Твоя на одну ночь

Мои щеки пылали от унижения. Он говорил всё это в присутствии папеньки и слуг, хотя в этом не было решительно никакой необходимости.

– Ни к чему так шуметь, сударь! – я едва сдерживала возмущение. – Я знаю, что этот дворец – уже не наша собственность. Но у нас с банком был уговор, что мы можем находиться здесь еще два дня.

Визитер прыснул странным булькающим смехом.

– Меня не интересует, что вам пообещал банк! Я купил этот дворец у банка и желаю въехать в него немедленно! А потому, сударыня, убирайтесь вон!

Это было против всех правил этикета. Он так упивался тем, что он богаче нас, что позабыл о дворянской чести.

– Кто вы, сударь? – спросила я.

– Граф Руже! – его длинный нос горделиво взмыл вверх.

Я никогда не слышала этой фамилии прежде, но собиралась запомнить ее. После войны его величество ввел практику наделениями дворянскими титулами тех, кто мог за них заплатить – это позволяло серьезно пополнить государственный бюджет. Быть может, Руже был как раз из таких.

На улице шел дождь, и мы насквозь промокли, таская наши вещи в экипаж. А граф стоял на балконе и торжествующе смотрел на это с высоты.

До этого дня я думала, что покину столицу без особых сожалений. Но сейчас, когда с дождевыми каплями смешивались мои слёзы, и я тихонько шмыгала носом, стараясь подбодрить растерянного отца, я подумала, что однажды вернусь в Луизану, и этот дворец снова станет моим.

Джейн. Замок

Экипаж де Трези был едва ли не единственным, что я не смогла продать в столице. Не потому, что не имела на это права, а потому, что он настолько понравился мне, что я не смогла с ним расстаться. Четверка породистых тонконогих гнедых лошадей и новая карета, – у меня никогда прежде не было такой роскоши.

И в пути я не раз похвалила себя за такое решение – путешествовать в этом экипаже было очень удобно – совсем не то, что трястись в нашей старой карете.

Мы не собирались заезжать в замок де Трези – я намерена была остановиться в родном доме. Но когда мы пересекли границу герцогства, разразилась гроза, и гром загрохотал с такой силой, что наш кучер то и дело вскрикивал и истово крестился. Замок был уже рядом, а до нашего особняка – еще несколько лье пути. И я пожалела – и кучера, и лошадей, да и нас самих тоже. Хотелось устроиться у камина и выпить горячего глинтвейна или теплого молока. К тому же, уже темнело.

– Может быть, привернем, ваша светлость? – с надеждой прокричал кучер, когда над макушками деревьев показались шпили замковых башен.

Мы все замерзли и нуждались в тепле и уюте. Хотя я не была уверена, что мы сумеем обрести это в замке де Трези.

Замок стоял на склоне горы – могучий как древний рыцарь. Его стены будто выросли из самой горной кручи. В центре высилась жилая башня со множеством окон, издалека казавшихся крохотными. По сторонам к ней лепились башни поменьше.

Карета проехала надо рвом по каменному мосту и въехала в ворота, которые были не заперты.

Во внутреннем дворе мостились хозяйственные постройки – невысокие, в один-два этажа, но тоже каменные. Когда карета остановилась, из одного из таких сооружений выбежал слуга, который уставился на нас в немом изумлении. Я даже понимала, о чём он мог думать сейчас – о том, что в такую погоду хорошие люди по гостям не ездят.

– Ну, что ты застыл? – прикрикнула на него мадам Ришар. – Мы замерзли и хотим есть.

Изумление на его лице сменилось недовольством – ему не понравилось, что незнакомые люди пытались отдавать ему приказы.

– Я позову месье Ксавье, – наконец, выдохнул он и исчез за массивной кованой дверью.

Мадам Ришар выразительно вздохнула. Мы с отцом давно уже не были столь требовательны к слугам. Мы радовались уже тому, что они не отказывались нам прислуживать даже тогда, когда мы не могли выплачивать им жалованье.

Месье Ксавье оказался высоким худым мужчиной довольно почтенного возраста. Он глянул на нас через лорнет (ого, какая роскошь!), и в его взгляде тоже не было ни малейшей приязни.

– Любезнейший, – начала терять терпение мадам Ришар, – мы нуждаемся в крове и пище. И лучше бы вам быть порасторопнее.

– У нас не гостиница, – хмуро откликнулся он.

Дождь лил как из ведра.

– А мы не на постой и просимся, – рявкнула Селин. – Не видите – ее светлость домой приехала. Потрудитесь подготовить нам комнаты и учтите – холодным ужином мы довольствоваться не станем.

Я высунулась из кареты и вздрогнула от сырости и пронизывающего ветра.

Я не была знакома с месье Ксавье, но, если он был дворецким герцога, то, как минимум, присутствовал в церкви на нашем венчании, а значит, должен был знать меня в лицо.

И, судя по всему, он меня узнал – потому что тяжко вздохнул, должно быть, мысленно одаряя нас не самыми лестными словами. Но вышколенность и впитанное с молоком матери почтение к хозяевам взяли верх, и он пробурчал (уже не враждебно):

– В комнатах холодно. Вот кабы вы сообщили о своем приезде. Его светлость всегда загодя сообщал. Я велю сейчас разжечь камин в гостиной. А ужина у нас даже холодного нет. Жак, разбуди Беренис – пусть подаст сыр и вино.

Мы прошли вслед за ним по темному коридору и оказалась в большом холодном зале, который освещался только светом свечи, которую месье Кавье держал в руках. Поняв, что делать светлее он не намерен, мадам Ришар сама зажгла свечи в стоявшем на каминной полке канделябре. Месье снова вздохнул, должно быть, осудив нас за такую расточительность.

Когда затрещали дрова в камине, в комнате сразу стало теплей и уютней. Мадам Ришар и отец расположились в креслах, я же решила осмотреться. Стены в зале были увешаны гобеленами с изображениями сцен охоты и старинным охотничьим оружием.

Мадам Ришар провела ладонью по поверхности стоящего рядом с креслом стола и покачала головой – наверно, обнаружила пыль. Я устало улыбнулась – если бы мы остались в замке, не сомневаюсь, она навела бы здесь порядок.

Через полчаса невысокая полная женщина принесла поднос, на котором стояли тарелки с сыром и зеленью, чашка с янтарным мёдом, бутыль вина и три бокала. Она смотрела на нас с любопытством, которое и не пыталась скрыть.

– Прошу вас, ваша светлость, – она отвесила мне неловкий поклон, сразу выдавший то, что у не было привычки прислуживать за столом и вообще выходить с кухни в комнаты хозяев. – Простите, мы не знали, что вы прибудете сегодня к ночи. Берил – она тут горничная – пошла в деревню к родным, а лакея мы не добудились.

– Благодарим вас, милочка, – откликнулась мадам Ришар. – Надеюсь, дворецкий распорядился, чтобы нам подготовили спальни?

– Я узнаю, сударыня, – закивала женщина.

Ужин оказался скромным, но я уже валилась с ног и мечтала только о том, как бы добраться до кровати. Поэтому не обратила внимания ни на прохладу в спальне, ни на влажность простыни и одеяла. Мне не понравился замок, и прямо с утра я хотела отправиться домой – в наш маленький, пусть и не очень богатый особняк.

Но утром, когда я подошла к окну и выглянула наружу, то замерла от охватившего меня восторга. С такой высоты окрестности были как на ладони. Сияло солнце, небо было голубое, и такой же голубой казалась рассекающая зеленый луг река. Неподалеку золотилась в полях пшеница. А мельница и домики в долине казались игрушечными.

И я улыбнулась – впервые за несколько недель.

Алан. Война

Мне едва исполнилось девятнадцать, когда в Камрии случилась эпидемия холеры. Королевский дворец был на осадном положении, но это не спасло нас от проникновения заразы. Мой младший брат стал первой жертвой. Я помню, как он лежал в кровати, и его худенькое тело сводила судорога. Он то и дело просил пить и тяжело дышал. Он смог продержаться только два дня.

Отец продержался чуть дольше. Но о смерти его величества мне сообщили позднее – когда я сам, с трудом оправившись от тяжелой болезни, увидел на дворцовых башнях приспущенные флаги.

Меня готовили к управлению страной с самого детства, но одно дело – проявлять вежливый интерес к тому, что говорили почтенные учителя и иногда присутствовать на заседаниях важных советов, и совсем другое – осознать, что именно от твоих решений во многом зависит благополучие целого государства.

Первое время я только молча соглашался с тем, что предлагали советники – они были старше, мудрее и умели меня убедить. Но постепенно мой голос креп, и я однажды понял, что некоторыми министрами движет отнюдь не любовь к Отечеству.

Война стала для меня потрясением. Когда в столицу доставили сообщение, что войска соседней Эльзарии перешли границу, я подумал, что это – конец. Эльзар Восьмой, в отличие от меня, был умелым стратегом, а их армия – хорошо обученной и лучше вооруженной. Мой отец никогда не был воином и предпочитал заниматься вопросами сельского хозяйства и торговли.

О том, сколь мало верили в меня мои придворные, говорило то, что сразу несколько министров с семьями переметнулись на сторону врага. Неопытный юнец во главе страны и армии мало кем воспринимался всерьез. Но, как ни странно, это тоже сыграло нам на руку.

– Ваше величество, вам следует немедленно отправить парламентеров в Нерию, – такой совет мне дал барон Дюваль.

Барон с младых лет учил меня фехтованию и верховой езде. И именно он невольно вынужден был стать камрийским главнокомандующим на этой войне. Главнокомандующим, о котором почти никто не знал. Ему я доверился целиком и полностью и ни разу об этом не пожалел.

Я отправился в граничащую с нами на западе Нерию сам. И заключил соглашение о военной поддержке. Не слишком выгодное экономически, оно позволило нам обрести союзника, который, по крайней мере, не ударил в спину. По сути, этого союзника мы купили за большие деньги, но в тот момент это было единственно правильным решением.

Уже через несколько месяцев мы остановили победное шествие врага. Война затянулась. А через пару лет сказалось экономическое преимущество Камрии, и военный театр переместился на территорию Эльзарии. Мы могли позволить себе закупать за границей оружие и лошадей, привлекать наемников из Нерии и других государства, а Эльзария уже исчерпала все свои резервы.

Пять лет ожесточенной борьбы сделали из меня настоящего короля и настоящего воина. И когда отчаявшийся Эльзар Восьмой прислал к нам своих послов с предложением мира, я воспринял это как должное.

Я не сомневался, что рано или поздно мы добрались бы и до их столицы Луизаны, но скольких еще лет потребовала бы эта война. И я, и мой народ хотели мира. И когда король Эльзарии сообщил, что готов пойти на серьезные территориальные уступки, я согласился приехать в Луизану, чтобы подписать мирный договор.

– Ваше величество, наш король предлагает вам скрепить этот договор брачным союзом, – в приватной беседе сообщил мне глава эльзарийской делегации. – Ее высочество принцесса Лилиан – истинный бриллиант в нашей сокровищнице.

Пять лет назад это было бы лестное предложение, но с тех пор утекло слишком много воды.

– Я не привык оценивать товар с чужих слов, – холодно откликнулся я, давая понять, что разговор об этом будет продолжен только в Луизане.

Посол оскорбленно поджал губы, но он был не в том положении, чтобы высказывать обиду вслух.

– Как вам будет угодно, ваше величество, – я видел, что он с трудом подавил свою гордость и отвесил мне низкий поклон.

Я поехал в Эльзарию на следующее же утро – за новыми территориями и, быть может, за невестой.

Алан. Принцесса

В Луизану мы прибыли столь большой делегацией, что мне казалось, в королевском дворце было куда меньше охраны со стороны Эльзарии, чем с нашей. Я въехал в столицу еще не поверженного, но уже близкого к тому государства на великолепном гнедом коне и с холодной вежливостью принял поднесенный мне хлеб.

Во дворце по случаю нашего визита были даны несколько балов (совершенно излишняя, как мне показалось, роскошь), на одном из которых я познакомился с принцессой Лилиан. Девушка оказалась весьма недурна собой, особенно если бы смыла с себя тот слой пудры и румян, который был щедро нанесен на ее лицо.

Мы были представлены друг другу должным образом, и я имел возможность оценить ее умение разговаривать на нескольких языках (в том числе – на камрийском) и хорошее знание живописи и литературы.

Я не подавал вида, но для себя еще дома решил, что этот союз выгоден обеим сторонам, и отказываться от него было бы неблагоразумно. Наследником Эльзара Восьмого был младший брат Лилиан – юноша физически слабый и легко поддающийся чужому влиянию. Как мне доложили, старшая сестра тоже была в числе тех людей, к чьему мнению он прислушивался.

А были еще и младшие сестры, которые однажды тоже могли удачно выйти замуж и стать княгинями или королевами. Словом, женившись на Лилиан, я мог надеяться, что сразу несколько монарших домов окажутся связаны с нами родственными узами.

Забавно было наблюдать за тем, как его величество смотрел на меня с выжидательной любезностью, не решаясь поторопить с принятием решения. Но если эльзарийцы рассчитывали на то, что ради брака с Лилиан я соглашусь отказаться от притязаний на часть их земель, то они сильно ошибались. Война была развязана именно ими, и моя страна имела право на контрибуцию.

Во дворце был отличный стол и мягкие кровати, и каждую ночь я спал как младенец. Но всё же пять лет военных действий приучили меня к тому, что нужно было постоянно быть начеку, и когда в одну из ночей в моей спальне чуть слышно скрипнул паркет у дверей, я мгновенно проснулся и нащупал лежавший на прикроватном столике кинжал. А потом быстро вскочил и метнулся к окну.

– Ваше величество, прошу вас, только не поднимайте шум! – голос был тихий, женский.

– Ваше высочество? – изумился я.

Я зажег свечу. Принцесса стояла у самых дверей, кутаясь в светлую шаль. Мне хотелось надеяться, что под шалью на ней было платье, а не ночная сорочка.

– Ваше величество, позвольте мне сказать, – она сложила руки в умоляющем жесте.

Я накинул на плечи халат, теряясь в догадках, что могло заставить ее пойти на столь вопиющее нарушение всяких приличий.

– Я знаю, я не должна была приходить сюда, но я хотела вам сказать, как я рада, что война заканчивается, и между нашими странами наконец-то установится мир, – она сделала шаг вперед, но наткнувшись на мой осуждающий взгляд, продвинуться дальше не решилась. – Мой отец не спит уже которую ночь. Я вижу, как он волнуется.

Я усмехнулся:

– Он не хочет уступать нам Анжерон?

– Что? – то ли не услышала, то ли не поняла она. – Ох, нет, дело вовсе не в территории. Он беспокоится обо мне.

Я, наконец, спохватился и предложил ей присесть в единственное кресло у стола.

– В этом я вполне его понимаю. Но как вы сами, ваше высочество, относитесь к такому браку? Не оскорбляет ли вас то, что вас используют как разменную минуту?

Она выдавила из себя некое подобие улыбки:

– Нет, ваше величество. Такова участь королевских детей, разве не так? Если мой брак может быть полезным Эльзарии, то кто я такая, чтобы противиться этому?

– Вас устраивает союз, основанный не на любви, а на выгоде? – поинтересовался я. – Или вы станете утверждать, что полюбили меня с первого взгляда?

Она покачала головой:

– Нет, ваше величество, не стану. Да, пока я не люблю вас, а вы – меня, но разве однажды это не может измениться? И разве у брака, основанного на взаимном доверии и уважении, так мало шансов быть счастливым?

За дверями раздались чьи-то шаги, и принцесса замолчала, испуганно вжавшись в кресло.

– Ваше величество, ваше величество, простите за беспокойство! – донесся с той стороны взволнованный женский голос. – Мы не можем найти ее высочество. Слуги говорят, что видели, как она шла в это крыло. Ваше величество, мне можно войти?

Она не дождалась моего ответа и распахнула двери. Увидела в комнате принцессу и громко охнула. Это была женщина средних лет – должно быть, одна из придворных дам.

– Ваше величество! Ваше высочество! – она переводила взгляд с принцессы на меня и обратно.

Я едва сдержался, чтобы не выставить их обеих вон в ту же секунду. Я не сомневался, что вся эта сцена была разыграна как по нотам. За эти несколько дней я так и не сделал официального предложения ее высочеству, и они решили меня подстегнуть. Мне сразу показалось подозрительным, что принцесса пришла ко мне ночью одна, не заботясь о собственной репутации.

Но нет, она была не одна. Ее сопровождала одна из тех, кто мог позаботиться о ее нравственности – дама, преданная королевской семье и умеющая держать язык за зубами.

Они хотели скомпрометировать ее высочество, рассчитывая на то, что я как благородный человек вынужден буду на ней жениться. Но скомпрометировать так, чтобы об этом никто не узнал – на случай, если я всё-таки окажусь не столь благороден.

Я посмотрел на принцессу, которая сидела, потупив взор.

Значит, брак, основанный на взаимном доверии? Ну, что же, будет вам доверие!

Алан. Постоялый двор

– Ваше величество, боюсь, Камрия не выдержит еще одного года войны, – мой первый министр герцог Лежье был серьезен как никогда. – Чтобы заплатить наемникам, нам придется залезть в долги. Наши солдаты устали от войны, они хотят к женам и детям. Да, Эльзария в худшем положении, чем мы, но, если Эльзар Восьмой догадается предложить принцессу Лилиан в жены сыну короля Нерии, всё может перемениться.

Да, война сейчас шла на чужой территории, давно уже обобранной самими эльзарийцами. Опустевшие города, деревни с выжжеными полями – нам всё труднее было обеспечивать себя провиантом. Если в армии начнется голод, это приведет к дезертирству и упадническим настроениям. И положение сразу перестанет быть выигрышным.

– Значит, вы полагаете, что моего брака с его высочеством будет не избежать? – задумчиво спросил я.

Герцог кивнул:

– Боюсь, что так, ваше величество. Ваш союз с принцессой весьма желателен. К тому же, не забывайте, наследник Эльзара Восьмого – юноша слабый и болезненный. Я, разумеется, отнюдь не желаю ему ничего дурного, но если вдруг с ним что-нибудь случится, то ее высочество как старшая дочь сможет претендовать на престол. Как знать – вдруг однажды мы получим Эльзарию мирным путем.

Он, как почти и всегда, был прав. Но я не готов был простить эльзарийцам сегодняшнюю ночную выходку. Нет, на саму принцессу я зла не держал – наверняка, ее заставили участвовать в этом представлении. Мне даже было ее жаль.

– Хорошо, – согласился я к вящей радости Лежье, – я сделаю предложение ее высочеству, но в качестве приданого они отдадут мне не только Анжерон, но и Тильзир и Монглод.

– Ваше величество! – герцог смотрел на меня умоляюще. – Не забывайте – мы в стане врага. Да, у вас хорошая охрана, но кто может поручиться, что эльзарийцы не найдут способ вас устранить? Как только вы выдвинете дополнительные требования, они озлобятся и будут рисковать.

И в этом он тоже был прав. Я уже жалел, что приехал в Луизану. Диктовать условия куда проще, находясь на своей территории.

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – усмехнулся я, – я сегодня же покину столицу Эльзарии. Разумеется, инкогнито. Я возьму с собой только барона Дюваля.

– Это опасно, ваше величество! – мои слова ничуть не успокоили Лежье. – Передвигаться без охраны по вражеской территории…

Мой первый министр не любил рисковать.

– Мы с бароном прекрасно говорим по-эльзарийский. Нас везде примут за своих. А здесь во дворце и ближе к границе я буду показывать всем свое собственное письмо, которое я якобы должен срочно доставить на родину, чтобы там достойно подготовились к встрече будущей королевы. Народ везде устал от войны, все будут только рады такому известию. Главное, выехать из Луизаны хотя бы на несколько часов раньше, чем нас хватятся. Мы отправимся на рассвете. После ночного происшествия никто не удивится, что я выставил у своих покоев дополнительную охрану и вознамерился проспать до полудня. А после обеда вы испросите аудиенцию у его величества и изложите ему наши новые условия. Конечно, сначала он возмутится и с гневом их отвергнет. Но дайте понять, что мы готовы будем немного уступить. Торгуйтесь, Лежье, торгуйтесь! Я готов отказаться от Монглода, но Тильзир, как и Анжерон, должны стать нашими. Можете осторожно намекнуть, что я был оскорблен столь неприличным визитом принцессы, и именно с этим связан мой спешный отъезд из дворца. Но я готов простить юной девушке этот неразумный поступок, потому что и сам стремлюсь к скорейшему заключению мирного договора. Да что я вас поучаю? Вы и сами поймете, что и когда нужно будет сказать. Я доверяю вам действовать от моего имени. Сделайте предложение ее высочеству, как только они согласятся дать нам то, что мы хотим получить.

Мы с бароном выехали с первыми лучами солнца. Оба были одеты просто и неприметно. Шляпа с широкими полями почти полностью скрывала мое лицо, да никто ко мне и не присматривался. Кому могло прийти в голову, что я могу отправиться куда-то без охраны?

Мы покинули Луизану безо всяких происшествий. Спокойно миновали все кордоны, что попадались на нашем пути. По всей Эльзарии уже ходили слухи о скорой свадьбе венценосных особ, и когда мы заявляли, что везем письмо его величества Алана Седьмого, нам только желали счастливого пути.

Первый ночлег пришелся на Монрей. Мы остановились в гостинице у величественного моста Оружейников. Барон рухнул на кровать и сразу же заснул, отказавшись от ужина.

Я же решил прогуляться. Мне хотелось послушать, что говорят в народе. Устали ли от войны, рады ли возможному миру? А еще хотелось вина и хорошенькую женщину. За те две недели, что мы находились в Эльзарии, я не позволил себе даже намека на флирт.

Простой постоялый двор подходил для всех этих целей как нельзя лучше. Полумрак в зале и громкие разговоры – отличное место, где можно не привлекать к себе внимание и при этом многое услышать. Я был неприхотлив в еде и меня вполне устроила тушеная капуста с дешевым вином. Мясо здесь стоило таких денег, что сразу стало ясно – с провиантом в городе было неважно.

Я спросил у хозяина, не найдется ли тут женщины, готовой скрасить ночь одинокого путника, и он ответил, что ежели я сниму у него комнату, то он пришлет ко мне одну из своих служанок. На том и порешили.

Я спокойно ел и слушал. В городе проходила ярмарка, и постоялый двор был полон торговцев. Они обсуждали цены на товары (в основном, жаловались, что выручка ниже прежнего) и надеялись на скорый конец войны.

Я уже собирался отправиться в свою комнатушку, когда мое внимание привлек рыжий пьяный мужик, что бесцеремонно приставал к двум молодым девушкам, сидевшим через два стола от меня. Я не сразу решился вмешаться – не мог поверить, что столь юные особы находились здесь без сопровождающего. Но когда одна из девушек закричала, прося о помощи, а никто даже не шелохнулся, чтобы урезонить их обидчика, я встал из-за стола.

Алан. Клементина

Я не сразу понял, насколько она была красивой – в столовой зале этого не разглядел. Только потом, уже в каморке, когда она сняла свой смешной чепец…

И я еще больше удивился, что они с сестрой приехали в город без сопровождающего мужчины – отца, брата, мужа. Слишком опасная поездка для молодых женщин.

Впрочем, это было не мое дело. Я не был ей ни женихом, ни братом, чтобы заботиться о ее нравственности. Я заступился за нее за ужином, она решила отблагодарить меня, разделив со мной постель этой ночью. Обычное дело.

Но то, что ночь оказалась как раз не совсем обычной, я осознал довольно быстро. Клементина оказалась невинна. Но это было еще полдела. Она была каири – женщиной, магия которой просыпается в первую брачную ночь. Женщиной, которая может стать магом, только отдав часть своей магии мужчине. Я это почувствовал, как только наши тела слились воедино.

Это был довольно редкий тип магии. Такие женщины были ценностью. Раньше аристократок с таким даром просватывали еще в детстве. Тех же, в чьих жилах текла не столь благородная кровь, покупали как товар – графы, герцоги, короли. И в выигрыше оказывались все – и усиливший таким путем свою магию мужчина, и разбогатевшая семья девушки. Но то было раньше – когда еще встречались сильные старые маги, умевшие разглядеть каири еще в ребенке. К тому же, прежде такая магия часто передавалась по наследству, была родовой. Теперь же всё изменилось: в обычной семье могла родиться каири, а у каири-женщины рождались обычные дочери. Магия вырождалась, и тем неожиданнее было получить такой подарок на дешевом постоялом дворе.

Она была как глоток свежего воздуха – красивая, сильная. Не изнеженная девочка-дворянка, никогда не поднимавшая ничего тяжелее серебряной вилки, – нет, ее тело было упругим, а тонкие руки мускулистыми, привыкшими к работе. Не знаю, почему, но мне понравилось и это тоже.

А еще ночью она разговаривала во сне.