Мир между нами

– Она сказала, что идет по делам.

– Мы повздорили. Мне следовало попросить прощения.

– Вы ее… любите?

Доктор Мори снова занял свое кресло.

– Любовь делает людей эгоистами, Адам. Они хотят, чтобы объект их страсти принадлежал только им. Но в этой жизни нет ни одной вещи, которая бы нам принадлежала. И уж тем более человека, который бы нам принадлежал. Когда мы уйдем отсюда, когда кто-то наверху решит, что мы отжили жалкие несколько десятков лет, с собой мы ничего не возьмем. Так зачем желать чего-то постоянного? Зачем привязываться к одной женщине или к одному мужчине? И, самое главное, зачем требовать привязанности в ответ?

– Да, но вы четыре года живете под одной крышей и спите в одной постели. Только потому, что у вас бывает головокружительный секс?

– А если я скажу вам, что нам нравится делать друг друга несчастными, что вы ответите?

Некоторое время Адам молчал, разглядывая янтарную жидкость в бутылке.

– Вы говорите, что я боюсь делать то, что мне нравится, доктор, – произнес он. – А вы боитесь говорить себе правду.

– В ваших словах есть рациональное звено, мой друг. Но эта правда не сделает меня счастливым. Помните? Я всегда кусаю себя за хвост.

– Вы до сих пор думаете о том, что произошло тогда в Париже. И чувствуете себя виноватым.

– Вы правы.

Адам задумчиво потрепал волосы ладонью и не нашелся с ответом. Доктор Мори посмотрел на него и улыбнулся.

– Давайте поговорим о хорошем. Вы пойдете на бал?

– Да. В последнее время я редко выходил из дома. Но теперь книга закончена, я могу позволить себе развеяться.

– Дита уже замучила меня с вопросами, что бы ей такого надеть. Кстати, вы знаете, что она начала работать над сценарием? Пока что это не ее сценарий, она переделывает роман. Но, думаю, придет очередь и ее личного творчества.

Адам поднял на него глаза.

– Впервые слышу об этом.

– Ну, тогда она сама расскажет вам подробности. И о сценарии, и о самом фильме.

– Вы заинтриговали меня, доктор.

– Это и было моей целью. – Вивиан поднял рюмку. – За новые начинания, мой друг. И за то, чтобы мы чаще прислушивались к нашим желаниям.

Глава седьмая

– Вот документы, доктор. Обход закончен, больные получили лекарства…

– Пациенты, а не больные.

Медсестра прижала к груди папку и посмотрела на Вивиана, сидевшего за столом дежурного врача. Он поднял на нее глаза.

– Да, Мари. Пациенты, а не больные.

– Простите. Я помню… вам нужно помочь с бумагами, или вы справитесь сами?

Молодой врач, занимавший кресло в углу кабинета, недвусмысленно кашлянул, напоминая о своем присутствии, и Мари бросила на него испуганный взгляд.

– Доктор Кросс… я вас не заметила.

– Да уж, я очень незаметный, – проворчал он. – А мне с бумагами вы не хотите помочь? Или это особая услуга для доктора Мори? Нужно проработать тут определенное количество времени для того, чтобы мне предлагали помощь?

– Ну почему же, – потупилась медсестра. – Я с радостью помогу вам… с бумагами.

– Вы свободны, Мари, – вышел из положения Вивиан. – Доктор Миллер придет минут через сорок, и я тоже отправлюсь домой.

Она с готовностью закивала и, положив документы на стол, оставила кабинет.

Вивиан снова взял медицинский журнал и углубился в чтение научной статьи. Молодой врач отложил книгу, которую держал в руках.

– Они могут не делать этого хотя бы в моем присутствии? – спросил он.

– Это вопрос не ко мне, мой друг, – ответил Вивиан, не отрываясь от журнала.

– Иногда у меня такое ощущение, что у тебя на лбу написано: алло, дамы! Мимо меня ни одна из вас не пройдет!

– Судя по твоим разговорам, Эрик, все двести латинских терминов ты уже выучил назубок?

Врач недовольно фыркнул и уткнулся в книгу.

– А ты, судя по всему, уже подготовил мою аттестацию? – задал он ответный вопрос.

– Не торопи события. У меня есть целый месяц.

– Ты мог хотя бы одним глазком просмотреть материалы. Тебе что, трудно?

Вивиан перевернул страницу и взял со стола ручку и лист для заметок.

– Я подробно изучил материалы. Именно поэтому ты вместо того, чтобы помогать мне и наблюдать за тем, как работают врачи в приемном покое, учишь латынь.

– У меня все в порядке с латынью!

– Что-то подсказывает мне, что повторение не ухудшит твою память.

– Уж лучше бы я в свое время решил, что хочу работать с доктором Миллером, а не с тобой!

– Но зато как редко ты бы видел рядом с собой красивых женщин.

– Рядом с собой я до сих пор их вижу редко. А вот рядом с тобой – постоянно!

Вивиан не отреагировал на последнюю реплику и, сняв с ручки колпачок, написал на листе для заметок пару слов.

Интерн скорчил недовольную мину, перед этим убедившись, что доктор Мори увлечен статьей, отложил книгу и посмотрел в направлении служебного помещения, отделенного от кабинета дверью из прозрачного стекла.

– Кто это там? – в очередной раз заговорил он. – На доктора Миллера не похоже.

Вивиан поднял глаза.

– Если мои глаза не обманывают меня, это доктор Гентингтон. Что она делает здесь в такой час? Надо ей сказать, что мы умираем от скуки. Помощь нам не нужна, но компания не помешала бы. Особенно ее компания.

– Вот, об этом я и говорил! – торжествующе поднял палец молодой врач. – Как только ты появляешься здесь, сюда приходит весь женский персонал больницы! Включая… – Он осекся, и, как могло показаться, смутился. – Включая доктора Гентингтон!

– Почему ты решил, что она пришла ко мне?

Интерн смотрел на то, как доктор Гентингтон снимает белый халат и вместо него надевает зеленый халат дежурного врача приемного покоя.

– Она ведь меня даже не знает, – попробовал возразить он.

– Лично пока что не знает. Но решила исправить эту досадную оплошность и пришла познакомиться. Если ты хочешь узнать мое мнение, это не самый худший, а как по мне, так один из самых лучших вариантов. Рыжеволосая зеленоглазая красавица, скрывающая более чем выдающиеся внешние данные под скромной одеждой, которая много работает и страдает от того, что ей не хватает внимания мужа. Твой профессор написал в рекомендации, что у тебя нераскрытый талант диагноста. Учись применять его не только в связи с работой.

Доктор Гентингтон застегнула пуговицы халата, глядя в зеркало, после чего распустила пышные рыжие волосы и вновь принялась собирать их в строгую прическу.

– Если честно, – заговорил молодой врач, – я бы взял ее за волосы, поставил бы на четвереньки и не слезал бы с нее до самого утра.

– Эрик! – Доктор Мори брезгливо поморщился. – Кто тебя научил говорить такие мерзости?

– Уж точно не ты. Потому что ты предпочитаешь делать мерзости, а не говорить о них! Это твоя отличительная черта.

– Воздержись от подобных комментариев, даже если рядом нет дамы.

Интерн в очередной раз сделал недовольное лицо, на этот раз так, чтобы собеседник это заметил, и уткнулся в книгу.

Доктор Гентингтон вошла в кабинет и оглядела присутствующих. Взгляд ее скользнул по молодому врачу и остановился на Вивиане.

– Доктор Мори, – сказала она. – Разве это не дежурство доктора Миллера?

– Это было дежурством доктора Миллера до того момента, как он попросил его заменить. А что здесь делаете вы? Он должен был, в свою очередь, заменить меня. То есть, он должен дежурить сейчас. Вместо вас.

Доктор Гентингтон положила на стол принесенные документы.

– Похоже, доктор Миллер счастливо избежал еще одного ночного дежурства.

Интерн на секунду поднял глаза на женщину и снова сделал вид, что увлечен чтением.

– Знакомьтесь, – заговорил Вивиан. – Доктор Анжелика Гентингтон, руководитель отделения кардиологии. А это мой подопечный, доктор Эрик Кросс. Обратите внимание, как усердно он изучает латынь! Могли ли вы похвастаться такой страстью к этому языку в университетские годы? Даже я не мог, несмотря на мой отличный диплом.

– Приятно познакомиться, доктор Кросс.

Молодой врач поднялся.

– Пойду выпью кофе, – сказал он и посмотрел на Вивиана. – Хорошего вам дежурства, доктор Гентингтон, – добавил он, повернувшись к Анжелике.

– Спасибо, – ответила она. – Спокойной ночи.

Вивиан проводил интерна взглядом и отложил журнал.

– Вы прекрасно выглядите, – сказал он. – Женщина, которая умудряется выглядеть хорошо даже в форме парамедика – это особенная женщина. Знает ли ваш муж, как ему повезло?

– Вы заставляете меня краснеть, доктор Мори, – заметила Анжелика, занимая то кресло, где несколько секунд до этого сидел Эрик.

– Так что вы здесь делаете? И почему доктор Миллер в очередной раз пользуется добротой коллег? Если я не ошибаюсь, это ваше третье ночное дежурство на этой неделе.

– То же самое я могу сказать и о вас.

Вивиан пару раз кивнул, соглашаясь.

– Вы правы. Но мы работаем вместе не один год, и вы, наверное, уже заметили, что я часто беру ночные дежурства. А вам полагается одно дежурство в неделю. Как замужней женщине.

Анжелика предпочла не реагировать на эти слова. Она наклонила голову и помассировала шею.

– Ужасно себя чувствую, – поделилась она. – Уже пару дней болит горло, а сегодня еще и температура… только подумаю об этом дежурстве, сразу делается тошно.

– Разрешите?

Первой реакцией Анжелики было вежливо отстраниться, но она позволила Вивиану коснуться пальцами ее лба.

– Похоже, вы действительно приболели. Я не могу позволить вам оставаться тут в таком состоянии, да еще и ночью. Я позвоню профессору Монтгомери. Он решит, кто будет дежурить вместо вас.

– С какой стати вы принимаете за меня решения, доктор Мори? Отправляйтесь домой. А если вы хотите мне помочь, то будьте так добры – я хочу горячий чай с медом. Доктор Мори! – Она возмущенно посмотрела на Вивиана, который поднимал трубку служебного телефона. – Вы слышали, что я вам сказала?

Он поднес трубку к уху и набрал номер.

– Конечно, доктор Гентингтон. Я всегда внимательно слушаю то, что говорит мне собеседник. И особенно если этот собеседник – дама. Профессор Монтгомери? – переключился Вивиан на разговор с человеком на другом конце провода. – Добрый вечер. Это доктор Мори. Извините, что беспокою вас в такой час. Нет-нет, ничего не случилось. Доктору Гентингтон нездоровится, и я хотел спросить у вас, кто может ее заменить. Нет, доктора Миллера я не видел. Доктор Ковальский? Разумеется. Да, буду признателен, если вы позвоните ему. Да, я отлично себя чувствую. А вот доктору Гентингтон не помешало бы отдохнуть. Спокойной вам ночи.

Анжелика откинулась в кресле и скрестила руки на груди.

– Вы упрямее самого упрямого осла, – сказала она. – Как вас терпит ваша женщина?

Вивиан вернул трубку телефона на место.

– Я забочусь о вашем самочувствии, только и всего.

– Мне уже не пятнадцать лет, я в состоянии позаботиться о себе самостоятельно!

– О женщинах нужно заботиться, доктор. На то они и женщины. Вы любите сладкий чай или же положить только мед?

Анжелика повернулась к окну.

– Только мед. Две ложки. И не доставайте пакетик, пожалуйста.

Вивиан открыл один из шкафов и достал оттуда небольшую коробку с чаем.

– Итак, судя по тому, что вы проигнорировали мою реплику о количестве дежурств, у вас что-то неладно дома, – заговорил он.

– Это не должно вас волновать, доктор Мори.

– Вы знаете, что мы заболеваем из-за личных проблем?

– Я простудилась потому, что промочила ноги. Моя личная жизнь не имеет к этому отношения.

Вивиан открыл баночку с медом.

– Вы испытываете неудовлетворенность во всем, что касается личной жизни, – произнес он – не нравоучительно, а спокойно, будто констатируя научный факт. – И пытаетесь вылечить эту неудовлетворенность работой, но от этого вам только хуже.

Анжелика в очередной раз посмотрела на него.

– Доктор Мори, мне не нужны советы психоаналитика.

– Вы много работаете, редко видите своего мужа и почти с ним не общаетесь. Это отрицательно влияет на ваш брак.

– И что же вы предлагаете?

– Во-первых, я бы предложил вам отказаться от ночных дежурств. Во-вторых, я бы предложил вам разнообразить личную жизнь. Посмотрите, теперь тут прозрачные чашки! Какая замечательная идея. Прошу вас.

Анжелика взяла чашку с чаем.

– Что вы подразумеваете под фразой «разнообразить личную жизнь»?

– Вы с Джеральдом – абсолютно разные люди. Он много чего повидал и попробовал, и его вряд ли можно чем-то удивить. Ваш случай являет собой полную противоположность. Но в этом нет ничего плохого. Как я понимаю, он ваш первый мужчина? Первый и единственный на сегодняшний день?

Анжелика поддела пальцем висевшую на ее шее золотую цепочку с крестиком.

– На сегодняшний день, доктор Мори? – переспросила она.

– Да. Мы ведь не знаем, что случится завтра или послезавтра, даже если уверены в непоколебимости наших моральных принципов. Почему бы вам не попробовать что-нибудь новое? В вашем случае пробовать можно бесконечно – есть масса вещей, о которых вы и понятия не имеете.

– Джеральд достаточно уважает меня для того, чтобы понимать и принимать мои взгляды.

– Он понимает и принимает их до тех пор, пока чаша его терпения не переполнится, доктор Гентингтон. Не подумайте, что я осуждаю ваши жизненные устои, пусть и не принимаю их, потому что они мне чужды. Давайте посмотрим на это с другой стороны. Ваша вера не запрещает вам исследовать мир. И уж тем более не запрещает вам быть счастливой. А также получать удовольствие от жизни в общем и от секса в частности. Иначе это совсем глупая и лишняя вера – зачем человеку верить во что-то, что делает его несчастным?

Анжелика сделала глоток и обхватила чашку руками, согревая ладони.

– Если бы у меня спросили, как должен выглядеть, говорить и мыслить Дьявол, доктор Мори, то я предложила бы вашу кандидатуру.

– Разве я сказал что-то дьявольское?

– Нет, не сказали. Но в том, как вы это преподнесли, что-то дьявольское определенно присутствовало.

– Пожалуй, я приму это за комплимент.

Вивиан поставил на стол свою чашку с кофе.

– Нас с Афродитой пригласили на костюмированный бал в субботу. Насколько я знаю, ваш муж тоже там будет. Вы составите ему компанию?

Анжелика удостоила его надменным взглядом.

– Если, конечно, к тому времени вы будете лучше себя чувствовать, – добавил он поспешно.

– Я подумаю над вашим предложением, доктор Мори. Сначала мне нужно переварить то, что вы мне сказали сейчас.

Сотовый телефон Вивиана, лежавший на столе между бумаг, напомнил о своем присутствии негромкой трелью. Он взял аппарат, бросил взгляд на определитель и ответил на звонок.

– Да?

– В холодильнике полно еды, а ты ни к чему не притронулся? Ты опять ешь всякую гадость?

Пауза затягивалась, и Афродита на другом конце провода не торопилась нарушать молчание.

– Я много работал, дорогая. Домой приходил только для того, чтобы спать.

– Это оправдание уже устарело. Пожалуйста, приезжай.

***

На Афродите было длинное шелковое платье кремового цвета с глубоким декольте и открытой спиной. Она открыла дверь и посторонилась, пропуская Вивиана в квартиру.

– Тебе пришло несколько писем, – сказала она. – Судя по всему, это счета. И там есть еще одно – от одного из твоих парижских друзей. Я нашла твой нож для писем. Он был на столе в гостиной. Вещи не теряются, если класть их на место.

Вивиан снял плащ.

– Когда ты вернулась? – спросил он.

– Пару часов назад. Этого времени мне хватило для того, чтобы принять душ. А также для того, чтобы убедиться, что ты ничего не ел. Если тебе не будут накрывать на стол, ты умрешь от голода?

– Я хотел попросить прощения. Я не очень красиво с тобой разговаривал.

– Да, ты часто грешишь подобным.

– И еще я хотел сказать, что соскучился.

Афродита приподнялась на носки и уткнулась носом в его шею.

– От тебя пахнет только «Армани», от которого сходит с ума каждая встречная женщина. Но женщиной от тебя не пахнет. Ты соскучился по мне? Или просто соскучился?

– Обычно я использую точные формулировки.

Она взяла его за руку.

– Пойдем. Я кое-что принесла. Надеюсь, ты оценишь.

***

Большие цифры электронных часов на тумбочке у кровати сообщали, что сейчас начало четвертого утра. Из приоткрытого окна доносился шум дождя, и комнату наполняла ночная свежесть.

– Ты сегодня явно в духе, – заговорила Афродита, сворачивая очередную порцию принесенной «травы». – Откуда у тебя берутся силы после двадцати часов работы?

– Пусть это будет моим маленьким секретом.

Вивиан щелкнул зажигалкой и осторожно затянулся.

– Не знаю, что ты принесла, – прокомментировал он, – но такого я не курил как минимум года два.

– Я же сказала, что тебе понравится. – Афродита наклонилась к его руке и тоже сделала затяжку. – Когда-нибудь мы вырастем, и больше не будем курить «траву».

– Конечно, вырастем. Все когда-нибудь вырастают. Но не думаю, что это случится скоро.

Она помолчала.

– Я решила, что тебя создали для секса, – объявила она серьезно. – Есть люди, которых создали для того, чтобы они были актерами, писателями, художниками. Есть люди, которых создали для того, чтобы они вдохновляли. А тебя создали для секса. Если бы мне не нужно было уходить по делам, я бы занималась с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки. Только не думай о себе слишком много, есть много мужчин, которые в постели лучше тебя. Но с тобой это… иначе. Все те мужчины одноразовые. Максимум раза на два или три. А с тобой можно заниматься любовью постоянно, и не надоест. Завтра ты работаешь?

– Нет. Разве что пара дел, связанных с психоаналитической практикой, но это не требует моего присутствия.

– Значит, завтра мы будем заниматься любовью весь день.

– Если я не ошибаюсь, завтра у тебя первые пары в университете? Семинар господина Фельдмана?

Афродита сделала еще пару затяжек и посмотрела на то, как дым медленно растворяется в воздухе.

– О, черт. Ты прав. И спать мне осталось всего ничего. Ну ладно. Я отлично выгляжу, даже если не сплю ночью.

Вивиан погладил ее по волосам.

– Знаешь, в такие моменты мне в голову приходит глупая мысль. Мне хочется сказать тебе, что я люблю тебя.

– После хорошего секса всегда хочется сказать тому, с кем ты спал, что ты его любишь.

– Я не имею в виду секс. Просто я думал… пытался охарактеризовать наши отношения. Мы не просто друзья, не просто любовники… а кто же мы тогда?

Афродита взяла пепельницу и стряхнула в нее пепел.

– Зачем тебе это знать?

– Почему ты живешь именно со мной?

Она задумалась, рассеянно потрепав волосы.

– Ты умный, – начала она. – У тебя много денег. Тебя не волнует мнение окружающих. Ты приятный собеседник. Хороший любовник. Можешь дать совет. Можешь по достоинству оценить то, что я делаю, а можешь и покритиковать, если это нужно. А еще я очень люблю твое тело. – Она поцеловала его в шею. – Это достаточно полный список?

– Адам спросил у меня, люблю ли я тебя. И я поймал себя на мысли, что не могу ответить на этот вопрос.

– Тебя так пугает тот факт, что ты кого-то любишь? Кроме себя?

– Ладно. Пустое.

Афродита положила голову ему на плечо и прикрыла глаза.

– Нам пора спать, – сказала она. – Кстати, я еще не говорила, что готовлю подарок на твой день рождения?

– Судя по тому, что ты готовишь его за три месяца, это стоящий подарок.

– Он тебе понравится. А через пару дней я покажу тебе, что я написала. Это тебе тоже понравится.

– А Адаму ты это уже показывала?

– Пока что нет. – Афродита подняла голову и улыбнулась. – Пока что он этого не заслужил.

Глава восьмая

Адам часто слышал, как люди говорят: удача передается по наследству. Если ваши родители были успешными людьми, вас ожидает то же самое. Он верил в это довольно долго. Ну, а потом, как водится, убедился, что это ложь.

Джейкоб Фельдман, отец Адама, заработал свои первые деньги в шестнадцать лет. Впрочем, ему не было смысла перенапрягаться – он родился в богатой семье, и при желании мог присоединиться к делу отца. На двадцать первый день рождения Джейкобу подарили место на бирже, и с того момента дорога к успеху была выстлана красным ковром. От отца ему передался и талант бизнесмена, и умение тратить деньги с умом, и звериное чутье, связанное с риском в финансовых махинациях. К двадцати пяти годам, когда Джейкоб Фельдман женился на Рэйчел Коэн, матери Адама, состояние его насчитывало два миллиона долларов.

Адаму, единственному ребенку в семье и наследнику, отец с детства навязывал мысль о финансовой карьере. У мальчика были способности к математике, но гораздо больше он любил языки и литературу. Джейкоб Фельдман смотрел на своего сына и понимал, что тот вряд ли станет экономистом или бизнесменом. И Адам это тоже понимал. Он ненавидел задачи по математике, любил читать книги и гулял в одиночестве по вечерам. И думал о том, что ему хочется быть не бизнесменом, а писателем.

Учителя литературы не уставали повторять, что у Адама есть талант, и этот талант нельзя зарывать в землю. Он выигрывал литературные конкурсы, причем делал это так легко, будто конкурентов у него не было. Его сочинения зачитывали перед всем классом. Порой Адам на скучных уроках математики вместо того, чтобы решать уравнения, доставал свой блокнот и писал свой первый роман. Пока что нескладный, без смысла и сюжета, но тогда ему казалось, что он гениален.

Когда Адаму исполнилось восемнадцать, Джейкоб Фельдман поставил вопрос ребром.

– Ты собираешься получать профессию, Адам? – спросил он.

– Если честно, не вижу в этом смысла, папа, – ответил тот.

– В нашей семье не было ни одного человека без высшего образования. И ты не станешь исключением.

– Хорошо, папа. Тогда я буду лингвистом, – заявил будущий писатель Адам Фельдман. Он и сам не понимал, зачем выбрал эту профессию. Скорее всего, потому, что она на тот момент казалась ему ступенькой на пути к исполнению мечты.

В холодной туманной Англии Адам понял, что между успехами на школьных конкурсах и написанием книг находится огромная пропасть, которую не так-то легко перепрыгнуть. Он написал первый серьезный роман и отослал его во все издательства, адреса которых сумел найти. Половина издательств отмолчалась, вторая половина ответила вежливым отказом, и только в паре писем говорилось о том, что он выбрал «не совсем подходящую тематику». Психологическая проза была специфическим жанром. Особенно если учесть, что в его случае это была, скорее, эротическая проза.

Может, Адаму Фельдману недоставало деловой хватки или умения считать деньги (он привык к тому, что они у него были всегда), но он никогда не сдавался после первой неудачи. Воспитание отца сыграло свою роль, а остальное завершило знакомство с Джеральдом Гентингтоном, которому, как до сих пор полагал Адам, он был обязан началу своей писательской карьеры.

Джеральд Гентингтон был старше его на три года. К тому времени он уже имел диплом магистра психологии, а в университете изучал историю. Джеральд очаровывал любого человека, с которым успевал перекинуться парой слов, друзья носили его на руках. Все, за что он брался, получалось у него так хорошо, будто он занимался этим всю жизнь. Джеральд отлично учился, сдавая сессии досрочно, успевал работать, устраивал домашние вечеринки, каждую неделю заводил новый роман, был поклонником творчества Феллини, слушал Элтона Джона и Оззи Осборна (тот, кто не понимал, как все это можно связать вместе, просто не был с ним знаком). А еще Джеральд был издающимся писателем. На момент их с Адамом знакомства он успел написать две книги и работал над третьей.

«Золотой мальчик» – так называли Джеральда Гентингтона. Куда бы он ни повернул, госпожа Удача смотрела ему в глаза и будто бы подсказывала верные ходы. У него были друзья, у него были женщины, были деньги и был успех. При этом никто не упрекнул бы его в том, что он слишком много о себе думает. Может, конечно, думал он о себе много – Адаму пару раз приходила в голову подобная мысль. Но именно Джеральд Гентингтон в свое время помог Адаму – осознанно или неосознанно – отвлечься от мыслей о своей неудаче и продолжить работу. Адам был уверен – его время рано или поздно придет. Правда, время почему-то не торопилось.

После окончания университета на счету Адама Фельдмана было два неопубликованных романа и несколько писем из издательств по поводу обеих рукописей, и содержание этих писем ободряющим или внушающим надежду можно было назвать с натяжкой. Эти рукописи он привез с собой, вернувшись в Мирквуд. Сразу по возвращении он отправился в первый попавшийся бар, потому что больше всего на свете ему хотелось напиться до беспамятства. В этом баре он встретил человека, которому было суждено изменить его судьбу: литературного агента Чарльза о’Салливана, внештатного сотрудника издательства «Мирквуд Таймс».