В Китеже. Возвращение Кузара. Часть 2

– Снова ты про своего Глефова, – закатила глаза Марина. – Все у него лучше всех: и магия, а теперь еще и семья!

– А может, потому что семья хорошая, и с магией так хорошо? – пожал плечами Алекс. Марина задумчиво улыбнулась, улыбка получилась немного грустной, но взгляд спокойный. Алекс завис на миг, потряс головой и воскликнул. – Так, Темная, надо продолжать поиски! – указал он на пачку газет.

– Опять, да?

Алекс кивнул, рассказал ей про колокольчики и смутные догадки. Марина отложила задания по географии и притянула к себе первый номер газеты за тысяча девятьсот восьмидесятый год.

– Знаешь еще что, – сказала она, перелистывая первую газету. – Я не буду тебя больше называть по фамилии, Алекс.

– Вот всегда бы так, Темная, – усмехнулся он. Марина хмыкнула и только покачала головой.

Они долго молча листали газеты, переваривая сложный, но какой-то очень важный, разговор и день. Даже хорошо, что так все сегодня обернулось.

Гимназисты расходились из библиотеки, вскоре почти все столы оказались пустыми. Марина встрепенулась и засобиралась. Алекс решил сидеть до последнего. Может быть, здесь, в «Китежградском вестнике» за 1982 год, что-то будет? Не в цветене, так в червене, липце, серпне, вересене, листопаде… Нашел.

Вчитывался совсем недолго. Хватило одного имени – Кузар. Алекс вскочил с места и обошел вокруг стола. Как он мог забыть! Олег же говорил о Кузаре! Кузар – сильный ментальный маг! Пытался устроить переворот, именно против него и развесили колокольчики по всему городу! И Кузар был учителем в Темной, а потом и ее ректором! А после попытки переворота Кузар исчез, но жандармы всегда ждали его возвращения.

Лихо! Все сходится. Вот кто мог быть у Бездны. Вот кто мог снова убивать женщин-ведичей. Вот против кого должны были работать колокольчики! И поэтому Олег пропадает на работе и просит не совать нос в это дело.

Но почему жандармы позволили арестовать волкодлака? Кто позволил в магазинах снять сигнализирующий артефакт? Что происходит в Китеже?

Алекс не стал собирать с библиотечного стола газеты и собственные заметки. Накинул сумку на плечо и рванул к выходу. Надо позвонить Олегу! Что ему говорить и стоит ли обсуждать открытие по телефону, не знал. Но очень важно было услышать уверенный голос дяди и его заверения: все под контролем. Иначе же быть не может, раз Олег занят этим делом. Телефон есть в комнате у кураторов: туда, срочно туда.

Гудки, гудки, бесконечные гудки, Олег не брал трубку. Лихо!

Алекс бы продолжал висеть на линии, но дежурный куратор настойчиво попросила его уйти в покои и не нарушать распорядок. Как скажете, госпожа куратор. Алекс уже решил во что бы то ни стало вернуться в комнату кураторов ночью и попробовать дозвониться до дяди.

-4-

16 березеня

Светлая гимназия

Китеж, 2004 год

Маринка вползла в ванную, облокотилась на раковину и уставилась на льющийся поток воды из латунного крана. Шум воды отвлекал, боль чуточку унялась, но все равно казалось, что невидимая спица проткнула голову насквозь: от одного виска к другому.

Голова разнылась еще с ночи. Вот бывают такие сны, будто ты убегаешь от кого-то, убегаешь, а спастись никак не удается. Будто вязнешь в киселе, плывешь в нем, но картинка вокруг стоит на месте…Только вот типичный кошмар разрушил хриплый голос, твердящий раз за разом: “Яр'си-на-мир-у-аккун-тхэ”. Он шел из-за спины, или скорее отовсюду одновременно, и будто создавал тот самый кисель, из которого Маринке никак не удавалось выбраться. Нет, вот голоса и заклинания в обычных кошмарах и не бывает. Тело и сейчас покрывалось мурашками от древних слов.

Неужели снова Бездна? Маринка считала дни до весеннего равноденствия, на который Бездна могла проявить себя. Неужели так рано? Что же тогда будет в сам праздник?

Маринка окатила лицо водой, но облегчения не испытала. Спица снова пронзила голову. От тусклого света из окон резало в глазах, хотелось вернуться в спальню, спрятаться под одеялом, накрыть голову подушкой и просто исчезнуть. Она не понимала, сколько уже вот так стоит у раковины, но, похоже, давно опоздала на тренировку по фехтованию. Иногда сюда заходили какие-то девчонки, но Маринку они не трогали, и ей не было до них дела. А до чего было? До уроков? Не особо. Что угодно, лишь бы ее никто не трогал, не задавал вопросов и ничего не говорил.

Поэтому, когда послышался цокот каблуков и знакомый смех, Маринка оторвалась от раковины, шмыгнула за загородку к туалетным кабинкам и спряталась в одной из них. Эльвира будет много говорить, что-то наверняка спрашивать, чего Маринка совершенно не готова была воспринять. Она закрыла глаза, накрыла голову руками и надеялась просто переждать.

Эльвира оказалась не одна, за уже знакомым цоканьем каблуков раздались другие шаги, звонкий смех нескольких голосов. Зараза, это может оказаться надолго. Дверь к раковинам осталась приоткрыта, воду девушки не включали, Маринка отчетливо услышала голос Эльвиры:

– Какой цвет помады мне сегодня лучше? Так или так? – меняли оттенки они, конечно, специальным заклинанием, шедшим комплектом к помаде – «тысячи оттенков в одном флаконе».

– Ну-у не зна-аю, попробуй еще, – отозвался второй голос. Так тянула гласные только Виолетта. – Э-эля, я просто не представля-а-а-ю, как ты ее те-ерпишь!

– Мне этот кажется ничего, – вставил писклявый голосок, конечно, Лены. Они всегда ходили втроем.

– Ну не-ет, – ответила Виолетта, – попробуй чуть светлее и добавь блеска. Ты видела ее волосы? Там еще никто не свил гнездо? Она вообще с расческой знакома?

Зараза. Маринка приподняла руки с головы, провела по кудряшкам, которые только пушить расческой.

– Ха-ха, да, гнездо вместо волос! – рассмеялась Лена. – Неужели так сложно выпрямить этот ужас?

Только не о ней, пожалуйста, только не о ней. Надо срочно бежать! Сделать вид, что не слышала, и пройти мимо с гордо задранной головой. Или нагло поинтересоваться, про кого такого страшного они говорят. Но время шло, и Маринка поняла, что ее приковало к этой кабинке. Не то от боли, не то от неловкости.

Помимо этого, даже себе не хотелось признаваться, но очень важно было услышать ответ Эльвиры. Ладно Виолетта с Леной, пусть болтают себе, что хотят. Но с Эльвирой же они как будто действительно сблизились. Их вечера с молчаливым плетением ведьмовских кружев были такими настоящими! Или Маринка опять ошиблась?

– Кудри не обязательно распрямлять, – задумчиво протянула Эльвира. – Увлажнять, фиксировать – и прическа была бы хороша. Еще и в золоте… Думаю, такой тон – идеально, – Маринка в благодарности прикрыла глаза, пока Эльвира не продолжила непривычно злым, язвительным тоном. – Но, надеюсь, никто ей об этом никогда не расскажет, и она так и будет ходить с патлами.

Виолетта с Леной чайками подхватили эти «патлы», начав повторять слова подруги каждая на свой лад. Маринка снова прикрыла голову руками и крепко зажмурила глаза. Девушки, конечно, могли говорить о ком-то другом, но… Надо встать, расправить плечи и выйти к ним. Надо! Но как это все вынести еще и со спицей в голове?

– И я так и не понимаю, почему он с ней так таскается, – сердитым голосом продолжила Эльвира. – Заботится! Я видела, он ей вчера даже шоколадку принес. Раньше ничего не дарил. Она же страшненькая! Ресницы и брови бесцветные, глаза будто жабьи. А он на меня даже не смотрит, пока я рядом с ней ошиваюсь. Со всеми локонами, с макияжем! Все Марина-Марина, всегда Марина! Приворожила она его что ли?

– Магии не хватит, – ядовито пискнула Лена.

– Ты вообще красотка, дорогая, – успокоительно протянула Виолетта. – Когда ты уже разрешишь нам устроить этой неведиче темную? Пусть поймет, как мажицам дорогу переходить.

– Рано, – строго сказала Эльвира. – Врага надо держать на поводке, девочки. Мой папа всегда так говорит. Идемте, надо успеть занять место за его партой. Уроню сегодня на алгебре ручку и попрошу его поднять. Вода камень точит. На уроки опоздаем!

Новое цоканье каблуков Маринка встретила, забравшись с ногами на закрытый крышкой унитаз: обнимала коленки, не поднимала головы. Так значит, мало ей Глефова, еще и Эл… Окопова. Ну зачем же так разом-то? Из-за лучшего друга! Еще и голова. У Маринки уже не оставалось сил, чтобы дойти до кровати, или лучше куда-то еще? В гимназии должен быть медпункт или как тут его, пронеслось где-то в отголосках сознания, но Маринка так и сидела в кабинке туалета. Не двигалась, старалась просто не быть.

Прозвенел звонок хрустального колокольчика, в гимназии воцарилась тишина, поэтому топоточек маленьких ножек Маринка услышала издалека. Но была не в силах хоть как-то сопоставить звук и знакомый образ.

– Барышня? – дверца кабинки, даже не запертой, распахнулась. Маринка тяжело приподняла голову, и в проеме на уровне своего лица заметила соломенную шевелюру с узенькими глазами-пуговками. А рядом с ней миниатюрное ведро с водой.

– Здравствуйте, Агаша, – кое-как прошептала Маринка, узнав домовую, она постоянно убиралась в девичьих покоях. – Извините, я вам мешаю…

– Что с вами, барышня? – настороженно пискнула Агаша и приблизилась на пару шажочков.

Маринка не ответила, только прикоснулась ладонью к голове.

– Голова болит? Так сильно? Ну, оно и понятно, – на что-то свое добавила Агаша шепотом. – Вы можете идти? Или мне знахарку сюда позвать?

– Нет-нет, я дойду, – будто выбираясь из киселя, что поймал ее еще во сне, протянула Маринка. – Может, и не к врачу? Мне бы просто полежать.

– Идемте-идемте, барышня. В лазарете сегодня Татьяна дежурит, она хорошая. Мигом поможет, – Агаша схватила маленькой горячей ручкой ладонь Маринки и с удивительной для такого существа силой потянула ее за собой.

В лазарете Светлой Маринке быть еще не доводилось, в Темной – попадала. Еще в сентябре, ну, в вересене по-китежски. Знахарка-ведича, вся в черном, ее осмотрела, дала выпить отвара, чтобы в этот сезон не подхватить гриппа, да, изучая медкарту, подивилась, что Маринке не нужно пить зелий от какой-то черемнухи и папуши.

– Много поболеть пришлось, дитятко? – даже ласково тогда добавила знахарка в конце. Маринка спустя несколько месяцев узнала, что этими странными названиями в Китеже называли корь и краснуху, от которых ведичи тоже защищали своих детей. Только горькими зельями, а не болючими уколами.

Лазарет, оказалось, располагался недалеко от девичьих покоев – то же крыло, только третий этаж, под скошенной крышей. Агаша вошла в отделение, посадила Маринку на лавку в зоне ожидания и постучалась.

– Госпожа! – крикнула она в дверь.

– Подождите, у меня прием, – донесся властный голос. Маринка, снова хватаясь за голову, сползла по стеночке к лавке, и только потом заметила Сережу, который, оказывается, сидел тут же под дверью.

– Что с тобой? – он успел среагировать первым. Маринка прикоснулась к голове и поморщилась.

– А с тобой? – шепнула она, косясь на Агашу. Но он покачал головой в ответ и указал подбородком на дверь.

Агаша улыбнулась Маринке и поспешила к выходу. Сережа хотел было что-то сказать, но дверь из смотровой открылась, и оттуда показалась мощная женщина. Рослая, сильная, не сказать, что толстая, но большая. Она сдвинула густые темные брови, изучающе рассматривая Маринку, спросила при этом добродушным низким и удивительно теплым, голосом:

– А у вас что?

– Голова.

– Коллективный приступ. Больше ни у кого не было?

Маринка пожала плечами, Сережа отрицательно покачал головой.

– Тогда проходите, ускорим осмотр. Проверим, не набегут ли еще. Какая-то чертовщина в гимназии. То не пойми из-за кого все окна замерзают, то головы. Фамилия?

– Кирпичникова, – пробормотала Маринка и нахмурилась. Спица в голове мешала, но подсознание успело за нее сопоставить: Сережа в приемной кого-то ждет, у кого-то еще болит голова. И почему-то Маринка была уверена, что встретит в смотровой не Алекса.

Ну, конечно. Зараза.

Опустив голову на лежащую на коленях руку, в спортивной форме на кушетке сидел Глефов. Вторую руку он вытянул перед собой. И там, у самого запястья, Маринка успела рассмотреть не то какого-то мерзкого жука, не то… раздувшегося клеща. Ну и мерзость!

А знахарка усадила Маринку на вторую кушетку, вытянула ее руку и прямо на проступающую из-под кожи венку посадила пинцетом еще одну темно-коричневую маленькую букашку. Маринка ойкнула, шарахнулась и махнула рукой. Но букашка не упала. Маринка даже боли не почувствовала, только заметила, что спинка клеща быстро начала раздуваться от ее крови.

– Сидите спокойно, барышня, – строго сказала знахарка, зафиксировав ее руку. – Как будто диагноста никогда не видели, ей-богу.

Маринка даже про спицу забыла. Не отрывая ошеломленного взгляда от отвратительного клеща на запястье, замотала головой.

– Вот, увидели. Сейчас узнаю, что с вами. Головой раньше так не мучались? Мигрени? Кровь из носа? Падучей не страдаете? А в семье?

Маринка захлопала глазами.

– Падучая – это эпилепсия, если что, – скрипуче добавил Глефов и поднял на Маринку усталые покрасневшие глаза, ярко-зеленые, какие Маринка только у леших замечала.

– Не страдаю, – кивнула она и опустила голову в пол.

А знахарка тем временем подошла к Глефову и специальным пинцетом ловко вытащила клеща с его запястья, кинула в пустую пробирку и унесла ее в другую комнату.

– Мерзкие, да? – спросил Глефов, не отрывая взгляда от пола. И совсем тихо добавил. – Слышала бы ты, как они крови жаждут, как весь мир хотят сожрать.

И он снова зарылся головой в руки. Маринка с еще большим ужасом уставилась на впившегося в ее запястье клеща. Спинка его растянулась – морщинистая белая, сквозь которую просвечивались красноватые прожилки ее собственной крови.

– Так вы, Глефов, еще и голоса клещей слышите? – раздался насмешливый голос знахарки из соседнего кабинета. – Не пугайте-ка барышню.

Знахарка снова показалась в дверях, подошла к Маринке и так же ловко вытащила ее клеща, следом подала ей и Глефову по стакану с мутной коричневой жижей, очень похожей по виду на зелье от гриппа.

– Обезболивающее, общего действия, – пояснила знахарка. – Водой запивать нельзя, легче залпом. Через пять минут причину болей узнаю, пока пейте отвар, можете полежать, – и унесла клеща с руки Маринки в комнату.

Маринка принюхалась, снова поморщилась. Покосилась на Глефова, вспомнила их прошлые правила игры «изображаем нейтральное отношение друг к другу ради друзей»: Глефов приглашает присоединиться к «развлечению», Маринка вежливо соглашается. Вымучила улыбку и пробормотала:

– А парацетамол не такая уж и гадость, оказывается. Знаешь же?

Глефов хмыкнул и нехотя отпил глоток жижи.

– Ну не, – пробормотал он, поморщившись, и приподнял голову. – А когда растолченная таблетка с водой смешана? Еще хуже!

– Это да. Или если проглотить не удастся, таблетка размокает и в горле застревает, – усмехнулась Маринка и отпила сразу несколько больших глотков действительно не настолько противного зелья. Густого, как сироп, с горчинкой и привкусом коры и земли. – А обезболивающее в сиропе пробовал?

– Кайф. Особенно клубничный. Но у нас они появились уже тогда, когда мне по дозировке не подходили. Только сестренке еще можно было пить.

Дверь в приемную снова распахнулась и к ним влетел Алекс. Посмотрел на Маринку, на Глефова, выдохнул и воскликнул:

– Что с вами?

– А вы что тут забыли, гимназист? – раздался голос знахарки, она вышла из комнаты с пустой пробиркой в руках. – Тоже голова?

– Да! Ужасно! Умираю! – воскликнул он и плюхнулся на кушетку рядом с Жориком. Больным Алекс не выглядел. – Так что с ними, вы уже узнали?

В открытый проем распахнутой двери заглянул Сережа, но так и остался в дверях, нерешительно косясь на хозяйку кабинета.

– Подождите. Одни анализы закончу, потом вами займусь, – ответила она и снова скрылась в отдельной комнате. Видимо, лаборатории? Или процедурном кабинете? Как они тут в Китеже называются-то.

– Так что с вами? – зашептал Алекс, подавшись одновременно к Маринке и Глефову. Волнение у него начало спадать. – У обоих голова? Прям одновременно?

Маринка потерла тыльной стороной ладони лоб и пожала плечами:

– Я проснулась уже с болью, до тренировки так и не дошла.

– Я дошел, – хмыкнул Глефов и принялся допивать зелье.

– Ага, дошел! – скептически воскликнул Сережа, так и не переступая порога. – Дополз скорее, – и передразнил. – Со мной все в порядке! Только не в лазарет! Не хочу пить жижу!

– Так, господа! – снова появилась знахарка, она строгим взглядом обвела всех собравшихся. – С кем ссорились в последнее время?

Маринка потупила взгляд, заметила, что и Глефов также уставился в пол.

– Друг друга проклинать не пытались? – строго произнесла знахарка, переводя взгляд с одного на другую.

Маринка подняла уже меньше ноющую голову и замотала головой.

– Я? Проклинать? Да ни за что! – воскликнул Глефов.

– Это их прокляли, получается? – встрепенулся Алекс. Маринка не видела его лица, но хорошо представляла, как загорелись его глаза.

– Попытались, – знахарка прищурено посмотрела на Алекса, будто подозревала в преступлении его. – У обоих сильная сопротивляемость к ментальной магии, проклятие не сработало. А боль – побочный эффект.

– Лихо! Сопротивляемость к ментальной магии! У обоих! Вот это да! – воскликнул Алекс, как будто знахарка сказала что-то исключительное. Но откинул отросшую челку со лба и сдержанным голосом спросил: – А вы можете узнать по анализам, что это за проклятие? Можете попробовать? Темное или светлое? Это может помочь установить узкий круг подозреваемых.

Маринка улыбнулась – Алекса опять понесло в расследование. Заметила, что и Жорик, ой, Глефов, смотрит на друга с усмешкой.

– Ну, а куда я денусь? Большинство проклятий – преступления, – покачала головой Татьяна. – Вот вечно тут напроклянете друг друга какой ерундой, а мне отчет по каждому анализу полицейским надзирателям писать. Результаты к вечеру будут. И хоть бы кто обереги носил! Расслабились! Вам, магам и волшебникам, у ведьм и колдунов поучиться стоит. Хотя и те теперь защитных оберегов не носят. Не удивлюсь, если еще и волосы с расчески выбрасываете, – устало покачала она головой. – А потом носитесь: меня прокляли.

– А что «мы не носим»? Вы тоже не носите, хоть и ведьма! – вставил Алекс.

– Мне-то что. Кому меня проклинать? А у вас, гимназистов, вечные войны. Следили бы за безопасностью, и голова бы не болела. Это же обыкновенная гигиена для каждого ведича! Глефов, Кирпичникова – свободны. От уроков тоже. Барышня, если снова голова разболится – заходите за новой порцией зелья. Сейчас вам клеща принесу, – обратилась она к Алексу.

– Голова у меня уже прошла, – он первым вскочил с кушетки и мигом оказался за дверью. – От голода, наверняка, болела. Идемте есть уже.

Знахарка покачала головой, отвела от них взгляд, остановилась на Сереже:

– Вы как? Терапия работает?

– Все хорошо, – Сережа отчего-то покраснел и поправил очки.

– Терапия? – уточнил Алекс, пристально посмотрел на Серегу и направился к выходу. – А у тебя-то что?

– Так, – протянул он, попятился, освобождая дорогу. – От хронических… ангин. Я же часто болею. Вот, для иммунитета.

– Иммунитет невозможно повысить ни одним зельем, – подал голос пободревший Глефов. Маринка и сама заметила, что спицу из головы наконец-то вытащили. – Ни знахарским, ни у неведичей. Все маркетинг. Спортом надо заниматься больше и на воздухе гулять.

– Ну вот, а я тренировку как раз пропустил вместе с вами, – смущенно протянул Сережа.

– Значит, после завтрака идем гулять, – предложил Алекс. – У вас двоих врожденная сопротивляемость – ну надо же! А без нас уроки как-нибудь проведут, да, Серега?

– Нет, мне нельзя пропускать, – покачал головой он.

– Родители, да? – кивнул Алекс. И повернулся к Маринке, – А ты? Ты-то будешь пользоваться законным прогулом?

– Сегодня же новая тема по физике, и по заклинаниям новый блок. Пропущу – потом нагонять вечность буду, – затрясла головой Маринка.

– И чего эти волшебники какие правильные? – усмехнулся Глефов. – Я за здоровый образ жизни, идем гулять.

– Ну хоть один нормальный человек! – растянулся в улыбке Алекс. – О! Или в приставку к тебе, да?

– Это даже лучше, – воодушевился Глефов. – Но после еды.

– Однозначно.

Алекс с Глефовым ускакали вперед, Маринка с Сережей брели позади. Голова прошла, дышалось легче. Но Маринка так легко не успокоилась: ссорилась она только с Глефовым. Кто еще ее мог попытаться проклясть?

Навстречу попалась Эльвира, в сопровождении своей свиты. Она приветливо улыбнулась Маринке и помахала кончиками пальцев. Маринка кивнула ей в ответ.

Могла ли проклясть Эльвира? Судя по утреннему разговору, мотив у нее есть. Мажица, разбирается в ведовстве – несложное проклятие должно быть ей по силам. Но почему тогда еще и Глефов? Да, она и говорила, что собирается держать Маринку на поводке. Может быть, она знала, что Маринка подслушала их разговор? Маловероятно.

Она вздохнула. Подумать над услышанным в кабинке ведь так и не успела, а теперь как будто и не до того. Главное же: предупрежден – значит вооружен? Но самой себе удивлялась, что так и не распереживалась от услышанного, как после ссоры с Викой. С самого начала подозревала, что Эльвира ведет себя странно. Выходит, что нужно просто больше доверять предчувствию, так?

Но это ж надо было додуматься: Алекс в нее… пф! Приворожила! Девчонки!

И Вика такая же. Маринка ею чуть ли не восхищалась сначала, но они оказались разными. Но тоже вечное: нравится-нравится-нравится! И чего все так носятся с этой влюбленностью вообще? Маринке все больше казалась значимость этого чувства переоцененной. Ну, вот любили ее родители друг друга. Мама рассказывала – сильно! И как счастливы были – Маринка хорошо помнила их свадебные фотографии с счастливыми улыбками на молодых лицах. А что по итогу? Даже поговорить нормально ни о чем не могли, сразу ругались. И если бы они одни – многие бывшие одноклассники жили только с матерями и бабушками. Но все всё равно носятся с этой писаной торбой: мечтают о ней, книжки пишут, сколько кино наснимали. И одни мучения от этой любви, и друг для друга, и для детей.

Вот другое дело дружба! Ее люди недооценивали, хотя такие отношения, по наблюдению Маринки, часто оказывались гораздо более прочными и настоящими. Бабуля ее, пока жива была, часто виделась со своими подружками, с которыми еще со школы дружила. У отца оставались друзья с училища, с которыми они на рыбалку ездили и по праздникам собирались. И даже у мамы подружки еще с детского сада были: вместе с ясельной группы! Дружба – это же гораздо важнее и гораздо вероятнее, что на всю жизнь. А не эти их любови.

А что Эльвира, что Вика – вечно про любовь только и говорят, грезят. Козни строят! Пф, сложно дружить с девчонками. С мальчишками, оказывается, все гораздо проще. Вон, даже Жорик как будто бы смягчился. Хотя вчера еще… Ладно, мальчишки тоже странные. С людьми вообще тяжело. Другое дело – животные… А ведь с Азой так и не погуляла. Вообще в Светлой стала уделять ей гораздо меньше внимания и времени. Нехорошо как-то.

– Темная! Прием! – у самого уха раздался голос Алекса. Она встрепенулась и вопрошающе на него посмотрела. Тот готовился уже убирать опустевшую посуду со стола.

– Как голова, говорю? – прокричал он снова.

– Лучше, – кивнула Маринка.

– С Жориком-то все понятно, но откуда у тебя иммунитет? – протянул он. – Вот бы мне тоже.

– А с чего ты взял, что и у тебя нет? – пожала плечами Маринка.

– Если бы я стал личем, тогда бы появился, – сказал Алекс. И со смешком добавил. – Эх, поспешил я со светлой магией!

– Учился бы в темной и спокойно бы следил за Бездной, – хмыкнула Маринка. – Нашел вчера что-нибудь?

– Да нет, – после небольшой паузы задумчиво протянул Алекс. Чуть нахмурился, потер лоб. И спокойно добавил. – Только время потратил. Ну их, эти поиски. Я лучше вашего отравителя поищу. До встречи. После фехтования покажешь мне, что проходили? К тренировке вернусь.

– Прогульщик, – усмехнулась Маринка и поспешила догнать Сережу.

Уроки тянулись своим чередом. Лекции, конспекты, доклады, опыты с пробирками, работа с землей на заклинаниях. Экзамены приближались, преподаватели задавали все больше и больше, Маринка особо не успевала и лишним словом переброситься с Сережей, с которым сидела на всех уроках, пока Алекс резался в приставку с Глефовым. Голова пухла уже не от сопротивления к проклятию, не из-за Бездны, а от сложных заданий.

Только алхимию Маринка ждала с предвкушением. Она полюбила этот предмет чуть ли не больше зоологии Эмманила: взаимодействие между элементами, перетекание из одного состояния в другое, и все без применения ксифоса, без поиска пташек – лишь формулы и почти научное преобразование. Здесь, как нигде, Маринка чувствовала, что ворожба – это влияние одних элементов мира на другие, и как все в природе гармонично связано. И этой гармонией можно управлять.