Чужие грехи

– Дело вот в чем, – смилостивился майор, – ученики девятого класса 22-й средней школы отмечали окончание учебного года, хорошо выпили. Школа непростая, в ней учатся отпрыски не последних людей города. Уже поняли, Лидия Александровна, что произошло дальше?

– Боюсь – да, Виктор Павлович, – Лида смутилась. – Но я не собиралась вас перебивать…

– Вот и умница. Один из пьяных отроков, некто Леонид Куленин, изнасиловал девочку из параллельного класса – Лену Цыпленкову. Последняя была в хлам, насильник положил ее на стол и при всем честном народе… Девочка под конец пришла в себя, стала кричать…

– Ужас, – покачала головой Лида. – Какой, говорите, класс?

– Девятый, – сказал Шабанов, – нормальный класс. Уже можно. Ну, если договоришься…

– Ох, Шабанов, когда же ты начнешь фильтровать базар, – посетовал Варламов, – или просто думать головой. Расклад такой. Все произошло на глазах подростков. Куленин был пьян, но трезвее Цыпленковой. По рассказам ребят, он давно хотел сделать с ней что-то подобное. Как бы она ему нравилась. И вот случай представился. Леонид – сын второго секретаря Октябрьского райкома партии. Цыпленкова – племянница главы Ленинского Совета народных депутатов.

– Замкнутый круг, – восхитилась Лида, – разрешите, продолжу? Первое, что приходит на ум – замять. Но как, если все видели? История уже расползлась. Будь кто-нибудь из главных героев попроще, скажем, сыном медсестры или дочерью инженера, замять бы удалось. Даже со свидетелями. Пригрозили бы, предупредили о последствиях. Но у нас история сложнее. По бедному мальчику плачет «малолетка» – как торжество социалистической законности. А жертве – вселенский позор. Но разве сын второго секретаря партии в принципе может сесть?

– Если показательно, то – да, – вставил Крюгер. – И иногда, кстати, надо. Показать, что все перед законом равны. А так – согласен, ситуация щекотливая. Родственники Цыпленковой ополчатся на Кулининых. Монтекки и Капулетти, блин. Тупик.

– А делать что-то надо, – усмехнулся Алексей. – Есть одно решение, которое с оговорками устроило бы всех. Вы же понимаете, о чем я?

– Женитьба! – расхохотался Шабанов. – Со скольки там можно? С шестнадцати? Исполнилось, поди. Если нет, то подождут. Кланы породнятся, сыграют свадьбу, и пусть совокупляются, сколько влезет. Ой, простите. И жениху урок, как усмирять свое хозяйство.

– Вот только невесту никто не спросил, – подметил Островой.

– Да фигня, – отмахнулся Денис, – через год разведутся, и все забудется.

– А почему вы заговорили об этом, Виктор Павлович? – спросил Алексей. – Все понятно, что расследовать?

– Нечего, – согласился Варламов, – но расследовать надо. Так считает начальство, связанное с кланом Цыпленковых. Наша задача – собрать неопровержимые улики против Куленина. Заново допросить всех участников вечеринки, настойчиво напомнить об ответственности за дачу ложных показаний… И возьмется за это неприятное, дурно пахнущее дело… – взгляд майора уперся в Крюгера. Капитан занервничал, стал чесаться.

– Палыч, ты серьезно? Побойся бога…

Взгляд начальства переместился на Лиду.

– Товарищ майор, это провокация! – Лида нешуточно забеспокоилась. – Я ведь женщина, у меня семья, двое детей, я вам не прокладка между мафиозными кланами…

– У тебя один ребенок, – напомнил Шабанов.

– Нет, двое, еще муж, младшенький…

Громкий гогот прервало вторжение начальника РОВД подполковника Сергеева. Невысокий, плотный, с глубокими залысинами на яйцевидном черепе, подполковник кипел от ярости. Он ворвался, остановился посередине кабинета и исподлобья уставился на сотрудников. Те вспомнили про субординацию, стали вразнобой подниматься.

– Весело вам, товарищи офицеры? Смешно, как в цирке? – процедил он, сверля присутствующих налившимися глазами. – Позвольте полюбопытствовать, чем вызван смех в рабочее время? Закрыли все дела? Нашли пропавшие из банка деньги? С кем я работаю… – взгляд начальства уперся в вымпел победителя социалистического соревнования. «Не верю», – говорил его суровый взор.

– Федор Михайлович, так это самое… – растерянно забормотал Варламов.

– Молчи, Виктор Павлович! – взревел подполковник. – Не умеешь контролировать подчиненных, так стой и не отсвечивай! Разин! – Сергеев резко повернулся к Алексею, у того чуть не выстрелило в спине, – какого хрена было в пятницу?! Ты зачем поперся на вызов, который был не твой? Решил помочь патрульному наряду? Конечно, у нас же времени и возможности – вагон! А давайте еще кому-нибудь поможем? ОБХСС, например! Раскроем парочку цехов, пусть порадуются ребята! Фарцовщиков погоняем. Или отделу по делам несовершеннолетних. А почему нет? Возьмем на поруки какой-нибудь детский сад!

– А что не так, товарищ подполковник? – Алексей на всякий случай сгруппировался. – Преступник калечил женщину, мы не знали, когда прибудут патрульные… Все закончилось благополучно… сравнительно: преступник обезврежен, гражданка Визгун осталась жива…

– История пишется победителями, – прошептал Крюгер. С похмелья он был образцом красноречия.

– Что? – Подполковник осекся, уставился почему-то на Лиду. Та неудержимо стала бледнеть.

– Я ничего, – прошептала Лида. – Меня, товарищ подполковник, там вообще не было…

– Конечно, вы же у нас не просто так, вы у нас по связям с общественностью, – съязвил Сергеев. – Что с вами сегодня, Белозерская? – он недоверчиво разглядывал ее мундир. – Почему вы в форме?

– Постиралась, – прошептал Крюгер. Подполковник не услышал. Шабанов конвульсивно вздрогнул.

– Разин, объяснительную мне на стол! – продолжал разоряться Сергеев. – И пока не напишешь, не отчитаешься, домой сегодня не уйдешь!

– Товарищ подполковник, объясните, в чем дело, – проворчал Алексей.

– Он еще спрашивает! Ладно, основания для взлома двери в квартиру семейства Визгун у тебя имелись, допустим. Но какого хрена вы взломали дверь девятой квартиры? Допускаю, что ломал не ты, но все происходило под твоим контролем!

– Минуточку, товарищ подполковник… – Алексей наморщил лоб. – В эту квартиру спустился с балкона Визгун – после того, как порубил свою жену. Мы преследовали опасного преступника, действовали по обстановке. В квартире находилась женщина. Визгун пребывал в состоянии аффекта, мог расправиться и с ней…

– В квартире проживает начальник отдела пропаганды Ленинского райкома партии товарищ Шевчук, – отрезал Сергеев. – В тот же вечер он написал жалобу самому Горячеву, которой немедленно дали ход – невзирая на выходные! Его жена свидетельствовала, что дверь взломали сотрудники милиции!

Алексей не верил своим ушам.

– Позвольте, товарищ подполковник. То есть то, что дверь взломала милиция, она заметила. А то, что к ней лезет сумасшедший мужик в трусах – нет?

– В этом товарищ Шевчук также обвиняет вас, – упорно гнул свою линию Сергеев. – И в этом, согласись, есть резон. Во-первых, вы не должны были дать Визгуну покинуть его квартиру. Во-вторых, с чего вы взяли, что Визгун причинил бы вред гражданке Шевчук? Пролетел бы мимо, выбежал в подъезд…

– Увидел бы сотрудников милиции и заскочил бы обратно в квартиру, взяв в заложники жену начальника пропаганды, – настаивал Разин. – Проще дверь починить. Средства им, надеюсь, позволяют?

– А вот это не тебе решать! Ты кем себя возомнил, Разин? Получаю от одних, получаю от других… – подполковник схватился за голову. – То история с подонком Кулениным, школа которого даже не в нашем районе, то этот Шевчук, который даже вникать не стал в обстоятельства! Пришел он, видите ли, домой, дверь лежит, жена в испуге… И не перечь мне, Разин, уяснил? Я начальник, ты дурак! И плевать, что со своей колокольни ты где-то и прав… – Сергеев выпустил пар, немного смягчился. – Почему я должен постоянно прикрывать вас? А меня кто прикроет? Пиши рапорт, Разин, и за работу. Что стоим, как на выданье, товарищи офицеры? Работа сама себя не сделает!

– Мы знаем, – вздохнул Крюгер, – работа не Одесса, в тумане не растает…

– Что? – Сергеев резко повернулся.

– Что? – не понял Крюгер.

– Да ну вас, – отмахнулся Сергеев, – остряки, мать вашу, – он внезапно потянул носом и с подозрением уставился на Крюгера.

– Усталый вы какой-то, Федор Максимович, – посочувствовал Варламов. – Спина болит? Сельское хозяйство на даче поднимали?

– Поднимешь с вами, – фыркнул Сергеев. – Только доехал – уже бегут с поста охраны: вам звонок из секретариата горкома! Все, работайте, – он повернулся к выходу. Потом остановился, что-то вспомнив: – Ан нет, еще не все. Теперь радостная новость, товарищи, – серое лицо начальства озарила злорадная улыбка.

– К нам едет ревизор? – сник Варламов.

– Хуже. В ваш отдел направлен практикант – зеленый недоросль из юридического института. Практика у них между семестрами. Аж до сентября, представляете? Чтобы сделали из него человека. Завтра прибудет, готовьтесь.

И подполковник с довольным видом удалился. Сотрудники не садились, мрачно смотрели на закрывшуюся дверь. Никто не выражался в адрес руководства. Подполковник Сергеев был хорошим человеком, а хороший человек имеет право на поганый характер.

– Лучше бы ревизор… – вздохнул Варламов.

– Зачем нам практикант? – выразил общее мнение Шабанов. – Вы как хотите, а я в няньки не нанимался.

– Пропало лето, – сокрушенно констатировала Лида.

Текущие дела требовали обильной писанины. На отчетах набили руку – строчили как секретари Александра Дюма. После обеда, который для большинства сотрудников приобретал условный характер, весь коллектив находился в отделе. Время посвящалось бумажной работе.

В этот исторический отрезок и появился посторонний. Вроде стучал, но на это не обратили внимания – радио исполняло концерт по заявкам радиослушателей. Скрипнула дверь, на пороге стоял молодой человек, почти мальчишка, – в мешковатом пиджаке, с оттопыренными ушами. На левом лацкане поблескивал комсомольский значок. Сумочка из кожзаменителя свисала с плеча. Он смущался, застенчиво мялся на пороге.

– Молодой человек, вы ошиблись, – буркнул Варламов, не отрываясь от бумаг, – покиньте помещение.

Парень дернулся, побледнел.

– Я к вам, здравствуйте… – у него был надрывный, ломающийся голос.

– Что вы хотели? – Алексей раздраженно швырнул ручку на стол.

– Так это… работать…

Сотрудники оторвались от своих занятий, дружно уставились на посетителя.

– Я из юридического института, к вам направили на практику… – молодой человек помялся, несмело подошел к столу Варламова (понял, что это старший), положил перед ним бумаги. – Вот мои документы: паспорт, направление, студенческий билет…

Варламов тяжело вздохнул, показал подбородком на Разина:

– К нему.

– Хорошо, спасибо…

Он испытывал чудовищную неловкость, облизывал пересохшие губы.

«То еще несчастье», – с ходу оценил Разин.

– Ой, какой маленький, – восхитилась Лида. – Хорошенький… Смотрите, ребята, и вправду, зеленый. Волнуешься, милый?

Шутливое замечание окончательно вогнало практиканта в краску.

– Ничего себе маленький, вон какой дылда, – проворчал Шабанов. – Ну все, теперь у нас раскрываемость просто попрет.

– Сказали, что завтра придешь, – Алексей неприязненно оглядел нескладную фигуру.

– Зачем завтра? – молодой человек как-то подбоченился. – Товарищ подполковник Сергеев уже провел со мной беседу, сказал, что можно и сегодня… Работать хочу…

– Это пройдет, – прыснул Островой.

Алексей уныло перебирал предъявленные бумаги – словно надеялся, что они липовые.

– Зовут-то тебя как? – вкрадчиво спросила Лида.

– Виталик… Простите, Виталий Снегирев.

– Ну конечно, Виталик, как же иначе…

– Гы-гы, – заржал Шабанов.

– Ладно, прекращайте, – поморщился Алексей. – Не смущайте нашего перспективного работника. Блатной? – Он пронзительно уставился на парня.

– В каком смысле? – Виталик сглотнул.

«О, боже…»

– Мама с папой у тебя кто?

– Так это… Мама работает в институте вирусологии, отец – инженером по технике безопасности на заводе химконцентратов…

– Не блатной, – хмыкнул Крюгер, успевший выдуть кружек десять чая. – Разве что парочку боевых вирусов достать – для личного, так сказать, потребления. Я слышал, на заводе химконцентратов начали уран обогащать.

– Это не относится к делу, – нахмурился Алексей. – И вообще, составляет государственную тайну. Как учишься, студент?

– На пятерки…

– Это плохо, – покачал головой Алексей. – Но ничего, что-нибудь придумаем. Проживаешь с родителями? Не отвечай, это риторический вопрос. И что с ним делать, Виктор Павлович? – Разин повернулся к майору.

– Ты у кого это спрашиваешь? – разозлился Варламов.

– У вас, вы начальник отдела. Ладно, тоже не отвечайте, высокое руководство все за нас решило. Здоровье нормальное, Виталик? Не пьешь, не куришь, женщинами не интересуешься, потому как главное – это учеба?

– Да, все правильно, а как вы…

– Слушай и запоминай, приятель. Временно вливаешься в коллектив, знакомиться с сотрудниками будешь по мере работы. Никуда не лезешь, никакой инициативы, любое действие – только с нашей санкции. И запомни: чем меньше будешь умничать и лезть, куда не просят, тем больше шансов, что тебе засчитают практику. Просто смотри и учись, как работают люди.

– Да, конечно, – практикант энергично закивал. – А свой стол у меня будет?

– Будет, – вздохнул Алексей. Хотел показать пальцем, но передумал, показал глазами: – Видишь дверь в углу? Там кладовка. Вытащи стол, только осторожно, чтобы остальное не посыпалось. И не смотри такими грустными глазами, тут нянек нет.

Они задумчиво наблюдали, как из темной комнаты, лампочка в которой перегорела еще в прошлом году, практикант выволакивает ободранный стол, на голову что-то валится, он выражается вполне литературно, пытается навести за собой порядок, отчего запускается цепная реакция, и в кладовке воцаряется полный хаос. К счастью, необходимых в хозяйстве вещей тем не держали, только старье – сломанный вентилятор, веники со щетками, лопату на случай субботника, остатки обоев и линолеума, подшивку «Известий» за 1975 год, пустые стеклянные банки из-под солений…

Виталик справился с заданием, придвинул стол к стене, извлек из кладовки стул с треснувшей спинкой, глянул, поджав губу, в зрительный зал.

– А что, руки растут откуда положено, – задумчиво изрек Шабанов. – Нормальный опер выйдет. Работай, студент.

– А пистолет мне положен? – не подумав, спросил Виталик.

– Положен, – кивнул Алексей. – Можешь купить в любом детском магазине.

– Только не водяной, – встрепенулась Лида. – А то кто тебя знает…

Виталик снова надулся. Сотрудники прятали улыбки – что поделать, дедовщина.

Задребезжал телефонный аппарат. Варламов снял трубку, стал слушать. Тень озабоченности пробежала по начальственному челу. Он повесил трубку, мрачно оглядел присутствующих.

– У нас убийство. Ордынское шоссе. Патрульный экипаж уже там.

– А мы тут при чем? – насупился Шабанов. – Где мы и где Ордынское шоссе?

– Километр от Хилокского рынка, – пояснил Варламов. – Тело нашли в двухстах метрах от знака «Конец населенного пункта». Уже город, – он невольно задумался: или еще город? Без разницы, это откуда посмотреть. Ленинский район – без конца и без края, самый протяженный в городе. Население – сопоставимо с населением Брянска. – Так, поехали, – Варламов поднялся. – Студент остается в отделе, разбирает бумаги и отвечает на телефонные звонки.

– Товарищ майор… – убитым голосом забормотал практикант.

– Виктор Павлович, вы хорошо подумали? – испугалась Лида. – Доверить отдел этому сокровищу?

– Ну да, плохо подумал, – крякнул Варламов. – Все на выход, отдел закрыть. Радуйся, практикант, едешь на свой первый труп…

Глава третья

Гудело Ордынское шоссе – западный выезд из города. В оба конца шли тяжелые грузовики, «МАЗы» и «КамАЗы». Пыль на трассе стояла столбом. День в разгаре, на небе ни облачка. За спиной осталось кладбище, сравнительно тихий Хилокский рынок. По курсу – свалка, источающая умопомрачительные ароматы. Слева в низине дачные поселки – не лучшее место для загородного отдыха и самоотверженного труда на грядках. Справа находились механические мастерские, строился вспомогательный корпус – работал кран, жалась в узком проезде бетономешалка. «Слава советскому народу – …» – извещал транспарант на фасаде мастерских. Окончание фразы загородил передвижной кран. «…Вечному строителю коммунизма», – мысленно закончил Алексей.

Проехать мимо одинокой милицейской машины на обочине было невозможно. Шабанов сбросил скорость, съехал на глинистую обочину. Вслед за «РАФом» подтянулась старая «Волга». Криминалисты извлекали из багажника свои рабочие инструменты. Старший наряда что-то докладывал Варламову. Выгружались неспешно – форсировать работу никто не рвался.

Переменился в лице практикант Снегирев – уже не рвался в первые ряды. Морщилась Лида, зажимала нос платком – дышать здесь можно было только гарью. Снова посмурнел Крюгер, утирал пот со лба. От тряски в микроавтобусе похмелье возвращалось. Подошел, прихрамывая, пожилой криминалист – Колкер Борис Давыдович, поздоровался за руку с Варламовым, кивнул остальным, смерил взглядом с иронией застенчивого практиканта.

«Может, зря мы так с парнем? – мелькнула правильная мысль. – Не успел оформиться – сразу с корабля на бал».

Спустились в заросшую травой водосточную канаву. Островой подал руку Лидии Александровне. За пустырем простирался кустарник, дальше – свалка металлолома. Лаяли бродячие собаки.

Труп лежал на дне канавы. На женщину легкого поведения, промышлявшую на этом отрезке дороги, потерпевшая не походила. Труп принадлежал молодой женщине лет 26–28, среднего роста, с хорошей фигурой. Она была одета в длинную плиссированную юбку, тонкую ветровку поверх нарядной блузки. На ногах – летние ботинки со шнурками. Она лежала на боку, неловко извернувшись, лицом вверх, по траве рассыпались каштановые волосы. Глаза погибшей были частично открыты. Во рту – кляп, похоже, скомканное вафельное полотенце. Руки были связаны за спиной бельевой веревкой.

– Так себе композиция, – прокомментировал Шабанов. – Жалко девчонку – симпотная.

Других комментариев не последовало. Судить о привлекательности потерпевшей было сложно – лицо свела судорога. Видимых повреждений на теле не было. Оперативники осмотрели место. Следы отсутствовали – вообще. Практикант Виталик издал подозрительный горловой звук и спрятался за спину Лидии Александровны. Мертвое тело невольно приковывало взор. За что ее? Жила себе – и вот…

– Вроде кровь под головой, – подметила Лида. – Не растеклась, в землю впиталась.

– Переверните ее, – буркнул Варламов. – Не возражаете, Борис Давыдович?

– Мне ли вам возражать, Виктор Павлович, – вздохнул криминалист. – Переворачивайте, не стесняйтесь.

Шабанов справился в одиночку, присев на корточки. Виталик Снегирев снова что-то выдал, пулей вылетел из канавы и согнулся пополам, опорожняя желудок.

– Нормально, – пробормотала Лида, – романтический флер профессии начинает спадать.

Кряхтя, опустился на корточки Борис Давыдович. Затылочная кость у потерпевшей была проломлена. Он вытянул шею, всматривался, мотая на ус. Натянул резиновую перчатку, коснулся раны. Кровь впиталась в песчаную почву, вокруг головы ее было немного. Опустился на корточки помощник Колкера, открыл чемоданчик.

– Мы поработаем, молодые люди, хорошо? – Борис Давыдович поднял голову. – Кстати, обратите внимание, здесь тоже кровь, – он коснулся травы рядом с головой. – Она не бросается в глаза, поскольку засыпана землей.

– Работайте, Борис Давыдович, не будем вам мешать, – сказал Варламов. – Мы пока осмотримся. Эй, кто-нибудь видел практиканта? – Он завертел головой.

– Кусты осматривает, – проворчал Крюгер.

Практикант предпочел удалиться, блуждал по кустам на краю пустыря, словно искал там улики. Уж чего-чего, а улик там быть не могло.

– Да пусть, – отмахнулся Алексей, – лишь бы под ногами не путался. Зря мы его сюда привезли – ребенок еще. Обратили, кстати, внимание, на обочине брызги крови? – Он выбрался из канавы, присел на корточки, сделал паузу, дожидаясь, пока протарахтит тяжелый грузовик. – Вот, несколько капель. Жертву привезли сюда в багажнике легкового автомобиля или в кузове грузовика. Привезли, заметьте, живую. Вытащили, ударили чем-то тяжелым по затылку и сбросили в канаву. Падая, она зацепила откос, осыпалась земля – это по поводу крови. Дело происходило ночью, трасса пустая. В своих способностях убийца не сомневался – знал, что убьет с одного удара, поэтому вслед за девушкой в канаву не спускался.

– Похоже на то, – согласился Варламов.

– Ботинки туго зашнурованы, – сказал Крюгер. – Поэтому не слетели с ног во время падения. Рот заткнули, чтобы не кричала, руки связали, чтобы не брыкалась.

– Накрашена, но в меру, – подметила Лида. – На жрицу любви не похожа. Губы слегка подведены… были, пока помада не размазалась. Тушь на ресницах – тоже в меру, обильно не потекла. Одета – не на бал, но прилично. Может, с кем-то собиралась встретиться?

– Борис Давыдович, что со временем смерти? – спросил Варламов.

Эксперт поднял голову:

– Если судить по температуре печени, Виктор Павлович, часов двенадцать – шестнадцать. Точнее скажу после вскрытия. Хотя и после не скажу – много времени прошло. Навскидку, смерть наступила от двух до трех часов ночи.

– Жертву изнасиловали?

– Ну, извините, – хмыкнул эксперт, – мы ей под юбку не лазили. По внешним признакам, сексуального насилия не было. Позднее, молодой человек, все позднее… Удар, если вам интересно, нанесли тяжелым стальным предметом с продолговатым заостренным выступом. Подумайте, что это может быть. И мы тоже подумаем…

– Почему ее так долго не могли обнаружить? – проворчал Островой. – Оживленная дорога, белый день…

– Канава, – объяснил Алексей. – Пешие здесь не ходят, только машины проезжают. Даже собаки ее не почуяли – иначе устроили бы пир на весь мир… Кстати, кто ее обнаружил? – Алексей повернулся к сержанту патрульно-постовой службы. Милиционеры еще не уехали, ждали указаний.

– Они, – кивнул сержант. По курсу, метрах в семидесяти от места происшествия, на обочине дороги стоял старенький «Москвич-408». Пассажиры терпеливо ждали, не выходя из салона. – Пожилая семейная пара, – рассказывал патрульный, – ехали к дочери в Ордынку. Остановились, чтобы масла подлить в двигатель. Мужик и увидел труп. Перепугался, говорит, прыгнул обратно в машину, еще жена закричала: мол, мы тут ни при чем, наша хата с краю… Проехал немного, да, видно, совесть взыграла – остановился, побежал в мастерские позвонить. Вот сидят теперь, ждут, проявляют, так сказать, гражданскую сознательность.

– Из мастеровых, понятно, никто не подошел, – хмыкнул Варламов.

– Конечно, они же не дурные, – сержант оскалился.

– Островой, иди, опроси. Составь протокол, перепиши данные и пусть едут.

– Понял, товарищ майор, – Островой испарился.

Эксперты продолжали работать, отпуская деловитые замечания. Мертвая женщина была всего лишь материалом – вроде стальной болванки для фрезеровщика.

– При ней что-нибудь есть, Борис Давыдович?

– Ни-че-го, – по складам произнес эксперт. – Карманы только в ветровке – пустые, если не считать старого прокомпостированного билета. Золотой кулон на шее – убийцу он почему-то не заинтересовал; дамские часики – уверяю вас, не швейцарские. Больше ничего – то есть совсем, молодые люди.

– Могу помочь, – подошел сержант. – Сумочка лежит в этой же канаве – вон там, в пятнадцати метрах. Это ее сумочка, чья же еще? Мы не подходили, не доставали – а то начнете выражаться, мол, опять все следы затоптали.

– Молодец, сержант, – похвалил Алексей, – могли бы и сразу сказать.

Сумочку извлекли из канавы при помощи толстой ветки. Обычная женская сумочка – из белого, сравнительно качественного кожзама. Варламов лично проводил досмотр, работал в перчатках.

Убийца был со странностями: ценные вещи его не интересовали. Сбросил тело в канаву, туда же, только чуть дальше, швырнул сумку. Вещи высыпали на капот патрульной машины. Тряпочная косметичка с женскими принадлежностями – ничего импортного, все советское: помада, тушь, тени, пара тюбиков с какими-то кремами. Маленький блокнот с записями и кучей телефонных номеров, платки, солнцезащитные очки. Содержимое кошелька убийца не тронул (возможно, и не открывал сумку) – шесть рублей купюрами и немного мелочи. Из отдельного кармашка Варламов извлек паспорт, пролистал, передал Разину.

И вправду, симпатичная. С фотографии глядела большеглазая молодая женщина. Фото двухлетней давности, в позатом году ей исполнилось двадцать пять, она поменяла паспорт. Ермолова Екатерина Дмитриевна, уроженка этого города, место прописки – улица Станиславского, дом 4 (неплохой, кстати, дом у сада Кирова). Русская, детей нет, не замужем, впрочем, была, есть штамп о разводе годичной давности.