На грани фола

– Рус, ты уверен? – начинаю осторожно, брезгливо оглядываясь вокруг.

– Арс, все. Закрыли тему, – злится Платонов. – Сказал же, я остаюсь.

– Ну как знаешь, – говорю спокойно, но все же лезу в карман, чтобы достать и положить на стол связку запасных ключей от моей хаты. – Это на всякий случай, если передумаешь.

– Не передумаю.

Не передумает – ему же хуже. Это место просто не предназначено для жизни нормальных людей. Лично я сюда больше ни ногой. Даже ради Руслана.

Глава 7

Тори

Протерев стол и забрав книжку с щедрыми пятничными чаевыми, которые мне оставили постоянные гости, я плетусь на кухню. На часах почти восемь вечера, и моя смена в кофейне вот-вот подойдет к концу, но расслабляться не стоит. Несмотря на дикую усталость, впереди у меня бессонная ночь в обнимку с моим собственным рефератом для Филатова и хвосты по другим предметам. Как же бесит, что из-за идиота Громова я буду клепать свою работу в последний момент перед сдачей, а он зачет получил, не напрягая извилин. Впрочем, было бы там что напрягать. Весь его интеллект, похоже, ушел в баскетбол. Вот мяч он отлично чувствует – играет и как стратег, и как художник. И в баскетбольной форме на поле смотрится круто, даже я – при всей своей нелюбви к нему – вынуждена это признать. Не зря же, по слухам, к нему команда из Евролиги присматривается.

Так, стоп. Огнева, да что с тобой, в самом-то деле? Подумать, что ли, больше не о чем, кроме как о талантах Громова? Лучше вспомни, что он ведет себя как последний мудак и из-за него ты нажила кучу проблем. Вспоминаю, и новая волна обиды за сегодняшний саботаж накрывает меня с головой. Если не перестану загоняться из-за этого самодура, который живет, чтобы удовлетворять свои прихоти, то утону в жалости к себе. А я этого не хочу. Нужно найти его слабое место и ударить по цели – уж лучше думать об этом, а не о том, как девчонки из группы поддержки прямо на площадке чуть было ноги не пораздвигали, когда звездный Гром под вой финальной сирены трехочковый мяч в корзину загнал. Карина Смирнова так вообще, кажется, оргазм получила от происходящего.

Настя мне потом по секрету сказала, что Смирнова всем рассказывает, мол, они с Громовым чуть ли не встречаются. Но, судя по всему, там обычная история: он с ней переспал, а она сделала неправильные выводы – по крайней мере, обращается Арсений с ней именно так. И ведь учится, дурочка, на четвертом курсе, а не понимает, что у этого парня на лбу написано: «Только трахаюсь. Не встречаюсь». Крупным жирным шрифтом. Не представляю, как девчонки все еще ведутся на него, ожидая взаимности.

– Кость, хорошего вечера, я ушла, – сообщаю своему напарнику, скидывая фартук в корзину для прачечной.

– А Лиза где? – спрашивает он недовольно, выкладывая на поднос приборы.

– Лизы еще нет, как видишь, но скоро придет, – отвечаю я, прекрасно понимая, к чему он клонит. – Наверное.

– Карпова говорила, чтобы никто из нас не оставался в зале в одиночку, – припоминает он слова нашего администратора.

– А еще она говорила, что мы должны уважать коллег и приходить на смену вовремя. Я это делаю, Лиза – нет. Извини, но сегодня я не могу задерживаться, у меня по учебе полный завал, – закидываю сумку на плечо и добавляю, чтобы немного смягчить собственную категоричность: – В зале почти никого нет.

В ответ Костя бурчит что-то неразборчивое под нос и выходит из подсобки, чтобы накрыть стол для вновь прибывших гостей. Скорее всего, в этот момент в мыслях меня костерит на чем свет стоит. Ну и пофиг. Лиза Киреева в своей типичной манере может еще час добираться до работы. Не буду же я работать за нее, когда у меня зачет у Филатова висит на волоске?

Выйдя на улицу, я с наслаждением вдыхаю свежий вечерний воздух. Несмотря на середину октября, погода сегодня прекрасная: тепло, нет ветра, а на небе, всю неделю затянутом тучами, даже звезды видно. И я понимаю, что у меня горят все сроки по реферату, но отказать себе в удовольствии прогуляться до общаги не могу. На маршрутке мне ехать минут десять, а топать буду все полчаса, но это, возможно, последние теплые деньки в году. Да и шагомер мой уже воет от тоски, потому что я со своей вечной занятостью едва ли набираю в день четыре тысячи шагов – и те от общаги и обратно. А тело, приученное в прошлом к жесткому режиму тренировок, иногда скучает по спорту.

Я бодро вышагиваю по тротуару, глазея по сторонам, и улыбаюсь сама себе. Классный все-таки город я выбрала для учебы. Не столица, но все, что мне нужно, есть: и универ в топе страны, и арт-тусовка приличная, и центр города, как с картинки. Надо будет на днях вытащить Веню на такую вот прогулку, а то он после фиаско с бандой Громова совсем в учебниках закопался. Понимаю, что ему передо мной стыдно, но меня уже немного отпустило – что сделано, то сделано. Я сама вызвалась вместо него добровольцем, чтобы стать частью Голодных игр. И теперь вариантов у меня всего два: или потерпеть, пока Громову надоест, или вынудить его отказаться от дурацкой затеи. Как сделать последнее, я пока не знаю, но копать в этом направлении не перестаю. Может, и найдется у него какое-нибудь грязное бельишко, которым его можно будет шантажировать. Точнее, я уверена, что его полно, надо просто понять, где искать.

Стоит мне вспомнить про Громова, как вдруг я замечаю на парковочном месте у общаги его кричаще-красную спортивную тачку с дурацким значком коня на капоте. Сердце пропускает удар, а уши начинают гореть, словно кто-то ругает меня трехэтажным матом. Ну вот и что он забыл тут в такое время? И сама же с раздражением отвечаю на свой вопрос: видимо, сегодня благотворительный день, и какая-то малышка из общежития, на которую указал его прибор, вытянула счастливый билет.

Накинув на голову капюшон в целях, так сказать, маскировки, я теснее прижимаю сумку к боку и ускоряю шаг. Видеть его не хочу, попадаться на глаза тем более – хватило на сегодня злоключений. Прохожу турникет в холле и надеюсь быстрее проскочить к себе, но у самой лестницы путь мне преграждает плосколицый шкаф с коротким ежиком.

– О! Мисс Огненная Задница явилась, – гогочет Быков, хищно щуря рыбьи глазки.

– Дай пройти, – отвечаю сухо я.

Надо поскорее смыться отсюда, чтобы, не дай бог, Громов не объявился.

– А ты вкрай охренела, я смотрю, – скалит зубы качок. – Гром с тобой не жестит почему-то, а надо бы. Напомню ему.

И все-таки какое у него тупое лицо. Как ему живется-то с ним?

– А ты у нас что, собачонка, которая лает по команде Громова? – Я вижу, как его глаза наливаются кровью, но уже не могу заставить себя замолчать. – Или ты просто так, по своему желанию лижешь ему зад?

Едва эти слова слетают с моих губ, я почти сразу жалею о них, потому что плоское лицо Быкова покрывается красными пятнами, и он хватает меня за локоть с такой силой, что от боли темнеет в глазах.

– Я тебя убью! – Свистящий рык я слышу, будто через слой плотной ваты. Мне больно так, что я мигом забываю про все остальное. Даже кричать не могу – только судорожно хватаю воздух и ощущаю, как по щекам текут слезы.

– Саня, твою мать! – раздается за спиной рассерженный голос Громова. – Отпусти ее на хрен, руку сломаешь!

Глава 8

Арсений

Я спускаюсь к проходной и уже почти внизу застываю: на лестничной клетке между первым и вторым этажами стоят Саня и Огнева. Он – с бешеным лицом, она – явно в шоке, и понятно почему. Да, блин, от боли! Потому что Быков стискивает своей пятерней ее локоть так, словно собирается выломать девчонке руку, а затем стереть ее с лица земли.

– Саня, твою мать! – зову его со злостью и в одно мгновение преодолеваю расстояние до них. – Отпусти ее на хрен, руку сломаешь!

Что он вообще здесь делает? Шмотки поднять не помог, на хрена сейчас полез? Или опаздывает на очередной бухач? Так пусть такси себе, сука, вызовет. Леща так и хочется дать ему смачного.

Я дергаю Булочку на себя, чтобы подальше была от разъяренного Быка, и она впервые не сопротивляется. У нее явно болевой шок. Саня, когда с катушек слетает, силу вообще не рассчитывает.

– Она базар не фильтрует, Гром, – орет он, судя по всему, готовый снова кинуться в бой. – Я это терпеть не собираюсь.

– Уймись давай, – отрезаю я холодно и, чтобы отвлечь его, кидаю ключи от тачки, которые тот на ходу ловит. – На улице меня подожди.

– Арс…

– На улице. Меня. Подожди, – повторяю с нажимом.

Саня кривится, плюет в сторону и не спеша исчезает в дверях. А я не пойму, где вахтерши со своими криками про караул и обещаниями вызвать полицию, когда они так нужны? Поворачиваюсь к Огневой и едва касаюсь руки, но та отдергивает ее с широко распахнутыми глазами.

– Я не сделаю тебе больно, – говорю почти спокойно, чтобы не сорваться на мат. Какого хрена творит Бык? – Дай гляну.

Она мешкает, я вижу. Не доверяет и правильно делает. Кусает нижнюю губу, смотрит на меня, в пол, затем опять мне в глаза. Что-то взвешивает в своей лохматой голове, выглядывающей из-под объемного капюшона, и лишь тогда протягивает ко мне руку. Я осторожно задираю рукав ее толстовки и выдыхаю со злостью – вокруг локтя кожа красная, точно наждачкой терли. Синяки будут. Это капец.

– Как ты? – спрашиваю я, а у самого уши горят от стыда. Давно не чувствовал ничего подобного, но с ней это уже во второй раз, если считать подставу у Филатова.

– Жить буду, – глухо и покашливая, произносит девчонка, а затем смелее добавляет: – Насмотрелся? Может, отпустишь? Своих двух не хватает?

– Воу-воу, полегче, я пришел с миром, лады? – Разорвав контакт, я делаю характерный жест вулканского салюта из «Звездного пути», и Булочка внезапно смеется. Коротко, негромко, но это все равно как удар под дых. Слишком неожиданно и забавно звучит ее смех, похожий на крик захлебывающейся чайки. – Это что было?

На мой вопрос она вдруг хохочет еще громче, а снизу очень внезапно доносятся шаги и гул голосов. Я реагирую мгновенно – хватаю Огневу за талию и толкаю в темный угол, где нас не увидят. Та от неожиданности мертвой хваткой цепляется за мою ветровку на груди, и я с трудом сохраняю равновесие, приперев девчонку к стене. Недавняя история повторяется с тем лишь отличием, что прямо сейчас мне совсем не хочется оторвать ей голову. Сейчас хочется совсем другого. После матча я даже передернул, вспомнив, как зараза высоко задирала ноги, – они определенно неплохо бы смотрелись на моих плечах. Разок-другой точно, чтобы испробовать самые пикантные позы, о которых я вспомнил ночью.

Ну да, бессонная была у меня ночь.

Сверкнув глазищами, Огнева выдыхает мне в лицо ту самую сладость, от которой крутит желудок – замотался сегодня, нормально не ужинал. На обратном пути нужно будет заехать за бургерами и не забыть про… булочки.

– Уже можно меня отпустить. – Она без резких движений отталкивает меня на расстояние вытянутой руки, когда толпа, не обратив на нас внимания, проходит мимо и скрывается на верхних этажах.

Шагнув от нее, я вижу, как глубоко она вздыхает, поправляет кофту, сбрасывает капюшон. Боится ведь явно, но продолжает настырно сопротивляться. А мне нравится ставить ее на место, поэтому я днем и замутил весь этот флешмоб «никому не говорить с Огневой». Хотел показать, кто тут главный и что может быть, если сильно меня разозлить. По жести не хочу с ней, нельзя перегнуть, но поиграть – почему нет? У меня на девчонку грандиозные планы.

– Пойдем, – осмотрев ее с ног до головы и вычеркнув из мыслей разврат за неактуальностью в данную минуту, киваю я в сторону лестницы.

– К-куда? – теряется она. И куда, блин, всю смелость дела?

– Тебе нужен лед.

Ехидная улыбка возвращается на ее лицо. Девчонка смотрит на меня снизу вверх, но будто бы свысока.

– И где ты собираешься найти лед? В общаге, – как для тупого, чуть ли не по слогам произносит она.

– У парней на шестом. Пошли давай.

Я специально не трогаю ее, пропускаю вперед. Она недоверчиво косит глаза, но все-таки поднимается молча. Правда, ровно до третьего этажа, где, видимо, и живет.

– Все в порядке, я…

– Иди, – уже раздраженно бросаю я и шагаю дальше, даже не оглядываясь. Почему? Я знаю, что она, блин, следует за мной. По чертову запаху.

Когда мы заваливаемся на кухню, которую с Русом посещали минут десять назад, я без слов киваю ей в сторону стульев и лезу в холодильник, чтобы достать хороший кусок замороженного мяса. Уж лучше этот стейк выручит Огневу, чем падет смертью храбрых на кухне со ржавыми сковородками. Я брезгливо смотрю на кухонные полотенца не первой свежести и, конечно же, не нахожу бумажных. Плюнув, стаскиваю ветровку и заворачиваю в нее стейк, лишь после протягиваю девчонке. А она не сразу берет его, кривится, будто я ей кусок дерьма предлагаю. Задирает брови, осматривает мои голые плечи, не скрытые футболкой. Тормозит взгляд на кулоне, который я тотчас прячу, и этот жест разбивает тишину.

– И как это все понимать? – задает почти риторический вопрос, но, к моему удивлению, не спорит со мной. С облегчением выдыхает, приложив холодное к локтю – я замечаю, как бы ни пыталась скрыть.

Саня урод, блин.

– Может, в травму съездим? Я на тачке.

– Нет, спасибо, с твоим другом мы достаточно поболтали. Уволь.

– Я серьезно, – пресекаю этот поток сарказма из ее рта.

– Все нормально, максимум мне светит «неуд» от Филатова, потому что сегодня я вряд ли сяду за ноутбук. – Она усмехается, но неправдоподобно. – Лучше объясни, как ты здесь оказался? И откуда познания в общажной жизни?

Я беру стул и поворачиваю к ней спинкой, а затем усаживаюсь на него и склоняю голову набок.

– К Русу заезжал.

Она будто бы не сразу соображает. До нее медленно, но верно доходит, и она снова выглядит удивленной.

– Третий из ларца – и простой смертный? Как так вышло?

Пожимаю плечами, потому что распространяться о жизни друга точно не собираюсь, и достаю мобилу, чтобы решить еще один вопрос. Игнорирую Огневу и слушаю гудки – мама всегда долго ищет телефон, который бросает где ни попадя.

– Да, Арсюш. – Это звучит слишком громко, и Булочка слышит. Давит улыбку, но глаза ее сдают. – У тебя все в порядке?

– Ага. Мам, замути справку для хорошего человечка на завтра, – без предисловий перехожу к делу. – Что угодно – хоть почетным донором сделай. Пожалуйста, – добавляю я, когда вижу, что Огнева собирается возмутиться вслух, и затыкаю, приложив палец к ее губам, от которого она отшатывается, будто обожглась.

– И кому выпала такая честь?

– Мам, не начинай, данные скину.

– С тебя подробности, сынок, – сквозь динамик слышу усмешку. Это у нас семейное.

– Решил заняться благотворительностью, – говорю и быстро сворачиваю разговор.

Я думаю про Руслана, у которого в семье такой трындец, что тот решился жить в общаге, и не могу не радоваться про себя своим родителям. Пусть они у меня далеко не идеальные, еще и разведены, но адекватные и с душой. По крайней мере, я очень надеюсь, что отец не снимет Огневу при удобном случае, он вроде бы так и бегает за мамой. Сегодня с утра, когда я заезжал отвезти малого брата в школу, как раз застал папу на цыпочках выходящим из маминой комнаты. Никогда не пойму их отношений, но не лезу к ним.

Отключив вызов, я ловлю на себе заинтересованный взгляд Огневой. Зараза будто в душу мне смотрит, не люблю такие откровения. Ей точно лишнего не нужно знать, чтобы перепихнуться со мной.

– Отдыхай, с меня справка. Дальше сама, – бросаю почти безразлично, вскакиваю на ноги и, не дожидаясь, пока она выдавит из себя хоть что-то еще, топлю по лестнице вниз.

На хрен общагу. На хрен Булочку. И так слишком много добрых дел за вечер. Гребаный Саня, блин!

Я вижу его во дворе. Он сидит на моем капоте и залипает в телефоне, а я злюсь. Сильно и откровенно злюсь. Кулаки чешутся, кровь бурлит. Я поджимаю губы и с разгона толкаю его в бок.

– Гром, блин, мобилу из-за тебя чуть не разбил! – возмущается тот, завалившись набок. – Какого хера?

– Ты Лику тоже за руки так таскаешь? У нее от тебя синяки? – Сложив два плюс два в голове, я вспоминаю, как его девчонка недавно на днюхе у общего знакомого с фальшивой улыбкой натягивала рукава водолазки едва ли не до колен и заливала, что просто неудачно упала. Опять. Я закрыл на это глаза, хоть и чуял подвох. Ну не валятся с лестниц так, чтобы оставались синие следы пяти пальцев на локтях.

– Че? – Лоб Сани напрягается, нижняя губа выпирает вперед, сам он весь бычится на меня.

– Я повторять не буду, ты все слышал, – стою на своем.

Он хмурит брови, щурится, пыжится весь, будто перед дракой, но пусть только рыпнется в мою сторону.

– Не твое дело, – бросает в меня самым тупым аргументом и палит всю контору.

– Можешь творить, что хочешь, но если я узнаю то, что мне не понравится, – специально торможу как можно ближе к нему и тычу пальцем в грудь, – пеняй на себя.

Саня что-то ворчит под нос, но я уже сажусь за руль и завожу мотор, зачем-то бросив последний взгляд на старую облезлую общагу.

Глава 9

Тори

Чилить в кровати, когда в общежитии тишина и все на парах, – новый для меня опыт. Я редко болею, а если болею, но в состоянии передвигаться, натягиваю на рот и нос одноразовую маску и дую на занятия. Здоровье мозгов мне как-то важнее, чем мимолетная простуда. Вот только сегодня я прогуливаю.

Блин.

Да, благодаря Громову у меня есть справка, никто не подкопается. Правда, если бы опухшая рука дала мне сосредоточиться хоть на чем-то, кроме ноющей боли, я бы убила ночь на реферат для Филатова и отправилась в универ. Но сволочь Быков свое дело знает – с нашей стычки прошла уйма времени, а я все еще ощущаю себя как прибитый рогами тореадор. Или тут не только Быков постарался…

Громов.

Его поведение остается для меня полной загадкой. Я не понимаю его. Ну совсем! Чего вдруг он так расстарался, если до этого за малым не устроил охоту на ведьм с прилюдным сожжением на костре? Что вдруг изменилось? Совесть проснулась? Товарища, значит, своего недалекого от меня отодрал, не поленился со мной до холодильника прогуляться и даже маму со справкой напряг. Варианта два – или он задумал что-то еще более гадкое, или он не такой уж отморозок, каким хочет казаться. В последнее, конечно, верится с трудом, это что-то из области фантастики. Как гласит народная мудрость: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты сам. И мой саднящий локоть вопит о том, что от Громова и его компашки нужно бы держаться подальше.

Перевернувшись на другой бок в постели, я громко ругаюсь, когда неудачно задеваю пострадавшую руку. Жесть такая – сустав болит, а на коже видны отпечатки толстых пальцев Быка, которые уже наливаются ядреным лиловым. У этого олуха точно мозгов нет – я бы вполне могла на него заявить. Зная нашу полицию, предчувствую, что толку было бы мало, но, возможно, в следующий раз он хотя бы задумался, прежде чем демонстрировать примитивную силу тем, кто слабее его.

В общем и целом день для меня проходит почти незаметно, в обнимку с сериалами (хоть я и дергаюсь пару-тройку-десять раз, что лучше бы не пропускала пары), а из кровати вытаскивает не стыд за собственную лень, а банальный голод. Надев треники с вытянутыми коленками, я выбираюсь из комнаты на общую кухню. Сооружаю себе огромный и кривой, как Пизанская башня, бутерброд, завариваю литровую чашку чая и, поглощая все это, перекидываюсь парой слов с девчонкой из параллельной группы, которая готовится здесь к какому-то семинару. А когда возвращаюсь обратно в комнату, телефон на кровати вспыхивает входящим звонком.

Это Дима.

– Привет, Викуль, – грохочет он в трубку, стоит мне принять вызов. – Веня сказал, ты приболела и пропустила занятия. Что случилось?

– Не переживай, Дим, – сдержанно отвечаю я, но сама улыбаюсь, потому что мне приятно его внимание. – Просто немного не в форме. Завтра буду в универе, и мы сможем увидеться.

– А я внизу.

– В смысле, внизу? – Я даже вскакиваю на ноги и еле сдерживаю стон, потому что снова цепляю руку.

– В окно выглянешь?

Я в тот же миг раздвигаю шторы и замечаю на тротуаре одинокую фигуру в ветровке цвета хаки.

– Привет, – смеюсь я и, поддерживая трубку плечом, отвечаю Диме легким взмахом здоровой руки.

– Пытался прорваться через вашу вахтершу, но безрезультатно. Без письменного разрешения не пускает. Прямо Пентагон какой-то, – вздыхает с сожалением он. – А я тебе апельсины принес.

– Серьезно? – спрашиваю шепотом, ощущая, как в животе становится тепло от этой трогательной заботы.

– Ага. Еще чай и облепиховое варенье. Мама говорит, хорошо помогает, когда насморк и болит горло.

– Я не простыла, Дим, – объясняю с улыбкой, такой широкой, что скулы сводит. – У меня микротравма.

– Какая разница? Мне просто хотелось увидеть тебя. А варенье еще обязательно пригодится – зима близко.

Я смеюсь, Дима подхватывает. Мы с ним часами за кофе обсуждали модные телешоу и сериалы.

– Дай мне пять минут, – прошу. – Я спущусь.

Распахнув шкаф, одним движением стягиваю с себя домашние треники и футболку, чтобы влезть в джинсы и объемный свитер – надевать его из-за руки непросто, но я справляюсь. С волосами, конечно, беда, так что я просто прохожусь по ним расческой. Время на макияж не трачу – не хочу заставлять Диму ждать. Ну а после, сунув телефон в задний карман штанов, я сбегаю по ступенькам вниз и нахожу его на том же месте возле клумбы. Он улыбается, увидев меня, и приветливо машет рукой. В этот момент напоминает мне большого плюшевого медведя – самого лучшего друга из детства, с которым можно было обниматься и коротать вечера за просмотром слезливых мелодрам.

– Прекрасно выглядишь, – отвешивает мне комплимент Воронцов.

– Скажешь тоже, – хмыкаю я. – Совершенно точно не в лучшей форме.

– Не для меня, – многозначительно заявляет, и уголки его губ ползут вверх. – Значит, завтра собираешься в универ?

– Да, у меня освобождение только на сутки. Завтра пойду грызть гранит науки.

– Может быть, тогда вечером после пар встретимся? В кино сходим? Или, как всегда, кофе выпьем?

– У меня завтра смена в кафе, – говорю с искренним сожалением.

– А сегодня как себя чувствуешь?

– А сегодня мне, наверное, лучше не соваться туда, где меня могут увидеть доброжелатели из универа.

– Неуловимая ты девушка, Виктория Огнева, – затягивает, сощурившись, Дима.

– Я здесь, – отвечаю кокетливо и не стесняюсь смотреть Диме в глаза, даже склоняю голову чуть вбок. Не знаю, какой еще намек ему нужен, чтобы перевести наши отношения на следующий уровень, но Воронцов снова по-дружески обнимает меня, в довесок похлопав по спине, и вручает пакет с апельсинами и вареньем.

Для чего это все? Неужели я неправильно распознаю знаки? Ведь его глаза так горят, когда он смотрит на меня! Почему он не хочет…

– Возвращайся, Викуль, ветер сильный, а ты легко одета, – говорит заботливо Дима, касаясь ладонью моей щеки. Этот жест кажется таким нежным, что у меня замирает дыхание, а между ребер что-то щекочет. – Спишемся, да?

Он очень милый, ну совсем не такой, как чертов Громов! И по повадкам, и внешне – эти двое как два противоположных полюса Земли. Даже руки у них настолько разные, насколько это возможно: у Димы крупные пальцы, короткие и ладонь мощная, как у парня-работяги, а не неженки вроде Громова.

– Угу, – на длинном выдохе уныло подтверждаю я и тотчас вздрагиваю. Рассеяв всю романтику, мимо нас с диким ревом проносится подозрительно знакомая спортивная тачка. – Черт! – тут же ругаюсь я, когда машина тормозит в нескольких метрах от нас и из нее высовывается недовольная морда Громова в темных солнцезащитных очках.

Ага, вот помяни черта, он и явится!

– Булочка, шагай сюда! – нагло заявляет он и вытягивает из окна руку, в которой держит мою честно заработанную справку.

Дима напрягается, морщит лоб и кривит губы, но никак не комментирует сцену.

– Спасибо, Дим, – спешу добавить и отвлечь боксера, пока Громов не напросился на разбитый нос. Не хочу драмы. – Я напишу.

Осмелев, на адреналине тянусь и целую его в шершавую щеку. Мне даже горько становится, что прогуливаю очередную нашу встречу. Вымучиваю улыбку, а обернувшись к Громову, закатываю глаза и уже с покерфейсом шагаю к нему. Я собираюсь просто забрать справку и уйти, обсуждать нам с ним явно нечего. Тяну руку к бумажке, но у Громова, видимо, другое мнение на этот счет.

– Мы будем играться? Или ты просто отдашь мне то, что пообещал? – спрашиваю, подперев бок здоровым кулаком, когда он резко одергивает ладонь с заветной справкой.

– Просто, как ты говоришь, в наше время ничего не дается. Пора бы уже понять. Я, например, должен был просто давать тебе задания, а ты их просто выполнять, но вместо этого ношусь с тобой, – он заявляет это с таким наглым лицом и заостренными бровями, что я теряю дар речи.