Транзит

– Вечером будет, сейчас вот Старого упакуем и поедем ко мне в гараж.

– Не торопись со Старовским, я почти уверен, что он не при делах.

– Да ладно тебе, у него на куртке пятна крови замытые, но в ультрафиолете светятся.

– Что говорит?

– Говорит, что у него, мол, от давления кровь носом пошла, испачкала. В общем, как всегда, прогоняет.

– На этот раз, думаю, нет. Смотри, какая диспозиция получается. Хулиган голову опознал, однако утверждает, что одет тот был по-другому, в джинсе и белых кроссовках. Кроме того, у Рябы на коленях звёзды наколоты, а у трупа – нет. Ещё Валя сказала, в опознавательной карте у Рябченко женщина на левом предплечье, а у трупа – роза. Плюс рост не соответствует. Я ведь, когда труп увидел, сразу засомневался. Ряба всегда в фирме ходит, а это, как Хулиган выразился, лоховской какой-то прикид. Давай забьём: если это не Ряба – убойный ваш всю неделю в опергруппе дежурит!

– Да ну тебя, с тобой спорить, как на лотерейный билет надеяться. Дождёмся Мурина с дактилоскопии, и всё ясно станет.

– Очкуешь? Знаешь ведь, что я прав.

Родин вышел из кабинета Пряхина и направился к Кожину. Рассказав ему всё о нестыковках и своих сомнениях, попросил:

– Иваныч, давай ещё раз сгоняем к Рябченко. Почти не сомневаюсь, что найдём его дома.

– Ладно, поехали, – согласился Кожин.

Выйдя из кабинета, дал два-три указания оказавшимся некстати рядом операм и направился к выходу. Родин поспешил за ним.

По дороге Родин поинтересовался:

– Иваныч, а ты Рябе звонил в дверь или стучал?

– Звонил, а какая разница?

– Большая, Иваныч. Ряба, когда синий домой приходит, звонок отключает, чтоб не будили.

– А ты откуда знаешь?

– Он же у меня в разработке был по сбыту краденого. Информация тогда не подтвердилась, но сведущие люди сказали, что он по тихой коксом приторговывает среди своих.

– Опять твои сведущие люди. Про меня они, случайно, ничего не сказали?

– Да, говорят, Ирка от тебя опять ушла и кота даже забрала.

– Твою мать! Ты-то откуда знаешь? Тебя уже Саенко побаивается. Смотри, избавится он от тебя.

– Разберёмся, Иваныч, Бог не выдаст – свинья не съест.

Подъехав к дому, Кожин с Родиным поднялись на седьмой этаж. Родин прислушался через дверь, в квартире было тихо. Тогда он с силой постучал условным стуком «„Спартак" – чемпион», выждав несколько секунд, повторил.

Через некоторое время за дверью послышался какой-то шум, возня. Потом лязгнул замок, и дверь раскрылась нараспашку. На пороге стоял в семейных трусах, весь опухший, взлохмаченный, но вполне себе живой Николай Рябченко. У Кожина от удивления отвисла челюсть и, не найдя подходящих слов, он задал идиотский вопрос:

– Ряба, тебе же голову отрезали?

Ряба почесал голову и задал встречный, не менее идиотский вопрос:

– Кто?

– Конь в пальто, – уже оправившись, парировал Кожин.

Потом вынул из пиджака прихваченную с собой фотографию головы, протянул её Рябченко и спросил:

– Не знаешь, кто это?

– Это я, – не сомневаясь, ответил Рябченко, – только почему голова отдельно, фотомонтаж?

– Много будешь знать – скоро состаришься. Одевайся, с нами поедешь.

Рябченко пошёл одеваться.

Кожин, прикурив сигарету, произнёс:

– Слушай, бывает же такое! Ведь сто процентов сходство. Мать родная не отличила бы. Ты, небось, с убойниками уже забил на спор?

– Да Пряхин зассал, сам сомневается.

– Правильно, с тобой спорить – себя не уважать. Ну и чуйка у тебя! Постоянно удивляюсь. Или ты действуешь по принципу «А Баба-яга против!»?

– Бывает и так, но в основном сам не знаю, как получается. Ладно, поехали Саенко обрадуем.

– Да уж, обрадуем в кавычках. Они же с Ворошиловым в баню собирались, шашлык замариновали, а теперь себя в кабинете мариновать будут.

– На воротах Освенцима было написано изречение: «Каждому своё».

– Ну и что ты думаешь об этом убийстве?

– Смотри, убили его возле кабака, а утащили аж за школу, это же метров сто пятьдесят… Вопрос: на кой так заморачиваться, трупешник-то пудов пять будет, даже без головы. Я думаю, убийца хотел спокойно, без палева голову отрезать. Значит, на улице уже начинало светать, и он боялся, что его заметят. Следовательно, это было между тремя и четырьмя ночи, а кто в это время по улице ходит? Правильно! Воры, проститутки и любовники возвращаются от любовниц. Дальше надо личность убитого устанавливать, иначе мы с мёртвой точки не сдвинемся, и дом семнадцать по кирпичику разберём. Чувствую, он как-то связан с убийством, не знаю пока как, но точно связан.

– Да там мимо тропинка проходит, по которой люди каждый день ходят, может, кому-то из них предназначалась? Я проверял: выходишь из-за куста и аккурат на голову натыкаешься.

– Может и так, потому и говорю, что нужно личность убитого устанавливать, иначе так и будем на кофейной гуще гадать.

– Кто, интересно, такой дерзкий?

– Пока только можно собирательный образ создать – высокий, физически сильный мужчина, судя по характеру ранения. Потом, смотри: убил одним точным ударом в сердце, и, судя по тому, как разделал труп, наш Закин прав – это либо мясник, либо охотник.

– Может, маньяк какой…

– Сплюнь, Иваныч, а то покой нам только сниться будет. Тут вот ещё какой момент: я сам охотник и помню, когда тушу первый раз свежуешь, тебя аж выворачивает, а потом привыкаешь. Так вот это привыкший, понимаешь? В противном случае мы бы рядом с трупом блевотину нашли. А ещё создаётся впечатление, что голову на забор он старался повесить во что бы то ни стало, о чём это говорит?

– О чём?

– О том, что убийство не было спонтанным, он его хладнокровно спланировал и всё рассчитал. Я ещё думал: «Почему он возле кабака его убил, а не возле дома?» А когда сам второй раз туда подошёл, то понял. Ресторан закрывает обзор со всех домов, такая своеобразная мёртвая зона получается, понимаешь? То есть несмотря на то, что на дворе ночь, он дополнительно подстраховался. Я ещё по следам волочения прошёл и второй раз убедился: он даже труп волок по такой траектории, чтоб в мёртвой зоне оставаться. Так что не простой наш киллер, очень не простой.

Тут Кожин заехал на стоянку управления, заглушил машину. Кожин с Родиным зашли в управление и стали подниматься по лестнице.

Кожин был раздосадован тем обстоятельством, что именно ему предстоит «обрадовать» шефа.

– Вот как ему сказать? Меня виноватым и сделает, что это не Ряба…

– Да ладно, Иваныч, не заморачивайся, ну хочешь, я ему скажу?

Ряба – не Ряба

Кожин с Родиным немного опоздали. Планёрка уже началась. Докладывал Пряхин, и, как было видно, без особого энтузиазма. Ещё бы! Дело, при всей его очевидности, не сдвинулось с места. Старовский не раскололся, у Гусева было алиби. Обыски по месту жительства ничего не дали. В общем, причин для веселья было мало. Саенко обратил внимание на вошедших и недовольно пробурчал:

– Вас где черти носят?!

– К покойнику в гости ездили, – собравшись с духом, ответил Кожин.

– Ну и как он? Не ожил?

– Тут такое дело, Владимир Викторович, – неуверенно начал Кожин, – получается, что ожил… Вон он, в соседнем кабинете сидит.

– Кожин, ты что, накатил, что ли? Я же предупреждал – ни грамма! Чё ты мне тут несёшь? Кто ожил? Второй всадник без головы по городу ходит?

В это время в кабинет вошёл разыскник Юра Мурин, держа в руке заключение экспертизы.

– Владимир Викторович, не хочу вас расстраивать, но пальцы трупа принадлежат не Рябченко, более того, в нашей картотеке их вообще нет. Это однозначно, что убитый был более-менее законопослушным гражданином и в поле зрения правоохранительных органов не попадал, не относился он и к госслужащим, иначе пальцы его в картотеке всё равно были бы.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Гамма чувств пробежала по лицу Саенко, он переводил взгляд с одного оперативника на другого. Потом остановил взгляд на Пряхине и поинтересовался:

– Так, кто выдвинул версию, что убитый Рябченко? – причём сказал это таким тоном, как будто его обманули самым гнусным образом.

– Владимир Викторович, так все были уверены, что это Рябченко, вон и Хулиган его опознал.

– Да нет, Пряхин, не все, вон Родин с самого начала утверждал, что это не он, видишь, стоит, ухмыляется, рожа довольная. Ну что, злорадствуешь, Родин, всем нос утёр?

– Да не злорадствую я, шеф, просто, если бы ко мне прислушались, не потратили бы весь день впустую. Можно было хотя бы личность убитого установить. Убийство-то резонансное, теперь будут все кому не лень и в хвост и в гриву.

– Да молчи уже! А то я не знаю!.. Давай лучше свою версию!

– Можно сделать вывод, что убийца – дерзкий, смелый, решительный человек. Тело он утащил за школу не для того, чтоб его спрятать, иначе бы он его в мусорку закинул и хламом привалил, а для того, чтоб завершить свой умысел, то есть голову отрезать. Уверен, что этот фокус с головой он придумал ещё до убийства. Мотив может быть любой – долги, личные счёты, ревность, но цель одна – устрашение, а следовательно, обязательно есть человек, кому такая демонстрация силы предназначалась. Найдём его – и найдём убийцу.

– А как с отрезанной кистью и ухом быть? Это для чего?

– Цинично, конечно, звучит, но, думаю, убийца себе что-то вроде сувенира сделал. Когда найдём его, вполне возможно, что кисть с ухом где-нибудь в морозильной камере окажутся.

– Что ж, – толково резюмировал Саенко, – значит так, Мурин, проверишь всех потеряшек за последние три дня и у нас, и в соседней области, каждое новое обращение о без вести пропавших лично проверяй. Николай Викторович, бери своих орлов, и обрабатывайте детально каждого жильца семнадцатого дома и соседние обойдите. Пряхин с Сазоновой, садитесь, заводите ОПД, чтоб к завтрашнему утру всё было сделано. Сбор завтра в девять ноль-ноль, и ещё раз предупреждаю насчёт горячительных напитков!

Распустив оперативников, Саенко замкнул кабинет и направился к выходу, видимо, несмотря на испорченное напрочь настроение, решил во что бы то ни стало реализовать свои планы относительно баньки с шашлыками. По пути он зашёл в кабинет, который опера использовали под временный склад вещдоков. Для чего – было вполне понятно: там всегда хранились подпольные водка, коньяк, виски и многое другое, которые как-то оперативники – умышленно или нет – забывали оформить официально, а следовательно, и отчитываться необходимости не было. Ключи от кабинета хранились только у Саенко, но опера не были бы операми, если б не предусмотрели страховочный вариант и регулярно не пользовали оказавшийся под боком «винный магазинчик».

Буквально через пару минут из кабинета вырвался даже не трёх-, а семиэтажный мат Саенко.

– Твою мать! Вы что, выжрали тридцать коробок водки, её же две недели назад изъяли, как вы не сгорели, засранцы?!

Ответом была полная тишина, опера предусмотрительно ретировались по пожарной лестнице. Надо сказать, оперативники не единолично пользовались такой благодатью, по негласному соглашению в кабинет были вхожи следаки и эксперты. Первые оформляли акты на уничтожение, а вторые проводили исследования, чтоб, не дай бог, не отравиться, если пойло окажется палёным. Нужно сказать, брали предусмотрительно только водку. Коньяк оставляли начальству.

Оказавшаяся рядом Сазонова Валя сделала вид, что удивлена происходящим, и произнесла:

– Владимир Викторович, вы так ругаетесь, что аж шторы на окнах покраснели.

– Сазонова, молчи уже, думаешь, я не знаю, что ты везде со своими операми отираешься? Иди отдыхай, а то сейчас быстро работу неотложную тебе найду.

Два раза Сазонову просить не надо было, она взяла сумочку, пальто и как тень растворилась в коридоре. Благо что винный погребок не был осушен, что называется, до донышка, Саенко затарился контрабандным коньяком, водочкой и направился в кабинет к Ворошилову.

– Ваня, ты представляешь, за две недели тридцать коробок водки выжрали, ну как это, а? А я ещё думаю: «Странно как-то, как вечер – так все на работе допоздна! То под пистолетом не загонишь, а тут в один миг все трудоголиками стали». Нет бы проверить кабинет, так я, дурак старый, думаю: «Ключ-то у меня только»…

– Володя, ты ведь знаешь, нет такого замка, который опера при желании вскрыть не смогли, себя-то вспомни молодого. Как там с убийством?

– Да хреново всё, прав твой крестничек оказался, как всегда, не Рябченко это, а вообще хрен знает кто… По картотеке нет, в числе потеряшек тоже. Мотив не знаем, круг подозреваемых даже приблизительный не составишь. В общем, как ни крути, вырисовывается большая лесная птица – глухарь.

– Да погоди ты преждевременно в глухари определять. Установите личность – появится зацепка.

– Ты со своим Родиным на одном языке говоришь, тот тоже твердит: «Личность убитого устанавливать надо».

– Конечно, он же мой ученик.

– В одном я с ним согласен: голова – это устрашение, демонстрация для кого-то. Найдём, кому предназначалась, – найдём и убийцу. Я убойный отдел назад к месту отправил, чтобы всё по миллиметру перетрясли.

– Вот это правильно, а теперь давай собираться, банька стынет. Сегодня мы уже ничем делу не поможем.

Саенко и Ворошилов спустились в дежурную часть. Ворошилов подозвал дежурного и предупредил его:

– Значит так, держишь постоянную связь с начальником убойного отдела, если поступает хоть малейшая информация, немедленно информируешь меня.

– Есть, товарищ полковник, – козырнул дежурный.

Ворошилов ещё раз полистал дежурную сводку за текущий день, больше машинально, для порядка, так сказать, поскольку он её помнил почти наизусть. Расписался в журнале проверяющих и вышел с Саенко на улицу.

Долг платежом красен

Недалеко от управления, на обочине, стояла неприметная машина Пряхина. Сам он сидел за рулём, рядом Родин, сзади расположились Варкун и Мурин. Когда дверь управления распахнулась и на улицу вышли Ворошилов и Саенко, Пряхин, потирая ладони, с удовольствием произнёс:

– Ну что, прав я был, не прошло и получаса, а начальство – вот оно, никакая сила Саенко от баньки да с шашлычком не отвернёт, хоть потоп! Как говорится, только смерть разлучит нас.

– Ты-то чего такой радостный? Завтра сексуальная жизнь начнётся. Все будут иметь тебя, и преимущественно в извращённой форме, – сказал Мурин.

– Вот вам крест, что я завтра повешусь, а сегодня я просто напьюсь, – промурлыкал отрывок из песни Пряхин и завёл машину.

– Андрей, как твои опера без тебя обойдутся? – спросил Родин.

– Саенко-младший сам вызвался руководить, а мне разрешил немного залить за воротник. Да и дел-то там – ничего особенного, обычный поквартирный обход.

Пряхин вырулил на дорогу и тут же свернул в переулок.

– Всё-таки шифруешься, – с усмешкой заметил Варкун.

– Бережёного и Бог бережёт – сказала монашка, надевая на свечку презерватив, – как всегда, схохмил Пряхин.

– Договор договором, а если кто стуканёт шефу, мало не покажется.

Искусно лавируя между домами по дворам и подворотням, Пряхин добрался до гаражного кооператива и, подъехав к своему гаражу, заглушил машину. Сказать, что у него был свой гараж, значит, не сказать ничего. Понятно, что весь мужской пол, имеющий гаражи, так или иначе приспосабливает их для проведения досуга. Но то, как шедеврально сделал это Пряхин, заслуживает особого внимания. По сути, и гаражом-то это помещение назвать нельзя. Это была и сауна, и бар, и комната отдыха одновременно. При этом всё располагалось на каких-то тридцати квадратных метрах. Стенки искусно отделаны рейкой в сочетании там, где это нужно, с кафельной плиткой или обоями. Обустроен подвесной потолок, при этом не видно источника освещения, свет мягко стелется как бы из ниоткуда. На одной стенке изображён космический пейзаж, который в сочетании с необычным освещением представил фантастическую картину. На другой – разместились охотничьи трофеи Пряхина, в том числе шкура медведя, рога сохатого. В углу был уютно обустроен столик с сиденьями.

– Юра, бери уголь там, в углу, иди растапливай мангал: что мы рыжие, что ли? Сейчас и у нас шашлык будет, и банька тоже.

Затем достал из холодильника мясо, лук, зелень, помидоры и поставил на стол.

– Ну, господа офицеры, подтвердите свою квалификацию лучших шашлычников, – обратился он к Родину и Варкуну, – а я пока баньку сгоношу, веники запарю.

Родина и Варкуна, у которых уже сосало под ложечкой от голода, долго упрашивать не пришлось, они с энтузиазмом принялись за дело. Пряхин не голословно назвал их лучшими шашлычниками. Дело в том, что они дружили с Вачиком Гаспаряном, а тот был просто виртуоз шашлычного дела. Вот и научил Вачик Родина с Варкуном, как из любого мяса за полчаса сделать отличный шашлык, поэтому, как правило, на любом мероприятии они были желанными гостями.

Примерно через час всё было готово, и после парилки вся компания расположилась за столом. Пряхин сел таким образом, что рога сохатого оказались как раз у него над головой. Этот момент тут же был прокомментирован.

Варкун, кивнув на рога, иронично спросил:

– Андрей, на поворотах не заносит?

У Пряхина с чувством юмора было всё в порядке, и он, сделав серьёзную мину, ответил:

– Да говорил Светке, чтобы аккуратнее рога наставляла, а то в дверь уже не прохожу, цепляюсь, а она никак…

Шутку все поняли, в розыске без чувства юмора вообще делать нечего – сгоришь за год, психопатом или параноиком станешь.

– Ну что, господа, – на правах хозяина произнёс Пряхин, – давайте поднимем эту рюмку за дедов наших, за тех, кто дошёл до Победы и кто нет, за их самопожертвование. За тех, кто, не жалея своей жизни, день за днём ковал Победу, за тех, кто подарил нам мирное небо и кто навеки вписал себя в страницы Книги памяти и доблести.

Было видно, что Пряхин говорит от чистого сердца, и, шутивший минуту назад над собой, он вдруг полностью преобразился. В этом духовном порыве слышались те нотки, по которым безошибочно определишь настоящего мужчину, патриота своей страны, как бы это громко ни звучало. Все встали, выпили.

– Первая пролетела, вторую крылом позвала, – сказал Мурин и снова наполнил рюмки. Второй тост произнёс Родин, а дальше уже по накатанной, закусывая шашлыком и виноградом с лавашом. Когда дошли до нужной кондиции, вновь заговорили о работе.

Пряхин обратился к Родину:

– Серёга, у тебя сейчас горящих дел нет вроде? Поможешь мне с этим убийством?

– А, дак вот тут по какому поводу банька с шашлыком! Как это я сразу не вкурил?! Подозрительно же с самого начала было, когда Саенко тебя вдруг ни с того ни с сего бухать отпустил.

– Да ты чего, Серёга? – сделал обиженный вид Пряхин. – Это всё от чистого сердца, по работе просто к слову пришлось.

– Ладно, не оправдывайся, – ответил Родин, – чем смогу, помогу, мне самому интересно, первый раз такое убийство вижу. Только давай между нами, Саенко не говори, а то будет высказывать мне за раскрываемость, вот же хохлятская натура, уже больше семидесяти процентов, а ему всё мало.

– Ты особо внимания на него не обращай, он орёт больше так, для порядка.

– Ладно, поехали, завтра рапорта своих оперов занесёшь. Хочу посмотреть, чего они там находили по квартирам, а потом прикинем с тобой, чем заниматься.

– Договорились! Давай ещё по одной двинем!

Выпили ещё, закурили. К разговору присоединились Мурин с Варкуном, которые до этого активно обсуждали план предстоящей рыбалки.

– Андрей, как думаешь, за что его так жёстко убили? – обратился к Пряхину Варкун.

– Родион, я после того случая, когда ублюдок Лопатов своего деда за тысячу рублей в кусок мяса превратил, не знаю, что и предположить. Ведь вполне может быть хулиганская выходка каких-нибудь малолетних ублюдков.

– Нет, Андрей, – вмешался в разговор Родин, – малолетки тут ни при чём. Во-первых, по всему видно, что убийца был один. И рядом с трупом, и на месте убийства – следы одного человека. Во-вторых, способ убийства – практически профессиональный удар ножом, малолетки истыкали бы его ножом как ёжика. В-третьих, эта голова… как убийца отделил её от тела… и кисть тоже. Так что, Андрюха, человек он хладнокровный, расчётливый, который всё заранее предусмотрел, и искать его придётся долго и упорно. Один только просчёт, но очень большой, он допустил.

– Какой просчёт, Сергей? – спросил Мурин. – Вроде всё безукоризненно выполнил.

– Да голова эта, Юра. Понимаешь, не смог он отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою силу, устрашить кого-то.

– Кстати, Андрей, я бы на твоём месте прямо сейчас выставил у дома пост скрытого наблюдения, потому что когда убийца осознает, какую он оплошность совершил, то почти наверняка предпримет попытку убрать свидетеля. А если мы там поимеем второе убийство, то и концы в воду, отыскать его потом вообще вряд ли возможно будет.

– Вот чёрт, – ругнулся Пряхин, – как я сам-то не догадался?! Мужики, вы посидите тут, а я мигом смотаюсь, организую наблюдение.

С этими словами Пряхин встал и торопливо вышел из гаража. Компания продолжала общение уже на отвлечённые темы.

Будни

Утро следующего дня выдалось, как специально, хмурым, моросил мелкий дождь, было холодно.

На планёрке Саенко, под стать погоде, был хмурым и неразговорчивым. По всему было видно, что с утра ему уже досталось от вышестоящего начальства.

– В общем, так, – сказал он без всякого предисловия, – у нас есть ровно неделя, чтоб раскрыть это преступление. Если оно не будет раскрыто, я пойду на заслуженный отдых. А если пойду я, то уж не сомневайтесь, что с собой я прихвачу как можно больше вашего брата, потому как одному мне скучно. И ещё – убийство на личный контроль министр взял. Думаю, никому объяснять не надо, что это значит. И уж совсем непонятно, как об этом пронюхали корреспонденты с центрального телевидения. Хотя чего тут непонятного? Не зря здесь этот Зайченко из газеты отирался. Слил информацию, сучонок, а те теперь репортаж хотят сделать. У нас и так информации кот наплакал, а после репортажа можно и вовсе забыть про раскрытие этого убийства. Значит так, Саенко, Пряхин, создавайте следственнооперативную группу, включайте туда того, кого посчитаете нужным. Они освобождаются от всех обязанностей и занимаются только убийством. О результатах докладываете мне два раза в день. Закроете до конца недели – выхлопочу вам максимальное поощрение, нет – все поедете в народное хозяйство.

– Вот видишь, а ты боялась, даже юбка не помялась, – подмигнул Пряхин Родину. – Сейчас включим тебя в группу официально, и всё в шоколаде.

– Слышь, Пряхин, на хрен мне такая радужная перспектива – через неделю в народное хозяйство пойти?! Мы с тобой, как и договаривались: я тебе помогаю, но Саенко не знает.

– Что-то не узнаю тебя, Родин: то сам на стол Саенко рапорта бросаешь, а тут народного хозяйства испугался.

– Ты божий дар с яичницей не путай, я рапорта бросаю, когда сам на подъёме, когда прицепиться не к чему, чтоб поиметь что-то.

– Корыстный ты человек, Родин, шантажируешь начальство, а мне тут про долг заливаешь.

– А как ты хотел, с голой жопой ёжиков только хорошо ловить, а Саенко не обеднеет, если оперрасходами поделится, чай, не свои отдаёт, а они всё равно все в дело идут.

Как ни отбрыкивался Родин, в опергруппу его всё же включили. Пришлось принять этот факт как данность. Единственное, что безапелляционно себе выбил Родин, – это возможность работать самостоятельно. Не любил он коллективный труд и разум коллективный не признавал. Кстати сказать, и примеров-то таких не было, чтоб убедить его в обратном. Дескать, смотри, Родин, мы тут коллективно такую серию преступлений раскрыли. Такими показателями, какие были у Родина, даже близко похвастаться никто не мог. Кстати сказать, сам он своими успехами никогда не хвастался, но, если сильно доставали, на место поставить мог.

Собравшись в кабинете Саенко-младшего, оперативники стали составлять план неотложных мероприятий.

– Николай, – обратился к Саенко Родин, – я думаю, надо двух-трёх человек выделить. Пусть всех мясников отрабатывают. Сколько их тут будет на рынках, оптовом складе? Думаю, пятнадцать-двадцать человек. Если уволенных за один-два года взять, ещё человек семь. В любом случае много времени не займёт, мы знаем, что рост убийцы сто восемьдесят – сто восемьдесят пять сантиметров, размер обуви сорок четыре, так что круг быстро сузится, ну и алиби проверить.

– Согласен, – кивнул Саенко. – Веселов, Семаков, Левин, займитесь этим. Может, заодно и охотников отработать?

– Коля, это нереально, у нас только официально их больше двух тысяч, всему отделу месяц заниматься.

– На телевидение надо как-то информацию дать, – вклинился Пряхин.

– Жалко, голову не покажешь, не разрешат, а может, договоримся?

– Ты умней-то ничего не придумал? – осадил его Саенко. – Представляешь, какие слухи по городу поползут? Да и убийца на дно заляжет. Давай так: сделаем фоторобот и запустим как без вести пропавшего. Если жена, родственники есть – должны отозваться. Сергей, займись этим, – обратился он к Родину.