Аппалинария и крылья

Словно гигантская глыба упала с ее души и растворилась без следа. Полина засмеялась, вытирая нечаянно хлынувшие слезы и прошептала:

– Люблю тебя.

Легкость и счастье не оставляли ее, продолжая заполнять сердце и мир вокруг. Силы очень медленно возвращались к ней. Полине уже хотелось беззаботно бегать по дому, возиться с детьми, но она была еще слаба, и тело не слушалось ее. Она старательно пила лекарства, выполняла рекомендованные комплексы упражнений и процедур, терпела болезненные уколы и, наконец, врач разрешил ей вставать с постели. Почти всегда рядом была Грета. Она неустанно следила за Полиной, оказываясь около нее по первому вздоху, и Полина с улыбкой говорила, что ее ни разу не пришлось звать вслух, достаточно было просто мысленно произнести имя. Грета улыбалась в ответ и ласково гладила ее по голове. Полина с удовольствием принимала искреннюю заботу и не переставала удивляться сложившемуся четкому ощущению, что она давно и хорошо знает Грету.

« Она совсем не похожа на маму и значительно старше меня. Вряд ли у нас когда-то были общие знакомые… Где я могла с ней встречаться?» – думала Полина, не один раз внимательно вглядываясь в лицо сиделки.

Зима, наконец, развернулась к своему финалу, и солнце постепенно входило в силу, пригревая все теплее. Полина уже вполне самостоятельно ходила по комнате, подолгу стояла у окна, наслаждаясь мягким весенним теплом и, в конце концов, ей позволено было выйти на улицу. Солнечный простор ошеломил ее: пронзительная синева высокого неба, птичье звонкое щебетание, несильный свежий ветер – все было удивительно и волшебно, словно Полина увидела это впервые. На протяжении недолгих прогулок Грета всегда была рядом, заботливо поддерживала под руку, помогала обходить нечаянные препятствия, сидела с Полиной на садовой уютной скамейке, рассказывая о забавных и смышленых малышах, предвкушая скорую Полинину встречу с ними. Но Полина стала замечать, что, чем лучше и увереннее она себя чувствует, тем реже около нее появляется Грета, и визиты эти становятся все мимолетнее и короче. Полине очень недоставало ее тихой спокойной компании, но она старательно уговаривала себя:

– Грета – няня у детей, а я уже большая девочка и в постоянном присмотре не нуждаюсь.

Она не могла понять, почему ее так не отпускает мистическая ассоциация образа этой женщины с привидевшейся во сне мамой, но она четко ощущала, что ей крайне не хватает общения с Гретой. А появление у детей другой няни окончательно встревожило ее.

– Вадюша, а почему Грета перестала ко мне приходить? – расстроенно спросила она у Вадима.

Он слегка замялся, внимательно посмотрев на нее, потом с улыбкой ответил:

– Это хороший знак. Она работает сиделкой у тяжелобольных, а врачи говорят, что ты потихоньку выздоравливаешь.

– Ладно, со мной понятно, но разве она не няня у наших детей? – удивилась Полина. – Я видела, что с ними теперь гуляет другая женщина.

– Грете необходимо было уехать… – уклончиво ответил Вадим.

– Верни ее! – категорично потребовала Полина. – Мне кажется, что лучшей няни мы не найдем. Не знаю почему, но у меня такое доверие к ней…

Вадим пристально посмотрел на Полину, словно хотел что-то сказать, но, передумав, произнес:

– Хорошо, я попробую…

Через несколько дней Грета опять появилась в доме и на предложение Полины пожить у них, хотя бы временно, подумав, неуверенно согласилась.

Ко дню рождения детей Полина поправилась окончательно. Ей хотелось устроить роскошный праздник с гостями и фейерверками, но с соседями она еще близко не сошлась и языка толком не знала, только общие фразы, которыми с ней перекидывались Вадим и Грета.

– Год – это, конечно, юбилей, но он больше значим для родителей, чем для малышей, – успокаивала она себя.

И все-таки в знаменательную дату Вадим посадил всех в машину и отвез в Мюнхен, в уютное домашнее кафе, где было шумно, весело и вкусно. На обратном пути Полина с детьми спала на заднем сиденье, и Вадим, поглядывая на них в зеркало, улыбался и думал: « Праздник удался, все дети довольны, наигрались и спят».

Время шло. Когда Вадим был дома, оно пролетало для Полины незаметно, ярко, радостно. Но оставаясь наедине с собой, она начинала почти физически страдать от одиночества. После того жуткого дня они с Вадимом больше не касались темы его брака. И Полина, в конце концов, решив для себя, что пусть все будет, как будет, все-таки жила надеждой, что однажды он объяснит, расскажет и разрубит этот «гордиев узел» неопределенности.

Но постепенно все менялось. Полина стала больше заниматься детьми. Они росли, становились неугомонными, и она шумно и радостно носилась с ними по всему дому, играла в футбол на лужайке, строила палатки из покрывал и накидок, пряталась и негромким «ку-ку» подсказывала, где себя искать. Дети озабоченно заглядывали в разные потайные места, а потом, отыскав, с криком и визгом гонялись за ней, стараясь поймать и обнять. Полина учила их говорить по-русски и вместе с ними учила немецкий. Она очень любила рисовать и, вычерчивая в альбомах контуры домов, деревьев, животных, потом вместе с зачарованными ее умением детьми раскрашивала все это яркими красками. Дети завороженно следили за карандашом в ее руке и с недоумением старались понять, как на только что пустом чистом листе вдруг появлялся слон и хоботом дотягивался до ветки бананов, растущих на высокой пальме. И потом вместе с Полиной макали пальчики в нужную краску и аккуратными точечками делали пальму зеленой, бананы желтыми, а слона – празднично разноцветным. Наскоро вытирая испачканные ручки, они с восторгом бежали показывать свои нарядные рисунки Грете и приехавшему домой Вадиму. Он сажал их к себе на колени, целовал в макушки и уверенным голосом говорил, что никогда ничего более красивого не видел.

Но иногда, Полина ловила себя на мысли, что дети с удовольствием играют с ней, озорничают, но если падают, то с синяками и ссадинами, рыдая, они бегут к взрослой и надежной Грете.

« Удивительно, что у меня даже нет ревности к ней. Она умеет, знает, как нужно правильно о них заботиться. Что для них хорошо, а что нельзя. Из нас двоих, пожалуй, она больше мама. А я что-то среднее между старшей сестрой и Мэри Поппинс», – размышляла она. – «Везет мне на терпеливых и надежных женщин».

Полина вспоминала маму и свои шумные подростковые выкрутасы, когда в пятнадцать лет вдруг заявила, что станет готом, бросит школу и уйдет из дома. Перед глазами всплывало побелевшее мамино лицо и виделись сдержанные долгие беседы, которые, в конечном счете, сводились к тому, что можно придерживаться какой-либо субкультуры, но необязательно при этом ломать себе жизнь.

Нечасто, в свободные дни, Вадим забирал Полину с детьми, и они уезжали на машине путешествовать по дальним окрестностями, и иногда, не успевая вернуться засветло, останавливались переночевать в небольших отелях. В одной из таких поездок Полина впервые попробовала сесть за руль. Вадим, похвалив ее за старание и азарт, настоял, чтобы она пошла на курсы вождения и получила права. На следующий день после окончания обучения перед домом ее ждал новенький автомобиль. Расцеловав Вадима, она с восторгом уселась за руль и, поездив некоторое время самостоятельно, без сопровождения и пассажиров, окончательно почувствовала вкус к вождению и уверенность в собственных силах. Вскоре она уже выезжала с детьми навстречу Вадиму, когда он возвращался домой или мчалась в аэропорт, чтобы забрать его из очередной деловой поездки. Дети восторженно встречали любимого папочку, повисая у него на руках, а Полина, целуя, шептала ему на ухо: – Люблю тебя.

Грета, иногда, сетовала, что Полина слишком балует детей и потакает им. Сама она всегда была спокойна, рассудительна и крайне терпелива к детским шалостям. Если дети баловались чрезмерно, она, улыбаясь, тихим голосом добивалась от них послушания и достойного поведения. Дети любили ее, слушались, и порой шумным играм с Полиной они предпочитали домашние спокойные посиделки с Гретой на мягком диване, за чтением волшебных сказок.

И однажды, именно в один из таких моментов Полина, взглянув на Грету, сидящую на фоне большого настенного календаря с изображением старинного замка, вдруг отчетливо поняла, почему ее лицо все время казалось таким знакомым. Она тихонько вышла за дверь и поднялась наверх, в комнату, где когда-то видела на стене фотографии в рамках. Стена давно уже была пуста, но Полина отчетливо помнила миловидное лицо девушки со слегка прищуренными глазами и нескончаемой тоской во взгляде.

– Грета… – обреченно подумала она.

За окном послышался шорох шин подъезжающей машины, открылась дверь, и Полина услышала, как дети и Грета встречают Вадима.

– А где Полинка? – спросил он и тут же громко позвал ее.

– Я наверху, сейчас спущусь, – отозвалась она.

Ее била мелкая дрожь, и она не знала, как себя вести. Внизу Грета, словно почувствовав неладное, забрала детей и повела их спать. Полина услышала шаги Вадима, он быстро поднимался к ней.

–« Что делать? Что делать?» – в панике думала она. – «Говорить ему? Нет, не буду. Пусть все будет, как есть…»

Вадим почти вбежал в комнату и застыл на пороге, глядя на Полину. Она постаралась улыбнуться, но улыбка получилась натянутая, жалкая, с непрошенными слезами в широко распахнутых глазах.

– Что с тобой, родная? Тебе плохо? – он кинулся к ней, подхватил на руки. – Врача?

–Нет, нет, Вадюша, подожди. Отпусти, мне надо поговорить… Я узнать хочу…

Полина выскользнула из его рук и, глядя ему в глаза, спросила:

– Твоя жена, она кто? Она где сейчас? – и видя, как побледнело его лицо, и он машинально посмотрел на стену, где раньше висели фотографии, она тихо произнесла:

– Грета – твоя жена.

Вадим молчал. Полина отпустила его руку и сделала несколько шагов к двери. На нее опять навалилась страшная слабость и, побоявшись упасть, она опустилась в глубокое кресло у стены.

– Кто тебе сказал? – хрипло спросил Вадим.

– Я видела фотографию. Давно, когда еще не знала… Когда ты еще не сказал…– она запнулась, подбирая слова. – Я про нее забыла совсем, а сегодня посмотрела на Грету и… Как-то все само сложилось. Глаза, улыбка…

Вадим медленно подошел к ней, опустился на колени и, зажав ее пальцы в своих, негромко произнес:

– Я боялся говорить с тобой об этом… Меня мучила двусмысленность сложившейся ситуации, но… Ты так страшно заболела тогда, я думал, что потеряю тебя. Видя мое отчаяние, Грета… Она, как опытная сиделка, предложила свои услуги, а когда ты выздоровела, хотела уйти, настаивала, но тебе очень нравилось, что она занимается детьми… Помнишь? И я попросил ее остаться, уговорил…

Полина машинально повторила:

– Занимается детьми… – и вдруг, словно очнувшись, схватила его за плечи и перепугано зашептала:

– Вадечка, она здесь живет только из-за детей? Она всегда рядом с нами, рядом с тобой… Ты все еще выбираешь между нами? Ты ее любишь?

Вадим прижал ладонь к ее губам.

– Только ты, только тебя! Когда мы с тобой познакомились, начали видеться… Я сразу все рассказал ей про нас. Про то, что ты еще почти ребенок, и я сошел с ума, влюбившись в тебя. Она все знала. Наши с ней отношения давно перешли в дружеские, но вычеркнуть их полностью у меня не получалось … Мне казалось, что она не выдержит, не вынесет одиночества. Я не мог тогда ее бросить.

– А сейчас? Почему ты сейчас не можешь закончить эту историю? Бывают случайные встречи, неудачные союзы… Почему ты так держишься за прошлое?

Полина немного пришла в себя. Дрожь утихла, сердце билось ровнее. Она страшно жалела, что не смогла вовремя успокоиться и создала эту ситуацию, тяжелую для них обоих.

– Прошлое? Да, прошлое давит на меня, не отпускает, нависает своей необратимостью. Хорошо, я расскажу тебе о своем прошлом, о себе.

– Ты точно этого хочешь? Ты уверен, что мне нужно все знать … – Полина встала с кресла и опустилась на пол, рядом с Вадимом. Он обнял ее и поцеловал в макушку, как обычно целовал детей.

– Наверное, я буду потом жалеть об этом. Может быть, ты будешь смотреть на меня иначе, но я устал постоянно думать, бояться проговориться, бояться, что ты откуда-то все узнаешь сама, догадаешься. Я не хочу потерять тебя, но эта бесконечная ложь ведет меня именно к этому кошмарному финалу. Короче, когда я был молодым…

– Ой, Вадечка, не пугай меня… – Полина слегка улыбнулась.

– Ладно – юным, я, что называется, попал в плохую компанию… Ну, в общем, не вдаваясь в подробности, я начал колоться.

– Ты был наркоманом?! – Полина была искренне потрясена.

– Да. Может быть не совсем конченым, но если бы не Грета, мы бы вряд ли сейчас с тобой разговаривали. Она наткнулась на меня в тридцатиградусный мороз на улице. Я спал на скамейке, и она с трудом растолкала меня, дотащила до своей парадной… Она спасла мне жизнь.

Полина не удержалась от саркастической ухмылки.

– Ага, я поняла. Она стала для тебя путеводной звездой, увлекла личным примером, и ты из благодарности, женился на ней.

Вадим поморщился и, не глядя на Полину, провел рукой в воздухе, словно отодвигая что-то.

– Полинка, мне и так противно это вспоминать. Все не так однозначно. Скорее даже наоборот. Пытаясь вытащить меня, она незаметно попалась и сама.

– То есть…?!

– Чтобы понять, как спасти меня, она попробовала проблему на себе и втянулась, – быстро проговорил Вадим.

– Боже мой. И как вы из этого кошмара вылезли? – с ужасом, чуть слышно прошептала Полина.

Вадим замолчал, глядя в одну точку перед собой. Костяшки сжатых пальцев побелели, по лицу забегали желваки.

– Через беду. Через огромную беду.

Он разжал кулаки, руки предательски дрожали.

– Вадюша, не надо, раз так тяжело, не вспоминай. Я тебя всякого люблю и любить буду,– Полина старательно пыталась поймать его взгляд.

– Нет, подожди. Я хочу, чтоб ты обо мне все знала. И про Грету тоже. Она училась в институте, несколько раз брала академку, потом совсем бросила. Ей было тридцать, когда она забеременила. Родилась девочка. Дочка. Абсолютно больная. И через две недели умерла. Больше детей Грета иметь не могла. Все. Вот такая история, – он, наконец, поднял на нее глаза. – Как я тебе? Красавчик!

– Вадюша… Ты не виноват… Это был ее выбор, – по щекам Полины катились слезы.

– Я знаю, но ее выбором был я … Мы переехали сюда. Поженились. Вылечились. Я нашел работу, сделал карьеру, раскрутил бизнес. Грета занялась благотворительностью. Но этот, убитый нами… Да нет, убитый мною ребенок, моя дочка… Она делала всю мою жизнь некчемной, ненужной, не имеющей смысла… А Грета… О любви уже речь не шла, было довольно того, что она не возненавидела меня. Мы жили рядом по привычке, по инерции, связанные одной бедой, одной историей. Брак наш давно иссяк, но Грета не просила развода, а я уже не мог бросить ее, после того, что сделал с ее жизнью. Но когда появилась ты… В тот день, когда мы повстречались, помнишь?.. – Вадим улыбнулся.

– Да, я каталась на велосипеде, отвлеклась и налетела на тебя, – радостно закивала Полина.

– Я как раз проходил мимо того места, где Грета нашла меня. И я думал о том, что нашей девочке сейчас было бы тринадцать лет. И она была бы умница, веселая, счастливая и могла бы гулять здесь и кататься на велосипеде…

– И тут я! На велосипеде! Налетаю… и чуть не задавила тебя, – засмеялась Полина и тут же перепугано воскликнула: – Только не говори, что увидел во мне свою дочь!!!

– Я увидел в тебе Ангела! Я загубил одного Ангела, а мне прислали другого. На замену или во спасение, я не знаю. Но я точно понял тогда, что ты моя и что без тебя я жить не смогу.

Полина прижалась к Вадиму, крепко обняла его и прошептала:

– Как хорошо, что я тогда на тебя наехала. И хорошо, что не задавила!

У Х О Д Я – У Х О Д И

Через неделю после этого сложного объяснения Вадим между делом сказал, что разговаривал с Гретой, и она не возражает против оформления развода. Полина вдруг подумала: «А что чувствовала Грета все это время? Жить под одной крышей с мужем и его новой семьей? Я бы не смогла!»

Она поежилась, передернула плечами, сказала Вадиму, что «не горит» и быстро сменила тему, но когда он уехал, Полина почему-то пошла не к детям, а поднялась в ту комнату, где когда-то видела фотографию молоденькой Греты, и где Вадим рассказал ей свою историю.

Полина сама не понимала, зачем пришла сюда. Она стояла, озираясь по сторонам, и вдруг услышала мамин голос: «У твоих детей есть, конечно, папа и мама». Это прозвучало так явственно, что Полина обернулась, ожидая увидеть маму где-то рядом, но в комнате никого не было.

– Мама, это ты послала мне Грету? Моим детям? – тихо спросила она.

Неожиданно из приоткрытого окна дыхнул сильный порыв ветра, и тоненькая брошюра-каталог с перечнем путешествий по Европе упала на пол. Полина подошла и наклонилась, чтобы поднять ее. На загнувшейся странице крупными буквами читалось "Da". Полина распрямила страницу. На ней было написано "Danemark" и дальше шли снимки красивейших мест, с приглашением посетить страну.

– А зачем? – спросила Полина. – Я скоро умру?

Ветер улегся, стало тихо, но вдруг где-то вдалеке зазвучала нежная мелодия «Долго и радостно, в счастье и с любовью». Затем опять все стихло, и Полина нерешительно, с опаской спросила:

– Тогда зачем нужна Грета?

Пронзительный солнечный блик мелькнул через всю комнату и уперся своим сиянием в стеллаж с книгами, ярко выделив корешок толстой монографии «О воспитании». Полина сняла книгу с полки, и она сама раскрылась в ее руках на странице с большой статьей о психотипах женщин и роли материнства в их жизни. Короткий абзац на странице был выделен красным маркером: «… женщины, относящиеся к этой группе, являют собой образец идеальной матери. Их жизнь пуста и бессмысленна, если она не наполнена заботой о детях».

Полина заметила в середине книги узкую белую полоску плотного картона. Она вытащила закладку, на ней по-русски от руки было написано: «Она – хорошая мама, ей можно доверить своих детей».

Полина захлопнула книгу и машинально поставила ее на место.

– А как же я? Я – плохая мама?

Тишина повисла такая, что ее можно было потрогать рукой.

«Значит, я – плохая мама!» – в отчаянии подумала Полина и заплакала.

Неожиданно она услышала, как дети, выбежав на лужайку перед домом, громко зовут:

– Паула, Паула, Полинка! Ты где? Любимая Полинка, отзовись!

Они, конечно, слышали эти слова от Вадима и сейчас повторяли их, суматошно бегая и разыскивая ее. Полина засмеялась сквозь слезы и, размазывая влагу по лицу, стремглав бросилась вниз, выбежала во двор и, поймав двух любимых крох в объятия, начала целовать их счастливые личики.

– Ты плакала? – высвобождаясь из ее рук, строго спросила дочка.

– Я задела старую ранку и мне стало больно, – ответила Полина.

– Где больно? – спросил сын.

Полина молча приложила ладонь к сердцу. И вдруг дети, прижавшись к ней и, крепко обняв за шею, волшебно зашептали:

– У кошки – боли, у собачки – боли, а у любимой Полинки – заживи!

Детей звали Роземари и Максимилиан.

После шумной и веселой беготни на лужайке, игры в «летающую тарелку» и любимого рисования сказочных животных дети пошли обедать, а потом отправились в детскую, на дневной сон. Грета, улыбнувшись Полине, вышла вместе с ними.

« И почему я не гожусь в мамы? – думала Полина. – Почему Грета должна ею стать? И что тогда делать мне, куда уйти? Жить здесь на вторых ролях, быть второй мамой?»

Она медленно спустилась по ступенькам и расположилась в шезлонге перед домом, подставляя лицо жаркому солнцу. Тяжелые мысли непроизвольно роились в голове, не позволяя ей отпустить опасную тему.

« Я должна оплатить долг Вадюши перед Гретой и отдать ей своих детей? Та самая суррогатная мать! Все к этому и пришло. У детей будут папа и мама, а я опять – третья лишняя!»

И вдруг, словно лютая стужа со льдов севера накатила и накрыла ее.

« Я должна отдать Вадима?!» – она вскочила на ноги и в ужасе обернулась к дому, глядя на окна проклятой комнаты.

– Мама, почему?! – едва не закричав в голос, спросила Полина.

Тихо шелестели, буйно цветущие кусты жасмина, звонко пересвистывались мелкие шустрые птички, где-то, кажется, звенел быстро бегущий невидимый ручеек, но ответа на вопрос Полина не услышала. Бегом она опять поднялась в комнату наверху, спросила уже шепотом, но и там отклика не последовало. Комната обреченно молчала. Полина опустилась в знакомое кресло и снова заплакала.

« Я плохая мама», – вяло думала она. – «Я плачу о потере любимого, а отдать детей уже почти готова. Какая из меня мать?! Я то реву, то бегаю вприпрыжку, то истерю без меры. И все время думаю о нем».

Вечером, когда Вадим вернулся домой, Полина изо всех сил старалась быть веселой, шумной, много смеялась. Но когда дети с Гретой ушли спать, Вадим поймал ее и, развернув к себе, тихо спросил:

– Что случилось? Ты весь вечер места себе не находишь.

И Полина выпалила, не глядя на него:

– Вадюша, я решила уехать домой.

– А разве ты не дома? – изумился он.

И вдруг лицо его изменилось, потемнело, он отпустил ее и отошел в сторону.

– Я понял… Я этого боялся, и это случилось. Из-за того, что я тебе рассказал? – спросил он резко.

– Я родителей очень давно не навещала. Мне мама стала часто сниться, – почти правду сказала Полина.

Он схватил ее за плечи и опять повернул к себе.

– Почему ты хочешь уехать? Ты больше не любишь? Ты бежишь от меня?

– Я не от тебя, я от себя бегу, – в слезах закричала Полина. – Я не могу понять кто я, что я? Я словно чужой жизнью живу…

– Как чужой, почему? Я с тобой. Дети. Хоть завтра можем пожениться…

– Вадечка, не терзай меня, я сама ничего не понимаю. Есть Грета. Она любит детей, хорошо с ними справляется, я могу доверить их ей. Но ты – другое дело, я не хочу делиться с ней тобою… Пусть даже символически,– едва сдерживаясь, проговорила Полина.

– И поэтому ты хочешь уехать, оставив нас здесь вместе, вдвоем… Где логика?

– Нет логики, нет смысла, нет счастья и любви в этой проклятой треугольной ловушке! – Полина, наконец, зарыдала в голос. – Вадюша, родной, ты расплачиваешься своей жизнью. У меня так не получается. Солнышко, я должна уехать.

– Ты бросаешь меня… – чуть слышно сказал Вадим.

– Я не знаю… Я не понимаю… Наверное… Боже мой, что я говорю?! Как можно жить не дыша? Я попробую… Может, я через неделю вернусь, а может, сопьюсь с горя, – всхлипывая, бормотала Полина.

Она прилетела ранним утром, долго не могла получить свою дорожную сумку и уже собиралась уехать из аэропорта без багажа, но вдруг пропажа показалась на ленточном транспортере, одинокая и последняя.

–« Как я», – подумала Полина.

Слезы были близко, и ей пришлось сделать большое усилие, чтобы не заплакать.

Она не стала брать такси, села в автобус, удивляясь на себя – зачем это делает, а потом поняла, что боится приехать в пустую квартиру и просто тянет время. Очень ранним утром пробок на дорогах еще не было, и автобус доехал все-таки быстро. Полина подошла к дому и, не в силах сразу подняться в квартиру, села на скамейку, в скверике напротив. Она сидела долго, периодически вытирая непрошено наворачивающиеся слезы, смотрела на окна пустого нечейного жилища и думала:

« Зачем я приехала? Зачем все это? Какой смысл в моей жизни, если я совсем одна? Если его нет рядом?»

Где-то недалеко раздался визг тормозов, и шумная компания вывалилась из видавшей виды машины. Они громко галдели и были сильно навеселе. Полина еще раз провела ладонями по щекам, вытирая влажные следы, встала и направилась к парадной. Вдруг одна из девушек удивленно окликнула ее:

– Туманова, ты что ли?

Полина оглянулась.

– Ну точно, Полька, ты! Чего смотришь? Не узнаешь? Я Альбина! Мы же вместе в школе учились! – радостно закричала девица. – Мы тут днюху справляем, вот ему.

Альбина покрутилась во все стороны, выискивая виновника торжества, и ткнула пальцем в длинного белобрысого парня.

– Во! Санек, пригласи девушку в гости.

– Приглашаю! – вихляясь из стороны в сторону, проговорил Санек.

– Я только что с самолета, еще дома не была, – усталым голосом ответила Полина.

– Да ладно тебе, потом отоспишься. У нас как раз одной дамы не хватает. Видишь, три мужика, а мы с Настюхой вдвоем, – и она, пьяненько хихикая, выразительно подмигнула, скривив лицо. – Тяжеленько может случиться в известной ситуации…

Потом подтолкнула к Полине невысокого симпатичного парня и велела:

– Иди, Игорек, помоги девушке вещи домой закинуть – и возвращайтесь. Будешь ее кавалером на сегодня, а там как получится, – и опять рассмеялась.

Игорек послушно подошел к Полине, взял из ее рук дорожную сумку и сказал:

– Ну, пошли. Где ты живешь?

Полина, кивнув в сторону своего дома, не торопясь направилась к парадной.