Куджо

Тогда Бретту было четыре; сейчас ему десять, и он даже не помнит свою тетю Холли, которая шесть лет назад вышла замуж. Теперь у нее уже двое детей, сынишка, названный в честь отца, и дочка. Черити видела племянника и племянницу только на фотографиях, которые Холли изредка присылала по почте.

Она боялась заводить разговор с мужем. Ему уже надоело выслушивать ее слезные просьбы, и если она попросит еще раз, он может ее ударить. В последний раз она спрашивала, нельзя ли им съездить в Коннектикут хоть на несколько дней, почти полтора года назад. Джо Камбер не любил без толку мотаться туда-сюда. Ему было неплохо и в Касл-Роке. Каждый год они с Гэри Первье и еще несколькими корешами ездили на озеро Мусхед охотиться на оленей. В прошлый раз, в ноябре, Джо хотел взять с собой Бретта. Черити тогда уперлась, и ей удалось настоять на своем, невзирая на сердитое ворчание мужа и обиженные взгляды сына. Она не собиралась отпускать своего мальчика на две недели с этой веселой компанией, чтобы он слушал их пошлые разговоры и скабрезные анекдоты и наблюдал, в каких скотов превращаются мужики, когда пьют без просыху целыми днями. Причем у каждого – заряженное ружье. Лесная глушь, заряженные ружья, мужики, накачавшиеся спиртным. Рано или поздно кто-то наверняка словит шальную пулю, несмотря на яркие оранжевые жилеты и шапки. Но пусть это будет не Бретт. Не ее сын.

Ровный, ритмичный стук молотка по металлу затих. Она немного расслабилась. Молоток застучал снова.

Конечно, рано или поздно Бретт все равно уйдет с ними, и она потеряет его навсегда. Он вступит в их мужской клуб, после чего мать превратится для него в домашнюю прислугу. Да, так и будет, она это знает и заранее скорбит. Но она все же сумела отложить неизбежное еще на год.

А что будет в этом году? Она не уверена, что у нее снова получится удержать его дома в нынешнем ноябре. Но в любом случае будет лучше – не совсем хорошо, а чуть лучше, – если ей удастся сначала свозить Бретта в Коннектикут. Пусть он увидит…

…увидит…

Да скажи уж как есть. Пусть только в мыслях.

(как живут приличные люди)

Если Джо их отпустит одних… нет, даже думать об этом нет смысла. Джо мог ездить куда угодно, в одиночку или с друзьями, а она не могла, даже с Бреттом. Такое у них в семье правило. И все же как хорошо было бы съездить к сестре без него – чтобы он не сидел в кухне Холли, нажираясь пивом и презрительно поглядывая на Джима, мужа Холли. Да, без него будет лучше. Никто не станет бурчать, что пора ехать домой, пока Холли с Джимом не решат, что гости и вправду что-то засиделись…

Они с Бреттом.

Только вдвоем.

Они могли бы поехать на автобусе.

Она подумала: В прошлом ноябре он хотел взять Бретта с собой на охоту.

Она подумала: Может, получится договориться?

Ты – мне, я – тебе.

Ее пробрал колючий озноб, словно все тело наполнилось ледяной стекловатой. Она и вправду согласна на такой обмен? Пусть осенью Джо возьмет Бретта с собой на охоту, но при условии, что сейчас он отпустит их с Бреттом в Стратфорд…

Деньги есть – теперь есть, – но дело не только в деньгах. Деньги он заберет, и она больше их не увидит. Но если правильно разыграть свои карты… Если все сделать с умом…

Мысли завертелись быстрее. Стук молотка в мастерской стих. Она увидела, как Бретт выходит из сарая, и возблагодарила небеса. Ей что-то подсказывало, что если с сыном случится беда, это произойдет именно в мастерской, в этом темном, мрачном месте, где засаленный дощатый пол усыпан опилками.

Способ есть. Должен быть.

Если она готова сыграть по-крупному.

Она держала в руке лотерейный билет. Вертела его так и этак, стоя у окна, и сосредоточенно размышляла.

* * *

Стив Кемп вернулся к себе в мастерскую в состоянии яростного исступления. Мастерская располагалась на западной окраине Касл-Рока, на шоссе номер 11. Стив снял дом у фермера, владевшего недвижимостью в Касл-Роке и в соседнем Бриджтоне. Фермер был не просто придурком, а Придурком с большой буквы.

В центре мастерской стояла емкость для снятия краски и лака, огромное гофрированное металлическое корыто, в котором можно было бы в один прием сварить целую делегацию миссионеров. Вокруг него, словно малые спутники планеты-гиганта, располагались предметы мебели, привезенные на реставрацию: комоды, трюмо, серванты, книжные этажерки, столы и прочее. Все было пропитано запахом смывки, олифы и лака.

В старой дорожной сумке с эмблемой авиакомпании «Ти-дабл-ю-эй» лежала чистая смена одежды; Стив планировал переодеться после жаркого секса с хорошенькой сучкой. Теперь он швырнул сумку в стену. Отскочив от стены, она упала на ближайший комод. Стив подошел, сбил сумку с комода и пнул ее с такой силой, что она подлетела до потолка и грохнулась на пол, как дохлый сурок. Стив еще долго стоял, тяжело дыша. Вдыхал едкие запахи мастерской и невидящим взглядом смотрел на три кресла с плетеными спинками, которые обещал заново перетянуть к концу этой недели. Он засунул большие пальцы под ремень джинсов. Его руки сжались в кулаки. Нижняя губа обиженно оттопырилась. Он был похож на сердитого мальчишку, которого только что отругали.

– Дрянь и дешевка! – выдохнул он и пошел за сумкой. Хотел пнуть ее еще раз, но передумал, поднял сумку с пола и отправился в дом, примыкавший к рабочей пристройке. В маленьком трехкомнатном доме было еще жарче, чем в мастерской. Какое-то адское жаркое лето. Мозги плавятся. В кухне громоздились горы немытой посуды. Мухи кружили над пакетом для мусора, набитым пустыми консервными банками из-под тунца и макарон с мясом в томатном соусе. В гостиной стоял старый большой черно-белый телевизор «Зенит», подобранный на помойке. На телевизоре спал мертвым сном огромный кастрированный полосатый котище по имени Берни Карбо.

Писательством Стив занимался в спальне. Вместо кровати у него была раскладушка; постель вечно не убрана, простыни задубели от засохшей спермы. Независимо от частоты секса (за последние две недели – ни разу) Стив часто мастурбировал. Он считал мастурбацию признаком творческой личности. Напротив кровати стоял письменный стол. На столе – пишущая машинка, старомодный «Ундервуд». С обеих сторон от машинки лежали стопки рукописей. Еще больше рукописей – либо в картонных коробках, либо в больших стопках, скрепленных канцелярскими резинками, – было свалено в кучу в углу. Стив много писал и часто переезжал с места на место. Его основным багажом были плоды творческого труда: стихи, рассказы, сюрреалистическая пьеса, где реплики всех персонажей составили в общей сложности девять слов, и застопорившийся роман, к которому он пробовал подступиться уже с шести разных сторон. Последние пять лет Стив провел в постоянных разъездах, нигде не задерживался надолго и даже не успевал полностью распаковать свои вещи.

В прошлом декабре, бреясь перед зеркалом, он обнаружил у себя в бороде первую седину. Это открытие повергло его в затяжную депрессию. С тех пор он вообще перестал бриться, как будто седина появляется из-за бритья. Ему было тридцать восемь. Стиву претила мысль, что он уже такой старый. Он гнал ее прочь, но она возвращалась настойчиво и упорно. Неизбежная старость – еще семьсот дней, и ему стукнет сорок – его пугала. Он всегда думал, что сорок лет приключаются с кем-то другим, но уж точно не с ним.

Вот же сучка, снова подумал он. Вот же сучка.

Стив бросил уже не одну дюжину женщин с тех пор, как впервые познал радость плотских утех – в девятом классе, с симпатичной, стеснительной и нежно-беспомощной студенткой, заменявшей учительницу по французскому, – но его самого бросали всего два-три раза. Он всегда чувствовал, что дело идет к разрыву, и прекращал отношения первым. Лучше обезопасить себя заранее – как сбросить пиковую даму при игре в червы. Превентивная мера защиты. Чтобы никакая ушлая сучка не задела твоего самолюбия. Чтобы не впадать в мрачные мысли о собственном возрасте. Он видел, что Донна охладевает к нему, но был уверен, что ею легко манипулировать – по крайней мере, какое-то время, – сочетая психологическое давление с сексуальным напором. Страх – тоже отличный рычаг, если захочется грубости. Но его расчет не сработал, и теперь в нем кипели обида и ярость, словно его высекли плеткой.

Он разделся, бросил бумажник и мелочь на стол и пошел в душ. Стоило освежиться, и ему стало легче. Он надел чистые джинсы и легкую хлопчатобумажную рубашку, которые вынул из сумки. Сгреб со стола мелочь, ссыпал в передний карман джинсов и помедлил, задумчиво глядя на свой бумажник. Из него выпало несколько визитных карточек. Они всегда выпадали, потому что их было много.

Бумажник Стива Кемпа буквально распирало от всевозможных визиток. Он таскал их отовсюду, при каждой возможности. Из них получались отличные закладки, а на обратной чистой стороне было удобно записывать адреса, номера телефонов или короткие памятки. При случае он брал сразу две или три карточки в каком-нибудь магазине сантехники или у заезжих коммивояжеров, торгующих страховыми полисами. Стив неизменно просил визитку, расплываясь в фальшивой улыбке.

Однажды, когда еще пылали страсти, он заметил на телевизоре визитку ее муженька. И взял ее, пока Донна ходила в душ. Просто так. По привычке.

Теперь он открыл бумажник и принялся перебирать лежавшие там визитки: карточки страхового агентства в Виргинии, риелторской фирмы в Колорадо и еще дюжины разных компаний. Он уже было решил, что потерял карточку красавчика-муженька, но нет – она завалилась между долларовыми бумажками. Он выудил ее и рассмотрел. Синяя надпись на белом фоне, в модной нынче манере без прописных букв, что называется скромненько, но со вкусом. Без излишеств и вычурности.

роджер брекстон «эд уоркс» виктор трентон

1633 конгресс-стрит

телекс: ЭДУОРКС портленд, мэн 04001 тел [phone]

Стив взял листок из пачки дешевой писчей бумаги и расчистил место на столе. Мельком взглянул на машинку. Нет. Шрифт у каждой пишущей машинки уникален, как отпечатки пальцев. Кривоватая «а» в нижнем регистре с головой выдает негодяя, инспектор. Судейская коллегия удаляется на совещание.

Полиция не занимается такими делами, тут можно не волноваться, но осторожность все-таки не помешает. Дешевая бумага, которая продается в любой канцелярской лавке. Никаких пишущих машинок.

Он взял ручку из кофейной банки на краю стола и написал большими печатными буквами:

ПРИВЕТ, ВИК.

У ТЕБЯ ПРЕЛЕСТНАЯ ЖЕНА.

Я С БОЛЬШИМ УДОВОЛЬСТВИЕМ ДРАЛ ЕЕ ВО ВСЕ ДЫРЫ.

Он помедлил, задумчиво постукивая по зубам кончиком ручки. Настроение стремительно улучшалось. Но чего-то явно не хватало. Разумеется, Донна – красивая женщина, и всегда есть вероятность, что Трентон не примет это письмо всерьез. Слова не стоят ни гроша, а письмо можно отправить по цене чашки кофе. Должно быть что-то такое… весомое. Оно всегда есть. Надо только сообразить.

Внезапно он улыбнулся; когда он так улыбался, его лицо озарялось чарующим светом, и сразу было понятно, почему у него никогда не было особых проблем с женщинами, начиная с той симпатичной стеснительной студенточки.

Он написал:

ТЕБЕ ЧТО-НИБУДЬ НАПОМИНАЕТ ЕЕ РОДИНКА НА ЛОБКЕ?

МНЕ ОНА НАПОМИНАЕТ ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ ЗНАК.

А У ТЕБЯ ЕСТЬ ВОПРОСЫ?

Пожалуй, и хватит; хорошенького понемножку, как всегда говорила мама. Он нашел конверт и вложил в него записку. Секунду помедлил и сунул туда же визитную карточку. Написал на конверте рабочий адрес Вика, такими же крупными печатными буквами. Немного подумал, решил проявить капельку милосердия к незадачливому муженьку и добавил под адресом: ЛИЧНО В РУКИ.

Он положил письмо на подоконник и откинулся на спинку стула. У него вновь было отличное настроение. Сегодня вечером он обязательно что-то напишет, он уже чувствовал прилив вдохновения.

Во двор мастерской заехала машина с номерами другого штата. Пикап с монументальным кухонным буфетом в кузове. Кто-то удачно зашел на гаражную распродажу. Везет же людям.

Стив вышел из дома. Он бы с радостью взялся за этот буфет – деньги никогда не бывают лишними, – но сомневался, что у него будет время закончить работу. Когда он отправит письмо, обстановка изменится. Не то чтобы прямо радикально, и уж точно не сразу. Можно позволить себе удовольствие чуть-чуть задержаться в Касл-Роке, чтобы нанести еще как минимум один визит маленькой мисс Задран-Нос… разумеется, предварительно убедившись, что красавчика-мужа нет дома. Стив играл с Виком в теннис и знал, какой он слабак – удар слева вялый, как разваренная лапша, сам в очочках и тощий, как жердь, – но никогда нельзя быть уверенным, что у красавчика-муженька не сорвет крышу и его не потянет на противоправные действия. У многих красавчиков-муженьков дома хранится оружие. Вот почему надо сначала проверить, все ли чисто на горизонте, а уж потом заявляться с кратким дружественным визитом. Он позволит себе это маленькое удовольствие, а затем окончательно прикроет лавочку. Может быть, съездит в Огайо. Или в Пенсильванию. Или в Таос, штат Нью-Мексико. Но как всякому шутнику, подсунувшему человеку взрывающуюся сигарету, ему хотелось быть где-то поблизости (разумеется, на безопасном расстоянии), когда тот закурит.

Водитель пикапа и его жена уже выбрались из машины. Стив вышел им навстречу, держа руки в карманах джинсов и ослепительно улыбаясь. Женщина тут же заулыбалась в ответ.

– Добрый день. Чем могу быть полезен? – спросил он и подумал, что отправит письмо сразу, как только отделается от этой парочки.

* * *

В тот же вечер, когда красное жаркое солнце уже клонилось к западу, Вик Трентон – в рубашке, завязанной вокруг пояса, – разглядывал моторный отсек «пинто» Донны. Стоявшая рядом Донна выглядела юной и свежей в белых шортах и красной клетчатой блузке без рукавов. Она была босиком. Тэд в одних плавках гонял взад-вперед по подъездной дорожке на своем трехколесном велосипеде, играя в какую-то игру собственного изобретения, в которой Понч и Джон из «Калифорнийского дорожного патруля» сражались с Дартом Вейдером.

– Пей лимонад, пока лед не растаял, – сказала Донна Вику.

– Угу. – Стакан стоял на краю моторного отсека. Вик сделал пару глотков и, не глядя, поставил стакан на место. Но чуть промахнулся, и стакан грохнулся вниз – прямо в руку жене.

– Ого! – сказал Вик. – Да ты крутой кэтчер.

Она улыбнулась:

– Просто я знаю, какой ты рассеянный, когда сосредоточен на чем-то другом. Смотри. Ни капли не пролилось.

Они улыбнулись друг другу, и на мгновение их взгляды встретились. Прекрасное мгновение, подумал Вик. Может быть, ему просто казалось или он выдавал желаемое за действительное, но в последнее время таких маленьких прекрасных мгновений стало больше. А резких слов – меньше. Меньше периодов холодного молчания или – что еще хуже – молчания равнодушного. Вик не знал, в чем причина, но был благодарен, что все вроде бы начинало налаживаться.

– Для резервной команды отлично, – сказал он. – Есть все шансы войти в основной состав.

– Так что там с машиной?

Вик уже снял воздушный фильтр и положил на дорожку.

– Ничего себе фрисби, – заметил Тэд пару секунд назад, объезжая фильтр на велосипеде.

Вик наклонился и ткнул отверткой в сторону карбюратора.

– Кажется, залипает игольчатый клапан.

– Это плохо?

– Не то чтобы очень, но если залипнет совсем, машина уже не поедет. Игольчатый клапан контролирует поступление бензина в карбюратор, а без бензина мотор не работает. Это прописано в федеральном законе, малышка.

– Пап, покачаешь меня на качелях?

– Да, через пару минут.

– Хорошо! Я тебя жду!

Тэд помчался на задний двор, где стоял игровой комплекс с качелями, который Вик прошлым летом собрал по готовым схемам. Подкрепляя себя джином с тоником, он работал по вечерам в будни и по выходным, слушая радиотрансляции матчей с участием «Бостон ред сокс». Трехлетний Тэд сидел с очень серьезным видом, подперев подбородок руками, на ступеньках крыльца или на крышке подвального люка. Иногда помогал что-нибудь поднести, но обычно лишь молча смотрел. Прошлым летом. Это было хорошее лето, не такое жаркое, как нынешнее. Тогда Вику казалось, что Донна наконец освоилась на новом месте и поняла, чем для них хороши Мэн, Касл-Рок и «Эд уоркс».

А потом что-то переменилось, началась странная черная полоса, и хуже всего было назойливое, почти физическое ощущение, что все еще хуже, чем он опасался. Вещи в доме стояли как-то неуловимо не так, словно их трогали незнакомые руки. У него то и дело мелькала безумная мысль – точно ли безумная? – что Донна слишком часто меняет постельное белье. Простыни всегда были чистыми, словно только сегодня постеленными, и как-то ночью ему на ум пришел тот самый вопрос из сказки, отдавшийся в голове гадким эхом: Кто спал на моей кровати?

Но теперь все как будто наладилось. Если бы не эти несчастные «Малиновые колючки» и не проклятая поездка, от которой не отвертеться, Вик мог бы решить, что и в этом году лето будет прекрасным. Возможно, так и будет. Иногда ты побеждаешь. Не все надежды напрасны. Он в это верил, хотя его вера еще ни разу не подвергалась серьезным испытаниям.

– Тэд! – крикнула Донна вслед сыну, и тот резко остановился. – Поставь велосипед в гараж.

– Ну, ма-а-а-ам!

– Без разговоров, сеньор.

– Синёр, – сказал Тэд и рассмеялся в ладошки. – Ты тоже не ставишь машину в гараж, мам.

– Потому что папа ее чинит.

– Да, но…

– Слушайся маму, Тэдди, – сказал Вик, поднимая с земли воздушный фильтр. – Я скоро приду.

Тэд уселся на велосипед и поехал в гараж с громким воем, изображавшим сирену «Скорой помощи».

– Уже ставишь фильтр на место? – спросила Донна. – Ты не будешь чинить карбюратор?

– Это сложная работа, – сказал Вик. – У меня нет инструментов. И в любом случае мне туда лучше не лезть. А то еще сделаю только хуже.

– Черт, – сердито сказала она и пнула колесо. – Почему все вечно ломается тогда, когда заканчивается срок гарантии?

Пробег «пинто» составлял чуть больше 20 000 миль, и до конца полной выплаты кредита оставалось еще полгода.

– Это тоже прописано в федеральном законе, – сказал Вик, поставил фильтр на место и затянул гайку.

– Наверное, надо будет отогнать его в Саут-Пэрис, пока Тэд в саду. И раз ты уезжаешь, мне придется взять машину в прокате. Он доедет до Саут-Пэриса, Вик?

– Конечно. Но зачем ехать так далеко? Отвези его лучше Джо Камберу. Тут всего-то семь миль, и он отличный механик. Помнишь, на «ягуаре» полетел подшипник? Он его вытащил самодельной лебедкой и взял за работу всего десять долларов. А в Портленде меня ободрали бы как липку.

– Он меня напугал, – сказала Донна. – И к тому же он был навеселе.

– Чем он тебя напугал?

– Слишком пялился.

Вик рассмеялся.

– Каждый бы пялился на такую красотку.

– Спасибо, – сказала она. – Женщины в целом не против, когда на них смотрят. Но неприятно, когда тебя раздевают глазами. – Она замолчала (как-то странно замолчала, подумал он), глядя на зловещее красное небо на западе. Потом опять обернулась к нему. – Есть такие мужчины… Смотришь на них и прямо чувствуешь, что у них в голове крутится порноверсия «Похищения сабинянок» с тобой… в главной роли.

У Вика возникло нехорошее ощущение, что она намекает на что-то другое. Но сегодня ему не хотелось с этим разбираться, только не в этот вечер, когда он вроде бы стал выбираться из-под кучи дерьма, навалившегося за прошлый месяц.

– Он наверняка безобидный. У него есть жена и ребенок…

– Может, и безобидный, – сказала она, но при этом скрестила руки на груди и обхватила ладонями локти, как делала всегда, когда нервничала.

– Смотри, – сказал он. – Я сам отгоню к нему «пинто» в субботу. Надо будет оставить – оставлю. Но, скорее всего, Камбер сразу же все и починит. А я выпью с ним пива и поглажу пса. Помнишь его сенбернара?

Донна улыбнулась:

– Я даже помню, как его зовут. Он так рьяно облизывал Тэда, что чуть не свалил его с ног. Помнишь?

Вик кивнул:

– И Тэд все время ходил за ним хвостиком и повторял: «Ку-у-у-джо… ко мне, Ку-у-у-джо».

Они рассмеялись.

– Иногда я себя чувствую такой дурой, – сказала Донна. – Если бы я умела обращаться с механической коробкой передач, то могла бы взять твой «ягуар», пока ты будешь в отъезде.

– Нет, не могла бы. «Ягуар» – зверь норовистый. К нему нужен особый подход. – Вик выпрямился и захлопнул крышку капота.

– Ну ты БАЛДА! – простонала она. – Там же твой лимонад!

У него был такой уморительно изумленный вид, что она не выдержала и рассмеялась. Через минуту он тоже расхохотался. Захлебываясь от смеха, они повисли друг на друге, как двое пьяных. Тэд прибежал посмотреть, что происходит, и уставился на родителей округлившимися глазами. Убедившись, что все хорошо и мама с папой не сошли с ума, он и сам рассмеялся. Примерно в это же время, в двух милях от них, Стив Кемп опустил письмо в почтовый ящик.

* * *

Позже, когда стало смеркаться, жара слегка спала и в воздухе замелькали первые светлячки, Вик раскачал сына на качелях.

– Еще выше, пап! Еще выше!

– Еще выше не надо, а то перевернешься вниз головой.

– Тогда сделай пробежку, пап! Сделай пробежку!

Вик со всей силы толкнул качели прямо к небу, где уже зажигались первые звезды, а сам пробежал под перекладиной на другую сторону. Тэд радостно завизжал, запрокинув голову. Его волосы развевались на ветру.

– Круто, пап! Давай еще раз!

Вик еще раз толкнул качели, теперь уже спереди, и Тэд воспарил в тихую жаркую ночь. Тетушка Эвви Чалмерс жила неподалеку, и испуганно-восторженные крики Тэда стали последними звуками в ее жизни; она сидела на кухне, пила кофе, курила восьмую сигарету подряд, и ее сердце внезапно остановилось, одна из его тонких стенок почти безболезненно лопнула. Тетушка Эвви обмякла на стуле, в глазах потемнело. Где-то на улице кричал ребенок, и сперва ей подумалось, что это был радостный крик, но когда ее разум уже отключался, когда она падала в пустоту, словно кто-то толкнул ее в спину – со всей силы, но незлобиво, – ей показалось, что ребенок кричит от страха, от боли; потом она умерла, и Эбби, ее племянница, нашла остывшее тело на следующий день. Кофе тоже остыл, недокуренная сигарета превратилась в хрупкий столбик пепла, нижняя вставная челюсть торчала из морщинистого рта, как выдвижной ящик с зубами.

* * *

Уже совсем вечером, перед сном, Тэд с Виком сидели на заднем крыльце. Вик пил пиво. Тэд пил молоко.

– Пап?

– Что?

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Я скоро вернусь.

– Да, но…

Тэд смотрел себе под ноги, изо всех сил стараясь не разреветься. Вик положил руку ему на затылок.

– Что «но», сынок?

– Кто тогда будет говорить слова, чтобы прогнать чудовище из шкафа? Мама их не знает! Только ты знаешь!

Слезы все-таки пролились и потекли по щекам малыша в три ручья.

– Ты поэтому плачешь? – спросил Вик.

Слова против чудовищ (сначала Вик назвал их Катехизисом против чудовищ, но Тэд не мог выговорить это слово, и название пришлось упростить) появились в конце весны, когда у Тэда начались ночные кошмары и страхи. Он утверждал, что в шкафу в его комнате прячется кто-то страшный; иногда по ночам дверца шкафа открывалась сама собой, и оттуда выглядывало чудовище с желтыми глазами, которое хотело съесть Тэда. Донна считала, что это могло быть влияние книжки Мориса Сендака «Там, где живут чудовища». Вик поделился с Роджером (но не с Донной) предположением, что Тэд где-то услышал историю о серийных убийствах в Касл-Роке и решил, что убийца – уже превратившийся в городскую страшилку – теперь поселился у него в шкафу. Роджер сказал, что такое возможно; с детьми все возможно.

Через пару недель такой жизни Донна сама начала беспокоиться; однажды утром она с нервным смешком сообщила Вику, что иногда вещи в шкафу у Тэда лежат не на своих местах. Словно кто-то их перекладывает. «Сам Тэд», – сказал Вик. «Ты не понимаешь, – сказала Донна. – Теперь Тэд вообще не подходит к шкафу, Вик… вообще никогда. Он боится». И еще она добавила, что иногда после ночи, когда Тэду снятся кошмары, а потом чудятся всякие ужасы наяву, в шкафу действительно плохо пахнет. Будто в клетке у дикого зверя. Обеспокоенный, Вик заглянул в шкаф и принюхался. У него появилась догадка, что, возможно, Тэд ходит во сне; во время этих хождений он вполне может забредать в шкаф и мочиться не просыпаясь. Но Вик не учуял ничего странного. Пахло лишь нафталином. Встроенный шкаф представлял собой узкий пенал глубиной около восьми футов. Никакого чудовища не было и в помине, и Вик уж точно не обнаружил дверь в Нарнию. У него в волосах запуталась паутина. Вот и все ужасы.

Для борьбы с ночными страхами сына Донна предлагала сначала «добрые мысли для настроя на добрые сны», потом – молитву. Тэд заявил, что чудовище из шкафа украло все его добрые мысли и добрые сны и что молитва ему не поможет, потому что Бог не верит в чудовищ. Она тогда разозлилась – может быть, потому, что ее тоже пугал этот шкаф. Однажды она прошла вглубь, чтобы развесить футболки Тэда, и дверца шкафа беззвучно закрылась у нее за спиной. Донна пережила очень неприятные сорок секунд, выбираясь наружу на ощупь. В тот раз она тоже почуяла запах – острый, горячий, свирепый. Опасный. Немного похожий на запах пота Стива Кемпа после любовных утех. В общем, она разозлилась и сердито заявила, что чудовищ не существует и Тэду надо немедленно выбросить из головы эти глупости, обнять своего медвежонка и спать.