
Полная версия
Письма
13
Плиний Сосию Сенециону1 привет.
(1) Большой урожай поэтов в этом году; в апреле не было почти ни одного дня без публичных чтений. Я радуюсь оживлению литературной деятельности2 и выступлениям талантливых людей, публично о себе заявляющих. Слушатели, однако, собираются лениво. (2) Большинство сидит в портиках3, тратит время на болтовню и время от времени приказывают сообщить себе, вошел ли чтец, произнес ли вступление, свернул ли уже значительную часть свитка. Только тогда они собираются, и то медленно, с задержками, и уходят, не дожидаясь конца: одни – тайком и прячась, а другие – свободно, без стеснения.
(3) Клянусь Геркулесом, отцы наши помнили, как император Клавдий, прогуливаясь однажды по Палатину, услышал гул одобрения; спросил, в чем дело, и, узнав, что Нониан4 читает свое произведение, вошел, нежданно-негаданно для чтеца. (4) Теперь любой бездельник, которого уже давным-давно пригласили, неоднократно напоминали о приглашении, или вовсе не приходит, а если приходит, то именно потому, что день не потерян, он и жалуется на его потерю. (5) Поэтому особого одобрения и признания заслуживают писатели, которым не мешает работать пренебрежительное равнодушие слушателей.
Я бывал почти на всех чтениях5; большинство авторов, правда, мои друзья; нет никого, кто, любя литературу, не любил бы в то же время и меня. (6) Поэтому я и задержался в Риме больше, чем себе назначил. Сейчас я могу вернуться в свое убежище и что-нибудь писать! Выступать с чтением не буду, да не покажется, что я присутствовал на чтениях не в качестве слушателя, а заимодавца. Неблагодарное дело услуга, оказываемая чтецу, – да и всякая другая, – если за нее требуют благодарности. Будь здоров.
14
Плиний Юнию Маврику1 привет.
(1) Ты просишь, чтобы я присмотрел мужа для дочери твоего брата. Справедливо, что возлагаешь это дело именно на меня. Ты ведь знаешь, как я чтил и любил этого большого человека, как любовно наставлял он меня в юности, какими похвалами достиг того, чтобы я оказался достойным похвалы. (2) Нет мне поручения от тебя более важного и приятного, нет для меня задачи более почетной, чем выбрать юношу, который достоин родить внуков Арулену Рустику.
(3) Долго пришлось бы искать такого, если бы не было человека, словно предназначенного для этого жребия, а именно Миниция Ацилиана2. Он, юноша, любит меня как юношу (он младше меня на несколько лет) и очень близкого друга и уважает как старика. Он хочет, чтобы я воспитывал и наставлял его, как это бывало со мной в вашем доме. (4) Родина его – Бриксия, город в той нашей Италии3, которая до сих пор удерживает и сохраняет многое от порядочности и простоты деревенского старого уклада жизни. (5) Отец его, Миниций Макрин, человек среди сословия всадников видный; подняться выше он не захотел: причисленный божественным Веспасианом к преториям4, он неизменно предпочитал честный покой нашей – как мне сказать, – нашей тщеславной погоне за магистратурами? или их достоинству? (6) Серрана Прокула из Патавия – его бабушка с материнской стороны. Ты знаешь нравы тех мест5, но Серрана даже для Патавия образец строгой нравственности. Публий Ацилий6 доводится ему дядей по матери. Это человек почти единственный по своей основательности, благоразумию, честности. Коротко говоря, во всей семье не найдется ничего, что не пришлось бы тебе по душе в своей собственной.
(7) Сам Ацилиан очень энергичен и деятелен и в то же время чрезвычайно скромен. Он с честью прошел квестуру, трибунат и претуру; ты избавлен от необходимости хлопотать за него. (8) У него благородное румяное лицо, и он часто краснеет; врожденная красота во всей фигуре и осанка сенатора. По-моему, никак не следует считать это мелочью: это как бы награда девушкам за их целомудрие. (9) Не знаю, добавлять ли, что отец его человек очень состоятельный. Когда я представляю семью, в которую собираюсь ввести зятя, то думаю, что о его средствах говорить не стоит7; когда думаю о наших нравах и законах, считающих, что прежде всего надо учитывать состояние, то, представляется мне, не следует обойти и этот пункт, тем более что, думая о потомстве8, и потомстве многочисленном, следует при выборе партии принимать и это в расчет.
(10) Ты, может быть, думаешь, что я, ослепленный любовью, превознес юношу сверх всякой меры. Честью ручаюсь тебе: в будущем ты увидишь, что действительность далеко превзошла мои отзывы. Я, правда, горячо люблю юношу, как он того и заслуживает, но любящий не смеет засыпать похвалами того, кого любит. Будь здоров.
15
Плиний Септицию Клару1 привет.
(1) Послушай! Обещаешь быть к обеду2 и не приходишь! в суд – уплати до асса расходы – и не малые! (2) приготовлены были: по кочанчику салата, по три улитки, по два яйца, пшеничная каша с медовым напитком3 и снегом (посчитаешь и его в первую очередь, потому что он растаял на блюде), маслины, свекла, горлянка и тысяча других не менее изысканных блюд. Ты услышал бы или сцену из комедии, или чтение, или игру на лире, а пожалуй, и все это – вот какой у меня размах!4 (3) а ты предпочел есть у кого-то устриц, свинину, морского ежа и смотреть на гадитанок5.
Будешь наказан, как – не скажу! Но поступил ты жестоко, лишив удовольствия – себя ли, не знаю, а меня конечно; впрочем, и себя. Как бы мы позабавились, посмеялись, позанимались! (4) Пообедаешь роскошнее у многих, нигде веселее, спокойнее, непринужденнее. В общем проверь, и если потом ты не предпочтешь отказывать другим, отказывай всегда мне. Будь здоров.
16
Плиний Эруцию1 привет.
(1) Я любил Помпея Сатурнина (я называю его нашим)2 и хвалил его талант, даже не зная еще, как он разносторонен, гибок и разнообразен; теперь я совершенно покорен им. (2) Я слышал его в суде: речь сильная, горячая и в то же время тщательно отделанная – независимо от того, заранее ли она подготовлена или сказана экспромтом. Много уместных афоризмов, композиция строгая, классическая, слова звучные, старинные3. (3) Все это удивительно нравится, когда проглотишь его речь одним духом; нравится и при повторном, внимательном чтении. Взяв в руки его речи и сравнивая их с любым старым оратором, – а он им соревнует4, – ты подумаешь то же, что и я. (4) Он еще лучше как историк по сжатости, ясности и приятности, по блеску и взлету рассказа. Речи его тут так же сильны, как и судебные, только более сжаты и ограничены своей темой.
(5) Кроме того, он пишет стихи – такие, как Катулл или Кальв5. Действительно такие, как Катулл или Кальв. Сколько в них сладостной прелести, горькой шутки, любовных слов. Он вставил – намеренно – среди нежных милых стихов некоторые грубоватые, тоже как Катулл и Кальв.
(6) Недавно он мне читал письма: сказал, что женины: мне казалось, что я слышу Плавта или Теренция в прозе. Женины ли это письма, по его утверждению, его ли собственные, – он это отрицает, – но он одинаково стоит одобрения: за собственное ли сочинение или за то, что воспитал такой вкус в жене6, которую взял молоденькой девушкой.
(7) Я не расстаюсь с ним целый день; читаю то же самое перед тем, как начать писать; то же самое, когда окончил писать; то же самое даже во время полного отдыха – и всегда словно новое. (8) Очень советую тебе делать так же. Нельзя ценить его труды ниже потому, что он наш современник. Если бы он славен был среди людей, которых мы никогда не видели, мы разыскивали бы не только его книги, но и его изображения7, но он живет в наше время, он нам уже надоел, и слава его тускнеет. (9) Неправильно и зло не восхищаться человеком, достойным восхищения, потому что тебе довелось его видеть, с ним разговаривать, его слышать, обнимать и не только хвалить, но и любить. Будь здоров.
17
Плиний Корнелию Титиану1 привет.
(1) Люди помнят еще о верности и долге! есть еще друзья умерших! Титиний Капитон2 получил от нашего императора3 разрешение поставить на форуме статую Л. Силана4. (2) Прекрасно, высокой похвалы достойно использовать дружбу принцепса по такому случаю, измерять благоволение к себе возможностью оказывать почет другим. Капитон вообще чтит славных мужей. (3) У него дома – только там ведь и можно – есть изображения Брута, Кассия и Катона5. Как благоговейно он их хранит! и превозносит жизнь каждого в отличных стихах. Знай, что человек, которому так дорога доблесть в других, сам наделен ею в избытке. (4) Воздана Л. Силану должная ему честь; Капитон позаботился о его бессмертии и равно и о своем. Иметь статую на форуме римского народа так же почетно, как и поставить ее. Будь здоров.
18
Плиний Светонию Транквиллу1 привет.
(1) Ты пишешь, что ты в ужасе от своего сна2 и боишься, как бы не случилось с тобой в суде неприятности. Ты упрашиваешь меня найти извинение для отсрочки, на несколько, конечно, ближайших дней. Это трудно, но я попытаюсь: ϰαὶ γὰρ τ’ὄναρ ἐϰ Διός ἐστιν[8]. (2) Важно, однако, вот что: снится ли тебе то, что действительно сбудется, или обратное этому. Я вспоминаю свой сон, и мне кажется, что твой, тебя испугавший, предвещает тебе полный успех. (3) Я вел дело Юния Пастора; и вот вижу во сне свою тещу34, которая, бросившись к моим ногам, заклинает меня не выступать, – а предстояло мне выступать совсем еще молодому; предстояло выступать перед четырьмя объединенными комиссиями суда; предстояло выступать против людей в государстве могущественных, более того, друзей цезаря5. Хватило бы и одного из этих обстоятельств, чтобы после такого мрачного сна лишить меня присутствия духа. (4) И однако, я выступил λογισάµενος[9], что εἷς οίωνὸς ἄριστος, ἀµύνεσϑαι περί πάτρης[10], и посчитал, что если что мне сейчас и дороже отечества, то это верность слову. Все кончилось благополучно, и это дело открыло меня людям, впустило в мои двери славу. (5) Смотри поэтому, не обратить ли тебе по этому примеру и свой сон в доброе предзнаменование? Если, однако, считаешь более верным правило того осторожнейшего человека: «не делай, если сомневаешься», то так и напиши. (6) Я найду какую-нибудь увертку и буду вести твое дело, когда ты захочешь. У тебя, конечно, иное положение, чем было у меня: суд центурионов нельзя отложить никоим образом, этот хоть и трудно, но возможно. Будь здоров.
19
Плиний Роматию Фирму61 привет.
(1) Ты мой земляк, мы вместе учились и дружим с ранних лет. Твой отец был близким другом моей матери и моего дяди и моим, насколько разница возраста это допускала. У меня веские причины хлопотать о достойном тебя звании. (2) Ты у нас декурионом2, т. е. состояния у тебя сто тысяч сестерций, и чтобы нам радоваться на тебя, – не только декуриона, но и на римского всадника, – я предлагаю тебе для полного всаднического ценза триста тысяч сестерций3. (3) Что ты не забудешь этого дара, за это ручается наша длительная дружба. Я не уговариваю тебя в том, в чем следовало бы уговаривать, не знай я, что ты и без всяких уговоров будешь вести себя в своем новом звании со всей скромностью, ибо получено оно от меня. Заботливее следует беречь честь, если, охраняя ее, охраняешь и благодеяние друга. Будь здоров.
20
Плиний Корнелию Тациту привет.
(1) Часто идет у меня спор с одним ученым и опытным человеком1, которому в судебных речах больше всего нравится краткость2. (2) И я согласен, что ее надо соблюдать, если это дозволяется делом. Иначе предательством будет пропустить то, о чем следует сказать; предательством бегло и кратко коснуться того, что следует втолковывать, вбивать, повторять. (3) Для большинства в длинном рассуждении есть нечто внушительное, весомое; меч входит в тело не от удара, а более от нажима: так и слово в душу.
(4) Этот человек говорит со мной, ссылаясь на образцы: указывает мне у греков речи Лисия, у нас – речи Гракхов и Катона3; большинство их кратки и сжаты. Я предпочитаю Лисию Демосфена, Эсхина, Гиперида и еще многих, а Гракхам и Катону Поллиона, Цезаря, Целия и прежде всего Туллия4, самой лучшей речью которого считается самая длинная. Клянусь Геркулесом! как со всем хорошим, так и с хорошей речью: она тем лучше, чем длиннее. (5) Посмотри, как статуи, картины, изображения людей, многих животных и даже деревьев, если они вообще красивы, выигрывают от размера. То же и с речами: даже свиткам величина придает некоторую внушительность и красоту.
(6) Эти соображения и множество других, которыми я защищаю эту самую мысль, задевают моего собеседника, в споре неуловимого и увертливого: он утверждает, что речи, сказанные в суде (те самые, на которые я ссылаюсь), были гораздо короче изданных. (7) По-моему, наоборот. Подтверждением служат многие речи многих ораторов, а у Цицерона речь за Мурену и за Варена5, в которых дается краткий голый список некоторых обвинений – своего рода оглавление. Отсюда ясно, что при издании он выпустил многое из сказанного в суде. (8) Он же в речи за Клуенция6
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Усердием.
2
Лекифами.
3
Которого трудно уловить.
4
«Дал Пелейону одно, а другое владыка отринул» (Илиада, XVI, 250; перевод Н. И. Гнедича).
5
«Рек и во знаменье черными Зевс помавает бровями» (Илиада, I, 528; перевод Н. И. Гнедича).
6
Храм муз.
7
Я решил.
8
И сны от Зевса бывают (Илиада, I, 63).
9
Подумав, сообразив.
10
Знамение лучшее всех: за отечество храбро сражаться (Илиада, XII, 243; перевод Н. И. Гнедича).




