Лепестки Белладонны

Лицо покалывало от слез.

– Мира… – начала Грета.

Но в ответ получила резкий взмах рукой и сдавленный всхлип. «Замолчи!» – жестом велела Мира, а потом отвернулась и вытерла щеки. Она спиной чувствовала, как подруги в недоумении переглядывались. Белладонна! Она не плачет из-за мужчин. Она вообще не плачет. Если только от смеха. Или если расчувствуется от слов фанатов. И Миру чертовски разозлило, что реакция ее тела оказалась быстрее, чем осознание причины – злость. На Джека, на ситуацию, на себя. О-о-о, особенно на себя.

– Уходите, – сказала Эльмира. – Пошли вон отсюда! – Она не моргала до боли в глазах – только бы не дать слезам вновь сорваться с ресниц и размыть идиотские обои в цветочек. – Оставьте меня!

Мира не думала, что, если подруги откроют дверь, в номер может войти разъяренный Джек Льюис. Вероятно, она хотела взглянуть в его глаза, насладиться злостью в них. Но мечты разбивались о безразличие, которым он облил ее, как она его – пивом. Простое. Банальное. Безразличие.

– Мира? – изумление в голосе Сары подействовало, как красная тряпка.

– Валите! На хер пошли все! – завопила Мира, взъерошив пальцами темные волосы и больно впившись ногтями в кожу головы.

Этого оказалось недостаточно – ни чтобы прогнать подруг, ни чтобы успокоиться. Тогда она сорвалась с места, едва ступая закостенелыми ногами. Начала толкать подруг к выходу. Безысходность дезориентировала похлеще ударов. Мира пропускала сквозь стиснутые зубы воздух, повторяя: «Уйдите, уйдите». Она не могла никого видеть. И не могла позволить, чтобы ее видели в подобном состоянии. Пьяная истерика – это жалко!

Танцовщицы переглянулись, а потом вышли из номера.

– До завтра, – попрощалась Грета, но Мира не удостоила ее ответом.

Когда шаги стихли, а в номер так и не ворвался Джек Льюис, она закрыла дверь и сползла рядом по стене. Прижала голые колени к груди, всхлипнула и достала из кармана халата телефон.

Мира долго не могла снять блокировку экрана – устройство не узнало зареванное лицо, и пальцы плохо слушались. Экран размывался, буквы двоились. Наконец Мира зашла в социальную сеть, далее – в сообщения.

«Ненавижу тебя, ненавижу! – печатала она. – Какого хрена ты приперся на мой концерт? Ты не имел права приходить после того, как поступил со мной! Ублюдок! Козел! Гори в аду!»

– Scheisse [6], – выругалась Мира. Палец завис на стрелочке «отправить».

Мира напилась, но не настолько, чтобы послать Джеку «прекрасное» сообщение. Она глубоко вздохнула и стерла написанное. А потом поднялась вверх по переписке и принялась нажимать одну и ту же кнопку – «удалить». Удалить, удалить, удалить. Из головы бы удалить. Увы.

Целую жизнь назад она сочиняла ему красивые стихи, рассказывала, как прошел ее день, делилась мечтами. Джек никогда не отвечал – конечно, он же знаменитость. Сколько таких писем ему приходило? Сотни, тысячи! Мира не обижалась. Он не обязан отвечать – ему это неинтересно, он использовал социальные сети как фотоальбом. А когда Мира стала Белладонной и прочувствовала на своей шкуре популярность, поняла Джека. Физически невозможно ответить всем, особенно если большая часть сообщений – смайлики или непристойные предложения.

И сейчас, расплываясь перед глазами, ее послания только смешили. Наивная девочка, никому не нужный подросток, искала утешение в односторонней переписке со знаменитостью. Ей становилось легче от мысли, что вдруг он случайно увидит, как немка пишет ему на ломаном английском: «Читала, в Лос-Анджелесе дождливо, но я улыбаюсь, когда думаю о тебе. Пусть моя улыбка осветит твой день!» И теперь она боялась, что Джек прочитает ее послания, а образ Белладонны рассыплется в прах.

Она засмеялась сквозь слезы – успела: ни на одном сообщении не было когда-то заветного, а сейчас пугающего «прочитано». Поэтому она могла отменить их, сделать вид, будто ничего не писала. С одной стороны, какая разница, после ее поведения Джек к Мире не подойдет. Но она стыдилась фантазий – как дети, вырастая, стесняются воображаемых друзей. Таким другом для нее был Джек. Не знаменитость с ковровой дорожки. А что-то… близкое. В тот момент – необходимое.

«Да, я ничем не отличаюсь от девушек, которым нравятся твои глаза. Встреть я тебя на улице, сказала бы про глаза. Не про улыбку, не про творчество. Только про глаза. И я не хочу за тебя замуж, не хочу быть с тобой, я и так чувствую тебя внутри себя. И отлично понимаю, что ты – человек. Красивый, талантливый, обаятельный, но человек. Просто круг общения у тебя другой, запросы.

Я никогда не буду думать, что ты мой. Ты ничей. Ты принадлежишь лишь себе. Будь ты с кем-то, ты все равно принадлежишь только себе – это жизнь, люди приходят и уходят. А еще это слово – влюбилась. В кого? В картинку? Не бывает такого» (отправлено/не прочитано).

– Или бывает? – спросила Мира вслух.

Удалить.

– С тобой все в порядке? – поинтересовалась Сара. Очевидно, что нет.

Мира покачала головой. Увлеченная воспоминаниями, она не заметила, как подруга вернулась в номер и села рядом на ковер. Мира отвернулась, чтобы Сара не увидела экран ее телефона. Возможно, Мире хотелось рассказать, что за буря внутри ее сердца, но… другая сторона, неправильная сторона, должна остаться в прошлом.

Удалить.

«Когда симпатия к знаменитости становится интимной, о ней больше не хочется говорить, не хочется обсуждать – я думаю, это и есть финиш. Тот момент, когда ты превращаешь образ в часть себя. Это печально, ненастоящих людей нужно гнать из сердца. Но черт… приятно думать, верно? А рассказывать уже нет» (отправлено/не прочитано).

– Через три дня я уеду отсюда. Все закончится.

– Что закончится? – спросила Сара. Она заправила прядь темных волос за ухо и добавила: – Мы волнуемся…

– Я много выпила. – Мира через силу улыбнулась. – Джек ушел? – Странно спрашивать про него, словно он надоедливый парень.

– Да, сразу. Телохранитель его выпроводил.

Мира кивнула.

Вот и все. Джек ушел.

Глава 3

Я мало сплю, когда не дома всю ночь.Ты мало спишь, потому что напуган.© Marina Kaye, Double Life

Утро напомнило Эльмире рестарт видеоигры: вчера она потратила все жизни, а сегодня с первого уровня запустила игру «Без Джека Льюиса». Мира сама виновата: воспользовалась чит-кодом, нафантазировала бурный роман – и потерпела поражение. «Босс» оказался ей не по зубам. Она усвоила урок, о котором напоминали пятна слез, рассыпанные каплями по наволочке. Мира встретилась с Джеком. И он, теперь по-настоящему, разбил ей сердце.

– Du lieber Gott! [7] Деточка, вставай, уже обед! – Собеседник перешел на английский, зная, что Мира практикует язык из-за желания переехать в Лондон. – Ну? – Скрип отодвинутых занавесок. – Хорошая была ночь?

Эльмира приоткрыла один глаз. Из окна номера стрельнул яркий луч солнца, и Мира закричала, словно вампир:

– Занавески, Франк, закрой их!

Похмелье накатило волнами: хотелось пить, болела голова, тошнило. Горло будто покрылось коркой, а виски пульсировали. «Нужно либо пить, либо плакать», – решила Мира на будущее. Она хотела вновь провалиться в сон, но собеседник и не думал оставлять ее в покое:

– Мирочка, вставай! Сегодня хороший день – поедем на радио!

– Отстань… – простонала в ответ, прогоняя назойливого менеджера.

Франк Штольц стал ее правой рукой, ногой и пяткой три года назад, после встречи на шоу талантов. Франк вызвался помогать милой брюнетке с ангельским голосом, и, соединив амбиции, они создали Белладонну. Милая брюнетка стала дерзкой блондинкой, ангельский голос – сексуальным тембром дьяволицы.

Франку недавно исполнилось тридцать три. Он низенький немец с пивным животом и непослушными черными волосами. Многих смущали фамильярность менеджера и его истеричный нрав, но Мира привыкла к взбалмошному наставнику. Они дружили и ставили бизнес на первое место. Как итог, Европа обожала Белладонну, осталось покорить Америку и Азию.

– Мирочка, мы сорвали джекпот!

Она подскочила на кровати.

– Никаких «джеков» в моем присутствии! – ответила сиплым от жажды голосом. – «Когда человеком владеет одна мысль, он находит ее во всем» [8].

– Опять ты книжки цитируешь. – Франк любую литературу, кроме прессы, считал пустой тратой времени.

Штольц сел на край постели. Он глянул на Миру – та, зевая, боролась со сном – и одернул забавный, явно меньше нужного на пару размеров пиджак. А затем завел долгую песню о планах на Лос-Анджелес. Интервью, съемки, автограф-сессия. Мира не слушала.

Ей удалось убедить себя, что встреча с Джеком – сон или фантазия. Но хрупкая иллюзия пошла трещинами, когда Франк достал из брюк телефон и показал выступление с песней «Бандит». То самое – оно наделало много шума. И напомнило о реальности произошедшего.

– Объяснитесь, милочка.

Эльмира схватила подушку, надавила на лицо и застонала, желая если не задохнуться, то хотя бы потерять сознание.

– Весело, правда? – спросил Франк, и по его голосу Мира поняла – менеджеру совсем не весело. – Я выкупил видео с камер видеонаблюдения. Зачем Джек Льюис приходил к тебе в номер? Ладно, неважно. Скажем, боксер тебя запугивал, подошел перед концертом и…

– Нет. – Мира откинула подушку. Села. Голову пронзила боль, отельный номер начал расплываться. Мира, кашляя, схватила с тумбочки стакан. Пригубив холодную воду, объявила: – Мы ничего не будем говорить. Я хочу забыть вчерашний вечер. – «И ночь, когда Джек пришел сюда», – добавила мысленно. – Сделаем то, что планировали до приезда: те интервью. И уедем, ясно?

Франк прищурился. Его светлые глаза заблестели. Мира испугалась, что Франк, проницательный по долгу профессии, проникнет в ее мысли и узнает секреты сердца, а главное – как много она приобрела и потеряла за вчерашнюю ночь.

Но Мира хорошо научилась скрывать чувства, поэтому менеджер ничего не заподозрил и сказал:

– Хотел я изобразить Джека Льюиса в глазах общественности безумным сталкером: кто приезжает к знаменитости, с которой всего раз засветился в новостях, посреди ночи как к своей любимой? Но, похоже, изображать не надо. Он чокнутый! Нам не нужен такой кавалер, дорогуша. У него проблемы с головой и дурная репутация.

Эльмира поставила стакан на тумбочку и вскинула бровь.

– Ты не собирался строить пиар на «романе» между мной и Джеком? – Она изобразила пальцами кавычки. Во рту сделалось горько, словно мысли о невозможном отравляли ее организм. – Ни за что не поверю, ты любишь скандалы, – добавила Мира, отгоняя неуместное тепло в груди, которое появилось, когда она подумала, что для кого-то – пусть для журналистов, для поклонников, для ее менеджера – отношения Джека и Миры возможны.

– Деточка, что хорошего выйдет? – Франк поднялся с кровати и мерил шагами комнату, то и дело спотыкаясь о ворсистый ковер. – Льюису все кости перемыли: в прошлом бабник, дебошир, алкоголик. Образ примерного семьянина грязь не смоет. Хорошая репутация необходима даже рок-звезде, милая моя Белладонна. А родители твоих фанатов? Они будут в шоке! – Штольц взял с тумбочки стакан и залпом осушил воду. – О, забыл главное… Джеку Льюису, мать твою, почти сорок лет! О солд-аутах [9] можем забыть.

Мира завернулась в одеяло, как в кокон. О чем говорил менеджер? О придуманной журналистами истории или о ее мечтах? И то и другое звучало по-идиотски – Франк красноречиво это озвучил.

– Да, ты прав.

Стыдно, больно, глупо. Мира захотела упасть Франку в объятия, заплакать и признаться в том, что сотворила вчера. Как унизила себя. А главное, прокричать на весь отель: «Я влюблена в Джека!»

Но Мира не нуждалась в сочувствии. Она давно разучилась быть честной. Особенно с собой. Поэтому кивнула, собрала темные волосы в хвост и направилась в ванную. Здесь пахло дорогими духами и ярко горели лампы. На роскошь Эльмира не обратила внимания – давно привыкла. Ополоснув лицо холодной водой, она долго вглядывалась в покрасневшие глаза, рассматривала опухший нос, искусанные губы.

– Тебе никогда с ним не быть, – прошептала Мира.

Что ответила бы ей девушка из зеркала? Что она на самом деле чувствовала? Едва ли любовь. Извращенную версию любви. Одержимость, кольцом сковавшую внутренности. Невозможность, острым осколком застрявшую в сердце. Ностальгию, что напоминает незаживающую рану. Эльмира вновь и вновь сдирала корочку, не позволяя ране затянуться.

Пора заканчивать. Встреча произошла. Галочка поставлена.

Мира вернулась в комнату с улыбкой: притворяться за несколько лет в шоу-бизнесе она научилась прекрасно. Франк проинформировал, что ассистент заказал в номер ее любимую еду – круассаны с миндальным кремом. А потом менеджер принялся говорить о планах на день. Пока Сара и Грета отсыпались, Белладонна должна позавтракать (или пообедать?), собраться и поехать на радио.

– …ты проснулась в обед, и мы должны выйти через полчаса. Поняла?

Она открыла рот для ответа, формулируя в голове очередную ложь, но не успела сказать ни слова. Барабанной дробью по страдающему от похмелья мозгу прошлась трель телефонного звонка.

Переглянувшись, певица и менеджер уставились на старомодный проводной телефон: белая пластиковая трубка с пружиной-проводом висела на стене номера, едва заметная на обоях в цветочек. Кто в современном мире звонит в номера отелей? Странная Америка.

Мира под удивленно-пристальным взглядом Франка сняла трубку. Пружинистый провод защекотал запястье.

– Алло?

– Эльмира Кассиль?

Она молчала. Свободной рукой потянулась к проводу и накрутила мягкий пластик на палец. Пыталась понять, похож ли голос собеседника на низкий тембр Джека и слышит ли она его южный акцент.

– Мисс Кассиль?

Нет. Этот голос выше, акцент британский. И Мира начала думать о другом: хотела бы она, чтобы ей позвонил Джек? Она вычеркнула его из своей жизни. Но… Хотела. Определенно.

– Алло? Мисс?

Жарко. Нечем дышать. Если позвонил не Джек, почему она не кладет трубку? Мира в поисках решения бегала глазами по комнате: комод, дверь в ванную, тумбочка, идиотские обои, застывший у кровати Франк… Мира ошпарилась о его пытливый взгляд и опустила глаза в пол. Если позвонил не Джек, почему она молчит? Пальцы до хруста сжали трубку. Губы дрогнули. Она надеется.

– Кто там? – нетерпеливо спросил Франк. Он ненавидел быть не в курсе, и от непонимания ситуации его лоб и щеки покрылись алыми пятнами. Франк шагнул в сторону Миры. – Мне ответить?

– Эльмира Кассиль, это вы? – Новая попытка добиться ответа.

В жизни каждого наступает момент, когда стоит прислушаться к интуиции. Сейчас интуиция подсказывала Эльмире положить старомодную трубку, а Франку сочинить правдоподобный рассказ о том, что кто-то ошибся и хочет заказать сто одну розу в соседний номер. Ложь всегда давалась ей легко. Ложь была ее второй кожей. Но Мира отмахнулась.

Никакого рестарта игры не было. Игры «Без Джека Льюиса» не существует. Он всегда в ее сердце, в ее мыслях, как бы она ни пыталась убедить себя в обратном. Поэтому она почувствовала – к звонку Джек причастен, – прокашлялась и ответила:

– Да. Я.

– Добрый день, мисс Кассиль. Это Роберт Томпсон. Агент Джека Льюиса. У вас есть минута обсудить вчерашний инцидент?

Джек проснулся от запаха фруктового пива. Аромат химозного персика будто впитался в его поры. Джек приехал домой и около часа стоял под душем: отмывал с волос и лица липкое пиво. Толстовку он выкинул в урну у лифта, пока телохранитель Белладонны провожал его изумленным взглядом. Устраивать сцену Джек не стал. Глупо было вообще приезжать. Он уехал домой и прокрался в ванную, чтобы Лиззи не увидела его – мокрого и злого – и не начала задавать вопросы. Слишком унизительно было признаться, что его облила пивом взбалмошная рок-звезда.

Джек принялся прокручивать в мыслях вопиющий поступок певицы. А также ругать себя, кретина: опасаясь за репутацию, он дал новый повод обсуждать его. Наверняка по желтым газетам разлетелась запись с камер видеонаблюдения. После концерта Джек листал новости, как одержимый. Он будто вернулся на восемь лет назад, когда его выходки обсуждались в СМИ. И он приехал в отель, словно на автопилоте, с одной целью – убедиться, что его жизнь не рассыпалась, как замок из песка на ветреном пляже. В итоге он сделал только хуже – разозлил девчонку. Раз ей влегкую облить незнакомца пивом, что она может наговорить прессе в угоду веселью, выгоде, обидам?!

Поворочавшись несколько минут, Джек понял, что не сможет вновь уснуть. Поэтому вскочил с постели, чудом не разбудив Элизабет. Жена что-то пробормотала и отвернулась к стене – золотистые локоны разметались по подушке. Ангел. Джеку безумно повезло, что у него есть Лиззи, мальчики, дом, бизнес. Льюис не собирался терять это из-за сплетен.

«Может, вы приехали, потому что в вашей жизни наконец-то что-то произошло?» – звучал в голове насмешливый голос Белладонны. Джек надел спортивные штаны, накинул ветровку поверх футболки и отправился на пробежку. Он бегал по мокрой от росы лужайке, злился и вспоминал, почему отказался от успешной карьеры боксера. Тогда Джек чувствовал то же самое, что и сейчас – потерю контроля. И ему это не нравилось. Ни тогда, ни тем более сейчас.

Бутылка с высокоградусным напитком была спутником Джека на всех соревнованиях. Он стал агрессивным и вспыльчивым – как и хотели в кровавом спорте. Но зависимость пагубно действовала на самое дорогое: отношения с семьей. И Джек выбрал Лиззи. Мальчиков. Скопленных денег хватило, чтобы открыть небольшой бизнес по производству экологически чистых продуктов. Всем занималась Элизабет: она обожала здоровый образ жизни и природу. Именно она мягкой рукой помогла Джеку осознать проблему и обратиться за помощью. Ему понравилась спокойная жизнь. А Белладонна тянула его назад – в скандалы и зависимость.

Льюис пробежал круг и остановился на пороге своего белого двухэтажного дома. Жилье декорировала Элизабет, потому дом был ее отражением: уютный, светлый, комфортный. Джек сел на ступеньки и отдышался. Он был потный, но спокойнее, чем пятнадцать минут назад. Спорт, как и всегда, помог освободить разум от мусора.

Джек отправился в душ. «Пошла эта пресса, – рассуждал он, намыливая тело гелем, – главное, моя семья в порядке, доход стабилен, а я могу заниматься любимым делом». Джек пару лет назад устроился тренером по боксу в местную школу. «Пусть судачат, лишь бы это не портило жизнь моей семье», – завернувшись в полотенце, мысленно заключил Джек.

Он подошел к зеркалу и протер от пара гладкую поверхность. Взглянул на себя: мокрые темные волосы, усталые зеленые глаза. Куда ему тягаться с акулами журналистики? Или с юными девушками, жаждущими создать шумиху вокруг своей персоны. Белладонна… Она наверняка уедет из города через пару дней. Если Джек не будет искать встреч, то не будет давать поводов для новых слухов. Незачем усложнять себе жизнь.

Из кухни пахло кленовым сиропом. Каждое воскресенье Лиз готовила панкейки, Джек будил мальчишек, и вместе Льюисы завтракали в саду.

Предвкушая семейную идиллию, Джек направился в комнату старшего сына. Джонни отсыпался после счастливого вечера. Именно счастье сына придавало смысл произошедшему безумию, ведь для Джека вечер стал сущим кошмаром.

Он оглядел логово тринадцатилетнего мальчика. Одежда неаккуратно висела на стуле и лежала на полу. На столе вперемешку с фантиками раскиданы учебники, тетради, комиксы; едва слышно гудел ноутбук. Над столом закрытое жалюзи окно, стены украшены плакатами – и не догадаешься, какого цвета обои.

Взгляд задержался на плакате над кроватью. Разумеется, это фотография любимой певицы Джонни – Белладонны. Она сидела на троне в зале готического замка, одетая в шелковое платье с тонкими бретельками. Ее волосы были ниже плеч и чуть темнее, чем вчера в отеле. А он-то поверил, что она блондинка, как на сцене! Наряд подчеркивал изящные ключицы и руки, усыпанные татуировками. Смотрела Белладонна, как королева на подданных: надменный взгляд, уверенная поза… Но Льюис без труда обличил рок-звезду. Он видел ее насквозь. Ненастоящие волосы, на лице много косметики, а татуировки – вторая кожа, за которой скрывалась ранимость. Она вылепила новую себя. Белладонна никогда не знала боли.

«Откуда ты взялась? – вздохнул, обращаясь к певице. – Почему подошла ко мне? Совпадение, разумеется. Я напомнил тебе Бандита, как сказал Джонни. Но… смотрела заинтересованно, будто знакома со мной».

Джек напряг память. Видел ли он ранее Белладонну? Обидел ли ее? Пару раз он приезжал на поединки в Европу, но маршрут был банален: номер в отеле, зал для тренировок, бар при отеле, зал для боя, вновь бар при отеле, самолет. Льюис прикинул, сколько могло в то время исполниться немке – не больше пятнадцати. Несовершеннолетних он в своем окружении не помнил и определенно не позвал бы к себе в номер даже в пьяном угаре.

– Па? – сонно позвал Джонни и потер глаза. – Ты чего тут? – Сын сел на постель и нахмурился. Кудряшки упали ему на глаза.

«С ума схожу, сынок, с плакатом разговариваю», – подумал Джек, а вслух сказал нейтральное:

– Вставай, пора завтракать, – и развернулся к выходу из комнаты.

Он чувствовал жжение на затылке. Его не покидало ощущение, что серые глаза Белладонны следят за ним. И беззвучно смеются.

– Лиззи, помочь с завтраком? – Он позвал жену, но осекся на последнем слове. Застыл в дверном проеме кухни. Забыл, как дышать.

Джек увидел миссис Льюис не у плиты, а за обеденным столом: Элизабет, скрестив пальцы в замок, смотрела на экран телевизора. Ее волнистые локоны выпали из хвоста и обрамляли лицо-сердечко, не тронутое косметикой. Лиз прекрасна, только карие глаза – грустные.

Джеку вспомнилось знакомство с женой: он часто отмечал победы в барах – напивался, цеплял девушек. И Лиззи пришла отдохнуть с подругами, но напоролась на наглого бармена. Джек, словно рыцарь, защитил ее. Затащил в постель. Полюбил. И другие женщины перестали для него существовать. Джек и Лиз встретились пару раз, одержимые страстью, и Лиз забеременела. Она, девушка из хорошей семьи, мечтала о тихом семейном счастье, но Джек постоянно втягивал жену в неприятности – до пятого дня рождения Джонни, когда у Джека вдруг открылись глаза: если он продолжит напиваться, рисковать здоровьем и будущим, Лиззи заберет сына и уйдет. Тогда Джек оставил бокс, а позже, когда родился Питер, понял, что ни разу не пожалел о своем решении. Он не втягивал семью в неприятности. До вчерашнего вечера.

Сейчас Джек стоял и молился, чтобы его опасения не оправдались. Пусть жена, изумленно побледнев, смотрит по телевизору репортаж о цунами в Азии или на рождение панды в зоопарке. Что угодно, только не…

– Белладонна вчера дала жару!

…не это. Не чертова Белладонна!

– Давайте вновь посмотрим ее выступление в клубе Paradise!

Джек стремительно пересек кухню и выключил телевизор. Ему не хотелось ни видеть, ни слышать эту девчонку. Повернувшись к Элизабет, Джек тихо спросил:

– Ты злишься на меня?

– Из-за того, что ты вчера приехал, крикнул: «Сумасшедшая певичка!» – убежал и пропал на пару часов?

– Она и правда сумасшедшая.

Элизабет медлила с ответом, поправляя ворот водолазки, и тянула время, тем самым лишая Джека кислорода. А потом сказала:

– Джонни с тобой не было. В толпе с ним могло случиться что угодно и… Ему всего тринадцать! Это безответственно.

Льюиса как током дернуло. Во всей ситуации ее беспокоит безопасность сына, а не слухи о похождениях мужа. Верно, если бы Джонни был с Джеком, этого бы не случилось: Белладонна не позволила бы такого поведения при малолетнем поклоннике. Джеку до горящих ушей стало стыдно. Лиз думала о сыне, а о чем думал он?

– Мне уже тринадцать, мам, – пришел на помощь старший сын. Он стоял в проеме кухни и сонно потягивался. – Я бы не простил папу, если бы тухнул на диванчиках. – Джонни прошел в кухню, шлепая по плитке босыми пятками, и налил апельсиновый сок из графина в стакан. – Благодаря папе я поговорил с Белладонной. Сфоткался с ней! Это был офигенный вечер. – Сын с благодарностью посмотрел на Джека.

Элизабет открыла рот, но тут же закрыла. Помедлив, она сказала:

– Все хорошо, что хорошо кончается. Я рада, что ты в порядке, – посмотрела на Джека. – Вы оба.

Джек в такие минуты жалел, что его супруга не импульсивная и эмоциональная барышня, а тихая и мудрая женщина. По бесцветному тону жены он так и не понял, злится ли она.

– Я не злюсь.

Мысли читать определенно умеет.