"Ну вот, уже мой диплом с отличием не понадобился, а завтра не буду нужна я сама". – Расстроиться Она не успевает, потому что Шефиня суёт кипу бумажек, которые нужно заполнить, чтобы трудиться продавщицей книг.

Она хрупкое ранимое и книжное создание. Охотно сидела бы в библиотеке. Но приходится торговать знаниями, да ещё и втридорога. Есть в этом что-то неправильное…

Однако жиза выбора не оставила. Лучше так, чем втолковывать детям в школе маразматические идеи или писать об этих же идеях в сетевых изданиях.

Сдав бумажки, отправляется в торговый зал. Там Шефиня сдаёт Её на руки высокомерной юной Консультантке. Через полчаса – приказ разложить новинки по полкам.

"Женщина, вы неправильно делаете! Это надо не по алфАвиту, а по сериям ложить! – орёт Консультантка Номер Два, такая же юная, как и первая. – Тэбэка и букайди говорите!"

Мысленный стон. Вот этот колхоз тут книги раскладывает? Больше Она сюда ни ногой!

Расставляет сама – под обжигающими взглядами коллег. Несколько одинаковых пухлых экземпляров не помещаются на полке, приходится класть их на задний план. Полка получается горбатой, некрасивой, и девицы хихикают. Шапито, ага.

Тринадцать ноль-ноль. Она робко заикается об обеде. "По правилам, сначала на перерыв идёт консультант, а потом обычный продавец. Но если вы голодны… Обед тридцать минут. Вечером ещё один перерыв", – с осознанием важности изрекает Консультантка.

Что за пурга? Почему не предупредила Шефиня? А, понятно, ей не до этого…

На часах – шестнадцать ноль две. До конца безумно длинного, тринадцатичасового

рабочего дня ещё очень много. Она не доживёт.

– Добрый день. Мне бы Марию… – Дама в мехах усаживается на табуретку, предназначенную для персонала.

– Мария на перерыве. Я могу вам чем-то помочь?

– Конечно, вы ещё спрашиваете?! Название вот такое, автора не помню.

– Да, эта книга в нашем магазине есть, – объявляет Она после мучительных поисков в компьютерной базе.

– Но если есть, в чём проблема? Принесите мне её!

(Ничего себе! Барынька выискалась. Напомнить ей, что заявилась в магазин самообслуживания?)

"Девушка, а нам нужен для школы Толстой с такой обложкой". – Дёргает за руку молодая мать с сыном лет девяти. Суёт под нос смартфон с фотографией книги.

Она уходит искать произведение Толстого и видит боковым зрением, как противная меховая мадам спускается на первый этаж. Сейчас настучит Шефине, и Её уволят в первый же день. А и ладно! Может, и к лучшему?

Но сегодня уйти не получится. Спустя минут двадцать возвращается Дама и протягивает список книжек. К счастью, на месте уже Консультантка, та самая Мария.

"Ланочка Геннадьевна! – сладко приветствует мохнатую. – Что желаете?"

Можно выдохнуть.

"Завтра приходите на работу в фирменной футболке. И не забудьте прикрепить бейджик!" – Это спешит к ней с майкой ещё одно юное создание, Заместительница Шефини. Все, кроме директорши, здесь на одно лицо: очень молодые (студентки или только после вузов-колледжей-школ), в джинсах какой-то определённой марки и с длиннющими тёмными ногтями, не мешающими клацать по клавиатуре и разносить книги. Н-да, она в свои тридцать пять, в чёрной юбочке и с бесцветным маникюром – явный неформат.

Слава богу, бейджик нужно крепить не сейчас. Она разберётся с этим дома, на свободе, при помощи интернета.

"Девушка, интересуюсь Садхгуру!" – повелевает очередной посетитель, продвинутый молодящийся дедушка. И этот с телефоном. Что за кенгуру ему понадобилось? Она не продавец, а сыщик какой-то. Но уйти нельзя. Кредиты, будь они неладны…

Ура! Двадцать два ноль-ноль. Она уже час как одна на втором этаже (обе консультантки уходят раньше). Так, главное, ничего не забыть. Комп, к счастью, выключается просто, а вот с кондиционером – беда: не слушается кнопки.

"Давайте. – Грузчик, испитой мужчина лет сорока, мягко берёт у Неё из рук пульт и подходит прямо под кондёр. Что-то щёлкает. – Нужно совсем близко, под ним стоять, тогда получится. И ещё у нас противный замок в подсобке. Пошли, покажу, как закрывать нужно".

Наконец-то с ней говорит человек, а не челобот. Выходят из магазина вместе. Перед этим – ещё одно унижение: Заместительница Шефини досматривает их сумки.

Грузчик укатывает домой на велосипеде, а Она в одиночестве оказывается на остановке. Что за фигня? Где маршрутки?! Ах да, они же после десяти вечера не ездят. Невыгодно.

Самокат

Семья Коньковых получила у государства двушку. В их Н-ске подобное приравнивалось к выигрышу в лотерею. Сеня Коньков знал, что нести жалобы местным чиновникам – это дохлый номер. Поэтому даже о мелких проблемах Семён сигналил сразу наверх.

Логично: ведь такие письма с приписками московских небожителей спускают вниз, и региональным бюрократам тогда не отвертеться. Свой метод парень называл «самокатом».

Сей нехитрый приёмчик часто срабатывал. Удалось, например, перенести автобусную остановку в более безопасное место, добиться строительства приюта для собак и даже обеспечить льготу другу-инвалиду.

Когда Сеня помог приятелю, он призадумался и над своей судьбиной. Быть сапожником без сапог не хотелось. «Я ведь тоже инвалид, имею жену, маленького сына, а живу в халупе без удобств, – рассуждал молодой человек. – Нет, так не пойдёт».

Семён отправился в мэрию, встал в очередь по улучшению условий проживания. Когда узнал, что номер его – семь тысяч какой-то, а квартир инвалидам почти не дают, поначалу приуныл, затем разогнал привычный «самокат», а получив неутешительные ответы, решил судиться с государством. Был у него толковый знакомый адвокат по фамилии Шпыня. Иск он составил, но скепсиса не скрыл: дескать, шансы почти нулевые. Тем более что платил Сеня только за оформление заявления.

Однако пути Фортуны неисповедимы. Помочь Коньковым она решила через жену Семёна Алису.

Благоверная работала в городской газете. В те дни, когда иск с сомнительными перспективами ушёл в суд, в редакцию заявился вертлявый господин, правозащитник Давидян. Алисе он поведал душещипательный рассказ о том, что безвозмездно помогает детям-инвалидам, в том числе с получением квартир. Одно дело уже выиграл, о чём имеется документик (решение суда), второе, точно такое же, – в процессе. Статейку-бы дать…

«Конечно, дадим!» – пылко пообещала Алиса. Она тут же сделала ксерокопии ценного решения суда: одну для подготовки публикации, а вторую – для себя.

– Умница моя! – Похвалил муж, узнав о неожиданно приплывшем в их колоду тузе. – Вот и будешь опираться на этот материал в суде.

– Почему я?! – Алиса опешила и возмутилась одновременно.

– А кто из нас журналист?! – парировал супруг. – К тому же у меня здоровье слабое.

…Предварительное заседание началось странно. Когда Алису и двух неприятных тёток, по всей видимости, чиновниц, впустили в кабинет судьи, тот смотрел телевизор. Скривившись, плюгавенький немолодой служитель Фемиды выключил плазму и начал скороговоркой зачитывать какую-то бумажку.

«Первое заседание назначено на пятое апреля», – затем возвестил он. Все встали и направились к выходу. Алиса была в шоке. Увиденное сильно смахивало на город Глупов.

Спустя месяц началось долгожданное слушание дела. На него прибыло новое лицо – пузатый мужчина из областного коммунального министерства.

– Истица поддерживает исковые требования? – проскрипел судья.

– Поддерживаю, – ответила Алиса вставая.

– Дополнения к исковым требованиям имеются?

Получив отрицательный ответ, блюститель закона принялся опрашивать ответчиков. Тётка-юрист из мэрии сыпала номерами законов и статей и в конце своего спича хищно заключила, что «квадраты» от государства Коньковым не положены.

– Поддерживаю, – вякнул толстый «коммунальщик». – У меня есть дополнение.

Это оказался ещё какой-то пункт, отсекающий семью Алисы от новоселья.

Журналистка попросила слово и выступила с домашней заготовкой, мстительно перечислив ссылки на законы из решения суда, которое так кстати преподнёс ей Давидян.

Новое заседание прошло ещё через месяц. Хищные номенклатурщики сдаваться не собирались, но у Алисы в рукаве появился ещё один туз. К этому времени Давидян выиграл очередное дело о квартирах для несчастных детишек, и девушка предвкушала триумф.

Судья одобрил ходатайство, затем дал слово всём трём оппонентам Коньковой.

…Она смотрела на людей-функций, сих карикатурных «кентавров» и радовалась, что здесь, в этой нечеловеческой мертвенной данности, оказалась временно. Было не столько обидно, сколько противно от созерцания упорства и сплочённости, с коими эти оболочки обороняли Систему. Здесь и сейчас она была для них врагом, едва ли не личным. Одним своим приходом сюда, в эти вылущенные стены, одним своим требованием положенного ей по закону Алиса их оскорбляла.

Выступление её опять было пламенным и убедительным. Словно не услышав всего этого, дама из городской администрации бесцветным голосом зачитала очередное возражение. Двое остальных врагов так же бесстрастно с ней согласились.

…Спустя полчаса Алиса в эйфории звонила мужу. Судья-сморчок встал на её сторону.

Скопец Акунина

То, что Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова), – агент влияния, думаю, понимает даже школьник. Этот культуртрегер или даже культурТРИГГЕР (моё стихотворение см. ниже), несомненно, – один из создателей окон Овертона.

Взглянем хотя бы на пародию Бориса Акунина на роман Льва Толстого, которая называется «Мир и война».

Любопытнейшим персонажем произведения, безусловно, является скопец Платон Иванович (а у Толстого, как мы помним, Платон Каратаев – один из осевых персонажей.

Не собираюсь тут грузить вас размышлизмами, ибо всё – в этом фрагменте из романа Акунина (есть там ещё один кусок на эту же щепетильную тему, но он мало что добавляет к этому). Итак, отрывок из «Мира и войны» (грамматика сохранена):

«Прежде чем выкупить арестанта из тюрьмы, Катина, конечно, обстоятельно с ним поговорила. Спросила напрямую, как делала всегда: зачем же ты такое над собой сотворил?

Платон Иванович охотно объяснил – он был сердечен с людьми любого звания.

– Для чистоты, матушка-голубушка. Человек он ведь какой? Из грязного и чистого слеплен, напополам. Грязь – это стыдное, грешное. Оно всё через низ идет, от срама. Так отсеки срамное от тела, оно отойдет и из ума. Раньше я был зол, завистлив, до чужого охоч. Бывало увижу бабу иль девку – не в очи, Божьи окошки, смотрю, а на стати. Думаю: эх, повалить бы ее где иль прижать. А ведь у бабы тоже душа вечная. Освободился от тяготы – будто камень скинул. Так-то легко стало, свободно, радостно! Господи Иисусе, Никола угодник, да кабы человецы ведали, какое счастие чистым быть – все бы охолостились. Никто б не дрался, не кобелился, и все б друг дружку жалели, любили.

Катина слушала и думала, что не так это глупо. В общем, забрала тихого человечка из острога и ни разу о том не пожалела».

«Все бы охолостились». Каково, а?! Чешуя сквозь костюмчик автора не просвечивает?

«КультурТРИГГЕР» (автор Елена Пани-Панкова, авторские права защищены)

Тоже открывает окна Овертона

виртуозный враль и гений обертона.

Он смутит умело, искуситель тонкий,

в саспенсе закрутит сей агент негромкий.

Рана розой стала и болит приятно,

а число адептов возрастает кратно.

КультурТРИГГЕР сладок, оттого успешен,

а зануден правый, критик безутешен.

Нет брехне препятствий в жизни этой зыбкой,

ты не верь ему в системе многоликой.

За что я страдаю?

"За что я страдаю?" – часто слышала я в детстве от соседа снизу.

Эти экзистенцильно-драматичные всхлипы падали в пустоту. Никанора даже мы, мелкие, не воспринимали всерьёз.

Порою сосед кормил соседских детей раками, которых ловил на далёком Дону, привозил живыми и варил. Поедал их под горькую и всё время вопрошал: "За что я страдаю?"…

Я жалела Никанора. Другие взрослые были противными: надменными, жёсткими, двуличными. Самыми неприятными их особенностями казались умение кучковаться ради наживы и самоутверждаться за счёт нас, своих чад.

А этот был изгоем, одиночкой, к тому же "дурачком", большим ребёнком. Мы, маленькие обезьянки, чувствовали в нём слабину парии и нагло пользовались этим, обнося его яблоню.

Позже я поняла одну ошибку соседа. Если ругаешь группу детей, распекать нужно персонально, обращаясь к каждому по имени, а не всех скопом, обезличенно.

Никанор этой педагогической хитрости не знал, оттого даже те, кто едва встал с горшка, не боялись его.

Может, потому и страдал?

Едоки и рабочие муравьи

Истеблишмент часто цитирует Ленина: "Политика – это концентрированное выражение экономики". Для отвода глаз.

Однако законы Адама Смита, судя по всему, кукловоды давно тайно отменили.

Сегодняшняя экономика – это концентрированное выражение политики. А современная политика, если в двух словах, – это постоянная работа поработителей ойкумены над достижением баланса числа едоков и рабочих муравьёв.

Первых сегодня на планете, как утверждает статистика, много. Мировую элиту, безусловно, не волнует, как они выживают. Главное, чтобы масса приматов исправно кормила тех, кто наверху. И не просто кормила, а давала возможность получать все блага жизни, какие только возможны.

Итак, закулисе остро необходимо определённое количество рабочих муравьёв. А поскольку те, кто пока ещё активно размножается, – это, как правило, жители третьего мира, склонные не трудиться, а сидеть на наркотиках и промышлять криминалом, понятно, почему на многострадальной Земле не утихают войны и появляются лабораторно выведенные вирусы.

Ну а потенциально качественные рабочие муравьи, как правило, если и хотят трудиться, то не на конвейерах и не обслугой. Надо сделать так, чтобы они не имели возможности реализовать свой потенциал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

На страницу:

Перейти

1 из 1