова подтолкнул таблетку к раненому. Перестав колебаться, Охотник мгновенно схватил ее, закинул в рот, подержал немного и запил из моей чашки.

Все же остерегается меня местный, даже воду мою допил, не стал из другой чашки пить. А вот допить за мной не побоялся, демоном меня точно не считает. Это уже хорошо, нужно и дальше осторожно себя вести.

Главное – не спугнуть Охотника. Он уже много диковин видел на мне и от меня, но не шарахается и не крестится истово, молитву не бормочет. Пристально смотрит, но не напряжен совсем.

То ли уверен так в себе, то ли это последствия ранения.

Охотники обычно не очень религиозны, живут природой и больше в нее верят, чем в богов.

Да и карающая рука Церкви от них далековато находится, не вызывает трепета и нарушение непреложных истин для того же города или села.

Пока хлопотал на стоянке и просился в гости, чувство голода притупилось. Но теперь запах сушеного мяса и аромат от котла в очаге снова стали терзать желудок. Есть захотелось просто невероятно, пришлось жестом попросить еды, Охотник удивился, но махнул на котел – накладывай, мол.

Принес котелок, снял допотопную крышку, и запах каши с мясом просто ударил по голове. Навалил миску и мгновенно все закинул в себя, работая ложкой. Организм требует еще и еще, и я вопросительно посмотрел на Охотника. Он к еде не притронулся.

Не до того, наверное.

Пристальный взгляд Охотника понемногу перестал настойчиво давить на меня. Видно, что демонстрация моего незаурядного аппетита успокоила его. Раз я так голоден, значит я обычный человек со своими слабостями. Значит незачем ждать от меня неминуемого нападения, если мне приходится голодать и просить еду. Наверное, это как-то так выглядит в его глазах.

Он приподнял руку. Я ждал, что раненый мне покажет, но у него оказались свои мотивы поведения:

– Тонс. Тонс Крагер, – выговорил отчетливо Охотник.

И еще что-то.

– Пришло время представляться, – понял я.

Пожал плечами на дальнейшие слова и назвался только что придуманным именем, похожим на имя Охотника по стилистике, и на мое старое тоже здорово похоже:

– Ольг. Ольг Прот.

Да, так будет лучше всего: и привыкну легко, и на местное имя похоже.

Совместный прием пищи, наверное, что-то означает в здешних традициях, если сразу во время еды Охотник назвал свое имя. Что-то вроде, как статус гостя получаешь, когда тебя пускают к себе и разделяют трапезу. Тонс тоже кинул в рот горсточку каши, похоже, что больше для ритуального закрепления знакомства.

Особой реакции на свое имя я не дождался: Тонс просто кивнул и как-то еще отмечать знакомство не стал. Похлопал по боку котелка и махнул – типа, все можешь съесть. Сам поднялся осторожно и отошел от стола.

Оставшаяся половина котелка кулеша, каши с мясом, улетела у меня за пять минут. Много я потерял энергии и даже вот так объевшись, еще не насытился.

Ладно, пора узнать, как устроена жизнь на стоянке и где брать воду, как помыть посуду и где расположен туалет. Вопросов много, но не спросить ничего, только жесты помогают общаться.

Тонс вернулся к столу, держа в руке мокасин своего погибшего напарника. Присел, долго и угрюмо смотрел на то, что от того осталось. Потом оглядел меня, видно, что без особой надежды, и на свою рану тоже глянул. Тяжело вздохнул и обратился ко мне, спросил что-то. Ответить я не могу нормально, и он быстро это понял, снова уставившись на мокасин.

Видя грусть по товарищу, которого Охотник считает однозначно погибшим, и еще по тому, что настроение у Тонса точно, как у человека, ждущего вскоре смерть, меня осенило!

Я обдумал свою пришедшую в голову мысль, потом еще раз покрутил ее по-всякому. И пришел к выводу, что пора действовать и донести до Охотника ту невероятную тайну, что знаю пока только я один.

Пора порадовать Тонса, попробовать поднять ему настроение и главное – что свой статус тоже.

Известие о том, что Зверь мертв бесповоротно, наверняка поспособствует всему этому. Похоже он не верит, что мы сможем отбиться от Зверя, и ждет скорой смерти от зубов местного Альфы. Я его понимаю: остановить такую зверюгу невозможно без ловушки и толпы загонщиков.

Поэтому я сначала позвал Тонса по имени, потом указал на мокасин, на рану на груди Охотника и как смог жестами спросил, кто это сотворил.

Охотник с недоверием поглядел меня и коротко ответил:

– Корт…

Так я узнал первое слово на местном языке.

Пришлось подхватить сучок и по мере своих способностей на разглаженной земле нарисовать большого свирепого кота, больше похожего на свинью в моем исполнении и потом, тыкая сучком в творение рук своих, спросить:

– Корт?

Тонс кивнул.

Дальше я отмерил расстояние в три метра от дерева и опять изобразил вопрос. Типа, такого размера?

Тонс опять кивнул и сказал: – Ка!

Вот и второе слово. Тогда я принял героический вид и скромно показал, как колю Зверя копьем и убиваю его.

Прямо как Георгий Победоносец! Но без коня!

Тонс не сразу понял, а, вернее, не сразу поверил в то, как я изображаю именно смерть Зверя. Недоверие в его взгляде немного уменьшилось после пары минут клятвенных заверений в том, что Корт мертв и лежит недалеко, всего через одну рощу. Я несколько раз показал, что живот Зверя проткнут, и в нем торчит обломок копья.

Охотник все же понял, что я абсолютно уверен в смерти Зверя и готов показать ему, где тот лежит. Приняв решение, он, несмотря на рану, быстро собрал мешок с разными ножами, прихватил еще веревок. Себе взял арбалет, мне вручил копье, взяв его из высокого куста.

Там стоит и висит целый арсенал, успел я заметить краем глаза.

А мои рогатину с дубиной он недоуменно осмотрел и бросил к дровам около очага.

Идет Тонс довольно быстро, вот крепкий мужик, и рана серьезная, и крови потерял много, а по нему и не видно ничего. Прошли рощу, и вскоре я увлек Охотника к месту, где лежит тело его товарища.

Тонс постоял пару минут над мертвым, пробормотал что-то, похожее на молитву, махнул ребром ладони на голову, тело, ноги. Как перекрестил товарища.

Поднял на меня глаза, благодарно кивнул и направился к Зверю по скрипучему песку, благо мертвое тело уже лежит на виду. Перед ним Тонс остановился и некоторое время благоговейно молчал, разглядывая огромную сине-серую тушу.

Нагнулся, потрогал дыру на брюхе, нащупал там конец дротика и покачал его, точнее, попробовал покачать. У него не получилось, тот плотно зашел на добрых пятьдесят сантиметров в тело. Взгляд, брошенный Тонсом на меня, оказался полон непонятности и сомнения.

По его искреннему мнению, я никак не тяну на убийцу такого Зверя. Да и сам он тоже не представляет, как можно проделать такой трюк и в одиночку добыть настолько великолепный трофей. Заколоть высшего хищника какой-то острой палкой.

Я же, естественно, не могу подробно рассказать историю моей удачи, гораздо больше случайной, чем закономерной. Только стою с гордым видом и жду аплодисментов. Но дальше мне стало совсем невесело.

Наоборот, за следующие четыре часа я все проклял. Именно мне пришлось под чутким, прямо очень чутким руководством Тонса снимать шкуру. Он непрерывно контролирует, как я держу нож, оттягивает за мех шкуру от мяса и не позволяет мне спешить. Я весь перемазался в крови и сгустках мездры. Руки отваливаются, постоянно приходится неудобно держать нож, крайне острый, кстати.

Хорошо, что хоть с головы, лап и хвоста Охотник шкуру снимает сам здоровой рукой, морщась при этом от боли. Я могу тогда немного перевести дух и посидеть. Голову Зверя Охотник, слава богу, оставил на месте, сняв шкуру вместе с ушами. Иначе я не смог бы поднять такой вес.

Успели мы к сумеркам не только снять шкуру Корта, но и свернуть ее правильно, чтобы мясом внутрь, перевязать плотно веревками и приготовить к транспортировке.

Успели еще и обмыться в верхнем озерце, избавившись от основной части грязи и крови на себе.

То есть только на мне, Тонс почему-то совсем не пачкается.

Шкура оказалась вычищена не очень тщательно, скорее, совсем не вычищена от излишков плоти и весит килограммов сорок.

Нести ее пришлось, конечно, мне одному. Тонс только помог закинуть на плечи, похлопал по спине, типа «держись».

Пока донес, вспотел и вымотался. Спускаться приходится очень осторожно, чтобы не полететь за такой тяжестью по откосу. Разбиться она, конечно, не разобьется. Но и сил на новый рывок уже нет.

Но наконец этот трудный, но невероятно счастливый для меня день подошел к концу. На стоянке с огромным моим облегчением шкуру с меня сняли и скинули в какой-то аналог подвала, открытый Тонсом в глубине куста. Если бы пришлось прямо сейчас ее доводить до товарного вида перед просушкой, срезать остатки, натирать солью – точно взмолился бы об отдыхе.

Очень хорошая маскировка подвала, глубину не успел заметить, но холодок прошелся по натруженным рукам, воздух внизу реально холодный.

Нашелся здесь и родничок, тоже упрятанный в специально выкопанной яме. Струйка воды стекает по деревянному желобку откуда-то из стены и льется на дно, забранное камнями.

Там Тонс дал мне ведро и кадку, чтобы набрать воды и помыться, еще какую-то глину вместо мыла. Пока я мылся и стирал одежду, отчищал сапоги, он снова подошел и удивил меня по-хорошему.

В руках у него оказался комплект одежды – рубаха, куртка и штаны с поясом, даже пара небольших кошелей из ткани с кожей присутствуют на нем. Рядом поставил мокасины, какие носит сам, только размером побольше.

Все стало понятно. Я принят на работу и зачислен на довольствие, мне выдана положенная в этом месте рабочая одежда.

После спасения на дереве, пожалуй, это главное событие за все время в новом мире. Теперь я почти официально принят в человеческое общество одним из самых непростых его членов.

Почему мне в голову пришла такая мысль?

Очень просто. Я успел заметить, как ловко и виртуозно Тонс владеет ножом для разделки туши, как ножи играют вокруг его пальцев, пусть и одной левой руки. Разницы для Охотника нет никакой, левая или правая, настолько движения эти неуловимы и смертоносны.

Настоящий мастер в работе с острыми предметами.

Тонс, конечно, специально показал свой высочайший уровень. Да и двигается он, прямо как японский ниндзя из кино, копье в левой руке летает, образуя неприступный круг вокруг его ничем не выдающейся фигуры. Этот урок он показал мне на обратной дороге, пока я изнемогаю под весом трофея. Типа, не переживай, я со всеми врагами разберусь.

Ну так я и не переживаю, особенно после того, как перехватил его взгляд. Карими, самыми обычными глазами на меня смотрит сама Смерть, настолько его взгляд кажется равнодушным и неподвижным.

Скорее, что не взят на работу, а назначен работать под его непререкаемым руководством.

Безропотно и много работать.

Этому его решению я просто очень рад.

Глава 8

Вчера я упал спать, вообще не глядя по сторонам, утомленный до крайности необыкновенно насыщенным днем.

Победой над Зверем, встречей с Тонсом, невозможностью нормально объясниться, нервами и – самое главное – той кропотливой и утомительной возней со шкурой.

Просто рухнул на тощий жесткий матрас, набитый духовитым сеном, в одном из двух шалашей и сразу отрубился, не успела голова коснуться замурзанной подушки с тем же сеном. Впрочем, ее состояние я разглядел только с первыми лучами Светила. Спал, как мертвый, ничего не снилось. Насекомые тоже не кусали, как я боялся.

В шалашах по краям разложена пахучая трава, которая не дает собираться насекомым. Об этом я узнал немного попозже, но не в этот день.

В новой одежде, приятно льнущей к телу, спать гораздо удобнее, чем в синтетике и пластиковых сапогах. И спать удобнее, и ходить тоже, так что с этим делом у меня все неплохо получилось.

Но такое мое блаженное состояние продлилось не так долго, как я хотел бы. Охотник разбудил меня самым ранним утром, вокруг едва рассвело, Светило еще и не показалось из-за горизонта. И сразу вручил в руки довольно допотопную лопату. Он протянул ее мне, протиравшему глаза спросонья, назвал лопату новым словом – *себе* – и показал, что буду я копать, тоже обозначил это слово – *себеть*.

– Несложно у них тут со словообразованием, это радует несказанно, – успел подумать я.

Ни тебе пожелания «доброго утра», ни завтрака, ни чашечки кофе, только недовольный жест, типа, что много спишь, а дела сами по себе не сделаются. Здесь жизнь сама по себе сурова, всегда нужно много работать и мало спать.

Ну, про мало спать я немного загнул, легли по шалашам с последним лучом светила, не знаю точно, но где-то около семи-восьми вечера по моим понятиям. Со временем я немного разобрался с распорядком и временем.

Встаем тоже примерно в четыре часа или немного попозже, так что свой восьмичасовой сон я получаю, еще и после обеда можно прикорнуть на пол часика, пока в животе переваривается тот же кулеш.

Выглядит раненый гораздо лучше. И сам стал подвижнее, не страдает так при попытках нагнуться или что-то поднять. Поразительная крепость тела и духа, я бы точно так не смог после такого ранения, как обычный изнеженный городской житель.

Если палец небольшую занозу словил, тогда все, на неделю больничный положен и меня не кантовать. Ну, как себя ведут большинство будущих попаданцев в Драконов и Властелинов, хотя я сам в автосервисах прошел нормальную школу жизни с отбитыми пальцами и сорванными ногтями.

Поэтому мне, наверно, немного полегче будет в новой, средневековой жизни. Что в прежней жизни вставай пораньше и крути гайки подольше, что здесь почти тоже самое, вставай пораньше – кидай подальше.

Так что с раннего утра я принялся копать, кидать и закапывать. Что копать? Да много чего.

Сначала Тонс отвел меня в угол стоянки и там показал труп небольшой собачонки, уже вздувшийся, почти пополам разорванный могучим ударом когтистой лапы. Кишки и плоть собачки вытекли на месте ее смерти, видно, что ее отбросило на десяток метров от пролома в ограждении. Переносить растекшиеся останки, то есть собирать их – уже весьма затруднительно, и после небольшого раздумья Тонс показал, что закопать собачку можно прямо на месте, в этом дальнем углу.

Что я и сделал, выкопав небольшую яму под останками и свалив то, что осталось, вниз. Охотник заставил меня еще срезать верхний слой почвы и тоже захоронить в могиле.

Как я понял, не в обычае Охотников хоронить даже собаку на месте стоянки. По местным понятиям – положено это делать только за ограждением. Но тут даже Тонс не захотел возиться с тем, что осталось и разложилось на месте, чтобы переносить могилу куда подальше.

Тем более оказалось, что нам пора здорово торопиться и по более серьезным адресам. Сверху я насыпал земли, глинистой и вязкой, да побольше, но Охотник тщательно утоптал ногами образовавшийся холмик и сравнял его с остальной землей.

– Место успокоения животных не принято как-то отмечать отдельно, – так я понял его поведение.

И не стоит никому показывать, что тут есть захоронение животного прямо на территории стоянки.

Дальше быстрым шагом мы дошли до останков напарника. Тонс прихватил рогожу, на которую мы с трудом переложили все, что осталось от тела, помогая себе прихваченными жердями.

От зловония кружится голова и меня постоянно тянет проблеваться. Поэтому Тонс весьма мудро заранее достал пару тряпиц из мешка, натер их какой-то травой по дороге и показал мне, как закрыть нос и рот. Эта мера хорошо помогает, если не приближаться к трупу, но ведь приходится это делать постоянно.

Хорошо, что хоть нести на себе разгрызенное тело не пришлось. Тонс сноровисто обвязал рогожу так, что останки покойника оказались в коконе, привязал длинную веревку к концу рогожи. А я потащил то, что осталось от напарника, в его последний путь по песку и траве. Осталось не так много, поэтому мне было не особенно тяжело.

Последний путь продолжался до лужайки перед оградой, и его я по указанию Тонса медленно прошел за полчаса, правда подстегиваемый желанием поскорее избавиться от скорбного груза. Да еще с такими мыслями, что на его месте должен был оказаться я сам, только то, что осталось бы от меня, так вряд ли бы стали хоронить.

Просто валялся бы под лучами светила разрозненными частями скелета и сильно обгрызенным черепом.

Потом я копаю могилу в глинистой, каменистой земле и едва не стер себе руки об необработанный черенок лопаты. Пришлось сбегать на стоянку и достать из куртки мои нитяные перчатки.

По жизни мои ладони трудно назвать изнеженными. Крутить подвеску – занятие не для офисных слабаков, но черенок сделан будто специально, чтобы работающий с ним как следует помучился. Похоже, что нормальный когда-то сломался, а Охотники вставили первый попавшийся ствол деревца, не став возиться с зачисткой.

Пока я вожусь с могилой, Тонс занялся ремонтом ограды и даже с одной рукой все сделал на отлично. Ничто теперь не напоминает то место, через которое Зверь вытащил наружу второго Охотника.

В перерывах, когда я позволяю себе отдохнуть, я обдумываю ситуацию о том, что случилось на стоянке. И прихожу к мысли, что мне реально повезло оказаться в нужном месте в нужное время. И каким-то невероятным способом решить проблему Охотников, ну, то есть решить только одного из них. Второму теперь уже все равно на то, что тут творится.