Тирра. Игра на жизнь, или Попаданка вне игры

Кое-как я подняла тяжеленный шар и потащила его к выходу. Но не успела сделать и пары шагов, как ладони обожгло, словно камень раскалился. На самом деле он был холодным, как и полагается порядочному булыжнику. Но ладони жгло и кусало, как будто я держала голыми руками пучок крапивы.

– Прекрати кусаться! – прошипела я. – Уроню и расколешься.

Может, духу только это и нужно, чтобы его тюрьма треснула и выпустила его из заключения?

Нет, не может быть все так просто. Объяснял же мне Таррек: заклинание, связывающее духа, нематериально. Оно лишь крепится к любой магической основе, как к якорю. Если разрушится основа, запертого духа будет носить по всем сферам бытия, как в шторм – сорвавшийся с якоря корабль. Вряд ли это то, о чем мечтает условно бессмертная сущность.

Жжение усилилось.

– Ах, так? Сброшу с башни, пусть тебя носит по всем сферам! – Не выдержав, я опустила этот троллий мяч на пол и покатила к двери, приподняв юбки и пиная носком туфли. В таком виде меня и застала горничная. Глаза ее округлились.

– Госпожа! Что вы делаете с шаром Аркуса?

– Хорошо, что ты пришла. Придержи дверь, я сброшу его с лестницы.

– Зачем?! – Светара всплеснула руками.

– Долго объяснять. А скажи-ка, Аркус – это тот самый негодяй, которого за его гнусные злодеяния заключили в сферу из чеера? – спросила я и сдунула с носа белую прядь, выпавшую из растрепавшейся прически.

Шар возмущенно загудел.

– Не знала, что он был негодяем и злодеем, – растерялась Светара.

– А кем он был?

Горничная замялась и отвела взгляд. Вот и сар Таррек на вопрос не ответил.

– Может, он убийца и насильник, а меня с ним общаться вынуждают? – надавила я. – Что скажет на это лорд Орияр?

Шар притих. Девчушка испуганно ойкнула, прикрыла рот рукой и, развернувшись, неожиданно бросилась прочь, так ни слова и не сказав на прощанье. Дэйтар, ты страшен. Твоего имени дети боятся!

Но кто же ты такой, Аркус?

Очень надеюсь, что неблагонадежного духа, тем более убийцу и насильника, к мыслям невесты будущего хаора всея сферы Суаф никто и на версту не подпустит. Но… – и тут опять во мне ожила фантомная память магички Тиррины Барренс, – но кто-то же пытался убить сару Риандру.

С усилием прогнав излишнюю подозрительность, свойственную темной душе Тиррины, я вспомнила о том, что Дэйтар обещал: мне никто не сделает тут вреда. И у меня на пальце два мощных артефакта, которые защитят, наверное, даже от атомной бомбы. Конечно, от собственного легкомыслия и глупости ничто не защитит, но папа давно вытряс из меня подобную дурь. А значит, что?

Значит, включаем мозги, Коршунова.

Кое-кто не хочет, чтобы я встретилась с сильнейшей вещуньей и нашла путь домой. И Риандру устраняют, точнее, хитро лишают дара, но не убивают. Причем к раненой меня не пускают под любыми предлогами.

При этом замок Белого Ворона оказывается почти в изоляции, портал разрушен, а на крыльях сюда не так легко долететь даже Воронам. То есть чужие целители тоже ловко отстранены. Может, Риандра не так уж сильно ранена?

И хранителя вроде как ищут, но как-то удивительно не замечают того, что видела даже я. Или кто-то при ритуале поиска закрыл от всего клана белую звездочку, а от моего колечка с Оком Истины закрыть не смог.

А потом, выполняя приказ Дэйтара обучить его таинэ искусству мысленной речи через чеер, мне подсовывают «учебное пособие», не желающее со мной говорить. Ведь камень слышит меня, я уверена. Слышит и видит. Но не отвечает, только пытается отвлечь, хочет выставить меня полной бездарностью.

Не похоже ли все это на саботаж? Очень даже похоже.

А зачем кому-то саботировать приказы будущего хаора?

Затем, что этот «кто-то», чье имя я, кажется, уже могу назвать, не хочет, чтобы Дэйтар стал полноправным правителем сферы Суаф, а для этого его нужно женить на мне по всем правилам, с прохождением третьего этапа обряда и консуммацией брака.

Вот наиболее вероятное объяснение происходящему.

Эх, с папой бы сейчас посоветоваться, чтобы нашел логические дыры. Но увы, все приходится думать и делать самой… Как же мне его не хватает!

И Дэйтара тоже. Если бы удалось поговорить с ним!

Оставленная Тарреком на столе серебряная шкатулка и манила, и пугала.

Я опустила взгляд на одухотворенный, но совсем не душевный камень. Поставила ногу на шар и слегка покатала его, примериваясь, как половчее забить гол в распахнутую дверь, но при этом не отбить ногу и не порвать обувь. Кожа туфельки тонковата для игры в троллий футбол.

Подумав пару секунд и вспомнив, что я тут вроде как настоящая леди и пинаться мне невместно, я ногой выкатила шар за порог и остановилась у самой ступеньки, придавив его ногой.

– Значит так, Аргус, Аркус или как там тебя… – Для убедительности я подкатила ногой камень еще ближе к краю ступеньки. – Либо ты прекращаешь изображать окаменевшую троллью черепушку, либо я скидываю тебя с этой замечательно крутой и длинной лестницы. К основанию башни долетит лишь песочек, попробуй за него уцепиться, как за якорь.

«Кха-кха… – гулко кашлянуло в голове. – Не надо поспешных решений, благородная дева. Мы вполне можем договориться».

– Надо же! – воскликнула я. – А ты, оказывается, умеешь говорить?

«Прошу, не надо так громко, милая леди!» – Дух, откашлявшись, заговорил в моей голове бархатным баритоном.

– Милая?! – возмутилась я таким запанибратством со стороны моей внезапной шизы.

«Обворожительная, восхитительная, волшебная, солнцеликая, – зачастил дух. Я расхохоталась, и шизофрения в моей голове взмолилась: – Тише, прошу, тише! Не надо вслух. Я прекрасно слышу твои мысли, прекрасная таинэ Орияр, графиня Барренс, леди Кьорвей».

Кто? Что за Кьорвей? И почему этот наглец обращается ко мне на «ты»? Впрочем, на последний вопрос ответ вспомнился из объяснений сара Таррека. Если сказать прямо и по-русски: духи не признают дипломатию, режут правду-матку прямо в мозг и ржут, когда с ними начинаешь разводить церемонии. Трудно держать дистанцию с тем, кто легко читает твои мысли.

«А теперь думай громче, леди. Я не слышу, что ты там шепчешь за своей ментальной стеной, – заявил дух, которому, как оказалось, не угодишь. – Твоя мысль должна быть обращена ко мне, если ты хочешь, чтобы я тебя услышал».

Я повторила мысленно: «Что за Кьорвей? С кем ты меня перепутал, Аркус?»

«Не перепутал. Я все объясню, только, прошу, моя леди, откати этот чудесный чеер-шар подальше от лестницы. Твоя стройная девичья ножка может его не удержать».

«Нет уж, Аргус. Я в папиной футбольной команде была нападающей и способна удержать мяч и не при таких обстоятельствах, даже во время бега. Говори здесь и сейчас».

«Тут страшный сквозняк, простудишься».

«Тут отличные целители, вылечат. Ну? Смотри, какая роскошная лестница. Нравится? Хочешь знать точно, сколько в ней ступеней?» – Я подкатила шар еще на сантиметр к краю.

«Нет-нет! До сих пор я прекрасно жил и существовал и без этих знаний! Что ты хочешь знать? Давай коротенько и быстренько закончим с утомительным делом просвещения очаровательных девушек».

«Кьорвей», – напомнила я.

Дух восхитился:

«Потрясающе! Так кратко, четко и по существу меня еще никто не спрашивал. У тебя талант, светлоокая!»

«Надеюсь на такой же конструктивный ответ».

«Кьорвей – это название птицы Верхнего мира. Ты на нее чем-то похожа, и я дал тебе именно такой позывной для нашей связки в чеере. Так делается, чтобы никто не мог настроиться на имя и подслушать твою беседу через мое посредничество. Сделай шажок к двери, успокой мою душу».

Надо же, как интересно – душа у духа!

Но просьбу выполнила, мне не жалко.

«Я тоже должна дать тебе позывной, Аркус?»

«Да, но пока рано. И для учебного чеера это не обязательно. А вот для личного духа – очень важно. Имя должно вызреть, родиться само собой, чтобы слиться с моей сущностью. Пользуйся пока тем, где ты изменила всего один звук, этого достаточно».

Какие сложности, подумать только!

«Значит, Аргус? Был такой многоглазый великан. Неусыпный страж. Его еще прозвали Паноптес, всевидящий…».

«Принимаю! Мне нравится! – с ликованием перебил дух. – Для срочных вызовов – Аргус. Для важных переговоров повышенной секретности – Паноптес. Приятно провести время в беседе с мудрым духом – Аркус».

Я не рассказала духу, что в земных мифах Гермес укокошил всевидящего Аргуса: усыпил игрой на флейте и отрубил голову. Может, под туфелькой – как раз окаменевшие останки многоглазого зазнайки?

«Таинэ, – отвлек меня бархатный баритон. – А давай ты перестанешь рисковать своим и моим здоровьем и пойдешь в свои замечательные апартаменты, где нет сквозняков на ужасных лестницах?»

«С радостью, Аркус, – согласилась я. – Но не раньше, чем ты расскажешь мне, почему разыграл из себя глухонемого духа и выставил меня дурой перед саром Тарреком».

«Паноптес, – поправил дух. – Обращайся ко мне так, когда мы входим в приват-зону».

Какие интересные слова он знает, однако. Или это мой хитроумный мозг опять подставляет знакомые словечки, переводя незнакомые понятия? Я даже понять не могу, на каком языке мы сейчас разговариваем. Точнее, думаем. Парадоксальная тема на самом деле – телепатическая беседа с иномирной сущностью. Не на русском же он со мной говорит.

«А мы вошли в приват?» – откликнулась я.

«Давно уже».

«Я буду называть тебя Паноптес-Аркус, иначе запутаюсь».

«Принимается. Так вот, моя прекрасная леди Кьорвей, я молчал, потому что поклялся, что мерзавец Таррек никак не сумеет меня эксплуатировать. Ни в своих гнусных делишках, ни в учебном процессе, ни в бою. Никак, нигде и никогда. Естественно, я молчал! Как всегда молчу, если он пытается сам или через посредников пробудить мой чеер-шар».

Как интересно! Значит, не случайно Таррек подсунул мне Аркуса, – знал, что ничего не получится. Да еще и разыграл разочарование в моем даре.

Хотелось бы мне знать, оставил бы он мне шкатулку с посланием Дэйтара, если бы знал, что я сумею разговорить упрямого Аркуса?

«Хорошо, Паноптес-Аркус. Вернемся в апартаменты. Ты меня убедил, что тут, на лестнице, действительно жуткие сквозняки гуляют».

«Только не пинай! Это больно бьет по моему самолюбию, леди».

«Я аккуратненько. Мы же теперь союзники».

Глава 4. СОЮЗНИКИ

Еле докатила. Тяжелый жутко. А его еще на стол поднять надо и не надорваться. Нет уж, пусть тут полежит, в уголочке у двери. Заодно проведем эксперимент, слабеет ли ментальная связь на расстоянии.

Шар хихикнул:

«Хех! Расстояние! Драгоценная леди, ментальная связь и между мирами не слабеет, если установлен плотный контакт разумов. Я создаю туннель в хаосе ментального поля. Я и есть туннель. Дух же бесплотен, не имеет объема и теоретически может находиться одновременно в бесконечном количестве локусов. Или мест, если тебе привычнее думать в приземленных категориях».

«Привычнее. Не забивай мне голову терминами, мне их в универе хватило».

«Не буду, – покладисто согласился Аркус. – Но ты потом мне объяснишь, что такое универ. Итак, на чем мы остановились, прелестнейшая?»

«На послании моего таира. – Я прошла к столу, постучала ногтем по краю серебряной шкатулочки, отозвавшейся чистым звоном. – Мне необходимо его услышать».

Интересно, послание – от слова «послать» в каком смысле? Хотя… Дэйтар уже меня послал аж в Нижний мир, якобы на то время, пока он разбирается с опалой короля и гневом королевы-матери. Как еще яснее дать понять невесте, что пришлась не ко двору?

«Ты же поможешь, Паноптес-Аркус? Но я сначала вытру руки. Пол тут, хоть и выметен, но не стерилен».

«И меня вытри! – потребовал дух в шаре. – Терпеть не могу грязь! Сквозь нее ничего не видно».

«Зачем духу глаза?»

«Не глаза, а ви́дение… Трудно объяснить. Вот станешь подневольным духом, сама поймешь на своей бесплотной шкуре. Каждый некромант обязан отработать часть посмертия на благо черной магии. Это наша плата».

«Я менталист, а не некромант!» – возмутилась я.

Посмертная тюрьма? Избави боже!

«Зато невеста некроманта. Станешь женой – разделишь и прижизненную, и посмертную судьбу. Не знала? – хихикнул вредный дух. – И не прячься за свой противный ментальный щит, откуда тебя не слышно! – потребовал Аркус. – Тебе нечего от меня скрывать. Мы же союзники!»

Это мы еще проверим, ухмыльнулась я, радуясь, что дух не всеведущ, и может слышать только направленные к нему мысли.

Умывшись в уборной, я переоделась в ночную сорочку и пеньюар, накинула сверху шаль с большими кистями и подавила в себе остаточное трепыхание подозрительности Тиррины Даниры Барренс. Мне, конечно, пришло в голову, привыкшую к ее тяжелым мыслям, что в серебряной коробочке может оказаться все что угодно, от магической бомбы до фальшивого послания. Вероятнее всего – последнее. Ведь я не знала главного – секретного «позывного» Дэйтара.

Вернувшись в зал, я сосредоточилась на шкатулке. Увы, она не поддалась на мои попытки подковырнуть ее тонкую крышечку, а ключ сар Таррек не оставил. Да и отверстия для ключа не было видно. Покосившись на черневший в уголке чеер-шар, я вытащила шпильку из волос, попыталась подковырнуть крышку шкатулки. Бесполезно.

«И что мне делать со шкатулкой? Как ее открыть, Паноптес-Аркус?»

Камень молчал как обморочный. Обиделся, что к столу не пригласили?

Ох! Он же просил его протереть!

Вынув кружевной платок из ящичка комода, я смочила его розовой водой, которой пользовались местные дамы для умывания, и тщательно вытерла чеер-шар. В процессе Аркус соизволил сменить гнев на милость, то есть заговорить, но тут же снова обиделся: «Чем это воняет? Розами? Ты протираешь меня этими ужасными, мерзкими, удушающими духами? Да ты задушить меня решила, леди?»

«Разве можно задушить духа, любитель парадоксов?»

«Еще как можно! То есть нельзя… Тьфу ты, я с тобой совсем запутался. От меня разит, как от розового куста! Какая гадость! А чистая вода в мире закончилась?»

«Не ворчи, привереда. Сейчас протру чистой водой».

И правда, разлившийся в воздухе насыщенный, густой запах роз и меня может довести до головной боли.

«Этот позор уже так просто не протереть. Лучше искупать! – Капризный Аркус выдвинул новое условие. – Купаться! Я сто лет не купался!»

Тащить эту каменюку в ванную? Потакать капризам? Ну уж нет!

«Иначе помогать не стану, разбирайся сама со шкатулкой и посланием!» – заявил шантажист.

Папа учил меня никогда не поддаваться шантажистам. Ни при каких условиях. Потому я закрылась плотными ментальными щитами, молча взяла свежий платок, смочила его из кувшина для умывания чистой водой и снова протерла чеер-шар. Тщательно, но так, как простой каменный мяч, без всякого почтения.

Закончив, я вернулась к столу и занялась неприступной серебряной твердыней. Покрутила шкатулку. Потрясла. Внутри что-то глухо стукнуло. Еще один чеер? Как же до тебя добраться?

Я погладила пальцем искусную гравировку, украшавшую крышку – нахохлившегося ворона, сидевшего на рукояти воткнутого в камень меча. Неожиданно ворон расправил крылья и, повернув голову, цапнул меня клювом за палец до крови.

«А если шкатулка отравлена?» – мелькнула паническая мысль.

Страх снес мои внутренние щиты, и я услышала вопль Аркуса: «Дура-баба! Кольцо приложи! Да к ранке прикладывай, а то окочуришься тут, а я опять молчи сто лет, не с кем поговорить будет в этом трясогузкином гнезде!»

Значит, и правда шкатулка отравлена! Я не могла пошевелиться, отстраненно, словно издалека, наблюдая, как цепенеет тело, как равнодушие охватывает мою душу, как сорвавшиеся капли крови растекаются по желобкам гравировки, и рисунок вспыхивает ярким алым огнем. Чувствовала, как в глазах темнеет, и все подергивается черной дымкой, в которой мелькают огромные невидимые крылья пришедших по мою душу стражей, и слышится сначала тихий шелест, а потом – оглушительный, нарастающий лавиной тронувшихся с места горных снегов.

«Кольцо с Оком Истины! Приложи к ране!» – взорвался в голове крик Аркуса.

Я вскрикнула, стряхивая оцепенение. И почувствовала, каким горячим стало кольцо, а камень, налившийся золотым огнем, снова пульсирует, как сердце, и этот жар разгоняет мою загустевшую кровь.

«Ни при каких обстоятельствах не снимай мое кольцо», – снова вспомнила я предупреждение Дэйтара.

Снимать и не требовалось. Камень сам изгонял из меня отраву.

«Все хорошо, Паноптес-Аркус, – мысленно успокоила я духа. – Видишь? Я же таинэ, мне не нужно прикладывать камень, чтобы вытянуть яд».

«Просто было бы быстрее, неосторожная леди Кьорвей», – пробормотал дух.

И я странным образом почувствовала его облегчение и радость, что все обошлось. Наверное, потому, что я и сама была счастлива. Правда, меня накрыла запоздалая волна озноба и прошиб холодный пот.

Почему Таррек не предупредил о ловушке? Не знал? Или…

Тем временем крышечка перестала светиться и открылась с тихим щелчком.

Внутри на шелковой подушечке лежала подвеска, парная к моему колечку – серебряный ворон с чеером в когтях.

«Покажи мне! – потребовал Аркус. Я вынула подвеску и продемонстрировала чеер-шару. Дух одобрил: – Будь осторожна, клюв у него тоже отравлен. Но он твоей крови уже попробовал и признал хозяйку, больше не цапнет. А вот кому другому не поздоровится. В случае опасности – дополнительный защитник. Ценит тебя твой таир. Бережет. Хвалю. Теперь прицепи вороненка куда-нибудь. Чем ближе к голове, тем лучше: меньше помех для связи и меньше вероятность случайно потерять».

Легко сказать – прицепи. Как? Ох уж эти мужчины! Разве додумаются они, что к подвеске нужна цепочка? Вот куда мне цеплять чеер? Он же испортит любой бриллиантовый гарнитур! И для того, чтобы приделать ворона к серьге, мне нужны ювелирные щипчики, дабы отогнуть кольцо крепления.

«Ну что тут думать? – не выдержал Аркус. – Поднеси его к любой своей безделушке, он сам найдет, как зацепиться. И отцепится, едва ты прослушаешь послание».

Ладно, Дэйтар. И прочие мужчины. Беру свои слова обратно.

«Леди Кьорвей, – вдруг забеспокоился дух. – Ты ведь не перестанешь со мной разговаривать после того, как я обучу тебя слушать чееры?»

Я подавила Тиррино желание повредничать в отместку.

«Конечно, не перестану, Аркус».

«Паноптес-Аркус, – напомнил дух, – у нас секретный канал, его никто не услышит».

«Паноптес-Аркус». – Мне ведь что, мне не жалко.

Подойдя к зеркалу, я поднесла подвеску к алмазной серьге в правом ухе. Ворон охотно уцепился клювом за камушек и повис.

«Что теперь?»

«Теперь возьмись за него правой рукой, подойди к моему чеер-шару и положи на него левую ладонь», – скомандовал Аркус.

Пришлось присесть на корточки. Так я и застыла на полу в нелепой позе, держась одной рукой за ухо, другой – за каменный шар. Только бы Светара не вернулась в самый неподходящий момент.

«Есть! Начинаем, леди. Сначала спроси у него имя и секретную фразу, чтобы убедиться, что это не фальшивка».

«Но Дэйтар не передавал мне никаких секретных шифров!»

«Какая ты недогадливая дева. Можно использовать любую фразу, которую мог знать только твой таир. Твое любимое блюдо на завтрак, например».

«А если он не помнит?»

«Вспомнит! Секретные послания имеют несколько уровней защиты. Чеер отправит импульс, и этот толчок вскроет спящее воспоминание, если оно существует. Если нет, ты просто не получишь ответ и будешь знать, что послание – подлог. И просто не раскроешь его. Мало ли, какая ментальная ловушка может быть в нем замаскирована!»

Продуманная система, – восхитилась я. А перед глазами вспыхнула картинка: яркий пейзаж Нижнего мира, куда провалились после поцелуя мы с Дэйтаром в королевском парке, огромный демон с рогами и крыльями, вспыхнувшая электрическими разрядами защитная сфера и мой жених, заслонивший меня от чудовища.

«Готова? – Аркус словно почуял момент. А может, тоже увидел картинку. – Начинаю!»

Я кивнула. Губы почему-то пересохли – разволновалась. Сжала двумя пальцами подвеску.

«Спроси: какие два слова сказал Дэйтар демону в Нижнем мире?»

«Ты уверена?»

Нет, конечно. Но, как назло, на ум больше ничего не приходило. Воспоминание было настолько ярким, что затмило остальные. И обескураженная синяя морда демона виделась, как наяву.

В голове загудело:

«Он сказал крылатому на священном языке два слова: «гахрр-арр» и «кейр», прекрасная леди».

Глухой бас звучал, как колокол, а я почувствовала себя содрогающейся от вибраций колокольней. С трудом получилось сосредоточиться на ответе:

«Верно, незнакомый дух».

«Тогда выслушай послание и отпусти меня. Я жду уже несколько дней, когда мое задание будет исполнено и закончено. Арес – мое имя».

Просто сплошные древнегреческие боги и полубоги, усмехнулась я.

«Да будет так».

Я села поудобнее, опершись на стену и согнув ноги в коленях. Если откроется дверь, меня и не видно будет из-за нее. Но если с силой распахнется, мне здорово прилетит, потому я на всякий случай подкатила шар так, чтобы он принял на себя удар. Не расколется. Чеер – очень прочный камень. Что думал по этому поводу Аркус, я не могла услышать, хотя моя ладонь лежала на его холодном боку.

К странным ощущениям этого вечера добавилось еще одно: по телу пробегали мурашки, волосы наэлектризовались, словно через тело пропускали электрический ток, левую ладонь покалывало, как при электрофорезе. Когда ощущение стало непереносимым, я отдернула руку от чеер-шара.

Тут же все прекратилось, а я оказалась в раздвоенном состоянии. Одна я развалилась на полу в покоях под крышей башни-детинца, а вторая я стояла на стене крепости, точно там же, где мы с Дэйтаром проходили второй этап магического брачного ритуала.

Он стоял рядом, с лицом, обращенным в сторону ослепительного, неземного ландшафта, расцветавшего немыслимыми цветами. Я залюбовалась чеканным профилем, упрямым подбородком и прядями-перьями плескавшихся на ветру недлинных, но густых волос.

«Здравствуй, моя таинэ», – зазвучал в голове мягкий, обволакивающий голос Дэйтара, хотя его губы не шевелились. Они просто улыбались, а серые глаза были задумчиво полуприкрыты, и взгляд казался направленным не на красоты недосягаемого для пленника мира сферы Суаф, а внутрь, к его мыслям. Ко мне.

«Здравствуй, мой таир», – ответила я, зная, что он не услышит.

Но он повернул голову и взглянул мне в глаза. И я пропала. Утонула. Растворилась.

«Должен признать, я не выдержал, хотя мой план казался мне блестяще продуманным. Мне казалось, у меня все получится, спрячу тебя в надежное место, к самым надежным магам из моих соплеменников, вне досягаемости короля Артана Седьмого, его вассалов и, главное, королевы-матери. Мои враги уже поняли, чем ты отличаешься от моих бывших невест. Ты стала моим слабым местом, таинэ, а я должен был стать неуязвимым для врагов.

Но я не учел одного… – Он поднял ладони и обвел мое лицо, не прикасаясь. Словно тогда, когда надиктовывал послание духу, знал, что я буду стоять именно тут и слушать. – Я не думал, что так буду скучать по тебе, моя таинэ. Замок словно опустел после того, как ты улетела. Прости, что не проводил тебя, как полагается. Что не я поддержал тебя, когда ты впервые забиралась на спину стража. Не я затянул ремни крепления… И за то, что не поцеловал тебя на прощанье. Глупо, по-мальчишески спрятался. Потому что не хотел, чтобы расставание стало окончательным. Боялся, что не увижу тебя больше.

А теперь судьба должна мне твой поцелуй. И я знаю, что мы еще увидимся, моя таинэ».

«Я тоже знаю это, мой таир», – сказала я в паузе, пока он переводил дыхание. И коснулась ладонью воздуха там, где плескались на ветру его черные волосы.

Видение есть видение. Прядь обратилась вороньим пером и канула в пропасть под призрачной стеной. Как тогда, на обряде именования.

Дэйтар улыбнулся, поднял руку, почти коснулся моей ладони, точно видел ее, на миг замер… но лишь завел за ухо упрямую прядь.

Иллюзия. Всего лишь потрясающая иллюзия встречи.

Он резко отвернулся, вздохнул, опустил руки и крепко стиснул перила.

«Темные Небеса! Мне уже грезится, что ты стоишь рядом! – Дэйтар тряхнул головой и снова устремил невидящий взгляд на дальние горные пики. – А я даже не знаю, хочешь ли ты быть рядом. Не знаю, стал ли для тебя этот дурацкий обряд Верхнего мира тем же, чем для меня, – стал ли он открытием? Стал ли он бессонными ночами? Стал ли он выпрыгивающим из груди сердцем при одном только воспоминании о том, как твои руки лежали на моих плечах, а твои губы касались моих губ? Я не знаю ничего о твоих чувствах, моя таинэ, хотя мне казалось, что не противен тебе, иначе Небеса разорвали бы наш обряд.

Я дал тебе свободу уйти, моя таинэ, уйти навсегда в свой мир. Хотя больше всего на свете хочу, чтобы ты осталась.