Полная версия
Без Границ
Харон хмурился, молчал, испепеляя девушку лукавым взглядом. В итоге он просто улыбнулся.
– Что за сделка? – наконец, спросил он.
– Я хочу узнать, за что женщины отдают свои жизни. Что ты им даешь взамен? – Глаза девушки горели. – Я могу предложить тебе пожить человеческой жизнью.
– Что это значит? – Харон невозмутимо смотрел на девушку.
– Значит, что ты поймешь, что значит быть человеком.
– И это мне должно быть интересно? Что может быть интересного в человеческой жизни? Инстинкты и пара умных фраз, сказанных за всю жизнь? Пара любовных приключений? Горючие слезы?
– Ну вот заодно и узнаешь, что может быть интересного.
– Нет, детка. Так сделки не заключаются. Я назвал тебе цену и дал право выбора. За то, что предлагаешь мне ты, я могу дать лишь платонику. Физику тел ты сможешь прочувствовать только после сделки.
– А ты упрямый! – Вика улыбнулась.
– Нет, дело не в этом. Это закон, я должен придерживаться его. Я выполняю свою работу.
– Даже сейчас?
– Нет. Сейчас мы пьем кофе, а не находимся в постели.
– Я видела привязывающее заклинание… – намекнула Вика, еле заметно улыбаясь.
Демон тоже улыбнулся и в его глазах вспыхнул яркий огонек. Харон сжал ее руку и впился в нее глазами.
– Привязывающее заклинание? Да?
– …Да… – робко ответила девушка.
– Детка, таких заклятий не существует. Все то, что написано в книгах, в Интернете, в рукописях, всего лишь удачно описные взаимоотношения между человеческим миром и нашим. Если демон влюблен в земную женщину, то, конечно, он к ней привяжется. Если ему скучно, и он вдруг услышал связующее заклятие, то ради веселая он может прикинуться, что привязан. Но как только демону надоедает игра, человек умирает. Чаще всего этакого рода «заклятия» исполняются только из-за скуки. Но поверь мне: не всегда удается заинтересовать собой демона.
– Значит, у меня нет ни единого шанса уговорить тебя поэкспериментировать?
– Шанс есть всегда. Уговаривай. Кстати, твоя консультация заканчивается через пятнадцать минут. Профессору задали уже последний вопрос.
– Откуда ты все знаешь?
Харон улыбнулся в ответ. Его так умиляли люди. Наверное, он один из немногих демонических существ, который неподдельно испытывал удовлетворение от общения с людьми. На их фоне он чувствовал себя всемогущим великаном, а люди превращались в маленьких муравьев.
Харону больше всего нравилось общаться с женщинами. Оно и понятно, он – инкуб. Он создан для женского пола. Женщины его боготворили и расставались с жизнями, ни грамма не сожалея о содеянном, до тех пор, пока в игру не включался разум.
– Я не все знаю. Например, я не знаю, что ты сделаешь в будущем. Я хорошо осведомлен о прошлом, неплохо разбираюсь в настоящем, но будущее – неподвластно даже нам.
– Все-таки шанс удивить тебя есть?
– Если захочешь, ты сможешь сделать все. Не существует никаких ограничений, кроме тебя и твоего сознания. Любая граница недозволенности – это все твое сознание.
Виктория вздохнула и взглянула в окно. Люди шли, куда-то спешили, о чем-то говорили, им словно было интересно жить. На самом деле они просто плыли по течению, неспешно, даже не управляя вспомогательными частями. Просто плыли.
Демон смотрел на девушку и она все больше и больше интересовала его. Конечно, она была не единственной женщиной, которая его заинтересовала. У него было много дам, многих из них он любил… Любовь демона. Странная, порой даже в чем-то глупая, но у любви много подвидов. Демоны тоже могут любить.
Многие люди задаются вопросом, как такое возможно? Неужели такому существу, как демон, нужна женщина для любви? Зачем? Это вполне логичные вопросы, на которые, к сожалению, никто не знает ответы. Но всем известно, что перед женщинами очень трудно устоять…даже столь могучему существу, как инкуб.
– Ты же не причинишь мне вреда? – Внезапно спросила Вика.
– Вреда? – переспросил Харон. – Вообще, я не вредоносный демон. Но тебе на будущее – никогда не верь демонам. Никогда.
– Ты сейчас признаешься, что лжешь?
– Нет, детка, я признаюсь, что нам нельзя верить, что я могу соврать в любой момент, потому что мне нравится врать. Это один из моих любимых грехов. Твоя консультация закончилась. Тринадцатого числа у тебя экзамен. Как собираешься сдавать?
Виктория на мгновение отвлеклась от мыслей о сексуальном мужчине. Экзамен… Черт. Вот это уже серьезный вопрос. Она совсем забыла о нем, чего нельзя было допускать.
До чего же женские головы напоминают сито… Женщины такие дурные. Вот выстроены планы, виднеется блестящее будущее, вот жизнь начинает подниматься с колен, обнажая затейливые горизонты. И вот появляется он. И все. Она больше не смотрит вперед, не смотрит наверх, только на него, только в его глаза, скрывая томное вожделение, тайно шепча себе «ты-дура», но продолжая преследовать его… Как же глупо, недостойно и банально рушатся горизонты. Потом она сидит вновь на переломанных коленях, уже не пытаясь подняться, потому что ей страшно. Ей страшно, что будет больно, что надломится, что упадет. Но она даже не думает, что будет, если появится другой «он» …
Виктория уничижала себя морально. Ей безумно хотелось испробовать то, что предложил Харон. Но девушка боялась сделки, она любила свою жизнь.
– Черт, – прошептала она, отводя взгляд от янтарных глаз. – Черт!
Харон смотрел, внимательно наблюдал за девушкой, выуживая из нее каждую эмоцию и то, как она переживает ее.
Нравилась ли она ему или ему было наплевать и он просто делал свою работу? Безусловная ложь! Девушка очень нравилась демону, очень ему хотелось поднять занавес, за которым идет вопиющий спектакль. Он жаждал, чтобы она увидела его. Но Виктория никак не хотела покупать билет на представление, нагло прорываясь сквозь охрану.
– Детка… Оставь в покое чертей… Что с экзаменом? В последнее время твоя голова слишком занята моей персоной. Я четко, во всей красе, вижу каждую мысль, которая проскакивает у тебя в голове. Я знаю о всех сценах, о которых ты думаешь и мечтаешь. Я видел все, что ты себе представляла.
Он дотронулся до ее губ, мягким шепотом описывая свое видение. Вика закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться хоть на чем-нибудь стоящем и отвлекающем
– … Тебе так хочется, чтобы мои руки дотрагивались до тебя, чтобы мои губы обжигали твои в сладострастном поцелуе…нежность. Грубость. Малыш, у тебя все перемешалось…. Прекрати, пожалуйста, так громко думать о нас… Во всей сексуальной сумбурности мыслей, которая творится у тебя в голове, я не вижу ничего касательно философии средних веков…
Виктория вновь открыла глаза. Внезапно ей стало стыдно. Она даже подумать не могла, что Харон видит насквозь все ее желания, еще и ей рассказывает о них. Неловкость, неуверенность и страсть – вот, чем была переполнена девушка на тот момент.
– Пожалуйста… – прошептала Виктория, сжимая руку демона. – Пожалуйста, не надо…
– Не надо что?– Харон улыбнулся и снов поцеловал девушку. – не надо это? Или не надо вот это?
Его рука, такая горячая и нежная, скользнула под футболку по спине.
– Нет! – Вика вскочила, залепила звонкую пощечину мужчине. – Это ошибка. Ошибка все, что здесь происходит! Черт!
Девушка схватила сумку и выбежала из кофе. Внезапное появление рассудка привело ее в чувство.
«Боже, что я делаю… Я совсем сумасшедшая. Этого вовсе не может быть. Я сплю. Может, я вообще в коме? Попала в аварию и провалилась в бесконечную кому? Какой-то парень позволяет себе то, о чем ему даже не положено думать. А я? Я веду себя как неудовлетворенная девка! Что со мной происходит?»
Вика бежала в университет, надеясь найти хоть кого-нибудь из группы, чтобы узнать, что обсуждалось на консультации, как будет проходить экзамен, насколько сильно надо бояться.
Харон же сидел в неподдельном шоке. Стоит ли говорить, что за всю историю существования женщин, они никогда его не били. Он никогда не знал, что такое, когда горит щека.
Мужчина сидел в кафе, среди людей, пытался понять свои чувства. Он пытался понять, что он должен чувствовать. Злость? Недоумение? Обиду? Ярость? Но ни одно из этих чувств не могло описать его состояние, в котором временно прибывал представитель ада. Одно он точно знал – он не понимал, за что его ударили.
Возможно, чуть ли не впервые он столкнулся с самым страшным мужским кошмаром: Харон, как никто другой, видел все мысли девушки насквозь, словно ее голова была из стекла. Все ее желания, мечты, визуализации ее мыслей. В своей голове она уже не раз спала с ним и он это знал и она это знала. Но в реальности она бьет его, отталкивает и убегает.
Бежать от самого себя? Какая детская глупость. Бежать от собственных мыслей, желаний, мечты. Зачем? Неужели так страшно осуществить то, что находится в голове? Нет, не в этом дело. Всего лишь очередная проблема во взаимодействии и социума. Как же стыдно сказать я изменила любимому или мужу. Сидеть потом с красными щеками, убивая себя за отвратительный поступок, уничтожая и коря за сотворенную глупость. Но как же было хорошо. Почему никто не вспоминает о том, как было хорошо? Стыдно…Стыдно перед кем? Перед людьми, которых даже не знаешь? Перед собой? Ложь. Не стыдно! И так страшно признаваться себе в этом, страшно стать изгоем в обществе. Стать тем, на кого тыкают пальцем и смеются, призирают и потешаются.
Но почему? Почему всем так не наплевать на то, что происходит у других? Почему они так обеспокоены чужими жизнями? Неужели измена – самое страшное преступление? На самом деле все намного проще. Если человек никогда не любил, он никогда не узнает о том, что любовь имеет границы, что она очень редко оказывается долгожительницей, что порой она уходит очень тихо, аккуратно прикрыв за собой дверь. Люди же продолжают сидеть и думать, что любовь, она здесь, рядом…но почему-то пусто.
Неужели им страшно становиться изгоями в обществе, но не страшно оставаться одним в бесчеловечной пустоте, теша себя призрачным миражем упокоившейся любви? Занузданная некрофилия. Любовь не может воскреснуть, если она мертва. Не может.
Любовь не может вернуться, если она ушла. Нет. Все мираж. Иллюзия. И это не стыдно? Не стыдно обманывать самих себя? Но стыдно изменить…
Зачем хранить верность тому, что мертво? Лучше сохранить об этом память. Яркую, наполненную эмоциями и жизнью. Просто надо помнить.
Конечно, Харон не понимал, что происходит. Даже он, могущественный властный демон, при первой же возможности заблудился в потемках женского подсознания…. И ему стало еще интереснее.
В кафе вошла женщина, неописуемой красоты, в белоснежном платье, с белыми волосами, длинными, распущенными… Она тут же увидела одинокого Харона, с прострацией на лице, даже немного с отчаянием и подсела к нему. Девушка улыбалась, Харон разглядывал лазурный цвет глаз.
– Люцифер… – прошептал он, позволив себе легкую улыбку.
– Привет, Харон. – Девушка, изучала сидящего напротив мужчину. – Где же ты взял такое почти-что идеальное тело?
– Создал! Устал постоянно думать о том, в каком предстать виде перед той или иной дамой. Этот вариант никогда еще не подводил.. До сегодняшнего момента.
– Да я наблюдал за твоими страстями. Интересное кино… Кстати, не расскажешь, о чем оно?
Люцифер откинулся на стуле и ожидающе уставился на Харона. Демон вздохнул, отвел глаза, позволяя легкой, почти-что воздушной печали пробежать по лицу.
– Люцифер. Только представь себе, в какой нелепой ситуации я нахожусь. Передо мной сидит владыка ада и ждет отчетности за мои действия, а я сижу и не знаю, что сказать. Можешь себе представить?
– Вполне могу. Я и не такое представлял. Но позволь мне поправить тебя. В первую очередь, перед тобой сидит твой друг, если ты забыл, только потом владыка ада. Ты можешь мне открыться, Харон. Мне кажется, я заслуживаю доверия.
– Безусловно. У меня даже и в мыслях не было ничего скрывать…
– Ты бы и не смог. Да? – Люцифер улыбнулся.
Харон кивнул в ответ и опустил голову.
– Когда в последний раз тебя вызывали люди? – спросил демон, взглянув на повелителя.
– О, эти идиоты занимаются этим ежедневно и не по одному разу на дню.
– И как часто ты к ним приходишь?
– Очень редко. Практически никогда. У меня есть несколько критериев, когда я позволяю себе прийти к человеку. Если вызывает мужнина, то уже семьдесят процентов того, что я не приду. Если же это женщина, то на десять процентов больше, что она увидит меня. Начнем с мужчин. Когда я слышу мужской голос, я всегда пытаюсь понять, для чего я понадобился тому или иному дураку. Если он хочет какую-то чушь, например, денег, власти, мести, то, как правило, я не прихожу. Хотя если настроение не очень, то я могу посетить его, заключить сделку, выгодную только для меня, уничтожить мага и порадоваться свободному вечеру. Если у вызывающего интересная просьба или он хочет предложить заманчивую сделку, то я поторгуюсь, конечно, но вызывающий вряд ли выживет. Если маг – женщина, то это уже, в принципе, интересно. Несмотря на то, что я не инкуб, я отдаю предпочтение женщинам. Помимо души они могут дать еще кое-что. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, не правда ли, Харон?
Демон улыбнулся в ответ, вспоминая огонек, оставленный на щеке и вновь стал отгонять от себя надвигающиеся непонимание.
– Что ты чувствуешь, Харон? На моей памяти это впервые, когда инкубу отказывают, да еще и с пощечиной! Как так вышло?
– Я не знаю. Единственное объяснение, которое приходит мне на ум – я слишком тороплю события, выражаясь людским языком.
– Нет, дело в том, что ты в реальности. В ней очень тяжело провернуть то, что ты делаешь во снах. Реальность – взаимодействующая яма, набитая опарышами, которые копошатся там на дне, ползая друг по другу, пытаясь возвыситься друг над другом, даже не осознавая, что каждый из них такой же беленький, толстенький червячок с черной головкой, между прочем довольно-таки бестолковой.
– То есть, ты считаешь, что я ни на что не годен за пределами сна?
– Нет, просто очень тяжело сделать то, что ты привык делать с легкостью. Вика не одна такая. Подойди ты к любой и она, скорее всего, откажет, при этом в голове выстроив совместно проведенную ночь во всех красках.
– Я всего равно добьюсь того, что хочу. Она согласится.
Люцифер посмотрел на демона и еле заметно улыбнулся. Ему было ужасно скучно разгуливать по земле. Люди уже не веселили его. Все превратилось в повседневную банальность: бессмысленные войны, где никто уже не понимает, за что воюет; убийства за обесценившиеся бумажки или за обиды детства; грабежи – воры воруют у воров: банки грабят людей, люди грабят банки, круговорот замкнут; предательство – вообще как обеденная молитва; дети предают родителей, родители предают детей; любовь – продажная: кто богаче, того сильнее любят…Все уже было, предсказуемо и тривиально для обитателей ада.
– Пожалуй, я понаблюдаю за этим. Ты не против, друг мой?
– Нет. – Харон пожал протянутую дамой руку.
– Ну что ж, я пошел…или пошла? – усмехнулся Люцифер, встав из-за стола. – Игра началась.
Харон проводил взглядом удаляющуюся девушку и, поняв, что никто не смотрит на него, просто исчез. Он появился в узком, малолюдном переулке, перед ним шла девушка в плеере. Харон шел за ней по пятам.
Демон не верил, что реальность так сильно отличается от царства сновидений. Он столько раз встречал блуждающих там людей и они даже не осознавали, что находятся не в реальности. Они переживали неподдельные эмоции, плакали, смеялись, боялись, обращались в бегство, теряли близких, находили новых возлюбленных, искали знакомые лица сквозь толпы безликих масок. Они не понимали, что находятся в забытье.
Харон твердо решил проверить слова повелителя: он был уверен, люди никогда в жизни не отличат реальность от нереальности. Но он так же был уверен, что повелитель не может заблуждаться.
Харон схватил девушку за руку. Она подпрыгнула с перепугу и вытащила наушники. Мужчина крепко держал ее руку и шептал о баснословной любви, подтаскивая девушку в объятия, как паук муху затягивает в сети.
– Нет! – закричала что есть силы девушка, отбиваясь руками и ногами от онемевшего инкуба.
– Тихо, тихо! – он прижал ее к себе, крепко зажимая рот. – Просто разреши мне прикоснуться к тебе, позволь показать то, что на вряд ли ты сможешь увидеть без меня. Позволь мне познать тебя. Я подарю тебе целый мир, мир, о котором до сегодняшнего дня ты ничего не знала. Я обещаю тебе, что когда ты познаешь его, ты не пожалеешь о правильно сделанном выборе…
Девушка смотрела в глаза Харона, ища хоть одну мизерную подсказку на то, что он не сумасшедший маньяк и не достанет рапиру, чтобы проткнуть ее насквозь.
– Я отпущу руку, а ты обещаешь, что не будешь кричать? – спросил Харон, касаясь губами ее виска.
Перепуганная девушка положительно кивнула головой. Харон медленно убрал руку, осыпая бархатистую щеку маленькими, нежными поцелуями. Его рука беспардонно расстегивала пуговицы на джинсах, подло и маняще проскальзывая под ткань.
– Пожалуйста… – прошептала девушка и из глаз потекли слезы.
Круглая, теплая слеза опустилась на руку демону. Он остановился и строго посмотрел на девушку. У нее дрожал подбородок, по щекам текли крупные слезы, холодными пальцами она стискивала мужские руки, не давая им дотронуться до самого сокровенного. Ни в ее глазах, ни в мыслях не было никакой страсти, никакого желания, в них были только слезы, в которых, словно рыба в воде, плескался панический ужас.
– Почему? – тихо спросил он, застегивая назад пуговицы на штанах.
– Пожалуйста… дайте мне уйти, – уговаривала его девушка, едва заметно поправляя штаны, смахивая слезы.
Харон вздохнул и сделал шаг назад, пропуская девушку. Она быстро посеменила в сторону оживленной улице, молясь всем виданным и невиданным богам, не веря своему второму дню рождения.
Демон стоял в переулке, бешено разглядывая асфальт.
– Все должно быть не так! – проскрипел он и стукнул кулаком стену.
Через несколько часов Харон вошел в сон той самой девушки, которая плакала и умоляла не трогать ее. Сон был красивый: волшебная природа, переливающаяся всеми красками и тенями, шум летнего леса, запах редкой хвои, нежный, ласковый трепет жизнерадостных птиц, никуда не спешащие облака, теплый ветер.
Вот она, с распущенными волосами, с улыбкой на лице, босая, в легком сарафане, бежит по траве. Трава мягкая, шелковистая, словно подушки. Девушка бежит, перед ней появляется фигура мужчины в белом одеянии. Она узнает его, этот тот самый, кто напал на нее в переулке… Но теперь она не боится его. Она открыто наслаждается его красотой. Она уверена, что это сознание проецирует недавно минувшие события. Она его не боится.
Харон берет ее за руку, она улыбается в ответ. Его прикосновения такие нежные, что хочется, чтобы он дотрагивался до нее снова и снова.
– Позволь мне познать тебя… – вновь шепчет Харон, скидывая лямку сарафана с ее плеча.
– Да… – соглашается девушка, закрывает глаза и погружается во что-то нереальное…
Утром она больше не открыла глаза.
Демон, успокоившись в своих возможностях, наконец-то, смог расслабиться.
В университете Вика застала еще двух сокурсников, которые вкратце рассказали ей все, что пытался донести профессор до выпускников. Рассказ ее впечатлил и на некоторое время даже больше, чем появление Харона в ее комнате. С каждом словом студентов, Вика понимала, что грядут не лучшие времена ее жизни и она почти-что бессильна что-либо сделать и учить философский бред она более не в состоянии.
Выйдя из университета, девушка отправилась в ближайший парк, крепко сжимая подмышкой тетрадь по философии. Виктория сидела напрочь опустошенная в парке, ничего не понимая, ни во что не веря. Она должна была заставить себя прочить хоть бы еще несколько билетов. Что ж за дрянная черта? Зная прекрасно, что грядут какие-то страсти, все равно ждать до последнего, а потом, дождавшись, достигать нирваны: голова вся в мыле, в сроки не укладываются, начальство проверяет гильотину и точит кол для задницы, коллеги, студенты соревнуется, кто быстрее сядет на этот кол. Плана никакого нет, просто хаотичное движение. С одно стороны такое поведение понятно. Стоит только представить себе, насколько скучно было бы студентам, если бы они заранее готовились ко всему? Они никогда бы не узнал, что значит крутит живот так, словно отвар из бледных поганок выхлебал; когда язык несет чушь, вообще не общаясь с головой; когда, наконец, вся суматоха заканчивается и, вопреки всем ожиданиям, взмыленная голова получает свое «молодец».
С другой стороны, готовься люди к своим увлекательным перфомансам заранее, другие бы неплохо сколотили сначала на успокоительных травах, а потом и на лечении прободной язвы, открывшейся на нервной почве.
Виктория очень старалась запомнить что-нибудь до экзамена, но голова отказывалась от этой глупой и неинтересной идеи. Она хотела думать о плохих ребятах… о Хароне. Она хотела заставить себя поверить в то, что ей все приснилось, что она сама выдумала очередную псевдо сказку и старательно пытается поверить в нее. Ее размышления были прерваны внезапным звонком. Это был Данил.
– Да? – устало произнесла девушка, запрокинув голову к небу.
– Привет, Вик, я вернулся пораньше, дела закончил, все нормально. Очень хочу с тобой увидеться. Заеду вечером?
– Данил, я … – начала Вика свою оправдательную речь. – я сейчас в парке, учу философию. Если хочешь, можешь подъехать сюда, выпьем кофе и поговорим.
– В каком парке? – воодушевлено спросил молодой человек.
– Какой парк? – удивленно переспросила девушка, оглядываясь по сторонам. – Который около моего университета.
– Хм, через двадцать минут буду. Дождись, ладно? – заигрывая, спросил он.
– Хорошо. – Виктория положила трубку и уставилась прямо перед собой.
Пустота. Ничего нет в голове. Шум фонтана. Ветер играющий рыжими волосами, шуршащий свежей листвой. Все, что могла понять Виктория на тот момент, это то, что каждый нерв и каждая клеточка ее организма хочет увидеть Харона.
В такие моменты много людей начинает страдать от невыносимой и неразделенной любви. Они хотят резать себе вены, лишь бы успокоить эту разбушевавшуюся боль. Образ любимого человека преследует их днем и ночью, не оставляя разум ни на секунду. Низ живота крутит от внезапных и беспочвенных мыслей. В голове лишь сумасбродные картины будущего, где возлюбленный, наконец, снисходит и целует. Пока вымышленное изображение нежно прикасается губами, охватывает руками, рассудок теряется окончательно. Уже невозможно сказать «нет» ни себе, ни воображению, остается лишь полностью поддаться ему, полностью отказаться от здравомыслия. Невозможно есть, пить, во сне лишь он, наяву лишь сон о нем… Боже ты мой, разве это любовь? Неужели люди действительно думают и называют это любовью? Редкостная чушь! Любовь, конечно, тварь жестокая и разнузданная, не знающая жалости и сострадания. Она как чума, единственное что, от нее нет лекарства. От настоящей любви действительно нет лекарства…только смерть и деспотическое безмолвие после нее.
Но на самом деле есть еще опаснее тварь, чем любовь, и она намного жестче. У нее нет времени, как у любви, ждать и сводить с ума. У нее есть обязанность лишить сна и рассудка за минимально короткий срок. Нет. Это не влюбленность и не сексуальность. Это страсть. Как спичка, страсть зажигает человека и он, полыхающий изнутри, бежит и ищет куда бы окунуться, чтобы утихомирить огонь, который так беспощадно слизывает клоки кожи и все ближе подбирается к голове.
Если человек когда-нибудь испытывал страсть, то он прекрасно понимает, о чем речь, понимает насколько это действительно больно и насколько человек становится слабым. Конечно, он не морально слаб, он уже физически изнеможен. Страсть, как гигантский солитер, присосалась и высасывает все соки, до последней капли. А человек все еще кричит: «я люблю тебя». Он все еще не понял, что столкнулся не с любовью. Он один на корабле страсти в грандиозной бури, в центре бесконечного океана. И лодка эта вот-вот затонет.
Человек все еще боится сказать: «я хочу тебя»… Он не верит в эти слова. Он верит в «я люблю тебя», а любовь даже не в курсе. Он называет это любовью, чтобы оправдать свою животную похоть. Люди свято верят в то, что разница слишком велика: сказать женщине – я люблю тебя и я хочу трахнуть тебя. На самом деле здесь велика разница только для лингвистов. Потому что в реальности нет никакой разницы. Любовь между полами подразумевает «я хочу тебя трахнуть».
Вот только если речь идет просто о страсти, то «я люблю тебя» уже не подразумевается. Это уже необязательно. Страсть уже запустила свои пальчики в Викторию, взбаламутив разум. Пока она просто хотела его видеть…
– Вот ты где! – на дорожке показался Данил. – Весь парк по кругу обежал, пока нашел тебя. Я звонил тебе…ты не ответила.