(не) беги от меня, малышка

– Кафе Bistrot, – тут же предлагает Алексеев.

– Я за, господа, – присоединяется к разговору ещё один адвокат из нашей команды. – Молодой козлёнок, запечённый с картофелем аллафорнайа.

– Лада Леонидовна, обязательно с нами, – старик предлагает мне свой локоть. – Вы просто обязаны откушать фуагра с соусом из лесных ягод, только в этом кафе оно бесподобно.

Я натянуто улыбаюсь, принимая руку старика. Господи, мне бы убраться подальше от загребущих лап начальства!

Но, во-первых, есть возможность помучить профессионала своими глупыми вопросами в неформальной обстановке, потому что когда я еще его так поймаю. Заседание он провел виртуозно, одно удовольствие наблюдать было. И теперь еще и пообщаться с ним… Столько опыта!

Ну и во-вторых… Хочется есть. Очень.

А еще хочется попробовать хоть что-то из перечисленных блюд. Уже одни названия звучат загадочно и вкусно. У нас в городе таких точно нет.

Конечно, переживательно. Потому что пока не в курсе, во сколько может обойтись покушать в московском кафе. И есть опасения, что после сегодняшнего похода, ипотеку за квартиру я не скоро выплачу. Хотя, с другой стороны… Это бизнес-ланч. Может, удастся провести его по графе «деловые расходы»?

В машине, я предусмотрительно сажусь со стариком на заднее сидение. Алексеев, хозяин бентли, за рулём, рядом с ним молодой адвокат.

Разговоры исключительно профессиональные. И Константин Михайлович, так зовут пожилого адвоката, очень доходчиво объясняет мне некоторые аспекты работы и с удовольствием отвечает на вопросы.

С каждой минутой все больше уверяюсь, что правильно поступила, согласившись. Один только опыт общения стоит больше любого, пусть и очень дорогого похода в московский общепит.

Ресторан поражает настолько, что я на некоторое время перестаю вникать в информацию, что беспрерывно выдаёт Константин Михайлович. И почти не замечаю лапищи, что под столом периодически, словно случайно, трогает мою ногу.

Конечно, Алексеев сел рядом. И кто бы сомневался, что не воспользуется ситуацией!

Босс намерен поиграть.

Он уже пережил первоначальный отказ и приготовился к осаде. Но, почему бы не провести разведку боем?

Ситуация смешна и вместе с тем ужасна.

Смешна, потому что глупа. Беспредельно.

Лада, ты сидишь в пафосном московском ресторане, который только на картинках видела раньше. И твоего колена слишком часто, для того, чтоб это считать случайностью, касается ладонь невероятно красивого, брутального, просто шикарного мужика.

Почему тебе хочется плакать, Лада?

От обиды. Причем, не на харрасмент даже, нет… А на то, что очки твои розовые…

И что, в другой ситуации, не будь у тебя такого бэкграунда, то, возможно, ты была бы и не против… Да ты и сейчас не против. Вернее, против, но…

Почему так больно-то, а?

Ну ладно. Слезы – убрать. Ситуацию – считать условно позитивной.

Наслаждаться едой и обстановкой.

А от начальства просто немного отодвинуться. И ногу на ногу закинуть.

Когда-нибудь ему надоест.

А, если нет…

Ну что же, значит, будем популярно объяснять, что, если женщина один раз поддалась слабости и позволила посадить себя на рабочий стол и задрать юбку, это не значит, что так будет происходить постоянно.

Алексеев – мужчина настойчивый. Но и до него информацию можно донести.

Я надеюсь.

А еще мимолетно удивляюсь тому, насколько образ пожарного в моей памяти уже заместился… Вот этим.

Если так дальше пойдет, то я вообще излечусь от своей болезни.

И, может, хоть на других мужчин смогу смотреть, не сравнивая. Потому что, как выяснилось, сравнивать не с кем.

Но это потом.

А пока…

Оглядываюсь по сторонам.

Очень уютно. Обстановка напоминает средневековую Италию. Натуральные деревянные элементы, деревянная мебель, диванчики мягкие. Во всю стену стеллаж, заполненный бутылками вин. Рога оленей на стенах, мягкая подсветка. Красные, благородного оттенка ковры на полу.

Все дорого, но очень изысканно.

Не напоказ, и ощущение эксклюзивности во всем.

В атмосфере, в подаче блюд.

И да. Это невероятно вкусно.

Я послушно заказываю то, что мне рекомендует Константин Михайлович, и вообще не жалею. Наслаждаюсь.

О сумме счета старательно не думаю.

Ловлю момент, реально будет о чём внукам рассказать.

Пётр руку уже убрал, и становится комфортно. Изо всех сил стараюсь не выдать эйфорию. От вкусного вина почти сразу хмелею.

Разговор за столом уже потерял профессиональные темы, и сейчас легкий и плавный. Ни о чем.

И я тоже расслабляюсь. Осоловела от сытости и блаженства. Ничего не хочется. Точнее хочется! На ручки и в постель, а никак не на…

– Черт! Семинар! – выкрикиваю и ловлю умилённые взгляды мужчин. Ну как могла забыть? Вот ведь… А еще профессионалом хочу казаться!

– Я отвезу, – шепчет мне Пётр Григорьевич.

О нет! Думаю, как отказать, достаю карточку, чтоб внести свою часть оплаты за обед.

– Лада Леонидовна! Обижаете, – возмущённо растягивает слова Константин Михайлович, показательно отодвигая от меня счет, так, что даже цифры не удается рассмотреть.

– Но…

Я не согласна, и не готова, чтоб за меня платили, пытаюсь настоять, но Пётр кладёт свою руку на мою и надавливает, банковская карточка отправляется обратно в кошелёк.

Я смиряюсь. Некрасиво, конечно. Но, с другой стороны, от мужчин явно не убудет. А я сэкономлю.

Правда, у ситуации за столом есть и один, серьезнейший минус.

Я не успеваю придумать повода не ехать с боссом в одной машине.

И наедине нам не дают остаться. Чтоб я могла нагрубить и сбежать.

Мужчины считают своим долгом проводить нас до бентли Алексеева, Константин Михайлович лично усаживает растерянную меня на переднее сиденье машины босса.

И чуть ли не платочком машет вслед.

Мы отъезжаем, и по молчанию Петра Григорьевича, а еще по тому, как он усмехается, понимаю, что поездочка мне предстоит…

Интересная.

6. Поездочка

Ситуация смешная.

Вернее, не так.

Дикая.

Потому что происходит нечто… Ну, скажем так, странное.

Обычно я человек сдержанный.

Здесь наложились черты характера, не самые простые, на то, что в молодости, после армии, работал пожарным, а это выправка почти военная. Распорядок дня, умение контролировать эмоции, рассудительность и холодный ум.

Мне нравилось то, что я делал. А ещё больше нравилось, что никто меня не контролировал, не указывал, как жить, с кем общаться, куда поступать.

Именно от этого я в своё время и смылся сначала в армию, несмотря на то, что все было проплачено, и военная кафедра в универе ждала. Затем остался на сверхсрок. А потом, после завершения контракта, приехал в один небольшой городок с малозапоминающимся названием, вслед за армейским приятелем.

Он помог мне устроиться в МЧС, и целых два года я был свободен. И даже счастлив.

Моя, типа, невеста, периодически наезжавшая из столицы и очень сильно морщившая всю, не исколотую ботоксом часть лица от провинциальных запахов, не теряла надежды вытащить богатого жениха обратно в Москву. Потому что с отцом-то я был в контрах, но наследства меня никто не лишал.

Но я не хотел уезжать из провинции. Мне все дико нравилось, все вызывало удовольствие.

И моя самостоятельная жизнь, и свобода от обязательств.

И то, что я выбираю сам.

Все закончилось после несчастного случая, когда я пострадал на пожаре, вытаскивая жильцов дома из горящих квартир.

Я помнил, как лежал в больнице, уже пришедший в себя после первого шока, когда удалось встать и добраться до зеркала в туалете.

Помнил слова моей, типа, невесты…

Тогда поддержка нужна была.

Очень. После того страшилища, что посмотрело на меня из зеркала…

Она не захотела.

Как раз в тот момент я оценил, насколько важно… Быть не одному.

Насколько нужен рядом близкий, по-настоящему близкий человек.

Маленькая девушка, практически девочка, которую я вытащил из того пожара…

Интересно, где ты сейчас?

И не бред ли это был вообще?

Чем больше времени проходит, тем сильнее всё произошедшее напоминает сон.

Сладкий, невероятно острый по эмоциям. Меня счастьем топило, кайфом. На контрасте с реакцией моей невесты, полная любви и нежности, хрупкая девочка в тот день запомнилась отчетливо.

Мне кололи какую-то сильнодействующую хрень, чтоб не ползал больше по туалетам и не разглядывал свою страшную рожу.

Но, видно, организм, молодой и железобетонный, все переваривал в энергию.

Иначе никак не объяснить тот сладкий секс в больничной палате, с маленькой, нежной девушкой-санитаркой.

Черт!

Столько лет прошло, а я все ведь помню! Причём, так остро, что всё чаще посещает мысль… Может, это реально было?

Но, если так, то куда она потом пропала?

Я же искал. И отца просил…

Но девочки-санитарочки словно и не было наяву. Никаких записей, никакой информации.

Серьёзно искать я тогда не мог, я вообще собой не распоряжался. Отец узнал о случившемся не сразу, далеко не сразу, я не хотел, чтоб он был в курсе, наверно, Лана растрепала-таки.

Он примчался за мной тем же вечером. Сам.

И не спрашивал разрешения. Просто сказал «фас» бригаде прилетевших с ним врачей…

И все.

Перелёт, сначала с московскую клинику, затем в Германию. Операции, восстановление, опять операции, опять восстановление…

Где-то в перерывах между клиниками затерялся отчёт по поискам санитарки. Пустой. Проверять его в тот момент у меня не было ни сил, ни возможности.

А, со временем, вообще возникло чёткое ощущение, что это мозг так защитился после предательства моей, типа, невесты.

Я был настолько дезориентирован и, чего там скрывать, рад участию отца, искреннему и плотному, что, когда он начал заговаривать о возврате блудного сына в лоно семьи и корпорации… Я не стал возражать.

То, что было раньше, через два года постоянных операций и восстановительных процедур подёрнулось дымкой. И стало просто ещё одним эпизодом из жизни.

И только имя… Как в тумане. Малышку звали Эля… Или Лиля… Я не путаю? Какая теперь разница?

После окончательного восстановления я окунулся в работу.

Моя подготовка пожарного пригодилась в бизнесе как нельзя кстати. Хватка, расчётливость, способность адаптироваться в сложной ситуации и находить выход. Из наилучших качеств – идти на компромисс, при этом жёстко гнуть свою линию.

И в отношениях с женщинами я пытался быть таким же. Невеста многому научила. Спасибо ей за это.

Раньше я думал, что женщины – стихия непредсказуемая, как то пламя, что изъело своими языками моё лицо. Пластическая операция мне вернула внешний облик, а вот того наивного парня не удалось возвратить.

Да и женщины… Начали оправдывать ожидания.

Все.

Ничего особенного.

Никаких особых подходов.

Два притопа, три прихлопа. Ужин, подарок, цветы. Отель. Разговоры про будущее. И так пару раз, пока не надоест.

Потом прощальный подарок и «не ты такая, я такой и жизнь». И все.

Все по-новой.

Мой друг, единственный, оставшийся с молодости, Игореха, всегда надо мной ржал.

И говорил, что нафига мне вообще эти все телодвижения.

Не понимая, что реально телодвижений-то – минимум.

Правда, он ещё меньше делал…

Но тут у нас просто вкусы разные.

И вот к вопросу про вкусы…

Лада не в моем вкусе, это я сразу понял. Но… Как оказалось, нихрена я неправильно понял. Потому что – в моем. Потому что – вкусная.

Завораживающая.

Такая, что невозможно удержаться, чтоб не дотронуться. Пусть недолго, пусть случайно… Но от каждого прикосновения кожа горит. И её реакция тоже вкусная.

Такая, что хочется провоцировать. Хочется дальше пройти с ней по этой дороге. И посмотреть, на каком этапе она сломается. Что дальше будет.

Никогда меня так женщина не заинтересовывала.

Даже странно.

И главная странность здесь – даже не поведение несгибаемой и упёртой провинциалочки, тут-то вполне понятно, закусилась, разозлилась…

Я это просчитываю.

Так же, как и то, что в номере у неё вчера мог бы добиться желаемого. Стоило чуть-чуть надавить. Немного.

Лада меня хочет. И вчера хотела. И три дня назад тоже. Но почему-то не даёт. Рассказывает сказки про фиктивного мужа, не понимая, что я давно уже поставил задачу безопасникам проверить её не только на профессиональные качества, опыт работы и прочее, но и на особенности личной жизни.

Так вот. Никаких у неё особенностей нет. Причём, уже давно.

А потребность есть.

У такой женщины, с такой фактурой и таким бешеным откликом… Есть потребность.

Иначе бы не удалось ее в первый же раз так легко на стол усадить и юбку задрать.

В зале суда я не столько за подчинёнными следил, хотя, меня там вообще не должно быть, и секретарь две встречи отменила, чтоб мне нормально попасть на заседание… Сколько за ней. За Ладой Леонидовной. И уже по одному этому можно было понять, насколько у меня все сместилось в голове.

Потому ставить интерес постельный выше интереса делового… Отец бы не понял.

Но, даже все прекрасно понимая, не мог отказать себе в удовольствии.

Она краснела. Бледнела. Тонкая нежная кожа на шее и в вырезе скромной строгой блузы шла пятнами… Черт! Как вкусно-то!

Настолько, что на выходе не сдержался, дотронулся. Вроде случайно, но очень однозначно. Очень. Для меня и для неё.

И опять… Её напряжение, вытянувшаяся в струнку спина, шикарный изгиб, перепад от талии к бёдрам…

Ну вот как тут удержаться? И не продолжить?

И как тут не сделать все, чтоб остаться наедине?

Карточку с ресторане достала…

Забавная такая, неприступная. Я даже удивился, никогда такого не встречал, чтоб женщина рвалась с картой наперевес.

При наличии стольких перспективных кошельков.

Да кто ж тебе позволит платить, глупая ты малышка?

Интересно, почему её малышкой называю?

Для меня это слишком… Интимно, что ли. Я только одну женщину так называл.

Они похожи, кстати. Немного совсем.

Может, и это сработало в моем желании остаться с ней наедине?

Попробовать на вкус?

Ведь всё сделал, чтоб никого рядом, чтоб вдвоём только…

Конечно, интимность у нас сейчас условная. Потому что движение такое, что не отвлечёшься особо.

Но все равно, можно посмотреть. На узкие щиколотки красивых ног, скромно и предусмотрительно отодвинутых к двери. Так, чтоб даже случайное касание руки водителя… Не могло быть случайным. На шикарную грудь, которую я тактильно даже помню! А сейчас она скрыта за очередной строгой рубашкой и даже не натягивается! Но все равно волнует. И взгляд в скромном вырезе задерживается!

На сурово сжатые пухлые губы, без следа помады. И это тоже волнует. Я не привык к настолько естественным женщинам. И оценил ещё в прошлый раз, каково это, когда сразу ощущаешь чистый вкус, без искусственной отдушки. И как от этого съезжает крыша.

– Может уже хватит, Пётр Григорьевич?

У Лады сдают нервы. Оно и понятно. Ожидаемо. И правильно.

– О чем вы, Лада Леонидовна?

Я не пытаюсь скрыть иронию в голосе. Все она понимает. И я все понимаю. И мы оба все понимаем. Одно только непонятно: почему мы до сих пор не в постели?

– Я о вашем моральном… давлении!

– Не понимаю. В чём выражается давление?

– Все вы понимаете! Я не собираюсь… Я вам уже все сказала… Зачем вы?

Пальцы нервно натягивают юбку на круглые коленки. Губы закушены.

Чего ж ты так нервничаешь, малышка? Почему убегаешь?

– Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более.

– Ничего?

Она разворачивается ко мне смотрит напряжённо и зло.

И меня это тоже заводит.

Меня вообще все заводит, что с ней связано!

– Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин… Но вы, как я понимаю, откажетесь?

– Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Пётр Григорьевич. Не будет по-вашему.

Тут мы подъезжаем, я паркуюсь.

И, пока Лада не успела выскочить, резко перегибаюсь к ней, перехватывая обе, вскинувшиеся оттолкнуть меня руки за запястья и укладывая их на колени.

– Посмотрим, малышка. Посмотрим.

И, наверно, очень серьёзен у меня в этот момент взгляд, потому что она замирает, даже не пытаясь сопротивляться. Смотрит на меня, зрачки расширены… Словно от возбуждения!

Ты же меня хочешь, дурочка! Чего ты выделываешься?

У меня терпения нет с тобой прыгать!

Может, именно поэтому я тороплю события.

Целую.

Сразу жадно, больно и ей и мне. Мгновенно получая тёплый мощный удар возбуждения в пах, потому что её губы – словно афродизиак! От них ведёт. Голову сносит. Придерживаю одной рукой за затылок, чтоб не дёргалась. А второй все так же сжимаю ладони. И не успеваю осознать ситуацию, не понимаю, когда… Она начинает мне поддаваться. Отвечать. Раскрывать под напором губы, несмело и сладко встречать мой язык своим.

Тут летит к хренам даже самый пограничный контроль, я забываю, что мы, вообще-то в центре столицы, и белый день, и машина у меня приметная и не тонированная…

Выпускаю её ладони, и они, словно освобождённые из сачка бабочки, мягко ложатся на плечи. Не отталкивают. Гладят.

Лада тихо стонет, не протестующе, а так жалобно, так нежно, что… Сука, почему именно сейчас? Именно здесь? Надо на заднее хотя бы, надо…

– Здесь стоянка запрещена, – стучат в стекло.

Мы замираем, Лада, неожиданно раскрыв глаза, словно не соображая, что происходит, смотрит на меня.

Во взгляде осознание и ужас.

И нет, меня это не устраивает!

Я держу её, уже применяя силу, потому что вырваться хочет!

– Лада… – предупреждающе хриплю, чтоб не вздумала сбегать. Не сейчас!

– Боже мой…

– Убирайте машину! – опять стук в стекло.

Она переводит взгляд на парковщика, потом на меня. Губы её, исцелованные, красные, дрожат. Пальцы тоже дрожат, когда она отстёгивает ремень безопасности.

Я ловлю её руки, пытаюсь остановить:

– Лада, нет! Стой! Стой, я сказал!

– Убирайте машину, слышите?

– Боже мой… Откройте! Выпустите меня!

– Вы меня слышите? Машину уберите!

– Лада…

– Выпустите меня!

Я выдыхаю. И волевым решением прекращаю этот бред.

Нажимаю на кнопку, выпуская испуганную женщину, она тут же стартует от стоянки с такой скоростью, словно я её тут насиловал.

Это, на самом деле, очень отличается от реальности. Когда насилуют, вряд ли женщина так стонет.

Проследив за её побегом с сожалением, разворачиваюсь, открываю окно и даю парковщику денег. Чтоб поставил машину туда, где можно.

Через пять минут захожу в то же здание, следую по указателям на семинар.

Потому что у меня есть чёткое ощущение незавершённости. И больше я его терпеть не намерен.

7. Страх

В большом актовом зале уже идет семинар. Я занимаю место в последнем ряду.

И выдыхаю.

Господи, Лада, что это было?

Что. Это. Сейчас. Было???

Закрываю глаза, пытаясь понять. Найти себе оправдание. И не нахожу.

Вот мы едем.

В машине царит гробовая тишина. Хорошая машина, звуконепроницаемость на уровне.

Кажется, я даже слышу дыхание Петра.

И опять, в который раз уже, не могу не ассоциировать ситуацию с клеткой. Пленом.

Я снова наедине с большим похотливым зверем.

Он не просто так смотрел, не просто так трогал. Я не дура и понимаю прекрасно, что это – еще одна ступень.

Черт… Ну зачем я тебе, Петр Григорьевич?

Оставь меня в покое уже.

Сил нет никаких.

Словно все силы, вся моя активность, броня – исчерпало себя еще вчера, в номере отеля.

Становится страшно от того, что я знаю, как все произойдет. А еще страшнее осознавать, что полностью согласна с предстоящим раскладом. Так, может, перестать сопротивляться? Один раз?

И все.

Расслабиться и получить удовольствие?

От одной этой предательской мысли становится горячо, и я ощущаю, как выпитое вино, шикарное кстати вино, разливается по крови, делая мягче и податливей.

Горячий взгляд скользит неотрывно, будоражит… Напрягает и заводит.

И я хочу… Этого зверя в этой клетке.

Просто какая-то медленная пытка.

Черт, что было в этом вине?

Афродизиак?

Не может же мне просто так, резко, ни с того, ни с сего…

Он, как инкуб, силы и волю высасывает одним своим присутствием.

Но я привычно сопротивляюсь.

Как могу.

Насколько хватает сил.

Отвести взгляд на боковое стекло.

Там город, большой, бешеный. Я маленькая и слабая в этом гигантском мегаполисе, песчинка на берегу моря.

Ужасное ощущение.

Не хочу. Не хочу!!!

Исторический центр Москвы отвлекает, или аутотренинг помогает, но я прихожу в себя.

Лада, ты на работе. Пётр Алексеев, мой выдуманный герой, погиб. Умер. Его нет. А потому и хотеть его глупо. Так же, как глупо хотеть этого сексуально озабоченного босса.

Опять чувствую его пристальный взгляд на себе. Он словно вылизывает. Зверь. Похотливый. Вытягиваюсь по струнке, пытаюсь привести мысли в порядок.

Ну, уж нет, я не сдамся!

Начинает мотать из крайности в крайность. Тело орёт, что хочет секса, что гормональный сбой грозит от таких желаний и неудовлетворённости. Ледяной разум мстительно шипит, что не подпустит того, кто даже не помнит лица влюблённой в него девочки.

Понятно, что этот мужчина хорош, сам по себе, пробуждает первобытные инстинкты. Ему нужно одно – добить меня. Получить любой ценой. А дальше ничего… Пустота, как в той палате, где заправлена кровать и нет моего ангела-хранителя.

Я сжимаю губы, напрягаюсь всем телом. Звери чувствуют страх и слабость. Он уже лизнул добычу, попробовал меня на вкус, теперь хочет откусить лакомый кусок.

Не притронулся, а я чувствую физически, как он на меня смотрит. И кажется, что читаю мысли, и они гадкие.

Или это мои фантазии?

Надо прекращать этот балаган. Пока силы есть. Сквозь сжатые зубы шиплю:

– Может, уже хватит, Петр Григорьевич?

Ну в самом деле, нервы сдают.

– О чем вы, Лада Леонидовна? – неприкрытая ирония в голосе.

Как же так? Он смеётся надо мной, а я тут из последних сил борюсь со своим сдуревшим от затянувшегося целибата телом.

– Я о вашем моральном… давлении! – повышаю голос, это помогает прийти в себя.

– Не понимаю. В чем выражается давление?

– Все вы понимаете! Я не собираюсь…

Я не собираюсь с тобой спать?! Или собираюсь? Всё – это аут, Ладка. Он меня заморочил так серьёзно, что я сама в своих чувствах заблудилась. Из последних сил добавляю:

– Я вам уже все сказала… Зачем вы?

Пальцами нервно натягиваю юбку коленки, пытаясь хоть как-то спастись от плотоядного, хищнического взгляда. Губы подкусываю, чтобы не закричать от безысходности, от вулкана эмоций и разрозненных чувств, что переполняют меня в этот момент.

– Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более, – опять усмешка в голосе.

– Ничего? – я разворачиваюсь к нему смотрю прямо в глаза.

Подонок! Ты же весь извертелся на своём сидении, дыры во мне взглядом прожёг! И говоришь, что ничего не делал…

А ведь он, действительно, ничего не делал.

– Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин… Но вы, как я понимаю, откажетесь?

На ужин пригласить, конечно.

На что надеется? Или опять смеется? Как понять?

Дура. Пить надо меньше вин итальянских за счёт богатых юристов.

– Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Петр Григорьевич. Не будет по-вашему.

А вот теперь, после четкого обозначения своей позиции… Надо валить!

Хватаюсь за ручку на двери, только пытаюсь открыть, как Пётр резко наклоняется ко мне, перехватывает обе мои руки!

Я вскрикиваю, делаю попытку вывернуться.

Доигралась, Лада!

– Посмотрим, малышка. Посмотрим.

Опять я – малышка.

Это так сладко, так мучительно больно… Как мой первый раз.

С тобой, Пётр Алексеев.

Глаза в глаза, он ещё ближе наклоняется ко мне и …

Целует.

Жадно, голодный зверь… Жарко, до боли! Он возбуждён, он весь горит. И его пламя перекидывается на мою неприступную крепость, которая выкидывает белый флаг… Опять! Как в нашу дурацкую встречу в его кабинете.

Его рука на моём затылке. И я плавлюсь. Начинаю отвечать ему. Сплетаюсь своим языком с его, впускаю в рот. Господи, лишь бы не стонать. Это будет уже за гранью. Хотя… И так все за гранью. Далеко-далеко…

Он руки мои отпускает. Я свободна… Могу делать то, что мне нравится. А мне нравится то, что происходит. Это так сладко, так невыносимо сладко…

Касаюсь его плеч, склоняю голову набок, чтобы глубже впустить его язык.

Умираю от его вкуса, напора, жесткости… Все, так как я хотела, так, как представляла…