Рябиновая невеста

Волки!

Если это были, конечно, волки…

У Олинн даже мороз пошёл по коже, потому что каменные стены Олруда отразили этот вой, и он заметался по коридорам гулким многоголосым эхом. Она вскочила с кровати, бросилась к открытому окну и принялась жадно всматриваться в непроглядную ночную темноту.

− Великие боги! −  в ужасе воскликнула Фэда, зеркало не удержалось в меховой накидке, выскользнуло из её рук и, упав на каменный пол, разлетелось на тысячи кусочков.

*Медовый зал – в Скандинавии эпохи викингов медовый, или бражный, зал изначально представлял собой длинное строение с единым пространством. Служил для пиров, проведения собраний и пр.

*Тинг – на территории Скандинавии времен «эпохи викингов» называлось регулярное народное собрание, носившее функции одновременно законодательного, исполнительного и судебного органа власти локального назначения.

*Нидльхайм – Ни́фльхе́йм (др.-сканд. Niflheimr – обитель туманов) – в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров вселенной, земля льдов и туманов.

Глава 7.

Олинн вздрогнула, обернулась рывком и, глядя на рассыпавшиеся по полу осколки, только и подумала, что это плохой знак. Очень плохой знак! Но вслух не сказала, потому что Фэда застыла, как каменный идол, и какое-то мгновенье смотрела на своё утраченное богатство, а потом разрыдалась в голос и упала на кровать.

Пока вой нёсся над болотами, в замке, казалось, всё замерло, и наступила зловещая тишина. А потом тишина раскололась, как несчастное зеркало, и всё сплелось в какофонии звуков: собаки зашлись яростным лаем, кто-то заголосил, раздался топот ног, а громче всего разнеслась по коридорам крепкая мужская брань, и следом бряцанье оружия. Весь замок переполошился: по стенам побежали дозорные с факелами, вглядываясь в темноту, но что там можно было рассмотреть? Цепочка огней растянулась по всей стене, но сигнальных костров с Перешейка видно не было, а значит, звонить в колокол на башне и поднимать тревогу не стоило.

Олинн ещё раз взглянула туда, где в темноте скрывались Великие болота Эль, но там ничего нельзя было рассмотреть. Она вернулась к кровати, присела на край и принялась успокаивать Фэду, повторяя, что всё образуется, и отец привезёт ей другое зеркало. И это было почти правдой. Не будь войны, так бы оно и получилось. К своей красавице-дочери ярл Римонд питал особую слабость и из походов привозил для неё всё самое лучшее: украшения, ткани на платья, гребни, зеркала, заколки-фибулы и ленты.

Когда Олинн говорила Игвару, чем дорожит Белый Волк, об этой его слабости она умолчала. Не хотела, чтобы какой-то монах подумал, что она Фэде завидует! А вот сейчас поняла, что даже рада тому, что у неё самой нет ни жениха, ни сундуков с нарядами, украшениями и зеркалами, потому что этот вой и новости с Перешейка переворачивали всю их привычную жизнь с ног на голову. И если им придётся бежать, то нужны будут не платья и зеркала, а удача и крепкие ноги. И ей, в отличие от Фэды, не нужно будет бросать здесь любимого.

И тут же, словно вторя её мыслям, вой опять повторился, только прозвучал ближе и громче, и так зловеще, что даже кожа у Олинн покрылась мурашками от страха. В этот раз был не просто звук, а показалось, что он, словно ветер, пробрался в комнату, тронул занавеси, и они зашевелились, и в ответ завибрировали кубки, стоявшие на столике. Олинн вскочила и снова подбежала к окну. Луна ещё не встала, но в темноте, скрывающей болота, в какой-то момент ей показалось, что в зарослях по ту сторону Эшмола вспыхнули зелёные огни. Вспыхнули и тут же угасли. И снова вспыхнули, уже слева и справа от зарослей на той стороне реки.

Кем бы ни были эти волки, если это вообще были волки, они не просто бродили по лесу, они кружили именно вокруг замка, потому что вой доносился с четырёх сторон. Звери, казалось, обходят крепость по кругу, берут её в кольцо, будто выискивают брешь в её стенах. И Олинн вспомнила слова Свена о колдунах, которых притащил к Перешейку король Гидеон. А что, если это их рук дело?!

Внутри жгучим ядом растекалась тревога, сжимая сердце дурным предчувствием – где же Торвальд? Сегодня он не вернулся в замок. А если он там, на болотах? Там же, где бродят эти жуткие звери?! А Тильда?! А если их…

О, нет, нет! Нельзя думать о таком! О Великая Эль! Защити нас от всякого зла!

И не зная, как успокоить себя, Олинн решила сделать то, чего старалась никогда не делать в стенах крепости − спуститься к замковому святилищу и зажечь особый огонь с травами, что отгоняет злых духов. Пусть она и не настоящая вёльва, но Тильда научила её кое-чему. Она не может защитить их всех, но о чьих-то душах позаботиться всё же может. Пусть  у неё и не много сил, но, как говорят: «В трудный час и крупица пригодится». Пусть она поможет хотя бы Торвальду и Тильде.

Она решительно встала, но Фэда вцепилась в её рукав и не отпускала, умоляя остаться ночевать у неё.

– Линна, ну пожалуйста! Не уходи! Я так боюсь! – причитала она, спешно вытирая слёзы и прекратив рыдать.

− Да не бойся ты. Сюда уж точно никакие волки не заберутся, они же не умеют лазить по стенам! – Олинн попробовала отшутиться. – К тому же, вся замковая стража поднялась  с луками, чего ты боишься? Я вернусь, только позову кого-нибудь, пусть приберут здесь, а то мы все ноги изрежем осколками. А хочешь, запри дверь изнутри, я постучу.

Она спустилась по лестнице северной башни туда, где в углу крепости, отгороженный от суеты хозяйственного двора, находился хёрг* – древнее святилище, которое было старше даже самой крепости. Именно в этом месте заложил первый камень древний предок её отца, начав строительство замка. И серебряному дубу, который рос посредине святилища,  наверное, тысячу лет, а может, и больше. Именно вокруг него и выросла крепость. Во всей округе это единственный священный дуб, и растёт он здесь, потому что Олруд – самое высокое место в Эль−Хейме.  Дерево эрлей не любит болот.

Сейчас в хёрге было темно и тихо. Так темно, что без фонаря и шагу не ступить – дуб закрывал своими ветвями даже слабый свет сторожевых факелов на башнях. И зная это, Олинн прихватила на кухне фонарь с тремя свечами. Поставила его рядом с каменным алтарём и принялась раскладывать то, что принесла с собой: бутыль с особым напитком, травы и кусочки смолы, веточки болотного мирта* и сухие ольховые щепки. Разожгла огонь из щепок и бросила в него смолу. Густой дым начал медленно подниматься вверх. Благо ночь, и никто не видит. Замковому эрлю это всё бы не понравилось. Уж очень он не любит Тильду, и больше доверяет рунам, чем древней силе вёльвы. А то, что в особо трудных ситуациях ярл Римонд едет к Тильде, так это вообще для эрля, как калёным железом по коже.

Зато вот сейчас советы Тильды были бы очень кстати. Она, наверняка, знает, что это за странные звери появились в окрестностях Олруда. Только бы они её не тронули!

Олинн достала травы и бросила их поверх смолы, дым насытился их ароматами и стал густым, терпким. И уже в самом конце она добавила к нему болотный мирт – он откроет дорогу духам. Затем взяла в руки бутыль, немного выпила сама и плеснула  чуть-чуть в огонь. Он зашипел, заискрил, а Олинн смочила напитком пальцы и стала выводить ими руны на краю каменной чаши и напевно шептать гальдр*, которому её научила Тильда.

Алу… Саар… Аму…Саар… Лау… Нильлаайя…

Знал бы замковый эрль, чему она учится у старой вёльвы, давно бы сжил её со свету!

− А ты, пичужка, оказывается, только днём экономка, а ночью настоящая вёльва, − услышала она голос из темноты, и от серебряного дуба отделилась большая тень.

Игвар!

Олинн вздрогнула, и бутыль, выскользнув из мокрых пальцев, упала и разбилась о каменное основание алтаря.

– Ох, Луноликая! А ты что тут делаешь?! Вот же! – она даже ругнулась коротко. – Зачем так подкрадываться?! Как ты вообще сюда попал? Это священное место, тебе тут нечего делать!

– Как и тебе, – произнёс Игвар, выходя в круг света от горящих ольховых щепок и фонаря. – Или ты обманула меня, сказав, что просто экономка в замке?

– Нет, не обманула, – Олинн накрыла огонь большим куском коры. – Да и не твоё это дело! Ты просто… медведь какой-то! Лезешь, куда не надо!

Огонь недовольно зашипел и затух, клубясь едким дымом, от которого стало резать глаза. Это всё болотный мирт – от его дыма открываются врата в Небесные чертоги для тех, кто хочет вопрошать богов. Он должен сгореть ярко, и в его дыму будут ответы на её вопросы, а пришлось затушить его вот так! Но этому монаху не стоит видеть лишнего.

– Зачем ты сюда пришёл? – раздражённо спросила Олинн, схватила фонарь и принялась собирать осколки бутыли.

– Здесь тихо, – ответил Игвар как-то задумчиво. – Хотел побыть один, думал, может, что ещё вспомню. А ты что хотела узнать у богов, пичужка?

– Не твоё дело, – огрызнулась она.

Сгребла куском коры все осколки и быстро побросала в сумку, в которой принесла травы.

– Какая ты колючая, – в его голосе ей послышалась явная насмешка.

Олинн повернулась к Игвару, поставила фонарь на край каменной чаши и воскликнула:

– Тебе не надо сюда приходить! В замке и так неспокойно, узнают, что ты здесь был – могут и горло тебе перерезать, как чужаку. Мало того, что ваш король перешёл через Чёрный порог, а тут ещё этот вой! Решат, что это ты тут колдовством занимался! Ты ведь и похож на колдуна! Мало ли, может, это ты призвал этих зверей сюда! Зачем только я тебя привела!

Она разметала остатки своего кострища, чтобы эрль, когда придёт сюда снова, не догадался, что тут кто-то был. А Игвар стоял и молча смотрел, что она делает.

– Ладно, пичужка, я уйду, – ответил Игвар спокойно, развернулся и пошёл к каменной арке, ведущей к лестнице. – Вижу, ты жалеешь, что спасла меня. А эти звери… Так воют призрачные гончие… как я слышал. Когда хотят добраться до своей добычи. Поэтому не стоит выходить из крепости в такое время, − добавил он, будто невзначай.

– Призрачные гончие? – спросила Олинн дрогнувшим голосом и повернулась к Игвару.

Она слышала о них, но всегда думала, что это всего лишь страшные рассказы её няньки или Ульре, перебравшей мёда с огонь-травой. Та любила рассказывать всякие жуткие истории, будучи в подпитии. О призрачных гончих она говорила, что их исторгает чёрная утроба Нидльхейма, и они бегут по земле в поисках того, чем бы поживиться. А пища их – души людские. А дальше шло что-то о том, что если изрядно выпить мёда с огонь-травой, то такую душу, вернее, из такого тела душу чудовищным псам не достать. Наверное, этим она оправдывала своё пристрастие к мёду, но, как однажды болтнул их стивард, в детстве Ульре довелось видеть этих тварей вживую. Если их вообще можно считать живыми.

Но Олинн в это, конечно же, не поверила.

– Ты хочешь сказать, что они и правда существуют? – спросила она уже более миролюбиво.

– Ну… кто-то же воет там, ты же сама слышала, – усмехнулся Игвар и хотел уже было уйти, но Олинн его окликнула.

– Погоди! А что ещё ты о них знаешь? Что им нужно… здесь?

– Они вышли на охоту и взяли след, и как только поживятся кем-нибудь, так и уйдут, − ответил он совершенно спокойно.

– Поживятся?! – Олинн сглотнула. − Но откуда они взялись? Раньше их здесь не было!

– А почему ты думаешь, будто я знаю, откуда они взялись?

– Ну… там, в избушке Тильды, ты ещё до их появления что-то сказал о необычных волках.

Игвар прислонился к каменной арке, лица его не было видно, и только его рубаха выделялась большим светлым пятном. Олинн взяла свою сумку, фонарь и подошла поближе. Сейчас Игвар выглядел немного иначе: он стянул свои космы ремешком и надел огромный кожаный фартук кузнеца. И можно было бы подумать, что он и есть кузнец или плотник, что строит драккары в устье Эшмола. Но даже в темноте, при тусклом свете фонаря, его глаза казались светлыми, каким-то прозрачными и пугающими, но в то же время, они притягивали взгляд, не давая отвернуться.

– Ты знаешь, зачем они здесь? Их можно как-то прогнать? – спросила Олинн совсем тихо.

– Они не уйдут, пока не получат то, за чем их послали, – также тихо ответил ей Игвар.

– Послали?! – удивлённо спросила Олинн. – Кто послал?

– Конечно послали. Как и у всякого пса, у них тоже есть свой хозяин, − ответил Игвар спокойно. − Иди спать, пичужка. В крепость они не войдут. А вот тебе стоило бы убраться отсюда подальше, как только рассветёт.

– Куда убраться? – спросила она, чувствуя, как тревога ползёт по коже неприятной, неконтролируемой дрожью.

– Куда-нибудь, куда не доберутся воины короля, которые скоро появятся в Олруде. Здесь, на Севере, у вас же есть какое-нибудь убежище?

– Но… Олруд выстоит! Это крепкий замок, и запасов у нас много, − возразила Олинн. – Эрль говорил…

– Эрль говорил! А если вас возьмут в кольцо и будут сушить болота и жечь торф, чтобы вы задохнулись в дыму, сильно вам помогут ваши запасы? – перебил её Игвар и, оттолкнувшись от стены, шагнул ей навстречу.

– Жечь торф?! – сглотнула Олинн.

– У аловласой Риган много способов заставить Север встать на колени, – жёстко произнёс Игвар. – И скоро она будет здесь.

– Аловласая Риган? Кто это?

– Это сестра короля Гидеона.

– Это та самая колдунья, о которой говорил Свен, – пробормотала Олинн. – Ты её знаешь? Ты видел её?

– Я её видел. И лучше бы никогда больше не видеть. Она призывает огонь. И Олруду не выстоять против её огня, так что тебе лучше бежать отсюда, пичужка. До того, как Гидеон перейдёт Красный порог. А хочешь − убежим вместе? Пойдём на север дальше, в Серебряную бухту, и уплывём куда-нибудь, − он вдруг шагнул ещё ближе и взял Олинн за запястье, ровно так, как тогда в избушке, только в этот раз осторожнее, почти нежно. − Можем хоть завтра, а? Ты и я. Что тебя тут держит, Лин−н−на?

И там, где его пальцы коснулись кожи, будто огнём обожгло, но не больно, а, скорее, приятно. В голову ударил хмель, и, может, в этом был виноват напиток, а может, дым от болотного мирта, но Олинн на какое-то мгновенье показалось, что ветви серебряного дуба ожили и потянулись к ним. И по венам побежал огонь, понёсся волной по рукам к сердцу, а затем вниз, до самых кончиков пальцев на ногах, сворачиваясь где-то в животе в горячую тугую спираль и рождая странное покалывание на губах, на коже, даже под ногтями… Желание прикосновений.

От неожиданности Олинн  выронила сумку и шагнула назад, выдергивая руку из горячих пальцев Игвара.

– Бежать с тобой?! – спросила она внезапно охрипшим голосом. – Ты, верно, спятил?!

– А почему нет? Я смогу тебя защитить, Лин−н−на. Или ты предпочитаешь воинов Гидеона? – спросил Игвар жёстко.

– Никого я не предпочитаю! Уходи, Игвар. Мы выстоим. А если нет, то поверь, у нас есть способ сбежать, − сказала, как отрезала.

– Ну, вы же не птицы. Улететь отсюда не выйдет, если замок окружат. А окружат обязательно, − его голос стал насмешливым, будто в таком исходе он нисколько не сомневался.

– Ну, не улететь, так уплыть. Риг-ярл Освальд нам поможет – заберёт отсюда.  Он обещал лодки. А теперь уходи. А если хочешь – беги себе на север, пока можешь, тебя тут никто не держит, – ответила Олинн резко, – а меня пугать не надо! И защищать тоже! Если побегу отсюда, то уж точно не с тобой.

− Лодки? Ну, как скажешь, пичужка, только выбирай защитника понадёжней, аловласая Риган таких, как ты, отправляет на костёр первыми, − Игвар развернулся и нырнул в тёмный проём каменной арки.

А Олинн так и осталась стоять, всё ещё чувствуя бурю у себя в крови, и даже потёрла другой рукой запястье, за которое брался Игвар. А ноздри ощущали какой-то странный запах, будто свежестью пахнуло, ивовым соком и грозой…

Что это с ней вдруг?! Вот ещё, нашёлся тоже ухажёр! Надо же придумать такое, бежать с ним на север! Чудище лесное, косматое!

Олинн даже ногой топнула. Так неожиданно было это всё и странно, и так напугали её слова Игвара, что она не удержалась и нагрубила. Да и правильно сделала! Мало того, что бутыль разбила из-за этого медведя да разлила драгоценный напиток, так ещё и не узнала ничего у богов. И вообще, с чего это он ходит тут как хозяин? Явно выздоровел уже! Защитничек! Вот и пусть бежит себе на север, и нечего ей тут намекать! Завтра пойдёт и скажет ему всё. Она выполнила свой долг перед богами, а ему пора вон из крепости!

Олинн подхватила сумку, ещё раз осмотрела всё вокруг, разметала золу и побежала в свои покои, сама не зная, почему так злится. Но слова об аловласой колдунье короля Гидеона застряли в сердце саднящей занозой. Она вымыла руки и лицо, чтобы не осталось на пальцах сажи, кликнула одну из служанок, велев убраться в покоях Фэды, и сама отправилась к сестре.

Придётся ночевать у неё, а то она сама придёт в её комнату. Но, в отличие от огромной кровати Фэды, у Олинн кровать маленькая, узкая, лежать вдвоём неудобно, а с утра столько дел, что и присесть некогда будет, поэтому надо выспаться.

*Хёрг – в древнескандинавской традиции ритуальная конструкция, выполняющая функции алтаря и предположительно представляющая собой пирамиду из поставленных друг на друга камней.

*Болотный мирт – растение семейства вересковые. Ядовитое растение, содержит нейротоксины, возбуждающие нервную систему. Как показали исследования захоронений викингов, болотный мирт использовался племенами, жившими на земле современной Скандинавии, для приготовления алкогольного напитка – «нордического грога».

*Гальдр – в культуре скандинавов Раннего Средневековья гальдр (или гальд) – устная заклинательная практика, представлявшая собой ритуальные песнопения. Гальдр сочинялся особым стихотворным размером – гальдралагом. В эддических текстах гальдры упоминаются в связи с самыми разными событиями. Некоторые заклинания призваны облегчить роды, другие сводят человека с ума (отсюда современная шведская форма «galen», что значит «безумный»). Владеющий гальдром мог насылать шторма, топить корабли, затуплять оружие врага, размягчать сталь его доспехов и приносить победу в бою.

Глава 8.

С утра её разбудил стук в дверь.

– Эйда Олинн?! Эйда Олинн?! Вы здесь?! Вставайте, эйда Олинн! Ярл Олруд требует вас к себе! Немедленно! – из-за двери раздался голос Бруны, одной из верных прислужниц мачехи.

Олинн соскочила с кровати, сразу и не поняв, где она. В окне брезжил рассвет, и первые лучи уже окрасили небо розовым.

Ах, она же проспала! Вот ей влетит-то!

– Иду-бегу уже!

Она заметалась, натягивая рубаху, потом штаны и поверх тунику. Прихватила фибулами на плечах, едва не загнав в ключицу булавку. Проскакала на одной ноге, пытаясь попасть в сапог, одной рукой плескала воду в лицо, а другой приглаживала волосы.

Отец ждать не любит, отходит кнутом за нерасторопность!

Загремела связкой ключей, пристёгивая её к поясу, чем разбудила Фэду. Та потянулась и с тревогой глянула в окно.

– Рано же ещё! Ты куда?!

– Пичужки рано встают, – усмехнулась Олинн и помчалась вслед за Бруной, на ходу заплетая косы.

За неряшливость тоже отходят кнутом.

Отец сидел в Охотничьем зале, и перед ним, несмотря на раннее утро, уже стояла еда: пироги и оленина из печи. Он жадно ел, запивая еду элем, и рядом хлопотала эйлин Гутхильда, которая в присутствии мужа всегда становилась нежной и ласковой, будто шёлковая лента.

Темноту комнаты освещали свечи, стоявшие на столе, и огонь в камине за спиной хозяина замка. Головы лосей и оленей, которыми были увешаны стены Охотничьего зала, смотрели на Олинн жёлтыми янтарными глазами, и казалось, будто эти давно уже умершие звери с недоверием за ней наблюдают. Едва Олинн вошла, как из сумрака в углу вынырнул стивард, подошёл к столу, хромая, и стал по правую руку от отца.

– Тармол мне рассказал, что ты ещё вчера слышала этих волков на болотах, это правда? –  ярл Римонд отхлебнул из кружки.

– Правда, – ответила Олинн, пряча руки за спину.

– И они сожрали твою лошадь?

– Не знаю, но Ивка испугалась их воя и убежала. Я посылала конюшего её поискать, но её он так и не нашёл. Может, она утонула в болоте, а может, и волки… Ночь была, – ответила Олинн торопливо.

– А что ты там ночью делала? На болотах? – отец посмотрел на Олинн исподлобья и провёл ладонью по бороде, стряхивая застрявшие крошки. – И где носит Торвальда, а?

– Я снадобьями запасалась у Тильды, – соврала Олинн по-быстрому, надеясь, что отец, услышав всё, что нужно, отпустит её, не вдаваясь в подробности. – Для раненых. А Торвальд уехал в дальнюю ситту проверить запасы и должен был вчера вернуться.

Видно было, что ярл Олруд зол. Его лоб пересекали три глубоких морщины, и голубые глаза смотрели холодно и жёстко. Разглядывая Олинн, он о чём-то думал и щурил левый глаз, отчего татуировка на его щеке собиралась складками, придавая ему ещё более суровый вид.

– Едем! – он хлопнул ладонью по столу, так что плошки подскочили, и рывком встал. – И ты со мной.

Он ткнул в Олинн пальцем и, взяв с лавки ремень, пошёл к двери, застёгивая его на ходу.

– К-куда? – спросила Олинн, следуя за ним.

– К вёльве.

Пока седлали лошадей, Олинн думала, может, сказать отцу, что ещё вчера Тильда в избушку не вернулась? Но подумала, что тогда придётся рассказывать и остальное, а судя по настроению отца, к нему сейчас лучше не соваться с такими вот откровениями. И она промолчала.

С другой стороны, это даже хорошо, что он решил взять её с собой, с отцом будут его хирдманы, и ехать по болотам с ними не страшно. По крайней мере, она узнает, вернулась  Тильда или нет, а может, отец кого пошлёт на её поиски. Раз он решился к ней обратиться, значит, очень велика в этом нужда. А когда Белому Волку что-то нужно, для него нет никаких преград. Хотя то, что он так спешно засобирался к вёльве, было дурным знаком.

По болотам ехали быстро, растянувшись длинной цепочкой, и ярл Римонд возглавлял отряд. Олинн же ехала в самом хвосте, предпоследней, поглядывая по сторонам в надежде, что, может быть, Великая Эль даст ей какую-нибудь подсказку. Но день стоял погожий, тихий и ясный, и вокруг не было ничего примечательного, кроме отцветающих болот. Пару раз мелькнули потревоженные звери, то ли зайцы, то ли куропатки, а в остальном вокруг были лишь тишина да припекающее солнце.

Хирдаманы переговаривались, а Олинн прислушивалась. И пока они ехали, успела услышать кровавые подробности битвы у Чёрного порога. О том, сколько северян пало в этом бою и отправилось в Тёмные чертоги. А также о том, что и короля Гидеона тоже сильно потрепало, и что Красный порог ему будет взять не так-то просто: северяне знают, что отступать им некуда, и готовы умереть все до единого. Так что до сребролуния, скорее всего, будет стоять перемирие.

Вот почему ярл Олруд вернулся в замок: он оставил своего сына Харальда с войском. И пока обе стороны зализывают раны, он отправился домой, чтобы подготовить осаду или отступление, уж как боги рассудят. Послал гонцов к риг-ярлу и в Серебряную бухту. А сам решил отправиться к вёльве, потому что ответы замкового эрля его не удовлетворили. Эрль пророчил ему победу, но Белый Волк имел звериное чутьё, и оно подсказывало ему, что эрль врёт, боясь его гнева.

А Тильда врать не станет.

Олинн внимательно вглядывалась в кусты жимолости, в которых они с Торвальдом нашли тогда ещё безымянного монаха, но примятые стебли багульника уже поднялись, и никаких воронов по дороге в этот раз им не встретилось.

Но когда до избушки осталось не больше, чем полкварда, Олинн почувствовала, как к горлу внезапно подкатывает тошнота. Ноздри ощутили металлический запах крови, и в ушах зашумело. Только это был не совсем обычный шум, а будто откуда-то издалека донёсся сухой треск идущего по долине пожара. Красное зарево закружилось перед глазами в тошнотворной круговерти: деревья, вспыхивающие, словно свечки, звери, бегущие прочь, и сухая трава, с шипением превращающаяся в чёрный пепел.

Олинн ухватилась обеими руками за луку седла, чтобы не упасть, зажмурилась, что есть сил, и с жадностью втянула ноздрями воздух.

– Стойте! – вскинула вверх руку и добавила, указывая вперёд: – Там… что-то есть…

Эти слова она почти прошептала, так свело горло спазмом.

Хирдманы вмиг насторожились, вскинулись, готовясь к бою, доставая мечи и топоры, и ярл Римонд махнул рукой Улриху Змееголовому – своему разведчику.

Тот спрыгнул с лошади и юркнул в кусты, точно болотный уж, не зря же его назвали Змееголовым. Он умел подкрасться к любой цели незаметно, как зелёная болотная гадюка, и замереть, изучая противника. Несколько мгновений все стояли в напряжённой тишине, а Олинн смотрела на берёзу, что росла у тропинки перед поворотом к избушке Тильды. Старая кривая берёза ещё вчера была зелёной, а сегодня на ней, словно седая прядь в волосах старухи, появилась одинокая ветка жёлтых листьев, свисавшая до самой воды.