Полная версия
Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами
Проститутки определенной категории без колебаний грабят пьяных мужчин, если считают, что могут сделать это безнаказанно. Если им попадается господин, который не захочет передавать воровку в руки полиции и делать это происшествие достоянием гласности, они находятся в относительной безопасности.
Подружки моряков
Много необыкновенных утверждений в отношении подружек моряков было в разное время распространено различными авторами; и из того, что стало известно миру, у людей, интересующихся такими вопросами, не сложилось очень высокое мнение об этой категории женщин.
Современная цивилизация развивается так быстро, и удивительно, что изменения, которые происходят в течение короткого отрезка времени протяженностью в несколько лет, поистине невероятны.
То, что можно было с полным основанием сказать десять, пятнадцать или двадцать лет назад о каком-то конкретном районе или названии, будучи повторенным в настоящее время, на самом деле окажется не чем иным, как самой грубой и необоснованной выдумкой. Романисты, которые никогда не бывали в местах, описываемых ими столь живо, и которые никогда не видели своими глазами сцен, изображаемых с такой графической точностью, гораздо больше вводят в заблуждение широкую общественность, чем может подумать случайный наблюдатель.
Высшие слои общества и средний класс, как правило, вынуждены бороться с бесчисленными предрассудками и обязаны отвергать традиции времен своего детства, прежде чем как следует поймут реальное положение той породы людей, которую их с незапамятных времен учили считать людьми самыми низшими, если не дикарями.
Эта вводная часть была необходима, прежде чем заявить, что за последнее время все, связанное с трудящимися массами, претерпело настолько глубокие изменения, какие только может совершать магия на сцене. Изменилось не только положение людей, но и они сами реально изменились. Я опишу чудеса, которые произошли за десяток-другой лет в Сент-Жиле благодаря бдительной и активной полиции, улучшению местного управления, школ, прачечных, технических училищ и меблированных комнат, что привело к исчезновению тех мерзких, распространяющих заразу хлевов, в которых свиньи упрямо отказывались валяться.
Распространение просвещения и образования также стало заметно и в том, что сам вор стал более тактичен и ловок; и это является одной из причин исправления ранее порочных окрестностей. Вор больше не посещает места, известные полиции, где его могут сцапать. Забыв о своих прибежищах, где раньше он чувствовал себя как дома, он перебирается на запад, север, юг, в любые другие окрестности, чтобы только не находиться поблизости от тех мест, где с ним можно ожидать встречи. Да и враждебные действия полиции не так активно направлены против опытных и пользующихся дурной славой воров. Полицейские, разумеется, не пренебрегают возможностью произвести арест и гордятся собой, когда такое происходит, но они питают некоторое уважение к вору, который является таким профессионалом и говорит: «Таким способом я предпочитаю добывать себе средства к существованию; и если бы все было иначе, я все равно выбрал бы себе занятие вора, потому что я привык к нему с детства. Моя репутация уже такая, что никто не возьмет меня на работу, и, кроме того, я горжусь своим умением воровать ловко и бросать вызов мастерству ваших детективов».
Таков на самом деле мелкий вор, районный воришка, та категория людей, которая вызывает особое раздражение и гнев у современного полицейского. Неработающий, ленивый негодяй, который не станет работать, когда есть работа в доках и других местах, который ходит и попрошайничает из-за присущей ему порочности, а основные инстинкты лишают его искры разума, крупиц понятия о честности и указывают ему на более доступную и совершенно другую цель. Эмиграция для них не существует; они ведут позорную жизнь за счет общества; половину своей жизни они проводят в тюрьме и преждевременно умирают, не оставляя о себе ни сожаления, ни грусти.
Район Ист-Энда Уайтчепел всегда считался подозрительным и опасным местом. Начнем с того, что население в нем представляет собой странный сплав евреев, англичан, французов, немцев и других противоборствующих элементов, которые должны сталкиваться между собой и вступать в конфликты, но не до такой степени, как об этом сообщают. В этом районе есть свои театры и мюзик-холлы, невысокий уровень цен на билеты в которые позволяет им поглощать большое количество его жителей и, невинно развлекая их, улучшать их манеры и удерживать их от бед и зла.
Недавно приведенный в порядок и отреставрированный театр «Эрл Эффингем» на Уайтчепел-Роуд вмещает три тысячи человек. В нем нет лож, так как у них не было бы постоянных посетителей, если бы они существовали. Жители Уайтчепела не ходят на спектакли в лайковых перчатках и белых галстуках. Сцена этого театра просторная и просто отличная; в нем есть обширная база для спецэффектов, так как в Уайтчепеле очень любят пиротехнические шоу, синих, красных духов и дьявола, исчезающего в облаке дыма через незаметное отверстие в полу. Громкими аплодисментами встречают прозрачных нимф, когда они, как Афродита, выходят из волн морских и садятся на мнимые солнечные лучи, висящие между сценой и театральными небесами.
«Павильон» – это еще один театр на Уайтчепел-Роуд, который, наверное, котируется выше, чем «Эффингем». «Павильон» может выдержать сравнение – похвальное для него самого и его архитектора – не с одним театром Вест-Энда. Его жители, которые в своих мечтах никогда не ездили дальше, чем отдел дивидендов и переводов Банка Англии на Треднидл-стрит, имеют смутное представление о том, что театры Вест-Энда сильно напоминают полуразвалившийся и захудалый Сохо на Дин-стрит, который заполняется грубыми, шумными компаниями подвыпивших воров и проституток. Пора уже этим представлениям рассеяться. Проститутки и воры, конечно, находят способ попасть в театры и другие места развлечений, но, наверное, если бы вы в окрестностях стали выискивать всех людей с дурной репутацией, их не хватило бы, чтобы заполнить партер и галерку «Павильона».
На подступах к театру можно заметить проституток, стоящих небольшими группками по 3–4 человека, и вы также увидите их внутри театра, но там они, по большей части, будут в сопровождении их мужчин. Сержант, ранее служивший в округе Н, за чьи услуги я благодарен старшему полицейскому офицеру Уайту, уверил меня, что, когда моряки сходили на берег в доках и доставали свое жалованье, они выбирали себе женщин, на которых они считали себя временно женатыми, и им они отдавали деньги, заработанные за их последний рейс. Они жили с этими женщинами, пока не закончатся деньги (а женщины обычно честны с моряками). Потом они снова отправлялись в море, зарабатывали еще, возвращались домой, и все повторялось сначала. На Сент-Джордж-стрит и Рэтклиффском шоссе есть, наверное, двенадцать или пятнадцать пивных, имеющих разрешение на исполнение музыки; несколько лет назад большинство из них были переполнены, а сейчас они едва могут покрыть свои расходы, и ожидается, что в следующем году многие из них должны будут закрыться.
Этому существует простое объяснение. Многие моряки отправляются дальше на восток, в округ К, который включает в себя Уоппинг, Блугейт и т. д. Но главной причиной такого упадка является просто появление банков для сбережений моряков. Больше нет денег, которые можно тратить, как это бывало. Когда моряк сходит на берег, он, вероятно, пойдет в ближайший «дом моряка» и положит свои деньги в банк. Беря из банка около фунта себе на развлечения на пару дней, он затем распорядится переслать свои оставшиеся деньги друзьям на берегу, к которым он сам отправится, как только ненадолго окажется в городе. Так что деньги, которые раньше обычно тратились в одном месте, тратятся теперь по всей стране, следовательно и вполне естественно, что владельцы пивных остро чувствуют перемену. Чтобы показать, как за последние годы в лучшую сторону изменились окрестности Лондона, я упомяну, что шесть – восемь лет назад Восточный Мюзик-холл посещали бандиты. Его владелец сказал мне, что он был только рад, когда часы били двенадцать, чтобы он мог закрыть заведение и выставить за дверь своих буйных клиентов, главным развлечением которых было уродовать и разбивать друг другу физиономии.
С той поры г-н Уилтон реконструировал свой концертный зал и пристроил галерею для моряков и их женщин. Обычно зал заполняют торговцы, владельцы магазинов, торгующих в рассрочку, и т. д. и т. п.
И прежде чем мы пойдем дальше, несколько слов о магазинах, торгующих в рассрочку. Возьмем Нью-Роуд, Уайтчепел, где их полно. Они выглядят прилично, представляют собой небольшие двухэтажные здания, чистые, аккуратные, и их владельцы всегда готовы заплатить налоги в королевскую казну, когда за ними приходят налоговые инспектора. Принцип их бизнеса таков. Мужчина хочет купить пальто, или женщина хочет купить шаль, платье или какой-нибудь другой предмет женского гардероба. Так как по-соседски все знают, что этот человек имеет то или иное занятие, он может пойти в магазин, торгующий в рассрочку, будучи уверенным в успешном решении своего вопроса.
Женщина получает платье, которое она хотела, и договаривается платить какую-то сумму еженедельно до тех пор, пока весь долг не будет выплачен. Например, платье стоит три фунта – такую сумму целиком она не может надеяться иметь на руках. А пять шиллингов в неделю на протяжении трех месяцев в итоге сложатся в требующуюся сумму; и благодаря такой договорной системе выигрывает как женщина, так и владелец такого магазина.
«Британская королева», концертный зал на Коммершл-Роуд, – это респектабельное, приличное заведение, которое посещают проститутки низкого пошиба, как можно было ожидать. Но оно чрезвычайно благопристойное, а чего еще можно желать? Сержант заметил, что если бы эти безвредные развлекательные заведения не имели лицензий и не были доступны, то в их окрестностях рассеялось бы немало семян зла, и их бы заменили другие заведения, в десять раз хуже этих. Представители всех классов должны иметь отдых и развлечения. Моряки, которые сходят на берег после долгого плавания, хотят их иметь; и, добавил сержант, их дают этим морякам таким образом, что они не причиняют вреда ни себе, ни кому-то другому.
Потасовки и беспорядки случаются редко, хотя, разумеется, их можно ожидать время от времени. Танцевальные залы закрываются в двенадцать. В действительности их завсегдатаи перебираются в другие места обычно до этого часа, и очень немногие публичные места открыты в час ночи.
Я слышал, что произошли три драки: в «Прусском Орле», на Шип-Эли и Вэлклоуз-сквер в тот вечер, когда я находился в этом районе. Но когда я прибыл на место, я не увидел никаких признаков агрессивных настроений среди собравшихся людей, о которых было нам доложено, и это был единственный слух о беспорядках, который достиг моих ушей.
На Шип-Эли полно иностранных меблированных комнат. На ставнях можно увидеть надпись, которая указывает на национальность хозяина и характер заведения. Например, вывески Hollandsche lodgement достаточно для того, чтобы показать голландцу, что здесь говорят на его языке и он может получить здесь ночлег, если захочет.
То, что в этом районе есть отчаянные личности, достаточно красноречиво явствовало из того, что я увидел, когда оказался в полицейском участке. В камерах были заключены две женщины, обе хорошо известные проститутки. Одна из них уже побывала здесь не меньше четырнадцати раз, и лишь несколько часов назад ее привели в участок по обвинению в том, что она чуть не убила мужчину кочергой. У нее было нехорошее, тяжелое, неприятное лицо; лоб был низким, насколько я мог разобрать при скудном свете через глазок в двери камеры; нос – коротким и толстым с широкими ноздрями. Она ругала полицейского за то, что он побеспокоил ее, когда она хотела улечься спать, что, как я увидел, было довольно трудно сделать, так как там не было ничего, на что можно было бы прилечь, кроме подобия жесткого ящика, прикрепленного к стене у пола вдоль одной стороны камеры.
Другая женщина, которую звали О’Брайен, выглядела гораздо лучше, чем ее соучастница преступления. Ее рука была перевязана, и она казалась ослабевшей от потери крови. Полицейский поднял ей голову и спросил ее, не хочет ли она чего-нибудь поесть. Она ответила, что выпила бы чаю, и было сделано соответствующее распоряжение. В одном питейном заведении она днем увидела мужчину, который ел хлеб с сыром. Чтобы завязать с ним разговор, она попросила дать и ей немного, а когда он отказал ей, попыталась выхватить у него из рук хлеб и наткнулась на нож, который он держал в правой руке, чем нанесла себе серьезное ранение. Несмотря на боль от раны, которая только привела ее в ярость, она накинулась на мужчину с палкой и нанесла ему жестокий удар по голове, опасный для жизни. За это преступление полицейский забрал ее в участок и посадил под замок.
Среди английских девушек есть немного таких, кого можно назвать собственно подружками моряков. Большинство из них либо немки, либо ирландки. Я видел многих немок, высоких, с бесстыдными лицами, одетых вызывающе, которые выделывали разные самые фантастические па в танцевальном зале на Рэтклиффском шоссе.
Можно также привести описание одного из танцевальных залов, которые часто посещают моряки и их женщины.
Если пройти через бар питейного заведения, вы подниметесь по ступеням и окажетесь в хорошо освещенной газовыми рожками длинной комнате. В ней вдоль стен стоят лавки, чтобы танцующие могли отдохнуть, и вы не сможете не заметить оркестр, который вполне достоин внимания. В большинстве случаев он состоит из четырех музыкантов, бородатых и на вид лохматых иностранцев, возможно немцев, которые играют на скрипке, корнете и двух дудках или флейтах. Оркестр обычно располагается в углу зала на возвышении, к которому ведут две ступени. Спереди оно обшито досками, оставлена лишь небольшая дверь с одного конца для исполнителей, для удобства которых ставят скамью или стулья. Там есть небольшая полочка, на которую кладут инструменты. Часто ее украшают оловянные кружки. Сама музыка просто замечательная, во всяком случае, в высшей степени бодрящая. Пронзительные звуки дудок и резкие – трубы, издаваемые в быстром темпе, возбуждают танцующих, пока они не закружатся в вальсе с огромной скоростью.
Меня сильно поразило то, как исполнялись различные танцы. Во-первых, в высшей степени соблюдались внешние приличия. И я также не заметил ни малейшей склонности к неприличному поведению. Излюбленными танцами, по-видимому, были польки и вальсы, да и разные па выделывались изумительно, учитывая общественное положение и образовательный уровень танцующих. Многие демонстрировали грациозность и естественную непринужденность, которые никто и не мог бы предположить. Но это чаще можно было наблюдать у иностранцев, нежели у англичан. Большинство женщин не имели ни малейшего представления о том, как надо танцевать. В ту ночь снаружи не было ничего примечательного, по крайней мере, в окрестностях Рэтклиффского шоссе. Может быть, их талант был зарыт в землю, но он не был заметен случайному наблюдателю. И все же я должен признать, что было что-то располагающее в выражении лиц женщин, чего нельзя сказать о мужчинах. Возможно, это была смесь покорности, безразличия и небрежности – и через все эти ступени в своей карьере каждая проститутка должна пройти. Она и не будет хорошо натаскана для своего занятия, пока не пройдет каждую фазу и они в какой-то степени не перемешаются. В этих женщинах была определенная внутренняя деликатность, чрезвычайно похвальная для их обладательниц. Это не была искусственная утонченность Вест-Энда, ничего подобного, а подлинная женская черта. Они не выглядели так, словно пришли туда именно для удовольствия, они выглядели для этого слишком деловыми, но казалось, что они хотели бы и намеревались соединить дело и удовольствие и повеселиться, насколько позволят обстоятельства. Одеваются они не в танцевальном зале, наряжаются они дома и идут по улицам в своих бальных платьях, без шляпок. Но так как они живут недалеко, этому не придается значения. Я заметил нескольких одиноких женщин, которые сидели каждая сама по себе, и в одном месте их было до полудюжины.
Лица подвыпивших моряков были отрешенными, скучными. Я не мог отделаться от мысли, что один из таких мужчин, увиденных мною в «Прусском Орле», был совершенный Калибан. В тяжелых совиных чертах его лица было хитрое выражение, которое вместе с пьяным злобным взглядом и большим ртом делало его «самым настоящим чудовищем». Там и сям в толпе, собравшейся в зале, я заметил цветных мужчин и нескольких негров.
Сержанту случилось искать женщину по фамилии Харрингтон, которая совершила преступление, и при исполнении своего долга он должен был обыскать несколько пользующихся дурной славой борделей, которые, как он полагал, могли дать убежище правонарушительнице.
Мы вошли в дом на Фредерик-стрит (на которой полно борделей, и почти каждый дом используется в безнравственных целях). Но объекта наших поисков там не оказалось, и мы отправились на Брунсвик-стрит, которая местным жителям и полиции больше известна как Тигровая бухта. Обитателям и посетителям этого места часто приходится против их воли появляться в полицейском суде. В Тигровой бухте полно борделей и воровских притонов. В дом номер 6 мы вошли в сопровождении двух полицейских в форме, которые, как оказалось, несли дежурство у входа в заведение. Они хотели задержать преступницу, которая, как они резонно предполагали, станет искать себе убежище после ночной пирушки в одном из притонов бухты. Мы не нашли человека, которого искала полиция, но, спускаясь в кухню, обнаружили женщину, сидящую на стуле, которая, очевидно, ожидала кого-то.
«Эта женщина, – сказал сержант, – из самой худшей категории, какие у нас есть. Она не только вульгарная проститутка и подручная негодяев и воров, но и слуга при проститутках и разных темных личностях, таких же деклассированных, как и она сама; разница только в том, что она им прислуживает».
После этого мы обыскали два дома на противоположной стороне улицы. Комнаты, которые занимали женщины и их моряки, были больше и просторнее, чем я ожидал увидеть. Кровати были с пологом на четырех столбиках, и в некоторых случаях они были окружены выцветшими, грязноватыми ситцевыми занавесками. В них было обычное количество дешевой глиняной посуды, стоявшей на каминных полках, увенчанных небольшим зеркалом в позолоченной или из розового дерева раме. Когда было произнесено магическое слово «полиция», дверь распахнулась подобно тому, как раскрылась пещера разбойников, когда Али-Баба произнес «сезам, откройся!». Несколько секунд были даны человеку, открывшему нам дверь, на то, чтобы сесть на диван, и начался наш обход этого заведения. Моряки не проявляли никаких признаков враждебности во время нашего несколько неоправданного вторжения, и каждый раз мы имели возможность спокойно выйти, не найдя, однако, преступницу, которую искали. Это могло заставить скептиков слегка засомневаться в ее вине, но в действительности дело обстояло иначе, и, по всей вероятности, к настоящему времени справедливость восторжествовала.
Беглый осмотр интерьера бара «Скаковая лошадь» завершил наши ночные скитания. Это питейное заведение – одно из недавно появившихся в этом районе, и оно предлагает свои услуги и человеку, и животному до самого утра.
Большинство иностранок прекрасно говорят по-английски, некоторые отлично, другие с ошибками; это зависит от продолжительности их пребывания в стране. Одна немка рассказала мне такую историю:
«Я живу в Англии почти шесть лет. Когда я сюда приехала, не говорила ни слова на вашем языке, но в ту пору общалась со своими соотечественниками. Теперь я хорошо говорю по-английски, как и любой другой. Сегодня вечером я пришла сюда потанцевать с английским моряком, которого знаю две недели. Его корабль находится в доках и не отправится в плавание еще месяц. Я была знакома с ним и раньше, полтора года назад. Он всегда живет со мной, когда сходит на берег. Он хороший человек и отдает мне все свои деньги, когда на берегу. Я беру все его деньги, когда он со мной, и не трачу их быстро, как это делают ваши английские женщины. Если я не позабочусь, он все потратит за неделю. У моряков деньги как дождевая вода; они бросают их на улице, не заботясь ни о чем, оставляют их чистильщику обуви на перекрестке или посыльному. Я даю ему денег понемногу, когда они ему нужны. Он хорошо меня знает и очень мне доверяет. Я честная женщина, и он чувствует, что может мне доверять. Предположим, у него при сходе на берег есть двадцать четыре фунта и он пробудет на берегу шесть месяцев, тогда он потратит со мной пятнадцать или двадцать фунтов, а что осталось – отдаст мне, когда будет уходить в море. Мы развлекаемся и тратим деньги на нас двоих. Для моряка очень плохо, если он оставляет деньги у себя; он попадет в плохие руки. Он пойдет к продавцу дешевого готового платья, который продаст ему одежду втридорога и оставит его без гроша. Я знаю очень многих моряков – шесть, восемь, десять, ах! – да еще больше. Они мои мужья. Я не замужем, разумеется, но они считают меня своей женой, пока на берегу. Я не особенно привязана ни к одному из них, у меня есть возлюбленный. Он официант в кофейне в доме с меблированными комнатами, где владелец немец. Мой возлюбленный – немец из Берлина, я и сама оттуда. Я там родилась».
Шедвел, Спитлфилдз (лондонский оптовый рынок фруктов, овощей и цветов. – Пер.) и прилегающие к ним районы заполнены борделями так же, как Уайтчепел. Для привлечения и развлечения моряков нужны женщины и музыка. Таких домов много на Хай-стрит в Шедвеле. Один из самых известных носит название «Белый лебедь» или просто «Гусь Пэдди». Говорят, его владелец зарабатывает деньги не одним способом. Содержание публичного дома – это излюбленный метод вложения денег в этих местах. Несколько лет назад один человек по имени Джеймс был отдан под суд за то, что у него было тридцать борделей. И хотя он был осужден, это ни в коей мере не улучшило ситуацию, так как в настоящее время ими управляет мой информатор по имени Брукс.
На Хай-стрит есть еще два хорошо известных дома – «Три короны» и «Виноград» (у последнего нет лицензии на проведение танцевальных вечеров).
«Гусь Пэдди», наверное, самое популярное заведение в этом приходе. О нем существует очень хорошее мнение в высших кругах. Во время Крымской войны его хозяин – правительству тогда были нужны моряки для комплектации флота – ходил по торговым судам на реке и завербовал на военную службу много людей. Его система набора была очень успешной. Он плавал на небольшом пароходике, на котором играл оркестр и развевались флаги и вымпелы. Все это снискало ему популярность в адмиралтействе и сделало его доходный дом широко известным среди моряков и всех тех, кто с ними связан.
Инспектор Прайс, под чьим надзором находятся ночлежные дома с дешевыми меблированными комнатами в этой части Лондона, очень любезно взял меня с собой в один из худших и один из лучших таких домов, являвших собой необыкновенную противоположность друг другу; и оба они были восхитительным примером превосходной работы замечательного Закона, регламентирующего их деятельность. Мы вошли в большую комнату, в которой в дальнем углу весело пылал большой камин. Вокруг него сидела группа из десяти – двенадцати человек, другие находились в различных частях комнаты. Позы большинства людей были вялыми, никто не читал; один готовил ужин; несколько человек развлекались тем, что отпускали в наш адрес критические замечания, спорили на тему причин нашего посещения и вообще обсуждали нашу внешность. Инспектор был хорошо известен владельцу заведения, который отнесся к нему с величайшей любезностью и уважением. Повсюду была чистота. В этот дом мог прийти всякий, кто располагал умеренной суммой в три пенса. Мне сообщили, что завсегдатаи этого дома, по большей части, проститутки и воры. То есть воры и их сообщники. Тому, кто платил деньги и требовал взамен комнату на ночь, не задавали никаких вопросов. В этом заведении имелось сорок кроватей. В нем было два этажа. Первый этаж был разделен при помощи дощатых перегородок на небольшие кабинки, предназначенные для женатых людей или тех, кто представлялся таковыми. Ввиду того что сумма, уплаченная за ночлег, была такой маленькой, разумеется, жильцы не могли ожидать, что получат чистые простыни, которые менялись лишь раз в неделю. На самом деле простыни были обычно черными или очень грязными. Да и как могло быть иначе? Мужчины часто были немытыми и совершенно неприученными к чистоте, от которой они были так же далеки, как и от благочестия. Полы и все вокруг было чистым, что делало честь управляющему персоналу наверху; кровати не стояли скученно в одном месте, а стояли рядами на определенном расстоянии одна от другой. Многие из них были уже заняты, хотя еще не было и одиннадцати часов, а дом обычно заполнялся к утру. Вентиляция была полной и достойной внимания. С каждой стороны комнаты имелось несколько вентиляторов, но ни одного на потолке – все были размещены сбоку.