Вот так мы теперь живем

В глубине души он почти не сомневался, что девушка любит того, другого, моложе его. Что она никогда не сознавалась в этой любви, Роджер был убежден твердо. И сам молодой человек, и Генриетта так ему говорили, а он легко верил словам. Тем не менее он знал, что Пол Монтегю ее любит и не намерен отступаться. С печалью глядя в череду будущих лет, он, мнилось, прозревал там Генриетту женой Пола. Если это случится, как ему быть? Полностью отречься от себя и думать только об их счастье, их благополучии? Стать им доброй феей-крестной и радоваться за них, хотя его собственная боль никогда не утихнет? Поступить так – или показать Полу Монтегю, какую глубокую обиду рождает такая неблагодарность? Был ли когда-нибудь отец добрее к сыну или брат к брату, чем он к Полу Монтегю? Его дом и его кошелек были равно открыты для Пола. Какое право Монтегю имел явиться в тот самый миг, когда он близился к своему счастью, и отнять у него все, что он любит в мире? Думая это, Роджер сознавал, что доводы не вполне верны – молодой человек полюбил девушку, когда еще не знал о его чувствах, а девушка, возможно, в любом случае была бы так же непреклонна к его мольбам. Все это Роджер понимал, поскольку мыслил ясно. Однако боль была так сильна, что простить и вознаградить предательство было бы слабостью и глупостью. Роджер не вполне верил в прощение обид. Прощая все причиненное тебе зло, ты поощряешь других поступать с тобой еще хуже. Если отдать верхнюю одежду тому, кто украл у тебя рубашку, как скоро ты останешься без штанов? Роджер Карбери думал об этом всю дорогу до Суффолка и решил, что никогда не простит Пола Монтегю, если тот станет мужем его кузины.

Глава IX. Великая железная дорога в Вера-Крус

– Вы были у него в доме, а значит, дело, считайте, в шляпе.

Слова эти с резким гнусавым акцентом произнес шикарно разодетый американец, обращаясь к сидящему напротив молодому англичанину. Они расположились в одном из самых роскошных номеров огромной железнодорожной гостиницы в Ливерпуле. На столе между ними лежали карты, расписания и отпечатанные проспекты. Американец курил очень большую сигару, беспрестанно катая ее во рту, англичанин – короткую трубку. Американец был мистер Гамильтон К. Фискер из фирмы «Фискер, Монтегю и Монтегю», англичанин – наш друг Пол, младший партнер фирмы.

– Но я с ним даже не разговаривал, – сказал Пол.

– В коммерческих делах это совершенно не важно. То, что вы у него были, позволяет вам меня представить. Вы не будете просить своего друга об одолжении. Мы не хотим занять у него денег.

– Мне казалось, именно этого вы и хотите.

– Если он войдет в дело, то станет одним из нас, и это не будет займом. Вы говорите, он очень умен. Стало быть, он сразу поймет, что на этом можно сделать миллиона два. Вдвое больше, если он возьмет на себя труд показаться в Сан-Франциско. Как только он войдет в дело, денежные люди потянутся за ним, потому что они знают – он в этой игре смыслит. Клянусь Богом! Если он с европейскими капиталами такое проворачивал, как же он развернется в Америке! Мы больше вас всех, у нас есть простор для деятельности, мы не колеблемся в нерешительности, как вы. Однако Мельмотт даже лучшим из нас утрет нос. В любом случае ему стоит попытать счастья в наших краях, а мы предлагаем самое выгодное и самое надежное дело. Мне бы только с ним поговорить, и он сразу все поймет.

– Мистер Фискер, поскольку мы партнеры, не могу не сказать, что о честности мистера Мельмотта многие отзываются очень дурно.

Мистер Фискер мягко улыбнулся, дважды покатал сигару во рту и закрыл один глаз.

– Люди очень немилосердны к тем, кто добился успеха.

Речь шла о великом проекте Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороги. Она должна была начинаться в Солт-Лейк-Сити, ответвляясь там от Сан-Францисской и Чикагской железной дороги, проходить через плодородные земли Нью-Мексико и Аризоны и дальше по территории Мексиканской республики через город Мехико в порт Вера-Крус. Мистер Фискер сразу признал, что план очень масштабный и расстояние может составить больше двух тысяч миль. Насчет стоимости проекта он ответил, что никто ее не считал, да и вряд ли такой подсчет вообще возможен, но дал понять, что вопросы эти детские и не по существу. Мистер Мельмотт, если решит войти в дело, их задавать не будет.

Однако нам нужно вернуться немного назад. Пол Монтегю получил телеграмму от своего партнера, Гамильтона К. Фискера, отправленную в Квинстаунском порту с одного из нью-йоркских лайнеров. Мистер Фискер просил немедленно встретиться с ним в Ливерпуле, и Пол счел себя обязанным эту просьбу исполнить. Он не любил Фискера – отчасти и потому, что в Калифорнии не мог устоять перед таким сочетанием ума и добродушной напористости. Как ни мало нравилась ему та или иная затея, Фискер в конце концов добивался своего. Пол был против мукомольни в Фискервиле, но согласие на нее дал. Он трепетал за свои деньги и предпочел бы никогда больше не видеть Фискера, но, когда тот приехал в Англию, с гордостью вспомнил, что Фискер его партнер, и послушно отправился в Ливерпуль.

Если затея с мукомольней его пугала, то что говорить про нынешний прожект! Фискер объяснил, что приехал с двумя целями: во-первых, получить согласие английского партнера на смену деятельности, во-вторых, привлечь английские капиталы. Смена деятельности означала просто, что они продадут фискервильскую мукомольню и вложат все средства в строительство железной дороги. «На деньги, которые вы за нее выручите, не построить и милю путей», – сказал Пол. Мистер Фискер рассмеялся. Цель «Фискера, Монтегю и Монтегю» – не построить железную дорогу в Вера-Крус, а создать акционерное общество. У Пола создалось впечатление, что мистеру Фискеру вообще безразлично, будет ли дорога построена. Очевидно, он рассчитывал извлечь из концерна прибыль еще до того, как лопата впервые вонзится в землю. Если красочные проспекты, карты и красивые картинки, на которых поезда въезжают в туннель под снежными горами и выезжают на берег залитых солнцем озер, что-нибудь значат, мистер Фискер и впрямь проделал большую работу. Однако Пол невольно гадал, откуда взялись деньги, чтобы все это напечатать. Мистер Фискер заявил, что приехал получить согласие партнера, но партнеру думалось, что многое уже сделано без его согласия. И страх отнюдь не успокаивало то, что в проспектах он значился одним из управляющих компании. Каждый документ был подписан «Фискер, Монтегю и Монтегю», а в одном сообщалось, что член фирмы отправился в Лондон представлять ее интересы. Фискер как будто ждал, что младший партнер придет в восторг от доверенной ему чести. Пол и впрямь ощутил некоторое чувство собственной важности, скорее даже приятное, и одновременно растущую уверенность, довольно неприятную, что его деньги потратили без спросу и надо быть очень осторожным – иначе окажется, что он, сам того не заметив, все это одобрил.

– Что стало с мукомольней? – спросил он.

– Мы передали ее управляющему.

– Это не опасно? Как вы его проверяете?

– Он платит фиксированную сумму, сэр! Но честное слово, когда у нас такие перспективы, нелепо обсуждать какую-то жалкую мукомольню.

– Вы ее не продали?

– Э… нет. Но мы договорились о продажной цене.

– Но вы не получили денег?

– Э… мы взяли под нее ссуду. Вас не было, и два партнера на месте действовали от имени фирмы. Но пусть это вас не смущает, мистер Монтегю, вам лучше оставаться с нами, да, собственно, вы и так с нами.

– А что с моим доходом?

– Это крохи. Когда мы немного продвинемся с этим делом, вам будет все равно, тратите вы двадцать тысяч в год или сорок. Мы получили от правительства Соединенных Штатов концессию на землю и ведем переписку с президентом Мексиканской республики. Уверен, что мы уже открыли одну контору в Мехико и другую в Вера-Крусе.

– Откуда возьмутся деньги?

– Откуда возьмутся деньги, сэр? Откуда, по-вашему, берутся деньги на такие начинания? Если мы выведем акции на рынок, деньги потекут сами. У нас будет доля акций на три миллиона долларов.

– Шестьсот тысяч фунтов! – воскликнул Монтегю.

– Разумеется, это номинал, и, продавая, мы должны будем за них платить. Но конечно, продавать будем выше номинала. Если сможем поднять их хотя бы до ста десяти, то получим триста тысяч долларов. Но это далеко не предел. Мне нужно как можно скорее попасть к Мельмотту. Напишите ему прямо сейчас.

– Я с ним не знаком.

– Не важно. Вот что – я напишу, а вы подпишете.

И мистер Фискер действительно написал следующее письмо:

Гостиница «Лангем», Лондон

4 марта 18…

Любезный сэр!

Имею удовольствие сообщить Вам, что мой партнер, мистер Фискер из сан-францисской фирмы «Фискер, Монтегю и Монтегю», сейчас в Лондоне с целью предложить британским капиталистам участие в одном из величайших проектов нашего времени, а именно – строительстве Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороги, которая обеспечит прямую связь между Сан-Франциско и Мексиканским заливом. Он очень хочет с Вами встретиться, поскольку Ваше участие весьма желательно. Мы убеждены, что Вы с Вашим опытом в подобных делах сразу оцените грандиозность проекта. Если Вы назовете день и час, мистер Фискер Вас посетит.

Должен поблагодарить Вас и мадам Мельмотт за приятнейший вечер, проведенный в Вашем доме на прошлой неделе.

Мистер Фискер предполагает вернуться в Нью-Йорк. Я останусь здесь и буду заниматься британскими вложениями в проект.

Честь имею оставаться,

любезный сэр,

искренне Ваш

_______ _______

– Но я не говорил, что буду управлять вложениями, – сказал Монтегю.

– Можете сказать сейчас. Это ни к чему вас не обязывает. Вы, англичане, из-за своего буквоедства тратите время, которое следовало бы употребить на умножение дохода.

В конце концов Пол Монтегю переписал письмо набело и поставил свою подпись. Сделал он это с большими сомнениями, почти с отчаянием. Однако он убеждал себя, что отказом ничего не добьется. Если этот ужасный американец в заломленной набок шляпе и с перстнями на пальцах взял такую власть над его дядей, что по своему усмотрению распоряжается средствами товарищества, Полу его не остановить. На следующее утро они вместе поехали в Лондон, и во второй половине дня мистер Фискер явился на Эбчерч-лейн. Письмо, написанное якобы в гостинице «Лангем», а на самом деле в Ливерпуле, он отправил с вокзала Юстон-сквер, как только сошел с поезда. На Эбчерч-лейн он отдал свою карточку и получил указание подождать. Через двадцать минут его провел в кабинет великого человека сам Майлз Грендолл.

Читатель уже знает, что мистер Мельмотт был грузный, с большими бакенбардами, жесткими волосами и выражением умственной силы на грубом вульгарном лице. Такая внешность неизбежно отталкивала, если вас не влекли к нему какие-нибудь внутренние соображения. Он был щедр в тратах, влиятелен, достиг успеха в делах, поэтому не отталкивал тех, кто его окружал. Фискер, с другой стороны, был худой лощеный коротышка лет сорока, с закрученными усами, лысеющими на макушке сальными темно-русыми волосами, с чертами лица приятными, если к ним приглядываться, но в целом невзрачный. Он шикарно одевался, носил шелковый жилет с цепочками и щеголял тросточкой. С первого взгляда люди обычно заключали, что он человек пустой, но после разговора обычно находили, что в нем что-то есть. Он не страдал робостью и щепетильностью, не отличался глубоким умом, но вполне умел думать своей головой.

Эбчерч-лейн – место для конторы коммерческого туза довольно скромное. Здесь на двери маленького углового дома помещалась маленькая бронзовая табличка с надписью «Мельмотт и Ко». Кто были эти «Ко», оставалось загадкой. В каком-то смысле мистера Мельмотта можно было назвать компаньоном всего коммерческого света, ибо не было дела, в котором он на определенных условиях не согласился бы участвовать. Однако он никогда не обременял себя партнерами в обычном смысле слова. Здесь Фискер увидел трех или четырех служащих за конторками. Ему сказали подняться на второй этаж. Лестница была узкая, с кривыми ступенями, комнатки – маленькие, неправильной формы. Здесь он некоторое время сидел в темном помещении с «Дейли телеграф», оставленной для развлечения посетителей, пока Майлз Грендолл не сообщил, что мистер Мельмотт его примет. Миллионер смотрел на Фискера мгновение-другое, прежде чем прикоснуться двумя пальцами к его протянутой руке.

– Я не помню джентльмена, который оказал мне честь вас представить, – сказал он.

– Не удивляюсь, мистер Мельмотт. У себя в Сан-Франциско я встречаю многих джентльменов, которых потом не помню. Кажется, партнер говорил мне, что был у вас в доме с другом, сэром Феликсом Карбери.

– Сэра Феликса Карбери я знаю.

– Вот и хорошо. Если бы я полагал, что этого мало, я представил бы вам любое количество рекомендаций.

Мистер Мельмотт кивнул, и Фискер продолжил:

– Здесь наши дела ведет «Акционерное товарищество Сити и Вест-Энда». Однако я только что прибыл, а поскольку моей первейшей целью было увидеться с вами и я встретился в Ливерпуле с моим партнером, мистером Монтегю, я попросил написать его и отправился прямиком к вам.

– Чем я могу быть вам полезен, мистер Фискер?

И мистер Фискер начал рассказ о Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороге, довольно ловко уложившись в сравнительно небольшое число слов. При этом он не скупился на цветистые выражения. Через две минуты он уже показывал мистеру Мельмотту проспекты и карты, стараясь, чтобы тот увидел, как часто повторяются в них фамилии Фискера, Монтегю и Монтегю. И пока мистер Мельмотт читал документы, Фискер время от времени вставлял словечко. Однако говорил он не о будущей выгоде железной дороги и не о ее пользе для мира в целом, а только о том, как легко будет создать ажиотаж вокруг их акций.

– Насколько я понимаю, вы считаете, что у себя нужного капитала не соберете.

– Нет никаких сомнений, что его можно собрать у нас. Наши люди, сэр, свою выгоду не упустят. Впрочем, мистер Мельмотт, не мне вам объяснять, как важна конкуренция. Когда в Сент-Луисе и Чикаго узнают, что тут зашевелились, там тоже зашевелятся. И то же самое здесь. Если узнают, что в Америке акции нарасхват, их начнут хватать и здесь.

– Как далеко вы продвинулись?

– Мы обратились в конгресс за концессией для строительства дороги. Землю под нее мы, разумеется, получим даром плюс тысячу акров вокруг каждой станции. Расстояние между станциями – двадцать пять миль.

– И земля станет вашей – когда?

– Когда мы дотянем пути до станции.

Фискер прекрасно понимал, что мистера Мельмотта интересует не сама земля с ее возможной стоимостью, а привлекательность проекта для биржевых спекулянтов.

– И что вам нужно от меня, мистер Фискер?

– Ваше имя вот здесь.

Фискер ткнул пальцем в пустое место, оставленное для фамилии председателя английского совета директоров.

– Кто будут ваши директора в Англии, мистер Фискер?

– Мы попросим вас их выбрать. Допустим, мистер Пол Монтегю и, возможно, его друг сэр Феликс Карбери. Кто-нибудь из директоров «Акционерного товарищества Сити и Вест-Энда». Однако это все на ваше усмотрение – как и количество акций, которое вы захотите себе взять. Если вы за это возьметесь, мистер Мельмотт, то не пожалеете! Мы выпустим столько акций!

– Вы должны обеспечить их некоторым оплаченным акционерным капиталом?

– Мы на Западе, сэр, стараемся не слишком ограничивать коммерцию отжившими правилами. Посмотрите, что мы уже сделали, сэр, имея несвязанные руки. Посмотрите на железную дорогу через весь континент, от Сан-Франциско до Нью-Йорка. Посмотрите…

– Не приплетайте это сюда, мистер Фискер. Из Нью-Йорка в Сан-Франциско ездят многие, но я не знаю, поедет ли кто-нибудь в Вера-Крус. Но я посмотрю документы и сообщу вам ответ.

На этом разговор закончился. Мистер Фискер остался доволен встречей. Если бы мистер Мельмотт не собирался хотя бы подумать над предложением, он не уделил бы посетителю и десяти минут. В конце концов, от мистера Мельмотта требовалось только его имя, за которое мистер Фискер обещал ему две-три тысячи фунтов биржевой прибыли.

На исходе второй недели с приезда мистера Фискера в Лондон в Англии была создана компания с лондонским советом директоров под председательством мистера Мельмотта. В число директоров вошли лорд Альфред Грендолл, сэр Феликс Карбери, Самюэль Когенлуп, эсквайр, джентльмен иудейского вероисповедания и депутат парламента от Стейнса, лорд Ниддердейл, тоже член парламента, и мистер Пол Монтегю. Напрашивалась мысль, что совет получился довольно слабый и что лорд Альфред и сэр Феликс мало чем помогут коммерческому предприятию, но все настолько верили в силы мистера Мельмотта, что не сомневались – процветание компании обеспечено.

Глава X. Успех мистера Фискера

Мистер Фискер находил, что дела идут как нельзя лучше, но так и не сумел до конца успокоить Пола Монтегю. Мельмотт был в лондонском финансовом мире настолько непреложным фактом, что даже Монтегю не мог больше не верить в план. Телеграф позволил мистеру Мельмотту навести справки в Сан-Франциско и Солт-Лейк-Сити так же тщательно, как если бы они были пригородами Лондона. Он стал председателем лондонского филиала компании и получил – по его словам – акций на два миллиона долларов. Однако сомнения оставались, и Пол не мог забыть, что многие считают Мельмотта колоссом на глиняных ногах.

Теперь Пол, разумеется, дал окончательное согласие – вопреки советам своего друга Роджера Карбери – и перебрался в Лондон, чтобы лично заниматься делами железной дороги. Контора располагалась сразу за биржей, и там сидели два-три клерка и секретарь – эту должность получил Майлз Грендолл, эсквайр. Пол, как человек совестливый, остро сознавал, что не только входит в совет директоров, но и представляет фирму «Фискер, Монтегю и Монтегю». Он вбил себе в голову, что должен работать всерьез, и заявлялся в контору ко времени и не ко времени. Фискер, так и не уехавший в Америку, всячески пытался его урезонить. «Дорогой мой, вам решительно не о чем беспокоиться. В таком деле, когда оно пошло, дальнейшие хлопоты излишни. Можно работать до седьмого пота, чтобы его сдвинуть, и ничего не добиться, но это все за вас уже сделали. Заглядывайте по четвергам – этого будет больше чем достаточно. Вы же понимаете, такой человек, как Мельмотт, не потерпит серьезного вмешательства». Пол настаивал, говоря, что если он один из управляющих, то должен во все вникать, что в дело вложено все его состояние, о котором он печется не меньше, чем мистер Мельмотт – о своем. Фискер отмел и этот довод: «Состояние! Да какое у вас или у меня состояние? Жалкие несколько тысяч долларов, о которых и говорить не стоит, их еле хватило для затравки. И где вы теперь? Послушайте меня, сэр. Из такого дела, если оно прогорит, вы все равно получите больше, чем ваше или мое состояние приносило бы обычным порядком».

Полу Монтегю не нравился и сам мистер Фискер, и его коммерческие доктрины, но он позволил себя уговорить. «Когда и как я мог бы себе помочь? – писал он Роджеру Карбери. – Деньги потратили до того, как он сюда приехал. Легко говорить, что у него не было на это права, но ничего уже не изменить. Чтобы с ним судиться, пришлось бы ехать в Калифорнию, и все равно денег бы мне не вернули». И у мистера Фискера, при всех его неприятных качествах, было одно несомненное достоинство. Хотя он отрицал право Пола вмешиваться в дела, он вполне признавал за ним право получить свою долю от нынешней удачи. Об их истинном финансовом положении он говорить отказывался, однако сам Фискер был при деньгах и озаботился, чтобы Пол тоже не нуждался. Он выплатил все долги по обещанному доходу до сего дня и номинально передал Полу много акций железнодорожной компании с условием, впрочем, не продавать их, пока они не вырастут на десять процентов, и в случае продажи не трогать денег, помимо процентов. Что Мельмотту позволено делать с его акциями, Полу не сказали. Насколько он понял, Мельмотт был полностью всевластен. От всего этого молодой человек сделался несчастлив, беспокоен и расточителен. Он жил в Лондоне, располагал деньгами, но не мог отделаться от страха, что вся затея развалится, а его заклеймят как участника шайки аферистов.

Как мы все знаем, в таких обстоятельствах люди гораздо больше времени тратят на удовольствия, чем на заботы, жертвы и скорбь. Если бы молодой директор описывал свое состояние другу, он бы сказал, что от страха и подозрений не находит себе места. Однако все вокруг видели славного малого, любителя повеселиться, который спешит взять от жизни все. По протекции сэра Феликса Карбери он вступил в «Медвежий садок». В этом лучшем из возможных клубов правила приема были такие же беспорядочные, как все остальное. Если соискатель не нравился, ему сообщали, что его внесут в очередь кандидатов на вакантные места только через три года, но желанных кандидатов комитет мог поместить сразу в начало списка и принять немедленно. О Поле Монтегю внезапно заговорили как о человеке состоятельном, а главное, влиятельном среди финансистов. Он заседал в одном совете с Мельмоттом и приближенными Мельмотта, поэтому его приняли в «Медвежий садок» без утомительных проволочек, выпадавших на долю менее удачливых кандидатов.

И – давайте говорить об этом с прискорбием, ибо Пол Монтегю был, в сущности, честным и порядочным, – он практически дневал и ночевал в «Медвежьем садке». Человеку надо где-то обедать, а все знают, что в клубе обедать дешевле. Так он убеждал себя. Впрочем, его обеды в «Медвежьем садке» дешевыми не были. Он много виделся с другими директорами, сэром Феликсом Карбери и лордом Ниддердейлом, не раз принимал в клубе лорда Альфреда и дважды обедал с самим великим председателем среди гостеприимной роскоши дома на Гровенор-сквер. Фискер даже советовал ему включиться в состязание за руку Мари Мельмотт. Лорд Ниддердейл под нажимом заинтересованных торговцев вновь изъявил желание участвовать в гонке и с этой целью вошел в число директоров железнодорожной компании. Впрочем, ко времени нашего рассказа фаворитом в забеге считали сэра Феликса.

Пришла середина апреля, а Фискер все еще не уехал. Когда на кону миллионы долларов – принадлежащих, возможно, вдовам и сиротам, как заметил Фискер, – негоже думать о собственных удобствах. Такое усердие не осталось без награды, поскольку Фискер «отлично проводил время» в Лондоне. Его тоже приняли в «Медвежий садок» – бесплатно, в качестве почетного члена, – и он тоже сорил деньгами. Впрочем, крупные дела дают то утешение, что, сколько бы вы ни потратили на себя, это останется пустяком. Когда вы рискуете тысячами, не важно, заказывать шампанское или имбирный лимонад, с той разницей, что более невинный напиток безвреднее для здоровья. Чувство, что они ворочают огромными капиталами, избавляло и Фискера, и Монтегю от необходимости считать мелкие расходы на шампанское – с плачевным результатом. В «Медвежьем садке» было, безусловно, веселее, чем в Карбери-Холле, однако в Лондоне Пол Монтегю никогда не просыпался с такой ясной головой, как в старой усадьбе.

В субботу, девятнадцатого апреля, Фискер должен был уехать из Лондона в Америку, и восемнадцатого в «Медвежьем садке» давали прощальный обед в его честь. Пригласили мистера Мельмотта, и по этому поводу в клубе расстарались, как никогда. Также должны были присутствовать лорд Альфред Грендолл и мистер Когенлуп, которого последнее время часто видели с Мельмоттом. Обед давали члены клуба – Ниддердейл, Карбери, Монтегю и Майлз Грендолл. Расходов не жалели. Герр Фосснер закупил вина и яства – и заплатил за них. Лорд Ниддердейл председательствовал, сидя между Фискером по правую руку и Мельмоттом по левую, и, по общему мнению, для молодого легкомысленного лорда справился очень неплохо. Выпили всего два тоста, за здоровье мистера Мельмотта и мистера Фискера, оба произнесли ответные речи. Мистер Мельмотт воистину показал себя урожденным британцем – так плохо и так нескладно он говорил. Глядя в стол, он заверил, что создание акционерного общества станет величайшей и самой успешной коммерческой операцией и в английской, и в американской истории. Это большое дело… по-настоящему большое дело… он смело может сказать, что дело очень большое. Вряд ли в истории было такое большое дело. Он счастлив приложить свои силы к такому большому делу – и так далее. Каждую фразу он выпаливал как отдельное восклицание, поднимал глаза на собравшихся и тут же вновь утыкался взглядом в тарелку, словно ища вдохновения для следующей попытки. Он не был красноречив, однако слушатели помнили, что перед ними великий Огастес Мельмотт, который, возможно, сделает их богачами, и каждую фразу встречали одобрительными возгласами. Лорд Альфред примирился с тем, что его называют по имени, поскольку сумел взять двести или триста фунтов под залог акций, которые ему выделили, но которых он живьем до сих пор не видел. Удивительное дело коммерция! Надо просто вовремя подобраться к правильному пирогу, и какие же лакомые кусочки тебе перепадут!