Золушка XY

Карлову Эдуарду Максимовичу недавно исполнилось восемнадцать. На совершеннолетие отец подарил любимому сыночку красный Феррари, за рулем которого тот смотрелся довольно нелепо. Представьте себе парня ростом метр шестьдесят с телосложением большого пухлого младенца, почти лежащего за рулем спортивной машины.

Вероника считала, что в какой-то момент, когда младший сын хозяина был еще ребенком, его фигура перестала развиваться. Прибавлялись только вес и рост, а все остальное – покатые плечики, толстый зад, пухлый живот – оставалось неизменным. И на это можно было бы не обращать внимания, если бы у парня был нормальный характер. Но куда там! Хитрость, лицемерие и злость странным образом сочетались с комплексом неполноценности, и все это лишь подчеркивало непривлекательность фигуры.

Эдуард – единственный, к кому Карлов старший испытывал подобие любви. Может из жалости, а может потому, что чувствовал внутреннее сходство. При видимой строгости, он прощал сыну практически все, любые пакости, на которые тот был большой мастер, особенно в отношении Ильи и своего старшего брата. Из-за природной трусости младший сын побаивался отца, а покойную мать тайно ненавидел, считая, что именно она виновата в том, что у него такая внешность.

Больше всего он любил подсматривать и шпионить, добывая информацию для своих проделок.

– Что, так и будешь молчать, Дюймовочка? – спросил Эдуард.

– У меня слишком много дел, и обращать внимание на бездельников некогда, – спокойно ответила Вероника, по-прежнему не глядя на него и продолжая вытирать пыль.

Сказать что-то еще Карлов младший не успел – дверь в гостиную распахнулась, и вбежала Олеся в коротеньком трикотажном платьице на тоненьких бретельках. Ее точеная фигурка уже полностью сформировалась к четырнадцати годам.

– Ника, я пришла помочь, – прощебетала она нежным голоском. – Одной тебе не успеть все сделать ко времени.

Что стало с Эдуардом! Его как будто подменили. Он резко соскочил с дивана и проговорил нормальным голосом нормального человека:

– Я тоже могу помочь – четыре руки хорошо, а шесть лучше.

Вероника подбоченилась и с хитрым прищуром во взгляде посмотрела на Карлова младшего.

– Ладно, ты Эдик займись тогда посудой. Правильно расставь ее, ничего не упустив. Ты ведь из интеллигентной семьи, – с ехидцей добавила она, – значит, сделаешь все, как нужно. А мы с Олесенькой пойдем займемся канапе и другими холодными закусками, – схватив девушку за руку, она потянула ту на кухню, едва сдерживая рвущийся изнутри смех.

Эдуард злобно уставился на посуду, борясь с желанием всю ее переколотить. Но делать нечего, придется выполнять поручение, не может же он ударить в грязь лицом перед Олесей, внимание которой так старательно пытался обратить на себя. Он свирепо схватил полотенце и принялся натирать до блеска фарфоровые предметы. Дверь отворилась и показалась смеющаяся голова Вероники:

– Забыла предупредить, сервировать нужно для меню из четырех блюд. Да, и фужеры, – спохватилась она, – под морс, белое и красное вино, и виски.

Не успел Эдуард хоть как-то отреагировать, как она уже снова скрылась за дверью.

С еще более мрачным видом он продолжил свою работу. Но сделать нужно, как следует, чтобы похвастаться перед Олесей.  Благо, он знал все назубок. Приемы в этом доме случались часто, он на них всегда присутствовал. Кроме того, он любил наблюдать за умелыми движениями Вероники, не упуская возможности ее подкалывать.

С важным видом вернулась домработница с ворохом салфеток, зажатым под мышкой и двумя вазами с цветами. Окинув взглядом стол, она одобрительно кивнула и расставила на нем цветы. Салфетки вручила Эдуарду и не менее важно удалилась.

Эдуард мастерски свернул полотняные тряпочки и положил их каждому гостю на закусочную тарелку. В средней части стола на специальной подставке установил приборы с солью и перцем, рядом поставил вазочку с горчицей. Стол приобрел законченный вид.

Безупречные мелкие розочки красовались в невысоких вазах, чтобы не заслонять собой людей, что займут свои места за столом, или блюда, ради которых и выполнялась такая тщательная сервировка.

Вернулись Вероника с Олесей, неся блюда с холодной закуской.

– Да ты у нас просто мастер! – похвалила Вероника. – Советую посвятить этому жизнь, – тут же ехидно добавила она.

Эдуард пропустил ее слова мимо ушей. Он смотрел на Олесю, которая не обращала на него внимания, хлопоча возле стола. В сердцах он развернулся и вылетел из гостиной, сильно хлопнув дверью. Вероника весело рассмеялась, а Олеся только удивленно приподняла брови.

– Наш мальчик получил по заслугам, – сквозь смех проговорила Вероника. – Не все ему издеваться над людьми, пора и самому побывать в их шкуре, – заметив удивленный взгляд Олеси, добавила: – Все нормально, не забивай себе голову, продолжаем накрывать на стол. Пошли за напитками.

– А он красиво все сделал, правда? – спросила Олеся, оглядывая стол.

– Это точно. Я же говорю – у парня талант, – констатировала Вероника.

Эдуард, тем временем, стремительно выскочил из дома и направился в сторону гаража, полюбоваться на свой Феррари, как делал всегда, когда находился в крайнем раздражении. «Эта маленькая сучка совсем не обращает на меня внимания, – думал он, поглаживая ярко-красный капот. – Нужно будет отомстить ей, только как? Что-нибудь придумаю». Заметив маленькое темное пятнышко на левом крыле, он решил: «Завтра дам задание нашему Золушке помыть ее. Пусть отрабатывает харчи, а то, ишь, какой умный выискался, живет тут на всем готовом. А кто он такой? Да никто».

На пути к дому Эдуард завернул в мастерскую Олеси, что располагалась в отдельной небольшой постройке – маленьком уютном домике. Это была личная территория Олеси, где она вольна была делать все, что захочет. Сейчас мастерская пустовала.

Схватив первое, что попалось под руку – масляные краски, Эдуард выскочил из мастерской, воровато оглянулся и кинул их через забор. Вот в этом был весь младший сын Карлова Максима Анатольевича – мелкий пакостник. С чувством глубокого удовлетворения он направился к дому, уже предвидя, как Олеся, нервничая, станет искать эти дурацкие краски.

Одного не учел Эдуард, что из окна мансарды Илья все прекрасно видел. Как только пакостник скрылся в доме, Илья спустился, поднял краски и вернул их обратно в мастерскую. Он уже давно решил не связываться с Карловым младшим по пустякам. К чему лишние проблемы? Но внимательно следить за мелким вредителем не переставал.

***

– Сашенька! Папа уже выкурил две сигареты. Скоро начнет нервничать.

– Уже иду! – крикнула изящная шатенка, сидящая перед туалетным столиком и добавляющая последние штрихи к безупречному макияжу. – Еще пять минут.

Она провела щеткой по длинным волнистым волосам, брызнула на себя немного духов и встала из-за столика. Стройную фигуру подчеркивало маленькое черное платье с глубоким вырезом. Короткие рукава открывали безупречной формы руки с узкой кистью и длинными пальцами.

Туфли на каблуке делали и без того высокую фигуру еще выше. Большие, зеленые глаза, почти не тронутые косметикой, светились умом и сообразительностью. Весь ее облик «кричал» о богатстве.

Она вышла из комнаты и по широкой лестнице спустилась в холл, где ее поджидали мать с отцом. Небольшого роста кругленький мужчина с дымящейся сигаретой в зубах нервно расхаживал взад-вперед, что-то бубня себе под нос и размахивая руками. Высокая красивая брюнетка, лет сорока пяти, в стильном бежевом костюме пыталась его успокоить.

– Вася, она уже идет. Прекрати маячить у меня перед глазами.

– Да, да, папуля, видишь, я уже здесь, – произнесла девушка, преодолевая последнюю ступеньку и крепко держась за перила. – Можно отправляться.

– Слава богу! – в сердцах произнес толстячок. – Мы опоздаем не меньше, чем на час. В приличном обществе себе такого не позволяют. В Англии даже десять минут опоздания уже считается проявлением неуважения, а мы…

– Пап, мы не в Англии, успокойся, – перебила его девушка. – У нас это считается нормальным. Кроме того, ты, как всегда, сильно преувеличиваешь, мы опоздаем всего на полчаса. Пробок уже нет, доберемся быстро.

Толстячок продолжал ворчать, но уже более добродушно. Они вышли во двор, где их поджидал черный БМВ. Водитель предусмотрительно распахнул дверцы.

– В Гайд-парк, – скомандовал толстячок, когда все уселись в машину.

– Что отмечаем сегодня? – спросила брюнетка у мужа.

– Забыла, что ли? Открытие нового оздоровительного центра.

– Сколько их у него? Я уже со счета сбилась.

– Неважно сколько, а важно то, что от каждого твоей фирме перепадает процент, – самодовольно хохотнул муж.

Дочь не участвовала в разговоре, она сидела и думала, что жажда накопительства не имеет предела. Вот у ее отца уже столько денег, в стольких банках, что хватит и ей – его единственной дочери, и ее детям. А он все радовался любой дополнительной возможности заработать. В глубине души ругая себя за ханжество (сама же активно пользовалась деньгами отца), не могла не осуждать его. Хорошо хоть она значительно облегчала его кошелек, много тратя на благотворительность. Но и тут вела себя довольно странно из-за специфического отношения к людям. Она считала, что жалости заслуживают только старики и дети, остальные могут позаботиться о себе сами. Поэтому, ее благотворительность распространялась только на детские дома и пансионаты для престарелых и инвалидов, не более. В семье ей принадлежала главенствующая роль. Все делалось так, как она того хотела.

Александра Стоянова, дочь заместителя мэра, двадцатитрехлетняя красавица, одна из главных модниц Екатеринбурга, которая часто красовалась на глянцевых страницах модных журналов, закончила факультет иностранных языков Свердловского Университета. Полгода провела на стажировке в Англии. Год назад вернулась из Лондона и сейчас занималась вполне успешным предпринимательством. Отец помог ей открыть британо-американский лингвистический клуб, который пользовался популярностью в городе. Там обучались и взрослые, и дети. Александра нанимала только высококлассных преподавателей. Определенное количество часов преподавание велось англоязычным специалистами, которые работали в России по контракту, и были приглашены из Англии, Америки или Канады.

Отец с матерью гордились дочерью и потакали ей во всем. Она платила им снисходительной любовью, прощая слабости.

Александра не любила всякого рода банкеты, особенно с полным обслуживанием. Точность исполнения ритуалов и количество формальностей на таких мероприятиях ее бесили. Особенно выводило из себя, что места за столом следовало занимать согласно плану рассадки.

Слава богу, сегодня ей предстояло провести время совсем по-другому, практически в кругу родственников. Но люди, к которым они ехали, относили себя к высшему обществу, приходилось вести себя соответственно, соблюдая этикет. Отчего Александру и не радовало предстоящая встреча. Все эти формальности любое застолье способно превратить в скучнейшую процедуру.

Александра отлично знала правила поведения, но иногда была не прочь их нарушить. Изредка она любила перехватить что-нибудь в Макдоналдсе, держа гамбургер обеими руками и удобно разместив локти на столе. Там можно широко открывать рот, облизывать соленые после картофеля фри пальцы. И не нужно держать ложку обязательно между большим и указательным пальцем, чтобы при этом её ручка слегка упиралась в средний палец…

Машина въехала в автоматические ворота и подкатила к парадному входу в дом. Там их уже поджидал высокий мужчина, одетый в дорогой костюм, со слегка брезгливым выражением на лице. Впрочем, оно сменилось вялой улыбкой, когда он помогал выходить из машины матери Александры, и засветилось от восторга, когда целовал губы, которые ему подставила девушка, выйдя из машины.

Старший сын Карлова, Лев Максимович, во всем старался подражать отцу. Та же манера говорить и держать себя, тот же высокий рост. Но на этом их сходство и заканчивалось. Лицом он походил на покойную мать – большие, подернутые дымкой, карие глаза, аккуратный прямой нос, маленький рот. Черты лица скорее напоминали женские. Русые волосы, подкрашиваемые втайне от всех для придания им более насыщенного цвета, были гладко зачесаны назад, открывая овальные залысины. Ногти на руках всегда наманикюрены. В отличие от накачанной фигуры отца, его телосложение было слегка обтекаемым, без четких контуров. Лев терпеть не мог заниматься спортом и никогда не посещал тренажерный зал.

– Чего замешкались, гости дорогие? – в дверном проеме появилась подтянутая фигура Карлова старшего в светло-бежевом костюме. – Закуски уже давно на столе, только и дожидаются, когда их съедят. Прошу, заходите, – с этими словами, он обменялся рукопожатием с круглым толстячком, элегантно подставил локоть матери Александры и повел гостей в столовую.

Лев, по примеру отца, взял под руку Александру, и они замкнули торжественное шествие.

Максим Анатольевич на правах старшего в семействе занял почетное место во главе стола. По правую руку от себя он усадил Олесю, по левую – Эдуарда. Заместитель мэра с женой и Лев с Александрой расположились напротив друг друга.

Закуски и вина уже давно стояли на столе. Вероника суетилась, наполняя чаши дымящимся супом-пюре по-итальянски. Движения умелые и точно рассчитанные, чтобы не мешать гостям.

Под действием выпитого вина, беседа приняла более оживленный характер. Оставив часть закусок на столе, Вероника принесла горячее, убрала грязную посуду.

– Могу я обратиться к молодым? – громко произнес Карлов старший, обращаясь к Александре. Она слегка кивнула в знак согласия. – Определились ли вы с датой свадьбы? Все-таки уже полгода помолвлены.

– Мы решили не торопиться, – поспешила ответить она, не дав жениху открыть рот. – Кроме того, у меня на работе сейчас напряженный период, много новшеств. Сами понимаете, времени ни на что не остается, – с этими словами она мило улыбнулась будущему свекру.

– Конечно, спешить не стоит, но и медлить тоже, – задумчиво глядя на нее, произнес Карлов. – Что если нам приурочить это событие к осеннему балу, который будет проводиться в мэрии в октябре? На этом балу мы сможем официально объявить дату свадьбы в присутствии именитых гостей. Саму свадьбу можно организовать в ноябре. Как вы на это смотрите?

– Но я планировала как минимум до весны ничего не предпринимать, – растерялась Александра. – Тем более что ноябрь не самый подходящий месяц для свадьбы.

– Время года не имеет значения, замерзнуть мы тебе не дадим, – настаивал Карлов.

– Я совершенно согласен с Максимом, – подхватил отец Александры. – Тянуть со свадьбой не стоит. У людей появятся вопросы, а они нам ни к чему.

Александра всегда делала то, что хотела и так, как хотела, кроме решения выйти замуж за старшего сына Карлова. Его ей выбрал отец, и был категоричен в этом вопросе, не принимая возражений. Собственно, она и не собиралась с ним спорить. Ее отношение к супружеству отличалось таким же своеобразием, как и к жизни в целом. В любовь она не верила, союз со Львом считала вполне приемлемым, поэтому с отцом особо не спорила, но и торопить события не хотела.

– Так что вы мне на это скажите? – вопросительно посмотрел на нее Карлов.

– Собственно говоря, почему бы нет, – произнесла Александра, умело маскируя раздражение под маской светской львицы. – Ты как, дорогой? – обратилась она к жениху.

– Я согласен, – в своей обычной вялой манере ответил Лев.

Проявлять инициативу – не его конек. Несмотря на то, что в бизнесе отца он играл серьезную роль, все фитнес салоны и оздоровительные центры находились под его началом, инициатива исходила только от отца. Лев вынужден был полностью подчиняться его власти, в глубине души мечтая в один прекрасный день все прибрать к рукам.

– Тогда решено, свадьбу сыграем в ноябре, – удовлетворенно произнес Карлов старший, довольно потирая руки. – А теперь, не выпить ли нам за это? Как насчет чего-то покрепче вина? Василий, ты как?

– Я всегда за, ты же знаешь, – довольно расплылся заместитель мэра, за что получил увесистый пинок под столом от супруги, с лица которой не сходила милая улыбка. – Только без фанатизма, договорились?

– О чем речь? – Карлов старший не увлекался спиртными напитками, но поощрял, когда кто-то из нужных людей при нем набирался. С его точки зрения, такой момент являлся самым благоприятным для получения различных сведений той или иной степени важности. Он часто приглашал в дом «нужных людей», как сам их называл, спаивал и выуживал информацию.

Старший сын и в этом пытался ему подражать, только его попытки часто заканчивались тем, что он набирался больше «нужного человека» и сам выбалтывал лишнее, за что потом получал от отца.

– А сейчас, я бы хотел перейти к другой теме, – продолжил Карлов. – Хочу показать вам новую работу Олеси. Разрешаешь? – с деланной шутливостью обратился он к девушке, сидевшей возле него, скромно потупив взор.

Она лишь кивнула. Запретить ему все равно невозможно, хоть в душе и поднималась волна противоречия. Такие моменты она больше всего не любила, но каждый раз они повторялись.

Карлов встал, взял объемное полотно, стоящее лицом к стене, повернул его к гостям и установил на стол, предварительно сдвинув приборы. Он бережно придерживал картину руками. Олеся даже не шелохнулась, продолжая рассматривать скатерть. На полотне был изображен зимний пейзаж, фрагмент какого-то сада, только выглядел он достаточно необычно. Снег отливал фиолетовым, ели синевой, скамейки и кусочек забора казались розоватыми, а симпатичный заяц в центре картины был по-летнему серым.

– Но это же сказочно красиво! – воскликнула Александра. Олеся впервые подняла глаза и робко посмотрела на нее. – С каждым днем ты пишешь все лучше, – она ласково улыбалась Олесе, подбадривая ту взглядом.

– Картина, правда, замечательная, – отозвалась мать Александры. – Только почему ты ее так причудливо раскрасила, дитя мое?

– Это получилось само собой, – тихо ответила Олеся, – как-то не специально.

– В этом отражается ее отношение к жизни, – глубокомысленно заявила Александра. – Ее восприятие окружающего мира. Она не такая, как мы, и может себе это позволить.

Лицо отчима выражало восторг и гордость. Его аж распирало.

– Эту картину я повешу в холле, прямо напротив входной двери, чтобы каждый, кто заходит, мог видеть ее, – торжественно заключил он.

Олеся боролась с сильным желанием встать из-за стола и убежать к Илье, в его спасительное убежище, но она понимала, что так поступать невежливо. Вся ее природная скромность восставала против возможности оказаться в центре внимания. Хотелось забиться в угол, ничего не видеть и никого не слышать.

***

До Ильи доносились звуки из гостиной, которые постепенно становились все громче. Гости подвыпили, оживились, торжественность обстановки слегка разрядилась. Он слышал, как Карлов пригласил всех перейти в летнюю столовую на чашечку кофе. Там же можно было покурить, чего не разрешалось в гостиной. Хозяин дома придерживался строгих правил, одним из которых и было, что для подачи кофе рекомендуется менять обстановку, переходить в другою комнату, где можно расслабиться, принять более удобную позу и позволить себе закурить трубку.

У Олеси, наконец-то, появилась причина удрать. Илья услышал торопливый топот ее ножек по лестнице и с улыбкой повернулся к двери.

– Уф, – забежала она и плотно прикрыла дверь, – слава богу, все закончилось, – она забралась с ногами на диван и довольно посмотрела на брата.

– Как все прошло? – спросил он.

– Как обычно – пафосно и неинтересно, – наморщила она свой аккуратный носик. – Решили, что Лев с Александрой поженятся в ноябре. Максим Анатольевич, как всегда, показывал мою мазню, – невольно покраснела она.

– Не лукавь, малыш, – с улыбкой перебил ее Илья. – Ты и сама знаешь, что твои картины хороши.

– Может и так, – нехотя согласилась она. – Только когда их выставляют на всеобщее обозрение, и каждый высказывает свое мнение, они мне кажутся отвратительными.

– Тебе давно уже пора к этому привыкнуть и не обращать внимания, – Илья погладил ее по щеке и сочувственно улыбнулся. – Так будет все время, не стоит портить из-за этого себе нервы.

– Как скажешь, босс, – весело козырнула она.

– А как вел себя Эдуард?

– Да как обычно – молча уплетал все, что попадалось ему под руку.

– К тебе не приставал?

– Что ты?! При отце он себе ничего такого не позволяет, только пялится, когда никто не видит, – она придвинулась к столу и повернула к себе фотографию в простой коричневой рамке. Со снимка смотрела красивая женщина, рядом стоял улыбающийся светловолосый мужчина. – Почему мама так рано умерла? – грустно спросила Олеся, погладив пальцем изображение женщины.

– У нее было больное сердце, ты же знаешь, – ответил ей Илья.

– Знаешь, – как эхо повторила она, – ты удивительно на нее похож – те же глаза и губы. Только волосы у тебя темные, а у нее были русые. А вот я больше похожа на папу, которого совсем не знаю, – теперь она погладила изображение мужчины.

Илью настораживала смена настроения у сестры. Скорее всего, приближается очередной приступ. Хорошо, что начались каникулы. Сегодня она сдала последний экзамен. Завтра он дома, проследит за ней. А в воскресенье это сделает Вероника.

– Расскажи мне про папу, – попросила Олеся.

– Да я и сам слабо помню его. Он умер сразу, как я закончил третий класс, а ты только родилась. Мы тогда жили в Оренбурге. Отец работал геологом и часто уезжал из дома. Я редко его видел. Знаю только, что он был очень добрый, любил маму. Помню, как он радовался, когда ты родилась. После его смерти, мама вместе с нами переехала в Свердловск, здесь ей от матери осталась квартира. Вскоре она познакомилась с Карловым и вышла за него замуж. Дальше ты и сама все знаешь.

– Зачем она вышла замуж за Карлова? Ведь не любила его, – тихо проговорила Олеся.

– Возможно, не устояла. Знаешь же, как он добивается своего. А может ради нас. Трудно сказать… Не знаю… – честно ответил Илья. Сестра уже выросла, и разговаривать с ней можно было по-взрослому.

– Я тоже так думаю. Не понимаю только, как можно жить без любви?  Вот и Александра не любит Льва Максимовича, это же сразу понятно. Зачем тогда она выходит за него замуж? – размышляла Олеся.

Илья собрался уже ей ответить, как затрещал мобильный телефон. Звонил Денис Матвеевич – заведующий отделением.

– Алло, – поднес он телефон к уху. – Добрый вечер, Денис Матвеевич.

– Здравствуй, Илья. Выспался?

– Да, все хорошо, спасибо. Как прошел рабочий день?

– Об этом я и хочу поговорить с тобой, – устало вздохнул Карякин на том проводе. – Не слишком поздно? Ты можешь разговаривать?

– Одну минуту, Денис Матвеевич… – Илья повернулся к сестре: – Малыш, уже поздно и тебе пора спать. Беги к себе, ложись, а завтра мы с тобой придумаем, чем заняться.

Поняв все с полуслова, Олеся поцеловала брата и выпорхнула за дверь.

– Я слушаю вас, Денис Матвеевич, – вернулся Илья к разговору.

– Знаешь, Илюш, твой больной из четвертой палаты, Синицын, ведь умер сегодня ровно в девять утра, – сердце Ильи пропустило удар. Значит, мистическое предсказание сбылось. – Странно как-то… Чувствовал себя хорошо, ни на что не жаловался, а потом – остановка сердца. Все наши попытки реанимировать ни к чему не привели. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате обширного инфаркта. Вот так-то, – повисло тяжелое молчание. – Понимаю, что ты сейчас подбираешь нужные слова, но сказать тут нечего. Факт остается фактом. Никто не виноват в его смерти. Сыграло ли роль самовнушение, я не знаю. Да и неважно все это.

– Сколько ему было лет? – Илья с трудом задал вопрос. Голос не повиновался ему. Работая в больнице, привыкаешь, что смерть всегда рядом. Но этот случай не вписывался в обычные рамки. Он нарушал все законы медицины. Человек, которому сделали сложнейшую операцию на головном мозге, умирает от банального инфаркта. Уму непостижимо!

– Сорок пять, как и мне, – усмехнулся Карякин.

– Что же мне теперь делать? – задумчиво произнес Илья. – Куда девать ту вещь?

– А никуда, – спокойно ответил заведующий. – Оставь ее у себя, засунь подальше и забудь. Не было ее никогда. Понял? Жена его была сегодня у меня, она даже не упомянула о раритете. Ты тоже кроме меня никому не рассказывал о ней. Вот и забудь.

– Трудно забыть о таком. Мысли всякие лезут в голову.

– А я тебе говорю, забудь, – строго велел Карякин. – В конце концов, тебе есть о чем думать. Как, кстати, себя чувствует Олеся?

– Сегодня появились перепады в настроении. По всей видимости, начинается продромальный период, – Илья тяжело вздохнул. – Думаю, припадок может случиться завтра. Буду наблюдать и ждать наступления ауры…

Непосредственно перед припадком, за три-пять минут, у Олеси появлялась аура – состояние-предвестник. В этот момент она улавливала запахи, достаточно экзотические, которых и в помине не было. Илья вспомнил, что на прошлой неделе она отчетливо уловила аромат магнолии и кипариса. А однажды она почувствовала запах свежего типографского издания.