Без мозгов

Оксана Иванова-Неверова

Без мозгов

© Оксана Иванова-Неверова, текст, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1. Упало и… разбилось

Всё началось с самой обычной драки. Юрик Огурцов написал на доске «Старый конь – прид…» Закончить он не успел, но вряд ли это было слово «придёт». Миха Староконь сразу это понял и рванул навалять Огурцу, устилая путь сброшенными с парт учебниками.

Чтобы вы понимали, Конь – жуткий человек, и Огурец был обречён. Миха просто впечатал Юрика в доску так, что за стеной, в учительской подсобке, она же лаборатория, что-то упало. И разбилось, судя по звуку. Это был очень зловещий звук, потому что на днях привезли новые экспонаты для кабинета биологии. Рассказывали про разные штуки в формалине, но что конкретно украсит наши полки, никто не знал. Все ждали «лёгкие курильщика» или «печень алкоголика», как на выставках «Мир тела», или ещё лучше – уродцев, как в Кунсткамере.

Возможно, одного такого уродца Миха Староконь уже укокошил, и Миху это остудило. Рина Викторовна, биологичка, – запредельно жуткий человек, похлеще Коня. Поговаривали, что она заставила одного пацана выпить какой-то раствор, и он – пацан этот – забыл своё имя, и вообще в школу больше не ходил. Ни в нашу, ни в какую, потому что его в зоопарк сдали.

Рина – наша классная. В целом человек она хороший. Но во всём, что касается дисциплины – беспощадный. С Конём большинство учителей не особо хотят связываться, но к Рине это не относится. Она связывается со всеми.

Если кому реально светит зоопарк, так это Коню. Он же агрессивный, ему и так постоянно про спецшколу намекают, но до сих пор почему-то не перевели. Конь вообще неоднозначный персонаж, если присмотреться. Я не понимаю, как он к нам попал. Нас же в шестой класс гимназии из разных школ города собирали, экзамены, все дела, программа экспериментальная. Поэтому нас по-всякому психологически тестировали. Мы не дураки, конечно, заполнили всё, как надо. Так что повышенная мотивация к учёбе из нас прямо-таки пёрла. Но Миха… Трудно поверить, что никто из учителей вовремя не заметил, как из него прёт неадекват.

Я подозревал, что у Коня влиятельные родители. Во-первых, о них никто никогда не говорил. Причём все как-то быстро поняли, что прессовать на эту тему Коня бессмысленно. Во-вторых, Миха влился в образовательный процесс в середине учебного года, что для гимназии со вступительными испытаниями… Скажем так, не вполне привычно. В-третьих, именно Михе отчего-то чаще остальных напоминают о важности хорошего образования. И сам Конь, кажется, не против его получать. Иногда я вижу, как во время урока он подаётся вперёд, и смотрит, и слушает… Словно ему не про климатические пояса рассказывают, а про топовый игровой ноутбук.

Эти приступы познавательной активности, впрочем, не мешают Михе пугать собой всех подряд. Коняшка действует на опережение: малейший раздражитель и н-на тебе, копытом в лобешник. Должно быть, у него серьезные проблемы с самоконтролем. Как у щенка: и затормозить вовремя не может, и силу укуса рассчитывать не научился. Из смелых в нашем классе остался только Юрик Огурцов. Который сказал, что конскую придурь он из принципа терпеть не станет. Но это Юрик, у него принципов, как у Коня силы. Остальные Миху за версту обходят.

Я ещё и потому обхожу, что уверен: Конь сложнее, чем кажется на первый взгляд. Никогда не знаешь, что он выкинет. Есть в нём что-то умное за видимой агрессией. И это умное из него время от времени вылезает как-то пугающе. Ощущение такое, что сам Миха не вполне понимает, откуда у него что в голове берётся. Вот он считается хулиганом. А Юрик, например, считается хорошим учеником. Но я заметил, что Миха, несмотря на отрицательный имидж, четверть закончил без троек. А Юрик – с тройками, хотя и старался ради матери. И ещё я заметил, что никто с конячьими странностями не борется. Потому что вокруг Коня плотным туманом стоит аховая репутация. Он её нарочно генерирует. Не хочет, чтобы кто-то совался в его жизнь. И никто не суётся. Но я вижу, что Миша Староконь полон сюрпризов, о которых мы, если и узнаем, то вряд ли обрадуемся.

Я, кстати, сделался таким внимательным после того, как стал лузером. А до шестого класса я был в топе. Симпатичным я был пацаном, сам себе нравился. Чуб волной, костюм с иголочки, кроссы белые на липучках. И отличник, да. Все ученики, поступившие в шестой гимназический, в своих школах были, так сказать, интеллектуальной элитой.

Из моей сильной школы многие попали в гимназию. Но больше, чем на две трети, нас разбавили разными другими умниками. И вот тут… Когда нас собрали в одну выдающуюся кучу, оказалось, что не все одинаково выдаются – среди отличников тоже есть иерархия. И не помогают без внутреннего наполнения ни чуб, ни прикид. Такой я получил жестокий урок в юном возрасте.

Вот Лидочка Рубанова из нашего бывшего класса и в гимназии почти ни в чём не просела. Маринка Дёмина, тоже наша, Лидочке не уступает. Юрик перешёл в разряд троечников, а я… ни рыба ни мясо. По важным для меня предметам я всё ещё отличник, но из-за них остальные не тяну. В общем рейтинге я попадаю аккурат в серединку. Я – посредственность.

Есть у нас такой Пётр Брынцалов. Семиклассник из совета школы. Его нам первого сентября в кураторы назначили, как будто мы без него в новом здании заблудимся. Про этого Петра я вообще не понимаю, зачем он в гимназию ходит. Собирал бы манатки и отчаливал в институт уже. На других отличных отличников я как бывший отличник не злюсь. А на Брынцалова злюсь – не спрашивайте. Я об этом никому не рассказываю, подумают ещё, что завидую.

Я читал, что когда вот так собираются все умные, и выясняется, что половина из них дураки, люди из разряда «дураков» уходят в депрессию. Я в депрессию не собирался, поэтому начал вырабатывать в себе созерцательно-философское отношение к жизни, как мудрый орёл на вершине скалы. Словно бы вся школьная суета – это игра в 3D, а я – в ознакомительном фрагменте: немного включён в процесс и надежно защищён очками от суровой реальности.

Так вот, на этой неделе игра развернулась особенно интересная. И началась она с обычной драки, которой, в общем, и не случилось. Потому что два барана банку расколошматили раньше, чем успели сцепиться рогами.

Когда зазвенело стекло, Конь замер, как обезьянка, которая набедокурила. И прищурился, словно великую мысль поймал. Тут бы Юрик мог дать ему промеж глаз, уж больно подходящий момент. Но Юрик по факту никому промеж глаз дать не может, все его драки – прыжки с маханием руками. Так что он немного потряс кулаком перед конским носом и успокоился. Тем более, что Миха интерес к драке потерял и капитально ушёл в себя. То ли оправдания измысливал, то ли на самом деле струхнул.

Суд да дело, Огурец с Конём сели за парты, как культурные, и биология тихо прошла. Рина Викторовна появилась перед звонком, в подсобку ей некогда было заглядывать. А после урока её вызвали к директору, и мы по-быстрому разбежались, как тараканы. Миха отчего-то до конца учебного дня ходил на автопилоте. Я всё гадал, что его тревожит. Учитывая разрушительный потенциал Коня, разбитая банка вообще не должна была его беспокоить. А вот Огурцова, с его принципами и мамой-воспитательницей, ещё как.

Накрыло Юрика к вечеру. Врать он не умеет, так что я разумно предположил, что прямым вопросом Рина его расколет. А мать добавит. Не подумайте, у Юрика хорошая мать. Просто она одна его воспитывает, так что на ней ответственность. Она и голос-то редко повышает. Но вздыхает так, что лучше бы орала. За банку она Юрика точно ругать не будет. А вот за то, что сразу не сознался, навздыхает.

В общем, Юрик прислал мне голосовое сообщение: «Слышь, Севка! Не спишь ещё? Слышь, не спи! Может, в школу завтра не ходить? Рина, слышь, одной девчонке башку чем-то набрызгала, и девчонка стала лысой и тупой!»

Я вздохнул. Скорее всего, девчонка была тупой изначально. А чтобы оставить кого-то без волос, надо сначала понять, кого. Кроме Юрика и меня, звон слышал только Конь, а он будет молчать. Правда, на месте Юрика я бы и так биологии боялся, он мушку дрозДофилой называет. Юрик говорит, это потому, что он сын мегаполиса. Но я знаю подлинных сынов мегаполиса – они коров только на картинке видели, а у Юрика бабушка в деревне. Химия начнётся – Огурцу точно хана придёт. Выкинут из гимназии, как птенца из гнезда. И останусь я среди придурочных Коней и заумных Брынцаловых одинокой унылой рыбой-каплей.

«Может, не пропускать школу из-за какой-то банки?» – осторожно написал я Юрику, понимая, что выгляжу занудой.

«Не-не, я отсижусь, – пиликнул Юрик. – Прикинусь больным, а ты держи руку на пульсе».

«Ок», – дежурно маякнул я, уже засыпая.

Про часы я, конечно, не подумал, поэтому утром случилось то, что случилось.

Глава 2. Кто рано встаёт, тому жизнь наподдаёт

У меня телефон старый, допотопная модель, каких уже не выпускают. И в этом я сам виноват. Мой новый водостойкий смартфон неожиданно и подло оказался не водостойким. Ну и всё. Отец сказал, раз мы с Юриком такие дятлы, то могли бы головами постучаться – черепа же крепкие. Банально, в общем, но сказал он верно, – череп я бы вряд ли расшиб, а с телефоном… скорее новый айфон дважды выпустят, чем моё барахло удастся заменить.

Так вот, оказалось, что в старом телефоне программка какая-то стояла для перевода часов. Помните, в мезозое время переводили, чтобы увеличить световой день? Осенью – на час назад, весной – на час вперёд. Короче, на следующий день у всех было семь утра, а у меня в телефоне – восемь. На учёбу я добираюсь сам, гимназия рядом. Бывает, к нулевому уроку назначают прийти, или мы просто пораньше стусовываемся, если кому надо домашку списать. В общем, дома никто не удивился, что я рано отчалил.

И припёрся я в школу раньше всех на целый час. Я это только на входе понял, когда охранник забубнил. Ходят, мол, всякие, прокрадываются в здание, пока нет никого. Хамят ещё. А потом звонки ломаются, эвакуации объявляются…

Я и сам был не рад. У нас, малолетних геймеров, и так хронический недосып, а тут ещё час самого сладкого утреннего сна украли. И потом, разве я хамил? С вахтёршами и охранниками я всегда молчу в тряпочку, с ними пререкаться себе дороже. Так что я втащился безмолвно на второй этаж и лёг на подоконник. Даже в телефон не хотелось тупить. Я лежал в полутемной рекреации и представлял, каким лохом буду выглядеть, когда подтянутся одноклассники.

И тут я услышал стон, а вслед за ним знакомый звук. С таким звуком наша кошка однажды на даче исторгла съеденную мышь. Я выкатил глаза, как камбала на охоте, а потом… встал и пошёл, точно зачарованный.

Я смотрел много ужастиков и всегда думал, какие там все идиоты. Глупо лезть на чердак, если там воют. Или спускаться в подвал, если там хрипят. Или открывать окно на стук в ночи. И уж тем более – выходить на крыльцо и спрашивать: «кто здесь?».

В общем, я знал технику безопасности, но всё равно шёл. Я уже увидел, что дверь кабинета биологии приоткрыта. Сразу я этого не заметил, потому что свет не горел! Кому ещё понадобилось заявиться в такую рань?!

Я подкрался к двери и заглянул в щёлку. В темноте что-то сипело и булькало. Не словно кого-то ели, а будто кто-то тонул и пытался позвать на помощь. Но захлёбывался.

Из лаборатории – той самой подсобки за доской – вдруг пробилась полоска света. Мягкого, чуть сиреневого, как от ультрафиолетовой лампы. Полоска становилась шире, и я догадался, что утопленник выйдет сейчас из комнаты и…

Я отскочил от двери и вжался в угол за огромной кадкой с лимонным деревом.

Я слышал, как в кабинете задели парту и уронили стул. Потом щёлкнул выключатель, и в коридор вышла Рина Викторовна. Она шла очень прямо, как заведённая, и булькала горлом. И она шла… ко мне! То есть к дереву, за которым сама ухаживала и плодами которого обещала угостить нас – отличников-биологов.

Она смотрела прямо на меня, только… Похоже, не видела вообще ничего. Топала, не сворачивая и, наверное, врезалась бы в кадку, но… Рину окликнули. Так мне, во всяком случае, показалось. Показалось, что из кабинета прошелестели: «Сестричка!». Может, кому-то было плохо, и звали медсестру. Может, кто-нибудь по ошибке выпил реактив, а у Рины случился шок.

Я хотел было вылезти, – нелепо прикрываться лимоном, когда каждая секунда на счету, да вот… Одеревенел, как комодский варан на холоде, и шевельнуть мог только глазами. В любом случае Рина Викторовна вернулась. Как бы нехотя, словно её на верёвке подтягивали. Она даже попыталась ухватиться за косяк, но веревку дёрнули посильнее. Рина качнулась, неловко переступила порог и… Почему-то заперлась изнутри.

А я просидел за кадкой до начала движухи в коридоре. Больше из кабинета биологии никто не выходил. Посторонних звуков не доносилось – значит, так или иначе, Рина всё уладила. Или… Не уладила?

Когда пришла Лидочка Рубанова и толкнула дверь, та открылась. Я подождал, как положено в ужастиках, не всадят ли в Лидочку копьё, но она была живее всех живых, так что я просочился следом.

Рина сидела за учительским столом целая и невредимая. Даже слишком, я бы сказал, невредимая: успела выдуть две чашки чая, пока мы раскладывались. Правда, пила она торопливо, прихлёбывая и вытягивая губы, как лось, пытающийся ухватить кусочек сахара.

Мне стало неловко, как бывает, когда видишь взрослого уважаемого человека в неприглядном положении. Если Рине Викторовне утром было плохо, едва ли она обрадуется тому, что я стал свидетелем её недомогания. Так что я спокойно разложил тетради и решил не афишировать своё раннее появление в школе.

Пока в класс не набежала толпа, можно потрещать с учителем за жизнь, или даже узнать оценки, которые ещё не оглашали. Я уже было спросил про чай с лимонами с дерева в кадушке – когда же? – но тут пискнула Лидочка.

Я бы тоже пискнул, потому что сам не понял, как Коню удалось бесшумно прокрасться в кабинет. Это, знаете, конкретно не вдохновляет, когда сидишь себе расслабленный, а за плечом – хлоп! – и чья-то туша из ниоткуда. Шагов мы не слышали, совершенно точно. Однако Конь был здесь – стоял около Лидочки и молча издевательски улыбался. Лидочкин рот уже округлился, чтобы произнести обидное «придурок», но она вовремя вспомнила про нашу малочисленность и прикусила язык.

Весь урок Рина как-то странно нас рассматривала. Временами она задумывалась, замолкала на полуслове и грустным бассет-хаундом вглядывалась в кого-нибудь из учеников. Я-то понимал, что она давит на психику по поводу кокнутой банки. И ещё понимал, что мы с Конём выдаём себя. Потому что в какой-то момент Рина перестала блуждать взглядом и сосредоточилась исключительно на нас.

Я сообразил, что сокрытие преступления делает меня сообщником, и ещё больше занервничал. Миха так вообще шёл пятнами, чесал уши и елозил ручкой с таким напором, что, наверное, прорвал тетрадь. К концу урока Рина стала смотреть на него с особым подозрением.

Когда я понял, что становлюсь похож на Миху, то поднапрягся и стал думать о баскетболе, чтобы переключиться. Дело в том, что биология мне нравилась. И Рина Викторовна, получается, тоже. Я уже знал, что поговорю с Юриком, а потом мы вместе расскажем ей про банку. Объясним, что не нарочно учинили погром. Или Юрик сам объяснит, если отважится, а я в коридоре подожду для поддержки.

Юрик дико совестливый, он скрывать всё равно не сможет. А Рина поймёт, я уверен. Ей и правда можно многое рассказать, и некоторые рассказывают. Но прямо сейчас я был не готов. Без Юрика это выглядело бы стукачеством.

Чтобы принять безучастный вид, я начал сравнивать лыжную секцию, которую бросил, с баскетбольной, в которую влился, и в конце концов отвлёкся. Тогда я ещё не знал, что это спасло мне жизнь.

Рина решила начать с Коня.

Глава 3. Друзья остаются в беде

Набрав домашнее задание в электронный дневник, Рина Викторовна уставилась на Миху:

– Миша Староконь, останься, пожалуйста.

По ходу Юрик всё правильно просёк, накостыляют сейчас Коню и в хвост и в гриву. Рина как-то неприятно воодушевилась, даже синие глаза приобрели фиолетовый отлив. Мне со второй парты от окна это было хорошо видно.

Внутренне я Михе очень сопереживал, а внешне – торопился на следующий урок, как примерный ученик. Перемена дана для повторения пройденного. А не для того, чтобы банки с печенью курильщиков колошматить.

На математику Миха запоздал, тихо сел на последнюю парту и отмалчивался. Я чуть голову не свернул, всё искал у него признаки облысения. Волосы у Коня торчали, как обычно, рыжим ёжиком. Но сам он был какой-то удручённый: не жевал шарики из бумаги, не пулял их через ручку в Рубанову, подушку-пердушку – и ту ни разу не достал. Только облизывал всё время губы, как муравьед. И вообще, складывалось впечатление, что он очень устал.

– Миша, ты не заболел? – спросила математичка.

– Можно выйти? – бахнул Конь.

И, не дождавшись разрешения, вывалился в коридор.

– Ему на биологии влетело, – объяснила Маринка Дёмина. – Он экспонаты разбил.

Математичка кивнула, словно не сомневалась в способностях Коня, а я дёрнул Маринку за рукав, мы с ней вместе сидим:

– Откуда ты знаешь?! Про экспонаты?

– Я видела, как Конь пытался отдубасить Огурца. А потом осколки в Рининой мусорке. Слушай, ну Миху каждый вычислит, он один у нас цунами-землетрясение.

– А что разбилось-то? Ну, что в мусорке было? Лёгкие? Печень?

Маринка задумалась, убрала за ухо чёлку со лба, почесала бровь:

– Знаешь, кроме осколков, ничего не было. Но разве такое в ведро выбрасывают?

– А ты…

Математичка на нас зыркнула, но промолчала. Потому что Маринка – всеобщая любимица. Не какая-то особенная красавица, а просто девчонка: обычные волосы до плеч, глаза обычные – карие, рот… ну тоже, рот как рот, внизу зубик один кривой. А общее впечатление… Как от девочки с открытки в стиле хюгге, на которых она, кстати, помешана. Странное дело, учителям Дёмина нравится, но и одноклассники при этом не злятся. Мы замолчали на время, но вопрос я не закрыл. Маринка помогала убирать подсобку и могла знать про содержимое банок.

По горячим следам я подловил Дёмину в столовке. Мог бы и на уроке каком-нибудь, но на второй парте не больно-то разговоришься. Поэтому я дождался, когда её подружки отчалят с остатками макарон, и подсел как бы случайно доедать около Дёминой свою котлету. Не подумайте, что я её подружек стесняюсь, просто так принято – на переменах девчонки с девчонками, мальчишки с мальчишками. Маринке, правда, плевать, она сама, когда захочет, подходит, не соблюдает школьный этикет. Так что она не удивилась, а спокойно мне свой компот подвинула и сразу догадалась, что меня мучает нехватка информации.

– Не получилось нормально посмотреть. – Она даже вздохнула. – Там Конь всё время ошивался. Пытался помочь, но только мешал. Всё выхватывал прямо из рук, сам психованный. Я и не разглядела толком. По-моему, там были медузы.

– И всё?

– А тебе этого мало?! Красивые! Похожие на… ядерный взрыв. Меня это напугало немного, но всё равно красиво. Такая шапка на ножке, а вокруг неё щупальца ленточками… Как будто из парафина сделаны, трудно поверить, что настоящие. Я и подумала, может, фейк. Ну, знаешь, как грибы пластмассовые в начальной школе. А зачем тебе?

Я и сам не знал зачем. Затем, наверное, что друг у меня всего один, и тот в гимназию не пришёл. Значит, мне остаётся внимательнее, чем обычно, смотреть и слушать. Так я себя развлекаю – типа смотрю стрим про образовательный процесс. Вы бы удивились, сколько чужих секретов хранит моя голова.

Я, например, вижу, что Лидочка Рубанова перестала в математику втыкать. И все самостоятельные потихоньку списывает у соседки – Ольки Кусковой. И Олька эта очкастая в последнее время начала Рубанову мало-помалу шантажировать.

Сначала всё некритично было: булочку купи, шоколадкой угости, лайкни-подпишись. А вчера Рубанова калькулятор Ольке принесла. Плоская панелька в форме собачки, на пузе – кнопочки. Тут я понял, что Кускова взяла разбег. А Рубанова по-крупному влипла, по собственной воле она собачку не отдала бы – она на всех этих зверюшках крепко сдвинута.

Хотя это их дело. Я к тому только, что, если смотреть в оба, люди всегда себя выдают: жестами, позами, выражением лица, положением в пространстве… И когда что-то выпадает из привычного узора, ты немедленно это улавливаешь.

Экспонаты тоже в обыденность не вписывались. Странно, что Рина Викторовна до сих пор ничего не выставила на стенд. Разве трудно донести до шкафа пару банок? Но она про них словно забыла. К тому же я чувствовал себя уязвлённым: Рина всегда поддерживала меня с биологией. Доступ дала к одному учительскому ресурсу, и видосики иногда присылала, и книжки разные приносила… А экспонаты – зажала.

На этой грустной ноте к нам подошёл Миха-Конь, и мы с Маринкой переглянулись. Конь в жизни к девчонкам не приближался, атаковал всегда издалека. Маринка нахмурилась, а я на всякий случай прикинул, много ли будет ора, если залепить в Коня остатком котлеты. Вилкой я боялся обороняться, вилкой мне один раз Юрик четыре дырки сделал во лбу, хотя и не со зла.

Но Миха на нас даже не посмотрел. Он взял Маринкин компот – почти уже мой – и опрокинул его в свою конскую глотку, словно в воронку.

Маринка взяла меня за руку и осторожно потянула к выходу. Я немного растерялся: не каждый день девчонки меня за руку берут. Так что я пошёл, но в дверях оглянулся. Конь стоял у мойки, куда уносят грязную посуду, и вливал в себя остатки компота из чужих стаканов.

А Юрик заболел по-настоящему. Заразился ветрянкой от трёхлетней соседки. Я ветрянкой уже болел, мне плевать, так что я после тренировки сразу дёрнул к Юрику. Мне надо было обсудить с ним все эти странные вещи: Рину с пустыми глазами и бесповоротно одичавшего Коня.

– Он меня навещал, – сообщил Юрик, стоявший у окна.

– Че-е-его?!

– А что такого? – спросил Юрик. – Разве Миха плохой друг? Он сразу пришёл. А ты, наверное, только после баскетбола вспомнил.

– Юрик, ты… обалдел?! В субботу же игра с седьмыми классами. Они нас порвут, если облажаемся.

Я не стал добавлять, что их капитан – Петька Брынцалов. Который меня раздражает без видимой причины. Если залезть в мою голову поглубже, то причины, конечно, найдутся. Но я предпочитаю думать, что Петька бесит меня просто так.

Юрик смотрел с укоризной. Мне стало с одной стороны неловко, а с другой – обидно. Миха ему теперь друг, пусти коня в огород…

– Ну и как там Миха? – Я изо всех сил изображал безразличие. – Небось, и паролем от игрового аккаунта поделился?

Юрик вздохнул, как взрослый: снисходительно и противно.

– Юрик, – сказал я. – Ну ты же не умираешь. Если бы ты правда умирал, я бы к тебе сразу прибежал.

– А, – сказал Юрик, – понятно.

Из этого «понятно» выходило, что я какой-то ненадёжный товарищ и вообще так себе человек. В ванной шумела вода: кто-то собирался мыться. Юрик стоял у окна, сложив руки на груди, подпирая подоконник.

– У меня припадок был, – сообщил Юрик как бы между прочим.

– Серьёзно?! Юр… – Я оглядывал его, стараясь понять, каково это, упасть и валяться, а потом прийти в себя. – Больно было? А мама что? Тебя в больницу теперь?

В детстве у Юрика случалось что-то вроде полуобмороков – внезапные головокружения, а пару раз он реально терял сознание. Его даже со школы снимали, на обследование.

– Мама не знает, – спокойно сказал Юрик. – Мы с Конём решили не рассказывать. Тем более, я быстро пришёл в себя. Это возрастное.

Ну… наверное. Юрик в последнее время резко вымахал. Я слышал, как его мама говорила моей, что из-за этого снова может наступить обморочный период. Так бывает, пока давление не наладится. Я выучил наизусть, что нужно делать, если Юрик вдруг упадёт. Только он никогда при мне не падал. А при Михе завалился.

– А сейчас?.. – Я заглянул Юрику в глаза, и они показались мне какими-то поблёкшими, не таким карими, как обычно. – Ты… нормально себя чувствуешь? Точно?

Он поморщился, как будто не верил в мою искренность. Как будто я заволновался, только когда узнал, что ему было плохо. А до этого я как будто плевать на него хотел.

– Лучше некуда. – Юрик втянул щёки, прислушался к шуму воды и скривился мне в ответ. – Как видишь, не умираю.

Мы оба помолчали, разговор не клеился.

– Я пойду, наверное. – Я пожал плечами.

– Иди, – согласился Юрик, не сдвинувшись с места.

Я понял, что пальто и шляпу мне не подадут, и пошёл. А должен был остаться. Окопаться в комнате, как чешуйчатый панголин. Найти какие-то слова, не знаю, хлопнуть Юрика по плечу, пошутить в конце концов. Но я был не в себе. С переходом в гимназию я как будто начал всё потихоньку терять. От лыж отказался, в оценках скатился, моральное равновесие пошатнулось, и дружба… неужели и дружба дала трещину?!