История деревни Ветчаны, или Немного о загадочных куршаках

Майя Синичкина

История деревни Ветчаны, или Немного о загадочных куршаках

БЛАГОДАРНОСТИ

Прежде всего, я хотела бы поблагодарить жителей и уроженцев куршинских деревень, которые делились воспоминаниями, историями и фотографиями. Александра Ефимовича Ларькина, Нину Петровну Ушанову, Аграфену Трофимовну Якушенкову, Дмитрия Владимировича Нилова, Михаила Дмитриевича Нилова, Прасковью Ивановну Ефимочкину, Прасковью Ивановну Лоскутову, Александра Николаевича Лоскутова, Лидию Максимовну Самохвалову, Марию Васильевну Петрянину, Ирину Викторовну Лоскутову, Алексея Сергеевича Зимакова, Антона Гудкова, Светлану Николаевну Гончарову, Антонину Ивановну Федорову, Полину Ефимовну Никитову, Веру Петровну Чевырину, Вячеслава Семёновича Трушкина. А также всех тех, кто предоставлял сведения и фотографии фронтовиков для проекта «Бессмертный полк Ветчаны-Иванково».

Огромный вклад в создание этой книги внесли мои родные, которые не только участвовали в сборе информации, выступали в качестве редакторов и корректоров, но и были (и остаются) моей главной опорой и поддержкой во всем. Спасибо вам за это!

ПРЕДИСЛОВИЕ

Рядом с маленькой лесной речушкой с причудливым названием Ушер стоит деревня Ветчаны. Улица здесь одна, зато весьма протяженная – целых два с половиной километра. Вдоль нее-то и выстроены многочисленные деревянные домики с печными трубами, да резными наличниками. Впрочем, есть в деревне еще и слободка – маленькая улочка на несколько домов, стоящая поперек основному порядку.

Домов в деревне больше сотни, но жилых половина, да и то если считать с дачниками, а вот зимовать остаются жители порядка 20 дворов.

До ближайшего крупного населенного пункта – поселка Тумы – 25 километров, до райцентра – все 50, в общем, полное уединение.

Окружают Ветчаны пояс полей, лугов и молодых перелесков, а за ними возвышается хвойный лес. Там, среди черноольшаника течет речка с таинственным названием Курша. Жители Ветчан и шести соседних деревень с этой рекой тезки – их называют «куршаки».

Об истории этих краев и их населении ходит немало легенд, и не так уж просто разобрать, где быль, а где вымысел. Поэтому хочу рассказать вам все, что узнала за те 10 лет, что связывают меня с лесной деревней Ветчаны. А уж вы сами решайте, какая версия вам кажется реалистичнее.

Но книга эта содержит не только исторические сведения и выдержки из краеведческих работ, самое ценное, что вы здесь найдете – это воспоминания местных жителей. Их рассказы о быте и традициях, своих родных и односельчанах – лучшие свидетельства жизни деревни.

ИСТОКИ

Краеведение – это хождение по земле! Неторопливое, обстоятельное. И главная награда при этих неспешных и чаще всего недальних передвижениях состоит не только в общественной полезности дела, главное – это радость подробного узнавания жизни, прирастание сердцем ко всему, что постепенно формирует у человека понятие: Отечество.

Василий Песков

Деревня Ветчаны существует, по меньшей мере, четыре столетия. Первое упоминание селения в исторических документах относится к XVII веку. В «Поместных приказах» 1646-1647 годов находим: «В волости Курше деревня Ветчаная на суходоле».

За прошедшие века накопилось немало вопросов, связанных с историей деревни, один из них касается самого названия. Существует несколько версий его происхождения.

Языковед Е. Ф. Будде связывал слово «ветчаны» с этнонимом «вятичи», предполагая, что в нем кроются следы заселения заокского края этим славянским племенем:

«Слыша говоръ этихъ жителей, ихъ дзеканье и твердое цоканье, невольно припоминаешь преданіе о родствѣ вятичей съ ляхами. Замѣчательно, что въ самомъ центрѣ этого глухого края, въ Куршинскомъ краю, среди „куршаковъ“, есть село Ветчйны, произн. Вятчсты (на волостномъ правлевіи написано черезъ ѣ: „Вѣтчанское волостное правленіе“). Это географическое названіе намъ тоже говорить о себѣ кое-что».

Краевед А.А. Мансуров в свою очередь высказал предположение о финском происхождении топонима. А филолог В. Т. Ванюшечкин указывал на сходство названия с древнерусским словом ветчаный – «старый», «ветхий», объясняя, что имя было дано из-за обветшалых жилищ и построек. Еще одна версия связывает название «Ветчаная» с рязанскими диалектизмом «ветка» – «участок земли, вдавшийся узкой полосой в чужие земли», и ветчанин – «владелец ветки земли». Какая из этих гипотез является истиной, мы, скорее всего, никогда не узнаем, к тому же нельзя исключать, что все они ошибочны и на самом деле топоним «Ветчаны» имеет другое происхождение.

КУРШАКИ

Курша! Курша!

Царство глухомани.

Редким встречам несказанно рад.

Выплывает в призрачном тумане

Лес, одетый в сказочный наряд

Анатолий Орлов

Не только название деревни является поводом для споров. Довольно сумбурными представляются и версии происхождения местного населения, которое известно под прозвищем «куршаки» или «курши», что созвучно названию протекающей неподалеку реки – Курша.

«Та часть Рязанской губерніи, которую я изъѣздилъ лѣтомъ 1894-го года, представляетъ изъ себя лѣсистую и довольно дикую мѣстность; нерѣдко проѣзжаешь десятки верстъ песками или лѣсомъ и болотами; крестьяне здѣсь значительно грубѣе, чѣмъ въ южной части губерніи, они рѣдко уходятъ на промыслы и большею частью живутъ постоянно на своихъ мѣстахъ, занимаясь рубкой дровъ, лыкомъ и вообще древодѣліемъ; крестьяне того края, который называется Куршею, т. е. Куршакй (по мѣстному названію), слывутъ даже у своихъ осѣдей за „дроворубовъ“. Къ этому краю относится Китовская волость, Ветчанская (Курша съ рѣкою того-же названія), Колесниковская; не менѣе дикая мѣстность и волость Парахипская» – писал Е.Будде.

Филолог и лексиколог В.Т. Ванюшечкин записал свои разговоры с местным населением:

«Мы фсе тут куршакú-лапт’óжники: бырисяты, мылахьвяты и култушáнь»

«Куршачьё» [куршац’йó] – насмешливо и в какой-то степени пренебрежительно называют себя куршаки: «В нáшах дирявнях аднó куршац’йó, стрáннях мáла».

«Мылахьвяты сьмерныи рябяты, йéта бырисяты дрыцуны; «малахвята» – жители села Малахово, «борисята» – Борисково.

В соседних деревнях переселенкам из куршацких селений (возможно, вышедших замуж оттуда) давали прозвище Куршанка: «Ал’óнку Куршáнку х кáжнам дварé знáйут, каó хош спрасú…»

Итого к куршацким селениям относят с. Курша оно же Успенское (ныне урочище), с. Малахово, д. Андроново, д. Борисково, д. Ветчаны (Истомино), д. Иванково (Вичинкина), д. Сергеевка (Двую-жеребья) и д. Култуки (Кукареки).

Так откуда же взялись на юге Мещеры куршаки?

«Говоря о своём историческом происхождении, они тоже упомянули какую-то царицу, согласились с нашей подсказкой «Екатерина II», но прибавили лесную тюрьму-крепость, в которой якобы пребывали их пращуры, по приказу этой царицы. Сказали, что присланы те были из-под Петербурга и не назывались тогда «куршами», а зваться так стали позднее по имени здешней реки Курши» – рассказывали жительницы Ветчан краеведу Ирине Константиновне Красногорской, которая заезжала в деревню во время своего путешествия в 1984 году.

Малаховские старожилы подтверждали это:

– Куршами сейчас многие интересуются, – говорит Николай Ефимович,– откуда пришла, когда. Вот профессор московский всё лето жил в этом доме,– он показывает на дом напротив, – Ванюшечкин Василий Тарасович, так он диссертацию о куршах защитил. Что в ней, не знаю, но вроде поселились здесь курши при Екатерине II.

– Ну и кто же они всё-таки, эти курши? – спрашиваю я.

– Русские! – уверенно заявляет старик. – Русские и по языку, и по обычаям.

– Не скажи, – не соглашается Николай Ефимович, – обычаи как раз очень отличаются. Никогда деды наши, например, не занимались отхожим промыслом, бань не признавали, колодцев общих. Да и, помнишь, что сказали антропологи из Московского университета, ну, что делали нам обмеры, – очень сходны мы с теми прибалтийскими…

Однако в этих народных преданиях вырисовывается явная несостыковка, ведь года правления Екатерины II – 1762-1796, в то время как д. Ветчаны впервые упоминается в начале XVII века.

В том, что доверять версиям местных жителей не стоит, мы убедились на собственном опыте: один из жителей Ветчан сообщил, что куршаки – это «истонцы» (эстонцы), потому и Ветчаны ранее назывались Истомино.

Тем не менее, связь куршаков с балтами, в частности литовцами является одной из самых распространенных версий. Существует два объяснения того, как литовцы могли попасть в рязанскую Мещеру. Краевед И.К. Красногорская предположила следущее:

«Чтобы зваться куршами, пришлый народ должен был появиться в Мещёре не позднее XVII века, потому что окончательное слияние и исчезновение куршей в Прибалтике, как уже говорилось, происходило в XVII веке, но и не раньше конца XIV века, когда князь Ягайло и его подданные приняли католическую веру. В связи с этим можно было предположить, что благодаря его сестре Евфросинии, жене князя Олега, появились курши на рязанской земле. С ней же должна была прибыть из Литвы какая-то свита, охрана. А позднее, когда в конце своей жизни Евфросиния удалилась в лесной монастырь, её земляки курши (для рязанцев – литовцы) покинули Переяславль-Рязанский, что зовётся теперь Рязанью, и обосновались поблизости от неё. Возможно и такое, что в лес они перебрались несколько раньше, спасаясь от ордынцев, не единожды сжигавших Переяславль-Рязанский дотла. Ведь и Олегу приходилось отсиживаться в Мещёре вместе с чадами и домочадцами».

Вторая версия, описанная в работе Красногорской, принадлежит касимовскому краеведу А.А. Мансурову.

«На этот раз «собиратели земли Русской Иван III и Иван Грозный, сломив новгородскую вольницу, выселяли целыми тысячами тамошнее население на земли подмосковные». Той же точки зрения придерживался его «коллега по цеху» Н.В. Федин, связывая появление куршаков с переселением народа по итогам Ливонской войны.

В пользу литовской версии происхождения куршаков приводится множество доказательств. Но все ли они имеют под собой серьезное основание? Вот что пишет Ирина Константиновна Красногорская:

«В Ветчанах нас встретили более радушно. На этот раз мы услышали, что была когда-то в деревне католическая часовня, на её месте теперь похожая на неё пожарная каланча. И будто бы об этой часовне писал Куприн, именно в ней, а не в Большой Курше, находилась «раскрашенная деревянная статуя, изображающая Христа со связанными руками, с терновым венком на голове и с окровавленным лицом». А статую якобы делали по заказу в Китае. Нас уверили, что мы можем её увидеть в тумском соборе».

Здесь мы снова сталкиваемся с вольным толкованием воспоминаний и исторических сведений. Сам факт существования статуи Христа не вызывает сомнений. По сей день в часовнях можно найти вырезанные из дерева кресты с изображением Спасителя. А вот упоминание о том, что изготовили скульптуру мастера из Китая, скорее всего, связано со старой пословицей: «Слышу звон, да не знаю где он». Мещерские мастера издревле были известны как именитые плотники и вряд ли стали бы вызывать иностранного мастера, кроме того, существуют свидетельства, что мещеряки сами доходили до Китая и Филиппин, об этом упоминает в книге «Иду Мещерой» писатель и публицист Владимир Панков.

Деревянная фигура Христа в часовне у святого источника близ д. Норино

«Сидящий Спаситель в темнице», XVIII в. (Коллекция ПГХГ)

Связь скульптуры с католицизмом также не может быть принята как истина и не выдерживает критики. Об этом пишет сама Красногорская. Статую Христа подобную ветчанской она обнаружила в тумском храме.

«Я думаю, что «Христос в темнице» делался каким-то талантливым местным мастером действительно по заказу и специально для тумской церкви. Она, как полагали Г.К. Вагнер и С.В. Чугунов, «строилась, вероятно, всем сельским миром Тумы, для которого архитектурным критерием было “богатство”». Не пожалел «сельский мир» денег, конечно, и на её убранство. Церковь была построена до указа Синода, запрещающего помещать в храмах скульптурные изображения, и задолго до того, как Куприн побывал в здешних местах».

Кроме этих доводов есть и другой: подобные скульптуры были распространены не только среди куршинских и окрестных селений, но и в других регионах, например, в Пермском крае. Собрание деревянных скульптур можно увидеть в Пермской художественной галерее.

Этнограф Н.И. Лебедева указывала на другую особенность. По словам исследовательницы в орнаментах на передниках куршанок угадывались литовские черты. Кроме того, схожим был способ тканья полотна. Историк М.Н. Мерцалова в книге «Поэзия народного костюма» также отмечает сей факт.

«…«куршаки» же ткали двойные, на посконной основе со сложным браным рисунком. Рисунки были белые на синей, особо праздничной поневе, и белые с черным и небольшим количеством желтого на темно-красных, которые носили обычно в воскресные дни. Такой же способ тканья и такие же рисунки и расцветки бытовали в Литве».

Однако Мерцалова считает, что литовский след обманчив.

«Выходцы из Литвы много раз появлялись на рязанской земле. Приходили они, теснимые набегами соседей, и вместе с литовскими князьями, вступавшими в союзы с рязанскими, поселялись они и в XVII веке, когда попадали в плен к русским. Но куршинские поневы свидетельствуют о более, значительно более ранних поселениях. Они относятся к тем далеким временам, когда происходило еще первое заселение Мещерского края славянскими племенами».

«На древность происхождения куршинских понев указывают и рисунки, в которых часто встречается «солярный» знак. Этот рисунок со многими концами назывался у мещерских ткачих «репей». У касимовских же татар солярный знак называется «бурмассу» – «крутящаяся вода». Действительно, в краю, где всегда было много воды, и где жизнь протекала на берегах рек, более вероятной аналогией можно считать прообраз крутящейся воды, чем солнца».

Еще один аргумент в пользу «литовской» версии – прозвища куршаков: «курша-головастая», «литва-некрещеная» и просто «литва». Казалось бы это явное свидетельство связи куршаков с балтами. Но не тут-то было. Археолог и этнограф Б.А. Куфтин в книге «Материальная культура Русской Мещеры» размышляет на эту тему:

«Тем не менее, если не литовские колонии, то явные следы взаимодействия с Литвой далеко проникали на Восток по реке Оке. Трудно сказать на долю чьих реминисценций, соседей-ли Владимирцев или самой Касимовской Мещеры следует отнести тот факт, что крестьяне Судогодского уезда уверяют, что к югу от них, в районе Великого озера, в пределах Егорьевского и Касимовского уезда живет Литва.

Это название Литвой своих южных соседей замечается, вообще, вдоль северной границы средневеликорусских говоров, начиная с Московской губернии, где оно, например, в Дмитровском уезде сохраняется наряду с названиями Голяды, и до Тамбовской и Нижегородской губ».

Получается, что наименование «литва» не является уникальным и не связано напрямую с принадлежностью к балтийским народам. Куфтин также отмечает: «…безусловно нельзя согласиться с мнением И. Е. Лахерма, “что по антропологическим и этнографическим данным куршаки (жители по реке Курше, Касимовского уезда) здесь переселенцы, быть может, именно, обрусевшая Литва“. Напротив, тип куршаков производит впечатление скорее наиболее связанного с древними культурными наслоениями области, и отдельные элементы их быта как бы подстилают всюду культурные формы населения Мещерского края. Об этом ясно говорит, например, рассмотренное выше распространение «куршинской поневы» на восток в пределы Елатемского и Темниковского уездов.

Филолог и топонимист А.А. Никольский, ссылаясь на работы историка С.М. Соловьева, предполагает, что возникновение прозвища «литва» относится ко времени войны с Речью Посполитой в 1654—1667 годах. В ходе тех событий в Российское государство выводились не только военнопленные, но и в большом количестве пашенные люди из смоленских и белорусских земель, принадлежавших тогда Литве. Их то и было принято называть «литвой»

Также Никольский отмечает, что наименование «курша», скорее всего, изначально относилось к реке, протекающей рядом с селениями куршаков. Этот гидроним он связывает со словами «куржа», «коржевина», «куржевина», «коржава» в значение ржавое болото. Учитывая, что местность вокруг куршинских деревень была и остается болотистой, а протекающие рядом реки, окрашены в темные коричневые цвета, это версия вполне имеет право на существование.

Однако существуют и другие. В диссертации И.Н. Хрусталева находим такое предположение: «Курша», как и некоторые другие гидронимы Рязанской области (Кудрус, Толас, Ариса) является балтизмом, то есть относятся к балтийской группе языков. В то же время Хрусталев отмечает: «…надежных археологических свидетельств о таком расселении балтийских племен по средней и нижней Оке и в бассейне Мокши не имеется. Допустимо предположить, что эти племена или покинули данную территорию, или были ассимилированы финским населением задолго до прихода туда славян, а балтизмы в русскую топонимическую систему попали через посредство финской». Таким образом, можно говорить о том, что балтийские следы в топонимах куршаков связаны не с переселенцами из Литвы, а с сохранившимися следами балтийских племен.

Кроме того, говоря о местных гидронимах, нельзя не отметить, что в некоторых языках финно-угорской группы слово «шер» имеет значение ручей. То есть название ручья Ушер, протекающего при въезде в Ветчаны, вероятно имеет не балтийское, а финно-угорское происхождение, что подтверждает версию, высказанную И.Н. Хрусталевым.

Следующий аргумент в пользу «литовской теории» заключается в особом говоре куршаков. Краевед Мансуров отмечал, что в районе Курши «самый говор народный отзывается новым акцентом» – куршаки цокают. Однако, изучив работы языковедов, мы узнаем, что «цоканье» вовсе не уникальная черта. В книге Е. Будде читаем: «какъ явленіе постоянное, мы встрѣчаемъ почти во всемъ Спасскомъ и во всемъ Касимовкомъ уѣздѣ цоканье, т. е. употребленіе звука ц вмѣсто ч». В подтверждение этого могу привести пример из собственного опыта, дело в том, что про явление «цоканья» я впервые услышала от уроженки мещерской деревни Муночь (Клепиковский район, Оськинское сельское поселение). В то время как название этого селения связывают с угро-финским словом «Мунц», в переводе «своя, собственная, общинная». Из чего следует вывод, что ссылаться на цоканье куршаков, как признак их связи с литовским народом нельзя. Оно было широко распространено и среди других групп населения северной части рязанской губернии.

Ну и последнее, что хотелось бы обсудить в свете возможной связи рязанских куршаков и литовских куршей, это рассказы старожилов о проведенных в 70-х годах биологических исследованиях, которые якобы подтвердили литовскую теорию. Но все дело в том, что эти исследования не касались изучения ДНК (двойную структуру этой молекулы открыли лишь в 1959 году, а методы установления родства с помощью ДНК появились лишь в 80-х). Скорее всего, местные жители имели в виду антропометрические измерения. То есть замер роста, соотношения определенных частей тела и черт лица, а также словесное описание частей тела, черт лица, пигментации кожи, волос, радужной оболочки глаз и т.п. Данный метод долгое время лежал в основе установления возрастных, половых, расовых и других особенностей физического строения человека. Однако важно понимать, что этот метод не обладает высокой точностью. К тому же мы ничего не знаем о качестве проведенных исследований, была ли обеспечена необходимая выборка испытуемых, статистическая обработка данных и т.п.

Подытожить все вышесказанное я хочу ссылкой на работу другого ученого – Василия Тарасовича Ванюшечкина, которой, к слову, сам был родом из куршинской деревни Андроново. Ванюшечкин был одним их тех, кто не придерживался литовской версии происхождения куршаков. Изучив диалекты 10 местных деревень, он пришел к выводу, что куршаки – потомки угро-финских племен, которые когда-то обитали в Мещере. Известные нам мещера, меря, мордва, населяющие рязанские земли также относятся к финно-угорским народам. Мнение В.Т. Ванюшечкина согласуется с работами Куфтина, Мерцаловой, Никольского, Хрусталева, Будде.

Так какая же версия ближе к истине? Ответ можно получить, лишь проведя тщательные исследования, направленные на изучение ДНК. В XXI веке это представляется возможным, но требует работы высококвалифицированных специалистов, а также финансирования. Увы, в ближайшие годы мы вряд ли узнаем разгадку тайны куршинского народа. К тому же не исключено, что истина где-то посередине. Ведь сослать литовцев могли не в глухой лес, а в уже обжитые коренным мещерским населением места. А, следовательно, у куршаков найдется и финно-угорская и литовская кровь. В науке нередко бывает, что верная теория появляется на стыке двух разных гипотез.

ВЕТЧАНЫ В 19-ОМ СТОЛЕТИИ

Обсудив загадки и тайны, связанные с историей деревни и ее коренного населения, перейдем к более точным данным. В немногочисленных источниках о жизни Ветчан в XVII- XVIII веках указано, что в 1678 году деревней владел стольник Василий Андреевич Сонцов-Засекин, а в 1747-1762 – генерал-майор Василий Васильевич Нарышкин. К сожалению, свидетельства тех времен не дошли до наших дней. Поэтому перейдем к веку XIX.

Тогда деревня Ветчаны принадлежала светлейшему князю, генерал-фельдмаршалу Петру Михайловичу Волконскому. В 1813 году он построил здесь большую по местным меркам усадьбу с ландшафтным парком. Строительство осуществляли с помощью пленных французов. Один из жителей Ветчан рассказывал, что уже в наши дни его сосед нашел французскую монету тех времен.

О внешнем облике усадьбы мы узнаем из рассказа А.И. Куприна «Попрыгунья-стрекоза»:

«Жили мы в старом, заброшенном имении, где в 1812 году был построен пленными французами огромный деревянный дом с колоннами и ими же был разбит громадный липовый парк в подражание Версалю. Представьте себе наше комическое положение: в нашем распоряжении двадцать три комнаты, но из них отапливается только одна».

Конечно, безоговорочно доверять писателю нельзя, его произведения художественные и полны вымыслов, гипербол и обобщений. И все же описание недалеко от истины. Об этом свидетельствует отрывок из книги «По дороге в Мещеру» Бориса Можаева.

«А еще пленные проложили дорогу, отсыпали насыпь от барского дома до самой Курши, до церковного красного бугра, – это уж Федин (прим. речь о краеведе Николае Васильевиче Федине) пояснял. – В парке было три пруда, фонтан, сирень, жасмин и всякие аллеи.

Ничего от этих прудов да жасминов не осталось; на берегу какой-то болотины жались чахлые заломанные кустики сирени; по границе бывшего сада или парка кое-где стояли черноствольные раскоряченные липы, да на одном углу в виде глаголя подымалась чудом уцелевшая лиственничная аллея. Вот и все, что осталось от "подражания Версалю".

Дом сохранился наполовину, только левое крыло – обшитый тесом фасад, широкие резные наличники, кое-где проступающая темно-бордовая окраска, – а правая половина дома с центральным двухсветным залом, с колоннами, с портиком и крыльцом частично сгорела, а частично растаскана. Обнаженный сруб сложен из кондовых сосен, каждая толщиной в обхват. Вот уж сколько времени прослужили, да еще почти полвека торчат они непокрытыми, под солнцем, ветром, дождем – и все еще целехоньки, ни гнили, ни трухи; стукнешь топором – звенят. Вот что значит русский кондовый лес».

Книга Бориса Можаева была закончена в 1976 году. А уже в 1984 году Ирина Красногорская так напишет об усадьбе:

«Не только огромного деревянного дома с колоннами мы не увидели, но и липового парка, а то, что от него осталось, подражало не Версалю, а соседнему бору: кроме могучих лип, не менее могучие ели и осокори, трава по пояс. И всё-таки ветчане им гордились, даже не зная его истории».

Барский дом постигла печальная участь. Одна из стен усадебного дома была демонтирована и перевезена в музей деревянного зодчества. Остатки забрал на дрова один местный житель. Старожилы рассказывают, что, его чуть не придавило бревнами, когда он разбирал стены.

Но вернемся в XIX век, чтобы проследить историю почившей усадьбы. Ирина Красногорская справедливо задается вопросом, зачем богатому князю потребовалось строить усадьбу в столь отдаленной деревне?

«И непонятно, как, почему у этого сугубо столичного, великосветского человека возникло желание создать большую усадьбу с комфортабельным домом в самом центре Мещёры, среди болот, которые до сих пор указываются на карте. Зачем было там разбивать ландшафтный парк, когда в округе был лес да лес? Уж не со своим ли высокопоставленным другом Александром он собирался там коротать свой век – известно, что тот помышлял удалиться подальше от своих императорских дел, от своего окружения?»