Animal world Inc.

Не то, чтобы Азерия не верила в настоятельницу, силу ее молитв она видела и не раз, но бояться и просить помощи, ничего не делая для своего спасения, было совсем не в ее духе. Пусть даже просьба была обращена к зверю всевышнему.

Собрав всю свою волю в кулак, лисичка-сестричка тихонько спросила:

– Ты кто?

Ответом ей было рычание, в котором она с трудом разобрала 'Тррруп!'. Неужели воскресший, подумала она. Это было чудо из чудес. О таких даже мать-настоятельница только читала в книгах. Самый опасный вид нечисти из всех, даже хуже людей! Но сестричка не растерялась. Теперь она была почти уверена в своей безопасности. Без приглашения переступить порог восставший не сможет.

– Во имя веры истинной отвечай! Кто послал тебя? – дрожащим голосом спросила лисичка-сестричка. Порывы холодного ветра пробирали до костей. Узнать имя демона было важно. Только тогда можно будет понять заклятье, которым восставший был вырван у смерти.

– Каррра!.. – прорычало снизу, чудовище подошло ближе и скребло своими когтями стену под местом, где стояла Азерия. – Пусти!

Затем на ворота обрушились новые удары. Настолько сильные, что даже стена под ногами лисички вибрировала. С неба ударила молния и высветив страшный гротескный сгорбленный силуэт. Тут всякая иллюзия безопасности покинула ее, и Азерия под начинающимся дождем побежала прятаться, куда глаза глядят, тихо поскуливая.

***

Если настоятельница и заметила, что ночью с чудовищем кто-то разговаривал, то вида не подала. Лисичке-сестричке утром с трудом, но удалось выкрутиться. Ни подружки-послушницы, ни наставница не поняли обмана. Они подумали, что Азерия заигралась и просто не успела спрятаться в подвал.

С небывалым ранее усердием Азерия засела за святые книги с защитными псалмами, и в кое-то веки удостоилась похвалы от сестры Репозы. Наставница, конечно, относила необычное рвение своей нелюбимой прохвостки на счет страха пережитого той ночью, и даже, где-то в глубине души была благодарна порождению тьмы, наставившему нерадивую ученицу на истинный путь.

Что же, не будем отрицать, страх тоже играл большую роль. Но гораздо больше, чем боялась, Азерия хотела разобраться до конца. Глупая боязнь неизвестного и привычка полагаться на зверя всевышнего так и не прижилась в ее юной и пытливой душе, несмотря на все годы монастырского воспитания. Ну не могла она просто прятаться и молиться!

Она листала фолиант за фолиантом, 'О всех созданиях – больших и малых', 'О всех созданиях – прекрасных и разумных' и даже титанический компендиум 'И всех их создал Зверь'. Карры нигде не было. Ни один из богословов не упоминал такого демона. Может он имел в виду, что его послали в качестве кары господней, спрашивала себя лисичка. Но в чем же мы провинились, недоумевала она…

День тянулся за днем. Обычные хлопоты поглощали почти все время – учеба, готовка, стирка, заутренняя и вечерняя службы, огород… Да мало ли найдется занятий в таком большом хозяйстве?

Август сменился сентябрем, приближалось очередное новолуние, и лисичка-сестричка понимала, она должна увидеть чудище еще раз. Проверить свои догадки, и самое главное свою храбрость.

Увы, в этом месяце нечисть так и не появилась. Все были счастливы, и только Азерия в глубине души была недовольна так и неразрешенной загадкой. Пропала единственная вещь, нарушавшая рутину тихой и размеренной монастырской жизни.

К тому же, приближался ритуал пострижения хвоста, после которого лисичка-сестричка превратилась бы из послушницы в настоящую монахиню, лису-сестру. Эта перспектива тоже не радовала – ведь тогда придется принести обеты и начать их выполнять. То есть потерять последнюю капельку свободы, что у нее оставалась.

***

В середине октября, как обычно, в монастырь заглянул Шатун. Огромный бурый медведь с седой не по возрасту мордой, даже Азерии внушал благоговение. В Сен-Форе-де-Ренар этот уроженец северных лесов заглядывал два раза в год – в апреле, по дороге в столицу и как сейчас, по осени, когда святой воин направлялся на юг, убегая от зимы. В свое время он дал обет, отказавшись от спячки, и неукоснительно его выполнял.

Высокий, раза в полтора выше окруживших его в воротах сестер-лис, он щедро раздавал гостинцы – новенькие иконки-пядницы, обереги, принесённые им из самого большого столичного собора. Доспехи его блестели на солнце, а могучий бердыш стоял прислоненным к стене.

Наставница кошечек, чернявая Мурмурелла поймала его взгляд, прижала уши и зашипела. Припадая на левую лапу, медведь повернулся к ней, обнажил клыки, издав горловое ворчание. А потом не выдержал и улыбнулся. Настоящей вражды между ними не было, но спор был давний и серьезный. Они так и не могли определить, что же лучше в драке – сила или скорость. Ни слова, ни опыт ответа не давали. Который год в поединках у них получалась ничья.

Шатуну хватило лишь одного взгляда на вышедшую его встречать настоятельницу, чтобы понять, что-то не так. Глаза его прищурились, улыбка исчезла.

– Здравствуй, рыжая, – сказал он, крепко обнимая лисицу, – случилось что?

– Да, мишутка, но это я тебе позже расскажу. Не дело с порога гостя бедами встречать.

И они отправились в трапезную. Начинался пост, но, как известно, путешественникам соблюдать его не обязательно. Как и подросткам. Поэтому Азерия, принесшая Шатуну миску с перепелками не сомневалась, принимая из лапы медведя сладкий пряник. Но разговор, который вели между собой воин-храмовник и мать-настоятельница ее интересовал гораздо больше неблагословляемого лакомства.

Впрочем, пока речь ни о чем важном не шла. Серьезная беседа началась позже, вечером. После того как по приказу аббатисы Азерия принесла из подвала и поставила на стол пару бутылок кисловатого монастырского вина. Тема, наконец, коснулась ночного чудища. Медведь заметно посмурнел. Увы, каждый раз как лисичка входила со сменой блюд, беседа смолкала, и ей, проявившей чудеса изворотливости, чтобы получить право прислуживать за столом, достались лишь смутные оговорки. Вскоре к настоятельнице присоединилась Мурмурелла, а потом лисичку и вовсе выставили из трапезной, продолжив разговор за закрытыми дверями. Но у Азерии остался еще один шанс удовлетворить свое любопытство, ведь сегодня была очередная ночь новолуния.

В прошлый раз нечисть не явилась, а сейчас, когда в монастыре остановился Шатун и подавно не было страшно. Но настоятельница все равно приказала всем на всякий случай спрятаться. В этот раз Азерия попала во вполне комфортабельный подвал. Соседки лисички-сестрички допоздна судачили о медведе. О его могучих лапах, грозных клыках и красноречиво краснели, молча фантазируя, что там еще может таиться под панцирем и латной юбкой. Надолго послушниц не хватило. Вскоре они все заснули, и Азерия выскользнула наружу и направилась к воротам. Ей не хотелось пропустить ни одного момента из поединка медведя и нечисти, если он, конечно, произойдет. Она постаралась спрятаться так, чтобы кошечка, обходившая с ночным дозором стену, ее не заметила, и задремала. Разбудило ее рычание, от которого тряслась сама земля и удары в ворота. Спросонья Азерия коротко испуганно тявкнула и вскочила на лапы.

Кошечка на стене разрядила свой арбалет, стрела звякнула о металл. Чудовище ответило. Что-то высекло искры из парапета. Кошка еле успела уклониться. Она с мявом свалилась со стены, извернулась в воздухе, приземлившись на четыре лапы, и бросилась прочь.

Минута тянулась за минутой. Медведь все не появлялся, нечисть разбушевалась не на шутку. Она рубила со страшной силой ворота и Азерии казалось, что через прорехи в досках видны звезды. И тогда лисичка-сестричка решила встать на пути зла.

Она замерла прямо напротив сотрясавшихся створок и начала громко читать псалом. Голос ее дрожал и срывался. После ударов сквозь доски проглядывала сталь. Азерия зажмурилась и уже дочитывала последние слова. Лапы плохо держали ее.

– … аминь, – закончила она и наступила тишина. Неужели получилось, подумала она и радостно распахнула глаза.

Чудовище стояло прямо перед ней, вперившись сияющими голубым глазами. Оно не уступало Шатуну ни ростом, ни статью. Но фигура восставшего, облаченная в ржавые металлические доспехи, была уродливой, скособоченной. Спина – сгорбленной, сквозь плащ торчали какие-то наросты, и иглы. Оно сделало неуклюжий шаг вперед, другой.

В руке восставший держал выщербленный длинный меч, кончик которого волочился по земле вслед за пошатывающимся порождением мрака. Но Азерия была уверена, несмотря на кажущуюся медлительность ночного ужаса, пролезшего через прореху в воротах, не пройдет и секунды, как хладная сталь в лапе пронзит сердце лисички.

– Ну, почему ты мучаешь нас? Зачем ты пришел? – закричала она, скрючившись, ожидая боли, смерти и темноты, что последует за ней. Ее обдало смрадным дыханием твари.

– За спасением, – донеслись до нее слова, больше похожие на хрип умирающего.

Лисичка удивленно распахнула глаза и распрямилась.

– Спасением? – удивлено переспросила она.

Тут сзади на ее плечо легла тяжелая когтистая лапа.

– Отойди рыжая, не твое это дело, – прорычал за ее спиной знакомый голос медведя. – Эх, зол видно на меня за что-то зверь всевышний. Опять чужую жизнь чуть не проспал. Беги, давай, я сказал!

Шатун слегка шлепнул лапой лисичку чуть пониже хвоста, и она просто отлетела в сторону. А дальше началась мужская потеха. Звенела, сталь. Рычали противники, сошедшиеся в схватке не на жизнь, а на смерть. В стороны летели искры. Лисичка, забившаяся под телегу, с трудом могла различить молниеносные выпады. В кружеве выпадов длинного меча и размашистых ударов топора, то расходившихся, то вновь сближавшихся противников она не могла понять, кто побеждает. Но одно она знала точно. Вся эта драка была ошибкой. Не был ночной гость злом…

Она выгадала момент, когда противники разорвали дистанцию, и встала между ними.

– Прекратите! – закричала она. И, к ее радости, кончик меча ночного зверя коснулся земли, и Шатун опустил свой топор. – Он не затем пришел, – сказала она медведю.

Тот оскалил зубы и прорычал:

– Я знаю! – а затем внезапно бросил свое оружие прямо в голову противника. Азерия лишь чудом разминулась с лезвием топора, промелькнувшего мимо нее. Со звоном тяжелый бердыш врезался в голову ночного гостя, сбил шлем и ночной ужас упал как подкошенный.

– Нет… – вздохнула лисичка.

– Да не переживай ты, – медведь потер отбитую лапу. Затем наклонился к поверженному противнику, подхватил его под лапу и, крякнув, взвалил на плечо. – Понял уже. Но слова – это ваша лисья сила. А мы, медведи, дурь выбивать привыкли лапой когтистой. Как могу, так проклятья и снимаю. Путь в молельню покажи, а то, боюсь, в темноте заплутаю.

Лисичка кивнула и повела его. Внутри их ждала аббатиса. Она нехорошо прищурилась, глядя на Азерию.

– С тобой, сестрица, о своеволии мы поговорим позже. Оставь нас, дверь закрой за собой. И подслушивать не вздумай, негодница!

Настоятельница продолжала распинаться. Лисичка-сестричка кивала, но слушала ее вполуха. Сейчас, когда они оказались в освещенном свечами помещении, она жадно всматривалась в противника медведя. Им оказался изможденный, но все еще могучий ёж-рыцарь. Шерстка на мордочке вытерлась там, где касалась шлема. Скулы его впали, под глазами залегли синяки. Уродство фигуры объяснялось тем, что добрая половина игл на спине была обломана.

– … Азерия, вон! – рявкнула на нее настоятельница.

Лисичка-сестричка очнулась, бросила последний любопытный взгляд на грязный разодранный плащ ежа, вышивка на нем изображала лист клена и румяное яблоко, и поспешила в своею келью.

***

Весь вечер лисичка провела в своей запертой келье. Лишь к вечеру за Азерией пришла злорадно улыбавшаяся наставница Репоза. На многочисленные вопросы сестрички она отвечать не стала, приказала замолчать и повела в покои настоятельницы. Там ее ждала сама аббатиса, Шатун и ёж. Шляхтича отмыли, накормили, переодели на время в монашескую рясу. Он оказался молодым, и довольно симпатичным, несмотря на все еще изможденный вид.

Настоятельница пустилась с упреками на Азерию чуть ли не с порога. В вину ей ставилось и то, что она ослушалась приказа аббатисы, спрятаться на ночь, и что она пыталась общаться с порождением мрака, что было строжайше запрещено для непосвященных. И что лисичка-сестричка влезла в драку, мешая медведю. Чуть не погибла сама и планам Шатуна могла помешать – утомить противника в долгом поединке.

Азерия молча смотрела в пол, но раскаяния и смирения в ее взгляде не было ни грана.

– Я знаю, как тебя наказать! Назначить тебе самую суровую епитимию. Отправишься в катакомбы под собором на месяц. Хлеб, вода и молитвенник! Будешь там сидеть до самого пострига! – зло протявкала настоятельница.

Лисичка прижала уши. Медведь с ежом в это время сидели за столом пили чай, закусывая пирогами. Они смотрели за всем этим, улыбались, тем больше, чем сильнее распалялась аббатиса.

– Знаешь, рыжая, я придумал для этой послушницы гораздо более суровое наказание, – прервал гневающуюся лису-настоятельницу Шатун.

И вот тут душа лисички ушла в пятки. Месяц в катакомбах это неприятно, но она бы придумала, как скоротать время, кроме как молитвой и покаянием, а вот что мог придумать медведь, было и подумать страшно. Шатун же держал драматическую паузу, пока лисичку не начала дрожать от страха.

– Я ее у тебя заберу. Со мной пойдет странствовать, уму-разуму учиться, – сказал он и подмигнул Азерии. Та так и замерла с открытой пастью.

– Да как же это! – возмутилась настоятельница, – а постриг?!

Тут хрипло расхохотался еж.

– Ах, пани настоятельница, даже я, зверь, не искушенный в лисьих науках, вижу – эта сестричка совсем не для монастыря родилась. Этой чертовке место сцене театра при дворе венценосной Пантеры Лео, или на поле боя служительницей милосердия, но никак не затворницей в этой глуши.

Настоятельница наморщила лоб, облизнула языком высохший нос, а потом махнула лапой.

– Поступай, как хочешь, мишутка. Может и твоя правда…

– Садись, лисичка, – медведь хлопнул по скамье рядом с собой, – расскажи-ка мне, что за молитву ты перед воротами творила.

И лисичка начала рассказывать, как готовилась. Читала книги, зубрила заклятья и молитвы. Изучала списки нечисти… Медведь кивал головой. Местами прерывал Азерию, указываю на ее ошибки и заблуждения. И даже аббатиса, понявшая как много сил лисичка потратила на подготовку, перестала показывать клыки, а ее шерсть на загривке улеглась.

– Скажите, шляхтич, а как же вы оказались прокляты? – спросила Азерия, когда выговорилась, – вы сражались с порождением мрака, и оно перед смертью так отомстило вам?

– О, милая, эта история загадочна и ужасна…

– Не ври, Йож, говори, как есть, – сказал медведь улыбаясь.

Ежик стушевался, а потом продолжил уже без пафоса.

– Возвращался я из трактира после попойки тут недалеко, с десяток верст… Не примите за обиду, паночка, но питаю некоторое пристрастие к вашему лисьему племени. А тут вижу, стоит красавица селяночка. Хвост распушила, мне подмигивает. Кара, говорит, зовут меня. Ну, слово за слово, пошли мы с ней на сеновал, сами понимаете зачем, – он подмигнул лисичке-сестричке. Азерия смутилась и посмотрела в пол. Медведь предельно аккуратно, чтобы не напороться на иглы, ткнул локтем похабника-ежа под ребра – А утром, просыпаюсь. Тянусь к ней, чтобы в нос лизнуть, говорю, лисонька моя сладкая… И тут вижу, матка боска, это же не лисица! По темноте и пьянству я ночью белочку оприходовал, и не раз! А колдунья от слов моих проснулась. Смотрит на меня люто. Я давай извиняться, прости де меня Знающая, человек попутал! А она как закричит, 'Ах, ты обманщик окаянный, я-то думала наконец храбрец нашелся, чтобы одиночество мое скрасить, а он ошибся, значит… Ну и убирайся к своим лисам! Ненавижу!'

И тут напустила она на меня фата-моргану. Как в трактир возвращался, доспехи одевал, не помню…

Ёжик долго рассказывал, как блуждал потом проклятым по лесам, оставаясь сознанием в страшных видениях, насланных белочкой. Как кругами водило его чародейство, не позволяя выйти к монастырю за помощью, отступая лишь в новолуние. Как сам себя не осознавая, пугал крестьян в деревнях и бегал от облав. Как питался змеями и лягушками, и прочие свои заключения. Лисичка-сестричка пугалась, охала, ахала. Жалко ей было рыцаря и смешно, когда он про видения свои рассказывал.

– Поняла, ты мораль истории этой, лисичка, – спросил медведь, когда Йож закончил свою историю.

– Да, справедливость и добро всегда побеждают, волей зверя всевышнего! – кивнула Азерия, бросая жалостливые взгляды на Йожа. Тот ненароком положил лапу ей на локоток.

– Неправильно! Уд свой в узде держать надо. Тебя, лисичка, как в мир выйдем, это особенно касается. Охотников будет – не счесть. – Медведь ударил рыцаря по лапе, – Ничему шляхту опыт не учит… С бабами вечно нарываетесь. В леса наши медвежьи сколько раз уже совались…

– Курва, больно же! – обиженно сказал ёж и начал зализывать ушиб.

***

Холодным октябрьским утром медведь и лисичка покинули монастырь. За спиной у Азерии болталась котомка с ее нехитрым скарбом – сменой одежды, парой святых книг, да еды на неделю. Лисичка еле успевала за широко шагавшим медведем. Йож остался в монастыре. Лисок портить, как сказал Шатун. Но была этому и другая причина – раны и истощение не позволяли еще шляхтичу отправиться в путь домой.

Азерия постоянно оглядывалась. Но вскоре лес подступил к дороге и холм, на котором стоял белокаменный монастырь, скрылся из вида. И даже маковки церкви было не видно из-за елей и сосен. Весь небольшой мирок, известный ей с детства, остался позади, и лисичке стало по-настоящему страшно. Медведь понял это по сгорбившейся спине, опавшим ушкам и поджатому хвосту.

– Смотри. Можешь еще передумать. Последний раз предлагаю. Если вернешься – аббатиса не накажет. Уверен, давно ее знаю, – медведь говорил, словно рубил бердышом – по фразе на шаг-два, чтобы не сбивать дыхание. – Там спокойно. До конца жизни – в четырех стенах, тепле. Многие мечтают о таком.

Лисичка упрямо помотала головой. Медведь кивнул, ответ был принят.

– Как тебя зовут? Шатун – это же прозвище? – Вдруг спросила она. Почему-то медведь не сразу ответил. Они прошли полверсты в тишине осеннего леса, прежде чем Азерия услышала ответ:

– Михал.

 4. Сказка про волка, пса и его Хозяина.

Дожди не прекращались. Зима в этом году не спешила вступать в свои права, и торговый тракт стоял раскисшим от грязи и совершенно пустым. Енот каждое утро смотрел на небо, ожидая солнца, или хотя бы мороза. После чего спускался в погреб, пересчитывал тающие на глазах запасы и вздыхал.

Глиняная стопка громко стукнула о столешницу, отполированную до блеска локтями посетителей, и отвлекла его от раздумий.

– Еще! – прорычал волк.

Енот с поседевшей от старости мордочкой, стоявший за барной стойкой, укоризненно посмотрел на пьяницу, но отказывать не стал. Он вновь наполнил протянутую стопку самогоном и продолжил протирать стаканы. Енот уже не первый десяток лет работал в этом трактире и прекрасно знал, когда и как надо разговаривать с посетителями.

С волком общаться не следовало. Перечить ему – тем более. Ему надо было дать напиться, всласть повыть на луну, а когда он отключится, аккуратно закатить под лавку, чтобы серый не мешал остальным, и дать проспаться до утра. Эти правила он выяснил в первые полгода, после того как отставной центурион волчьего легиона поселился в их городке. За знания енот заплатил сломанным столом, разбитой посудой и юшкой, пущенной из носа легким, но метким и молниеносно быстрым ударом.

Цена была уплачена. Знания приобретены и в таверне надолго воцарился мир. Особенно тихо в ней было в канун новолуния, такой как сегодня, когда волк приходил утолить свою жажду. Ведь волк был оборотнем. Нет, не тем мифическим, что каждое полнолуние превращается в чудовищного человека. Но преображение его было не менее полным и основательным. Раз месяц на ветерана, обычно тихо сидевшего в своей мастерской, обрушивались воспоминания о прежней жизни, о ужасах святых походов, о огне и мече, который несли северяне в далекие земли. Видения того, что творили южане, и того, что приходилось делать самим легионерам в отместку, не отступали, пока волк не падал пьяным замертво.

– По-моему тебе хватит, уважаемый, – раздалось басистое хрюканье со скамьи у входа.

В отличие от енота, кабанчик, сидевший в дверях, лишь недавно поселился в Феррете и не успел ознакомиться со всеми обычаями местной жизни. Трактирщик нанял его в качестве подсобного рабочего и по совместительству вышибалы, благо выглядел подсвинок несмотря на юные годы солидно. А уж костюм из толстой кожи с заклепками, способный выдержать удар ножа и тяжелая дубинка, зажатая в копытах, и вовсе делали аргументацию кабана неотразимой. Но не для волка.

Тот обернулся и посмотрел на вышибалу своим единственным желтым глазом. Рывком поднялась губа, обнажив клыки. Плащ ветерана разошелся, обнажив потертую кирасу, старую, но без малейшего следа ржавчины. Лапа волка легла на рукоять меча. Енот за стойкой демонстративно мотал головой и зажал лапками пасть.

Кабанчик, впрочем, сам понял ошибку и испуганно хрюкнул:

– Извините!

Во взгляде волка не было задора, стремления показать свою удаль в пьяной драке. В нем читалось только желание убивать. Кабан не выдержал, потупился, а потом и вовсе уставился в пол. Волк отвернулся, протянул лапу и опрокинул в себя очередную порцию яблочного самогона.

Между тем по лестнице спустились недавно прибывшие постояльцы. Енот видел разных путешественников – козлов, странствующих по своим торговым делам, котов, от которых, даже надевших форму, все равно пахло грабежом и разбоем, волчьих солдат, многочисленные семейства зайцев… Кто только не останавливался в единственном трактире Феррета. Однажды даже лев из столицы. Но сегодняшняя парочка была примечательной.

Молоденькая лисичка привела себя с дороги в порядок – вымылась и вычесала грязь из шерсти. Она лучилась оранжевым – теплом, жизнью и песнями, и вместе с ее появлением в обеденной зале стало, кажется, светлее. Следом за ней тяжело ступал медведь, слегка припадая на левую лапу. Чем-то он напомнил трактирщику волка, была в нем такая же неизбывная грусть и тоска по прошлому. Когда они только прибыли, енот подумал, что это столичная куртизанка с охранником, или актриса, или волшебница-гадалка. Или еще что-то подобное… Ведь где это видано, чтобы рыжие честным трудом зарабатывали?

Только позже, когда лисичка расплачивалась за номер, он заметил, что под теплым кожаным плащом у нее надето не яркое платье с множеством юбок, а темная монашеская ряса, а на шее на суровой нити висит знак Зверя. Лисичка была экзорцистом. И тогда трактирщик внимательнее присмотрелся к северянину ее сопровождавшему. Медведь оказался тоже непрост – святой воин-храмовник. Тогда хозяин вздохнул с облегчением, проблем от гостей не ожидалось. А вот историй паломники могли рассказать много.

Лисичка уселась рядом с волком.

– Хозяин, найди мне кагор, разогрей, добавь корицу, мяту и чабрец, – сказала она и громко чихнула.

Енот очень переживал потому, что не предупредил гостей о волке. Но сделать это сейчас, когда серый был рядом, было невозможно – тогда драки не избежать точно.

– Знаешь, тебе действительно хватит, – между тем проникновенно сказала лисичка, обращаясь к волку.

– Уйди, распутница рыжая, – прорычал он, – не твое дело.

Злой взгляд волка не произвел на нее никакого впечатления. Как в прочем и слова к удивлению енота. Лисичка лишь грустно вздохнула.

– Не на мне тебе надо вымещать свою злость, серый. Хочешь, я облечу твои страдания? – предложила она.

Лисы это умели. Они могли забраться глубоко в чужой разум, так, что после этого звери менялись и надолго. Талант к волшебству 'головологии' был у них в крови, а уж после обучения на экзорциста… Енот замер, неужели лисичка сейчас вылечит волка и ему не придется каждый месяц проходить по лезвию меча.

Увы, волк понял предложение лисицы несколько превратно.

– Мне не нужны твои услуги, шлюха! – прорычал он.

– Азерия, давай демона из него изгоню лучше я, думаю, пары благословленных моей молитвой оплеух этому пьянчужке будет достаточно, – добродушно пророкотал медведь и положил на плечо волка свою тяжелую когтистую лапу.

Енот увидел, как под плащом у волка шевельнулась лапа и легла на рукоять меча, как он сгорбился и напрягся, медленно разворачиваясь. Внезапно перед внутренним взором трактирщика встала картина трехлетней давности, когда заезжая банда кота, гордившегося своими шитыми бисером сапогами, решила его ограбить. Тогда все началось плохо. Разбойники забрали у енота все деньги, а волк сидел и пил, пока их атаман положил лапу на его плечо…