Золотые пилигримы

Низовцев по привычке стал прикидывать, кого из сидящих сейчас с ним за столом ему следует всерьез опасаться, а кого можно считать своим активом. Расклад получался пока не в его пользу, хотя Сморчок давно был на его стороне, сладкая парочка из технолога и снабженца не вызывали у него особых опасений, но такие мастодонты, как финансист, главный инженер и еще несколько ключевых фигур в верхушке, составляли непоколебимый монолит. Намного проще было со средним звеном: его удаленность от распределения реальных благ измерялась галактическими расстояниями, и почти все шли на контакт. Единственным невзятым бастионом оставался маленький секретариат самого Хайруллина. И на это было несколько весьма веских причин. Несмотря на всеядность, Игорь Низовцев не мог представить себя в роли любовника Паулины Фроловны. Это выходило за любые рамки разумного. Лена, напротив, была бы весьма завидным и полезным трофеем, но отточенное чутье опытного ловеласа подсказывало ему, что он, мягко говоря, не в ее вкусе. Остальные сотрудники женского пола, возможно, были доступны и готовы к любым формам общения, однако их полезность в данном вопросе стремилась к нулю, и он с упорством отчаяния питал надежды на Ленину благосклонность.

* * *

Выйдя от Хайруллина, Низовцев еще некоторое время потолкался в приемной. Попытки завязать неформальный разговор с Леной ни к чему не привели, и он поспешил к себе в кабинет, где, заварив лошадиную дозу растворимого кофе, впервые задумался об уготованных ему перспективах. Его судьба складывалась непросто, знала и взлеты и падения, которые не смог бы пережить даже восстающий из пепла феникс.

Всего десять лет назад его инвестиционная компания «Русский альянс» наводила ужас на буржуев, окопавшихся в криво приватизированной недвижимости столичного региона. Он отбирал квадратные метры у правых и неправых, пока не позарился на кусок, оказавшийся ему не по зубам. Оперативные данные, собранные об очередном московском богатее, не учли значение всего одной переменной. Организация Низовцева, состоявшая из представителей самых разных культур и мировоззрений, ловко проникала в такие простые сообщества, как трудовые коллективы универмагов, магазинов сантехники и маленьких рынков. Когда они начинали искать подходы к каждому вновь всплывавшему на горизонте объекту, первым, чем интересовались его люди, было наличие реальной силы за спиной того или иного лендлорда. Так в насмешку на английский манер именовали они свою будущую жертву. Именно в тот раз кто-то из них ошибся, и, получив зеленый свет от местных ментов, они ринулись в атаку. Целью был некий Иванов, о котором придется рассказать отдельно, потому что его история, начавшаяся еще в годы горбачевской перестройки, не только занимательна, но и поучительна.

* * *

В самом конце существования СССР Миша Иванов дослужился до должности зама председателя исполкома одного из райсоветов столицы. Это было счастливое время, когда государство каждый день отдавало людям новые и новые свободы и при этом еще не началось тотальное обесценивание рубля. Про доллар «пипл» знал только понаслышке. Город еще не был поделен китайскими династиями ЦАО, ЗАО, САО и так далее. Коммунальные службы не засыпали улицы тоннами химикатов, превращая Москву в мрачное и угрюмое пространство.

Именно тогда, в конце восьмидесятых, несколько самых крупных магазинов на больших и красивых улицах района, в котором Иванов осуществлял власть Советов, были сданы в аренду кооперативам. Все директора этих предприятий ежемесячно приносили толстые конверты с советскими рублями в кабинет заместителя председателя исполкома. Используя довольно кривую, но надежную схему, он сделал так, что директорами магазинов, сдавших их в аренду малым предприятиям, стали сами директора этих малых предприятий. Когда неожиданно прозревший секретарь Свердловского обкома КПСС переехал в столицу и занялся расчисткой пространства для своей креатуры, Миша понял, что пришло время валить подобру-поздорову, и отправился в бизнес. Проведя выборы директоров в подконтрольных ему магазинах – конечно, с соблюдением абсолютно всех демократических процедур, – Миша Иванов окончательно закрепил свое господство на этих территориях. Все следующие годы, несмотря на изменения в формах и названиях, неизменным оставалось одно: де-юре и де-факто хозяином этих площадей оставался Миша Иванов. Прошла приватизация, началась и закончилась скупка акций и долей у миноритарных акционеров, с которыми никто не церемонился: не хочешь продавать долю – завтра проведем собрание и увеличим «уставник» или просто исключим тебя под надуманным предлогом. Иди потом жалуйся.

Иванов заматерел, стал тучным и просиживал целыми днями допоздна в своем новом кабинете. Райсоветов давно не существовало, и Миша хвалил себя за дальновидность, радуясь, что вовремя ушел на вольные хлеба. Он постепенно привлек к управлению своих дочерей. Правда, любимица Софья только делала вид, что вникает в дела, зато старшая дочка, Марина, вскоре стала его реальной помощницей, взвалив на свои плечи всю бухгалтерию: и черную, и для налоговой службы. Софью Михайловну больше интересовали путешествия – все лето она проводила на морях. По мнению отца и старшей сестры, Соня была «непутевая», и это если не переходить уже к совсем нелестным эпитетам. Ей купили вполне приличный по меркам того времени коттедж на Кипре, недалеко от Пафоса. С тех пор она почти все время проводила на солнечном острове, изредка наведываясь в Москву встретиться с подругами и походить по ночным клубам. В остальном жизнь его семьи была стабильна и приятна.

Появлялись и исчезали ребята в кожаных куртках с угрюмыми лицами, приезжавшие на подержанных БМВ или «Гранд-Чероки». Он умел ладить с ними, его не смущало их снисходительное обращение и то, что между собой они называли эту недвижимость своей. Раз в месяц Миша отдавал им пять тысяч долларов, что составляло чуть меньше получаемой им самим дневной прибыли. Парни радостно укатывали куда-то дальше по своим делам, порой навсегда. Потом пришли местные милиционеры и попросили чуть больше, но им была показана вся финансовая документация, кропотливо составленная Мариной. Иванов по-дружески поделился с ними всеми проблемами, и они удовлетворились трешкой в месяц. Правда, через пару лет им удалось навязать ему еще и ЧОП с тремя постами охраны, один из которых был круглосуточным. Это обстоятельство больше всего смущало Иванова. Он страшно боялся, что охранник ночью приведет гулящих девок и они, напившись водки, устроят ему пожар. Для того чтобы избежать этих неприятностей, Миша придумал запирать на ночь этого здоровяка в маленьком помещении недалеко от черного входа.

Пришли тучные нулевые, все товарно-денежные отношения, установившиеся с прошлого десятилетия, казались незыблемыми и неподвижными, как муха, застывшая в янтаре. Все рухнуло летом четвертого года, когда Иванов с дочерью, сидя в своем кабинете, проверял счета от поставщиков и коммунальщиков.

В дверь вежливо постучался и вошел скромный молодой человек в костюме и галстуке.

– Извините, пожалуйста. Я могу видеть директора ООО «Восток»?

Миша сначала хотел попросить его выйти, чтобы о нем доложил секретарь. В голове вертелась фраза «Почему без доклада?!», но, оценив вежливость и скромность паренька, снизошел до общения с ним.

– Да, я вас слушаю, чем могу помочь?

– Сорокин Николай Евгеньевич? – уточнил юноша, вертя в руках какой-то конверт.

– Какой Сорокин? Вам кто нужен, молодой человек? – спросил Миша, начиная сердиться по-настоящему.

– Как какой? Сорокин Николай Евгеньевич, генеральный директор ООО «Восток»! Вот, письмо ему из налоговой инспекции, – говоря это, юноша подошел ближе и протянул конверт с синей печатью почты и красным штампом отправителя. Миша потянулся за письмом, но парень резко отдернул конверт.

– А вы Сорокин? – в глазах паренька играли веселые огоньки.

– Нет, я Иванов, – как-то растерянно промямлил Миша.

Он хотел добавить, что он-то и есть директор ООО «Восток», но вконец распоясавшийся молодчик перебил его уже абсолютно невежливо.

– Так зачем вы руки тянете к чужой корреспонденции? А где Николай Евгеньевич? – в его голосе уже совсем открыто звучали глумливые нотки.

В этот самый момент, резко распахнув дверь, в кабинет вошел мужчина в сопровождении нескольких охранников.

– Вы директора ищете? – обратился он к изображающему возмущение парню, игравшему роль курьера.

Парень передал ему конверт, и мужчина прочитал вслух.

– Генеральному директору ООО «Восток» Сорокину Николаю Евгеньевичу. Да, это мне, – сказал он, обращаясь ко всем одновременно, и тут же добавил: – Охрана, выведете посторонних из моего кабинета!

Молодые крепкие парни, ни слова не говоря, подхватили Иванова и его дочь под мышки и аккуратно вынесли их на улицу, развернулись и закрыли за собой дверь. Миша, хватая ртом воздух, приложил руку к сердцу и опустился на асфальт прямо посреди тротуара. Стали останавливаться прохожие, в основном советовавшие меньше пить, но большинство спешило по своим делам, не обращая на происходящее никакого внимания. Таблетки валидола остались в кабинете, в кармане пиджака. Стояла удушливая июльская жара. Миша закрыл глаза от боли, пронзившей сердце, и почувствовал, как теряет сознание. Марина побежала в соседнюю дверь, где располагалась аптека, которая арендовала у них двести квадратных метров и ежемесячно приносила двадцать пять тысяч долларов чистого дохода. Владелец всегда вовремя и без задержек приносил аккуратно перетянутые банковские упаковки.

Дверь оказалась закрытой, сквозь стекло на Марину испуганно смотрели знакомые провизорши, которые боялись выйти из-за прилавка, потому что были блокированы сотрудниками охраны, нанятой новым директором. Она дернула дверь так, что все накладные ногти посыпались на асфальт. Незнакомый мужик за дверью жестами показывал ей, чтобы она убиралась. Марина схватила стоявшую рядом урну и, с усилием подняв ее, протаранила стеклянную витрину. Послышался звук бьющегося стекла, часть осколков попало ей на ноги, и на колготках расползлись следы от порезов. Из-за угла выскочили четыре парня в джинсах и спортивных куртках и начали избивать ее стальными прутьями. Она потеряла сознание после первого удара, который рассек ей кожу на затылке, – если бы не прическа, он мог бы быть смертельным. Остальные побои она уже не чувствовала. Толпа зевак мгновенно рассеялась, а через несколько секунд парни прыгнули в жигули пятой модели с ржавыми номерами и укатили в сторону области. Наряд милиции, прибывший почти сразу, вызвал скорую помощь и передал материалы дела дознавателю, который после опроса очевидцев квалифицировал действия Ивановой Марины Михайловны как хулиганство.

Через пару недель, выйдя из клиники, Миша принялся обивать пороги всевозможных учреждений. Он безрезультатно обзванивал своих знакомых, тех, кто, по его мнению, мог помочь ему восстановить справедливость. Наконец его вызвали к следователю в связи с делом о мошенничестве. Утром, собираясь на допрос, он радостно потирал руки и повторял про себя: «Есть еще порох в пороховницах» – и хвалил себя за то, что не пожадничал, а щедро раздавал припасенные на черный день пачки долларов, которые таки дождались своего часа. Ему было назначено на три, и он успел заехать в госпиталь, где лежала его дочь. Несмотря на тяжелые травмы, дело шло на поправку. Беспокоил только коленный сустав, но они решили долечивать его в Швейцарии. Миша просидел у нее чуть больше часа, рассказывая о том, как скоро все нормализуется, и обещал справедливость, мол, делу уже дали ход. Поинтересовался, какие фильмы привезти посмотреть, и уехал в бодром настроении духа.

Его неприятно удивила холодность следователя, пока тот вел с ним формальную беседу про семейное положение, судимости и прочее, но Миша успокаивал себя, что все так и должно быть в органах правопорядка. Первые же серьезные вопросы заставили его снова потянуться за валидолом. Оказалось, следователя как раз интересуют обстоятельства, при которых он стал обладателем своих долей в уставных капиталах ООО, владевших теперь уже спорной недвижимостью. Через пятнадцать минут его снова увезли в больницу.

* * *

Так бы все и осталось в цепких лапах основателя инвестиционной компании «Русский альянс» Игоря Низовцева, если бы у попрыгуньи-стрекозы Софьи Михайловны в числе многочисленных «муравьев», к помощи которых она беззастенчиво прибегала, как только вьюги и метели начинали подмораживать ее крылышки, не было бы одного загадочного персонажа. Они познакомились не так давно, года два назад до описываемых выше событий. Увидев Софью Михайловну в первый раз, Адам Магер принял ее за шлюшку из отеля и просто спросил сколько. Она была в компании двух подруг, таких же симпатичных и образованных представительниц обеспеченной прослойки «новых русских», как их окрестила народная молва. Они любили, взяв билеты в Большой театр, снять номер в одном из ближайших отелей и в полном объеме почувствовать удовольствие от имперского шика столичного центра. В московской среде не принято наряжаться в театры и рестораны – исключение, наверное, составляет Большой и закрытые вечеринки реальной элиты. Но это уже совсем другая история.

Три грации, одетые в стиле пин-ап, вернувшись с недавно закончившегося спектакля, цедили через трубочки коктейли с мартини и оживленно обсуждали танцора, исполнявшего главную партию. Мускулистые ноги, позволявшие тому выпрыгивать все выше и выше и парить над сценой по мере усиления драматизма музыкального сопровождения, были одобрены без вопросов. Недоверие вызывал только гульфик: его размеры вызывали сомнения. Вопрос «Сколько?» от мужчины средних лет, немного полноватого, на вкус Софьи Михайловны, застал всех троих врасплох. Опешившая от такой бесцеремонности девушка, переглянувшись с подружками, решила принять вызов и назвать цифру, которая, не являясь совсем уж невыполнимой, все равно заставила бы нахального дядьку сконфузиться и понять свою ущербность. Ситуация приняла особо пикантный оборот, когда нахал с какой-то пугающей небрежностью достал из кармана пиджака туго стянутую пачку пятисотевровых банкнот и протянул ее Соне. Надо было как-то выкручиваться. Леля, самая неудачливая из троих в смысле количества богатых поклонников, первая попробовала пойти в контратаку.

– Мы не проститутки. Уберите ваши деньги, – сказала она как можно более независимым тоном.

– Договор дороже денег, – невозмутимо ответил мужчина, очевидно не собиравшийся ретироваться.

– Мы обсуждали длину яхты, которую собирались зафрахтовать для моего дня рождения. Простите нас, если вам показалось… – вступила в разговор Виктория, третья подруга, надеясь блеснуть своим интеллектом и познаниями в морском деле.

Соню насторожила активность ее товарок. Конечно, они не были проститутками, но и от монашеской схимы их отделяла бесконечность. Она посмотрела мужчине в глаза. В них не было насмешки, и женская интуиция подсказала ей, что это интересный человек. Оставалось сделать свое согласие красивым.

– Вы правы, договор дороже денег, но вы не дослушали меня до конца, – сказала Соня.

Она взяла со стола пятьдесят тысяч евро и держала их так, что было непонятно: хочет ли она их вернуть владельцу или положить в свою сумочку.

– Я бы хотела продолжить этот вечер в каком-нибудь модном ночном клубе какой-нибудь европейской столицы, скажем Амстердама. Да, и закажите чартер, иначе мы никуда не успеем, – продолжила она.

– Прошу меня простить, – заговорил мужчина, – за мое бесцеремонное вторжение в вашу компанию. Надеюсь, бутылка хорошего шампанского загладит мою вину.

Он сделал знак официанту и, когда тот подошел, сказал негромко несколько слов. Было видно, что его здесь знают и выполнят его заказ точно и без промедления. Затем он забрал у Сони пачку купюр, оставив без внимания торжествующие ухмылки двух весталок, слишком рано поверивших в одержанную ими победу.

– Это твоя сумочка? – спросил он девушку, указывая пальцем на изящный клатч, лежавший рядом с ней на диванчике. Не дожидаясь ответа, он положил в него деньги и галантно протянул ей руку. – Хорошего вечера, ангелочки, мы с вашей подружкой вынуждены откланяться. Кстати, мы так и не познакомились. Мои близкие друзья привыкли обращаться ко мне Магер, но мне будет приятнее, если ты станешь звать меня Адам.

– Соня, – сказала она, вставая.

Они пошли к выходу, и несколько парней, сидевших за разными столиками, вскочили, поспешив выйти на улицу раньше Магера и его новой спутницы. Двое задержались, чтобы открыть им двери. Замыкал процессию огромный шкаф, не переставая говоривший что-то в портативную радиостанцию.

Садясь на заднее сиденье лимузина, Софья Михайловна была уверена, что сегодняшняя ночь закончится для нее в каком-нибудь съемном особняке на Пироговском водохранилище или, в случае склонности к экзотике, на которую намекало имя ее спутника, в каюте здоровенной и бессмысленной здесь, в порту пяти морей, яхте. Убежденность в фарсе всего происходящего не покидала ее, даже когда небольшой реактивный самолет, к трапу которого несколько минут назад подкатил их кортеж, взревев моторами, пополз к взлетной полосе.

– У меня нет с собой загранпаспорта, – весело воскликнула она, беря со столика бокал с шампанским, только что услужливо налитым стюардом.

Сидя в кресле из кремово-белой кожи, она мастерски расположила край своего платья на pussy level[7], при этом не демонстрируя ни миллиметра своих трусиков. Заявлением об отсутствии необходимых документов, связанных с прохождением неизбежных формальностей, она оставляла ему последний шанс встать в общий строй страдальцев за ее неповторимость и, возможно, даже благосклонность.

– Мы только туда и обратно, – ответил ей Магер и, будто прочитав ее мысли, весело рассмеялся.

Утром или, правильнее сказать, в середине дня Соня проснулась в номере отеля «Краснопольский». Из окна была видна центральная площадь города, а во рту чувствовалась пергаментная сухость от выкуренной за ночь травы. Как в постели, так и в номере, кроме нее, никого не находилось. Попробовав восстановить в памяти эту ночь, она засомневалась, был ли у нее секс с ее новым знакомым. По внешним признакам ничего не случилось, хотя гарантии на сто процентов она дать не могла. После проверки сумочки, лежавшей на прикроватной тумбочке, и обнаружения пачки денег вместе со всякой ерундой типа помады и пудреницы к ней вернулся свойственный ей пофигизм, и она даже не расстроилась, заметив, что мобильник давно отключился из-за севшей батареи.

Горячая ванна в сочетании с контрастным душем быстро вернули молодое здоровое тело к жизни. Промокнувшись полотенцем и накрутив его же на мокрую голову в форме восточного тюрбана, она стояла возле окна и грызла зеленое яблоко, найденное возле мини-бара. В Голландии не принято задергивать занавески, если не хочешь быть обвиненным в колдовстве, – эта средневековая заповедь установилась здесь с тех времен, когда бравые солдаты испанского наместника герцога Альбы тащили за волосы на костер женщин и девушек, обвиненных в этом злодействе. Впрочем, в данном случае Софье Михайловне просто было лень надевать на себя халат или задергивать шторы. Стесняться ей было, бесспорно, нечего, и те счастливцы, которым довелось рассмотреть очертания женской фигуры, размытой за каплями дождя, еще долго вспоминали чудесное видение, открывшееся им в самом сердце столицы Королевства Нидерландов.

Сухой щелчок электрического замка входной двери сообщил ей о том, что с этого момента она уже не одна в номере. Отложив недоеденное яблоко в сторону, она повернулась к вошедшему и, заметив смущение в глазах Адама, завернулась в полотенце, оставив все еще мокрые волосы досыхать естественным путем.

– Привет, зачем ты оставил меня одну? Я могла испугаться! – сказала она ему приветливым тоном, стараясь выразить благодарность за пробуждение в приятной обстановке.

– Вчера мне показалось, что вы барышня не из пугливых, – добродушно проворчал он в ответ и, подойдя ближе, аккуратно поцеловал ее в краешек сухих губ.

После этого едва заметного прикосновения она отбросила все сомнения насчет вчерашнего и почувствовала, как краснеет. Это случалось с ней крайне редко – наверное, все разы можно было легко пересчитать по пальцам одной руки. Секс вчера был, а она не могла ничего вспомнить, а значит, ее выступление было так себе, без импровизаций и вдохновения. Ее использовали как манекен, как тушку, и она может считать себя в расчете с этим Чудовищем, как Соня немедленно стала именовать его в своих мыслях.

– Выйди, мне надо одеться, – не глядя на Адама, сказала она.

– Хорошо, жду внизу, в лобби. Мои друзья пригласили нас на прогулку. Прокатимся на катере по каналам, посмотрим архитектуру. Очень красиво, – почувствовав внезапно изменившееся настроение девушки, Магер говорил скороговоркой, одновременно стараясь понять причины такой резкой перемены настроения.

– Я не хочу никуда ехать, я устала. Отвези меня домой, – протараторила она свою беспроигрышную формулу-заготовку для умников, считавших, что такой пустяк, как ночь, проведенная под одной крышей, может послужить поводом для возникновения каких-либо прав на ее внимание.

Одной рукой придерживая узел полотенца у себя на груди, она, не дожидаясь ответа, подхватила платье, колготки и нижнее белье, лежавшие на кресле. Проскользнув мимо опешившего от такого поворота событий Адама, девушка закрылась в ванной комнате, включила холодную воду, присела на краешек мраморной ванны и принялась разглядывать свою ненакрашенную, но не ставшую от этого менее привлекательной мордашку. Первый всплеск желания покапризничать прошел, и при всей своей взбалмошности и пресыщенности мужским вниманием она не могла не признаться самой себе во влечении к этому человеку. Три легких постукивания по деревянной двери вернули Софью Михайловну в реальность.

– Ты же не собираешься нарядиться днем в вечернее платье? – раздался снаружи голос Адама, как только она закрыла кран и шум падающей воды прекратился.

– Мне нечего больше надеть. Ты же не выставишь меня из номера голышом? – ответила она примирительным тоном, продолжая мило улыбаться своему отражению в зеркале.

– Я принес тебе одежду твоего размера, как раз для прогулки на яхте.

– Хорошо, оставь все в гостиной и, если твои друзья не торопыги, можешь подождать меня внизу.

Услышав, как захлопнулась входная дверь, она вернулась в номер, разложила на постели принесенные Адамом вещи и выбрала джинсы и теплый свитер. Через час они стояли на верхней палубе небольшой яхты, которой управлял капитан из местных. Друзья Магера оказались то ли голландцами, то ли бельгийцами, и Соня, устав прислушиваться к разговорам, в которых не могла понять ни слова, просто наслаждалась свежим воздухом и бесконечной вереницей красивых домиков, проплывавших навстречу их движению.

Вечером в ресторане, когда они наконец остались одни, девушка ждала, когда Адам начнет рассказывать ей смешные истории из своего детства или юности. Так обычно поступали все ее кавалеры, получившие право на ужин при свечах. К Сониному небывалому удивлению, ничего подобного не случилось. Магер был немногословен, больше интересовался ее историей, расспрашивал о родителях и планах на будущее.

– Я чувствую себя неуютно в чужой стране без паспорта, – поняв, что пора подводить итоги их спонтанному вояжу, промолвила она наконец.

– Ну какой-то у тебя все же имеется, – Магер достал из внутреннего кармана пиджака паспорт гражданина Израиля и протянул ей. – Для путешествия регулярными авиалиниями не подойдет, к сожалению, а вот с частным самолетом такие фокусы вполне себе проходят.

Дождавшись, пока Соня пролистает все страницы и презрительно фыркнет, посмотрев на свою весьма кривую фотку, он забрал паспорт у нее из рук и положил его обратно.

– Кто у тебя фотограф? Я вроде не позировала? – спросила она, не зная, как реагировать на увиденное, и спрашивая себя, какие еще снимки или видеозаписи теперь есть у этого мужчины, о деятельности которого она не имела ни малейшего понятия.

– Когда ты объявила, что хочешь на дискотеку в Амстердам, а потом выяснилось, что у тебя нет паспорта, я воспользовался своими возможностями и взял ситуацию под контроль. Вот и все. Других твоих изображений у меня не осталось, ну разве только здесь, – он рассмеялся и постучал пальцем себе по виску.

– Придется поверить тебе на слово. А когда мы возвращаемся в Москву?

– Могу доставить тебя к самолету сразу после десерта. Мне надо остаться здесь еще на несколько дней – боюсь, я не смогу уделять тебе достаточно времени. Скоро я закончу одно дело, и, если ты не против, мы можем спланировать путешествие на острова, например в Тихом океане. Я никогда не был на Таити, – добавил Адам.

– Я тоже, но я почти всегда на Кипре, меня уже тошнит от моря. Закончишь дела, пригласи меня в Париж. Ты знаешь, мы, русские, любим этот город, – почти приказала она и продолжила после секундной паузы: – Сегодня обойдемся без десерта, отвези меня на аэродром.