Дахштайн

– Не стоит. Я справлюсь.

– Приятно было увидеться, – я мягко коснулся руки Черновой, и она в ответ пожала мою ладонь.

– И мне. Обязательно повторим.

Снова на ее лице от улыбки появились очаровательные ямочки, к которым я захотел прикоснуться губами.

Я вышел из кофейни и быстро направился в сторону остановки. Длинные пражские бело-красные автобусы, словно проворные гусеницы, сновали между легковых авто, чудом, вернее, мастерством водителей не сталкиваясь друг с другом. Пока я шагал вдоль набережной, закатное солнце окрашивало воды Влтавы в темно-зеленый цвет. Я не хотел злиться на Фила, но, вопреки рассудку, злился. Иногда, например, как сегодня, он был невыносим.

В отражении окна притормозившего перед светофором автобуса я видел забитого испуганного мальчугана со старческими глазами. Глазами, которые встречали столько несправедливости, сколько нормальный человек не узрел бы и за всю жизнь. Даже в детстве мне казалось, что я родился уже взрослым. Осознание пришло, когда мать впервые ударила меня. С того момента я больше не чувствовал себя ребенком.

* * *

– Эй, оставьте его! – крикнул коренастый мальчик, когда один из обидчиков врезал мне кулаком в скулу. Неожиданный свидетель моего ежедневного позора. Кажется, его звали Филипп. Мальчика перевели в мой класс несколько дней назад. Я чувствовал себя жалким из-за постоянных издевательств и не хотел, чтобы новенький видел, как меня шпыняют.

– Пошел отсюда, пока и тебе не наваляли! – рыкнул здоровяк-старшеклассник, который почему-то ненавидел меня больше других.

Он и двое его дружков с первых классов задирали меня. Вытряхивали рюкзак, пытаясь найти там деньги на ланч или сладости, которые обычно кладут своим чадам заботливые родители. Я не имел ни того ни другого.

– Я сказал, оставьте его в покое! – и новичок кинулся на них, словно они ему ровесники, а то и младше, не испытывая ни малейшего страха.

Конечно же, он получил сдачи. Нескладный, он дрался так, будто от этого зависела его жизнь. Не боялся получать в ответ тумаки и возвращал их вдвойне. Старшие мальчишки струсили от такого напора. Один против троих. Я же лежал на газоне, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Прижимал учебники к груди и не мог поверить, что за меня кто-то заступился. К тому, что меня, тощего хлюпика, постоянно задевали старшие мальчишки, я привык. Побои матери ранили в сто раз сильнее. Но то, что новенький постоял за меня, все-таки вызвало целый потоп слез, который я вытирал грязным рукавом куртки.

Была осень, и после длительных ливней землю на заднем дворе школы размыло. Пока обидчики меня толкали, я пару раз упал в грязь. Но не это было страшным, а то, что мама станет кричать и бить за испачканные вещи.

Филипп выглядел уверенным в себе мальчиком, коренастым и крепким. Кареглазый, улыбчивый, с россыпью веснушек на щеках и носу, он мог бы сразу же влиться в банду старших ребят, но вместо этого стал моим лучшим другом с того момента и до сих пор.

Когда задиры бежали, он подошел, трогая одной рукой подбитый глаз, а вторую протянул мне.

– Меня зовут Филипп Митсон, но я не люблю свое полное имя, оно какое-то стариковское. Зови меня Фил, – улыбнулся он.

– Дэн, – все еще всхлипывая и хватаясь за протянутую руку, ответил я.

– Мы, кстати, ваши новые соседи, Дэн. Я вчера случайно увидел через кухонное окно, как твоя мама ударила тебя.

Я снова едва не зарыдал, но сдержался, лишь громко икая. Мои щеки покраснели, а желание убежать сию минуту стало настолько сильным, что я сделал шаг от Фила. Испытывая стыд, я опустил голову, не зная что ответить.

– Мне жаль. Мамы не должны бить детей. С ней я не могу помочь, но те трусы больше тебя не обидят!

* * *

С того дня Фил опекал меня, как старший брат, и я позволял, потому что нуждался в любви. Фил не просто друг – он мой оплот, нерушимый столб поддержки, за который я хватался в детстве после очередной затрещины от матери. Я часто оставался ночевать у него, и мы болтали обо всем на свете. Придумывали, кем станем, когда вырастем.

Родители Фила не раз вызывали службу опеки, пытаясь хоть как-то повлиять на мою мать. Но, как по волшебству, едва они должны были нагрянуть к нам, мама становилась доброй и баловала меня, отчего я оттаивал и начинал верить, что она изменилась. Перед каждым приходом опеки мама за неделю прекращала пить, и я по-детски наивно полагал, что теперь-то все будет хорошо, и подтверждал, что с мамой хорошо живется. Но после их ухода все возвращалось в прежнее русло.

Признаю, моя доверчивость была глупой, но детское сердце очень хотело, чтобы мама любила меня так же, как любили друга его родители. Семья Митсонов была примером, и я желал иметь такую же. Ночью, лежа в кровати и слушая, как мать кричит в пьяном бреду, я сжимался в комок и думал:

«Почему именно я? Почему такая мать досталась именно мне, а не какому-то другому мальчику? Чем я заслужил это? Я ведь послушный». Только спустя много лет я осознал, что никто не заслуживает плохих родителей, просто их не выбирают.

После того как меня забрала бабушка, мы с Филом так и остались лучшими друзьями. Когда я рассказал, что хочу поступить на режиссуру, друг вначале скривился, но, обдумав и почитав про профессию, решил поступить вместе со мной. Ба хотела, чтобы я пошел по ее стопам и стал историком. Я же ответил, что мечтаю создавать свои собственные миры. Она согласилась, но с условием, что ее предмет я все же сдам «на отлично», буду заниматься в специальном кружке и посещать семинары. Историю я не любил, но в исполнении бабушки она оживала и будоражила ум. Поэтому я учил ее, представляя, что это ба рассказывает какие-то исторические факты в присущей ей манере. В университете уже я старался присматривать за другом, таскаясь за ним на дурацкие вечеринки, чтобы он ни во что не вляпался.

Только ступил в квартиру, как завибрировал телефон. Я выключил звук, чтобы не пугаться каждого звонка. Почему-то теперь прежде любимая мелодия напоминала о болезни бабушки.

– Дэн? – раздалось в трубке.

– Думал, не услышу тебя до завтра, – нервно ответил я и облегченно выдохнул, отбросив опасения, что мобильный звонил снова из-за ба.

– Эли слила меня! – возбужденно кричал друг. – Что за девушка, ты представляешь? Ты ушел, не прошло и пяти минут, как и она умчалась домой.

– Хоть у кого-то есть мозги, – пробормотал я, улыбнувшись.

Я прошел в коридор, разулся и направился в комнату. Оглядев залитое закатным солнцем помещение, включил кофеварку.

Митсон тем временем сопел в трубку. Значит, Фил Элишке не так интересен, как она хотела показать. У меня снова появился шанс, раз Фил обломался. Я ликовал, чувствуя зуд в руках и ногах. Грудь распирало, словно сердце увеличилось в размерах.

– Мозги? Твой сарказм неуместен. Но, черт возьми, она стала для меня только желаннее. Так мне еще не отказывали.

Я закатил глаза. Кому как не мне это знать?

– Кстати, она расспрашивала о тебе. Не настойчиво, но все же я выложил ей немного о нашем знакомстве в детстве. Не знаю, как так получилось. Зато ты, брат, заработал несколько очков в ее глазах.

– Ну да. Несколько очков жалости. Зачем вообще нужно было об этом трепаться?

Я сделал себе кофе и оставил на столе, чтобы остыл. И снова ощутил яркий стыд, вспоминая, как меня били мальчишки на том злополучном школьном дворе. Скривился, злясь на себя за это чувство и на Фила за то, что впервые он выболтал мои детские тайны. Я часто задышал, ощущая пульсацию в горле.

– Прости, само вышло. Ты… Ты в порядке? Что с миссис Чейз? Выкладывай!

Я громко сглотнул ком и прикрыл глаза, уговаривая себя не паниковать всякий раз, как думаю о бабушке.

– Все плохо. У нее снова случился приступ. Доктор Бронс настаивает на более сильных препаратах, просит подписать разрешение на это.

– Мне жаль, Дэн. Правда! Она идеальная бабушка.

– Знаю! Мне тоже. Ты извини, мне сейчас нужно почитать документы по этому случаю.

Я не хотел болтать. Горло сдавил новый спазм. Будто до этого болезнь не была настолько реальной, а после моих слов стала.

– Хочешь, я приеду?

– Нет. Но спасибо. До завтра.

Я сполз по дивану на пол и обнял колени, прислонив телефон ко лбу. Что мне делать? Обдумав все за и против, решил все-таки купить билеты на самолет после того, как прочитаю послание от ба.

Следующие несколько дней прошли в ожидании писем.

Элишка и правда выказывала заинтересованность мной, но уже второй день как я бегал от нее, словно олень от охотника, петляя по многочисленным коридорам «Баррандова». Фил, конечно же, заметил мои маневры.

– Ты чего прячешься от девушки? Помнится, когда мы гуляли, ты был счастлив заполучить ее внимание.

– Я пока не могу. Жду писем от ба и нет настроения.

Мой голос дрогнул от вранья, но друг посчитал, что это от тревоги за родственницу, потому что взгляд у него сделался сочувствующий.

– В Дом Фауста уже ходил?

– Нет, – снова соврал я. – Как прочитаю, что написала ба, тогда.

– А почему просто не позвонишь ей? – недоумевал Фил.

– Да не берет она трубку! А сто раз названивать доктору Бронсу я считаю слишком навязчивым. Когда пытался вчера, у него как раз был сеанс психотерапии.

Я теперь уже по-настоящему взволнованно махал руками, объясняя это.

– Пока жду.

Фил так нахмурился, что между бровей остались заломы.

– Странно это все. Дождись писем – и, если не дозвонишься до миссис Чейз, отпрашивайся у главного и слетай домой.

– Так и сделаю.

Настала пятница, и я, отбыв положенное время на съемках, уехал за письмами. Служебную машину я брал не каждый день, иногда катаясь на метро и автобусах, чтобы лучше проникнуться местной атмосферой. Но сегодня как раз тот случай, когда авто было единственным вариантом.

Аэропорт Вацлава Гавела являлся для меня непостижимым феноменом. Огромный, где-то на двадцать футбольных полей, он встречал и провожал сотни рейсов в сутки. Кажется, такая громадина должна полниться шумом, но нет – зайдя внутрь, ты погружаешься в тишину. Чисто и малолюдно, словно он работает только для тебя одного. Я понимал, что за организацией рейсов и потока людей следила толпа специалистов, но восхищался подобным эффектом еще при первом посещении.

Объявили рейс, и я застыл возле импровизированного коридора, который создавали турникеты с протянутыми через них черными лентами. Ученика доктора Бронса я узнал сразу же. Мы виделись в пансионате, когда я навещал ба перед отъездом.

– Дэниэль? – он махнул рукой, второй держа сынишку лет пяти, а из-за его плеча выглядывала симпатичная полненькая девушка, видимо, его жена.

– Здравствуйте!

– Сейчас, – он порылся в рюкзаке, выудил три чуть примятых конверта и протянул их мне.

– Спасибо.

– Только не принимайте написанное вашей родственницей близко к сердцу, – зачем-то предупредил он.

Я было хотел перебить его, но он опередил:

– Нет-нет, я не читал. Но знаю, что люди с подобным расстройством склонны к выдумкам.

Я кивнул, в душе несогласный, что ба могла написать бред. Попрощавшись, я поспешил домой, то и дело отрывая взгляд от дороги и косясь на конверты, лежащие на пассажирском сиденье.

Залетел в квартиру и осадил сам себя. Почему-то когда дело касалось моей семьи, я дрожал и нервничал как истеричка. Заставил себя не спеша снять обувь, переодеться и принять душ. Стоя под горячими струями воды, которая разбивалась на миллионы капель, сталкиваясь с телом, зачерпнул горсть соли для ванны с запахом мяты и лайма. Намочил ее и поднес к носу, вдыхая успокаивающий аромат. Большинство людей пили бы успокоительные, но меня вполне приводила в норму соль.

Аккуратно вскрыв три конверта, решил не спешить и читать по очереди. На каждом стоял порядковый номер. Взгляд зацепился за первые строки, и я полностью погрузился в письма.

«Дорогой мой мальчик.

Знаю, ты считаешь меня выжившей из ума старухой, но это не так. Я лишь хотела уберечь от страшной судьбы, которая тебе предначертана. В то, что напишу дальше, трудно поверить, но ты постарайся!

Ты знаешь, сколько книг и легенд написано о твоем предке – докторе Фаусте. Якобы он был чернокнижником, алхимиком и магом, что продал душу дьяволу и вынужден был служить ему вечно. Мой мальчик, частично это правда.

Частично потому, что Фауст обладал гениальным умом и смог избежать служения темным силам. Осталась одна лазейка, которую он не учел, а может, не хотел просчитывать на поколения вперед. Его потомки не обязаны дьяволу, но подвержены его влиянию. Семья Фауст может служить темному ангелу и наделена частичкой сверхъестественных сил. Мы способны видеть то, что недоступно обычным смертным – как проводники и усилители темных сил в мире живых. Поэтому будь осторожен. Тебе двадцать один, а это значит, что искушение уже началось. Борись, прошу тебя, борись! Ты лучше того, каким ты себя видишь во снах. Прости, что не рассказала раньше. После всего, что ты пережил, я не хотела рушить твою жизнь и не думала, что нас все-таки найдут. Писать и звонить мне не нужно. Сейчас ты не веришь, но обязательно найди способ прочитать письма два и три. Будь сильным и ни за что, повторяю, ни за что не уезжай из Праги!»

– Что за бред, бабушка? – ошеломленно выдохнул я, потерев уставшие глаза.

Развернув следующие два листа бумаги, я вообще ничего не понял. Бумага, испещренная знаками, походила бы на древний свиток, если бы послание не было написано современной гелевой ручкой. Загадочные символы были похожи и на китайские иероглифы, и на клинопись одновременно. Они слишком четко начертаны, не дрожащей рукой пожилой женщины. Может, это писала не она?

– Почему мне нельзя уезжать из Праги, ба? – в голос спросил я, дергая крест на серьге.

Черт! Черт! Черт!

Что все это значит? Бабушка реально сошла с ума? Какие проводники, какие темные силы? Она же историк, прагматик и вообще атеистка. Мне хотелось сейчас же купить билет на самолет и, вернувшись в ЛА, расспросить ее обо всем. Но ее состояние и этот строгий наказ не прилетать… Я не мог его нарушить. Или это какая-то игра?

Не выдержав, я набрал доктора Бронса, но мне ответила лишь голосовая почта, сообщившая, что в данный момент он не может говорить. Точно! Хотя нет. Разница во времени девять часов, у них сейчас одиннадцать утра. «Наверное, на сеансе с пациентом», – решил я и позвонил бабушке, но абонент оказался недоступен.

Прокручивая в голове строки из письма, я лег на диван. Снова перечитал первое письмо, пытаясь разгадать, что же имела в виду моя родственница, и не заметил, как провалился в сон.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Янтарный цвет глаз, который является разновидностью карего, очень большая редкость. Янтарные глаза обычно яркие, ясные, с очень сильно выраженным золотым тоном всей радужной оболочки. Истинно янтарные глаза, которые могут напоминать глаза волка, практически не встречаются в природе (здесь и далее прим. автора).

2

Byt (чеш. «быт») – квартира.

3

Guten Tag, Frau Faust (нем.) – Добрый день, фрау Фауст.

4

– Venku je hnusně. Takže těšíme se na hezké počasí (чеш.) – на улице дерьмовая погода, так что ждем хорошей.

5

Костел (от лат.castellum «укрепление») – слово в польском, украинском, чешском, словацком и силезском языках, обозначающее католический храм. В чешской культуре слово используется в отношении церквей всех христианских конфессий.

6

Pražský orloj (чеш.) – пражские куранты, или «орлой», средневековые башенные часы, установленные на южной стене башни Староместской ратуши в Праге. Третьи по возрасту астрономические часы в мире и старейшие, которые все еще работают.

7

Стихотворение Игоря Северянина «Странно».