Канонарх

– Так ведь четвёртая! Где же справедливость то? – обиженно ответил Иван.

Пётр, улыбаясь, подошёл к хозяину дома и, положив руку ему на плечо, сказал:

– Иван, ну что ты печалишься, дорогой? Какие твои годы, даст тебе Господь и сына. Жинка твоя здоровая, молодая, родит тебе казака. Благодари Бога за то, что есть и радуйся. Ему виднее, что нам потребно, ведь в жизни может произойти всё что угодно, – продолжал утешать Ивана странник.

Иван успокоился. Может со слов Петра, а может действительно предался воле Божьей, но когда Лексевна вынесла ему маленький свёрточек, на лице его промелькнула улыбка, и он нежно взял дочурку на руки.

– Да, ты и правда красавица, – воскликнул с восторгом Иван и попросил Петра придумать имя новорождённой.

– Божий человек, ты появился в моём доме в день рождения этой малютки, тебе и называть её, – радостно взывал довольный папаша.

Пётр задумчиво нахмурил брови, будто, что-то вспоминая и с умным видом проговорил:

– 9 ноября – память преподобной Матроны Цареградской.

– Так тому и быть. Аминь? – обрадовался Иван.

Лексевна забрала малышку и понесла кормить к Настасье, а счастливый супруг, подойдя к занавеске, заглянул внутрь. Роженица лежала и кормила грудью маленькую Матрону. Увидев мужа, она ласково посмотрела на него и, улыбнувшись, дала понять, что ей надо отдохнуть. Довольный папаша подошёл к печке, ласково поправил одеяло спящим на ней старшим дочуркам. Повернувшись к Петру, тихо сказал:

– Да, правда, твоя, гость дорогой. Смотрю вот на них и умиляюсь. Помощницы растут. Бог даст и богатыря родит мне Настасья, а если нет, воля Божья. Действительно… Разве можно тут огорчаться, у некоторых вообще нет деток, а уж как они скорбят, да завистливо смотрят.

На улице уже светало. Хозяин предложил страннику кипятку с вареньем, а Пётр засобирался в дальний путь. До дома оставалось совсем немного. За день он хотел уже преодолеть это расстояние и ночевать у родителей. Помолившись перед образами, он низко поклонился хозяину дома и стал прощаться:

– Благодарю тебя, мил человек за хлеб-соль, за ночлег! Благословенье и милость Божья пусть всегда пребудут в доме твоём. Дай Бог здоровья роженице и Матронушке. Ну вот, почти кумовья мы теперь. Буду молиться за вас.

– Петя, любушка, может, остался бы ещё на денёк? Уж больно уютный ты человек. Вот появился ты и радость в доме явилась, – уговаривал гостя загрустивший Иван.

– Пора, пора мне, дорогой! Надо к родителям, а там уже и снова в путь-дорогу, – ответил странник и, поклонившись, направился к выходу.

Холодный рассвет бодрил странника. Туман белой пеленой окутал деревню и на лужах появился первый ледок. Сверху, сквозь тучи и дымку белого молока, прорывались солнечные лучи, радуя галдящих птиц. Вновь запетляла грязная дорога, то переходя в лесную просеку, то перекатываясь по чёрным полям. Пётр затянул свою привычную молитвенную песню и на сердце от этого сделалось тепло. Радовался он всему, что с ним происходило, снова и снова благодаря Сердцеведца Господа, усматривающего движения его сердца и подавая жизненные примеры. Весь день шёл он по знакомым местам, и уже виднелась вдали родная Покровская церковь.

Зимовка

Родные уж и не чаяли увидеть Петра живым, но спустя несколько месяцев он всё же перешагнул порог родительского дома. Всё было по-прежнему, да только показалось ему, что родители сильно постарели. На слезах мама. Как всегда, молчалив отец, лишь иногда бубня свои причитания. Жалко было покидать сыну престарелых родителей, но надо было исполнить обет и благословение. Решил Пётр перезимовать, а по весне уже идти на Вышу. В один из солнечных дней, которые редко бывают в ноябре, решил Пётр с отцом и братом перекрыть крышу.

– Пока сухая погода, надо бы успеть до дождей и морозов, -начал говорить Пётр отцу.

– Надо бы! Ты скажи, когда покинешь то нас? – искоса смотрел отец на старшего сына и будто ждал подвоха, – А то живём не знаем, какие там мысли у тебя в голове роятся.

– Думаю, по весне, а там как Бог даст. Батя, не думай, я в обузу не буду.

– Дурья башка. Ды, разве, я об этом думаю? Обуза, – Фёдор Романович сплюнул и начал сыпать курам, – Цыпа-цыпа-цыпа.

– Прости, бать. Не хотел, обидеть, – разводя руки в стороны, умолял сын отца.

– Ну, ладно. Будя, будя. Давай-ка за лошадкой сходим. Солому надо привезти от Палыча.

Дело у мужиков спорилось, работа кипела. С раннего утра трудились они и старались дотемна успеть закончить кровлю. Грязные, уставшие, но довольные работой сидели отец с сыновьями на скамейке, прислонившись к дому.

– Ну вот, слава Богу! Закончили, – вытирая пот со лба, выдохнул Фёдор Романович, – Я там с Палычем договорился, баньку он нам истопил. Попаримся!

Отец обнял руками своих старших сыновей Петра и Павла и радостно засмеялся:

– Ха-ха-ха, дожил, вон каких орлов вырастил. Ну-у, готовы под мой веник спины подставить?

– О-ох, хорошее дело, батька, – кричал Пашка.

– Посмотрим, кто кого отхлещет, – прикрикивал Пётр.

– Принимай работу, мать! А мы к Палычу, – скомандовал Фёдор Романович и войдя в избу начал собираться.

Марья Ильинична, приложив руку ко лбу, оглядывала новую кровлю. Бегали вокруг ребятишки, лаяли от радости собаки, и такая навалилась на Петра тоска от всего этого. Так ему хорошо было. Понимал он, что уходить скоро, а вот оставить их жалко.

– Родители стареют, как они без него будут? – думал Пётр. Ну да, Пашка мужик в доме, сам уже отец, помогает. Ох, ну что ж так ломает-то, Господи?

Пётр перекрестился, глубоко вздохнул и улыбаясь на детвору, кинулся их обнимать, да целовать.

– Эх, вы ж мои милые. Ну давай, кто кого? – радуясь кричал старший брат.

Понимал он, что не просто всё. Враг рода человеческого будет стараться сделать ещё невыносимей расставание с семьёй. В глубине сердца Пётр всегда творил молитву, просил Господа, чтобы укрепил его сердце и волю.

Баня у Палыча была довольно большая, втроём они вполне умещались в парной. Отец уложил на лавки сыновей и попеременно двумя вениками хлестал покрасневшие спины.

– Уф-ф, уф-ф, – дышал Фёдор Романович, -А-а, ага-а, всю дурь выбью, всю хворь прогоню.

– Давааай, батя, даваааай! – кричал Пётр.

– Парку то поддай, ещё поддай, – вторил Пашка.

Пётр распаренный выскочил на улицу и плюхнулся в прудик, специально сделанный для этого дела. За ним пулей вылетел и Пашка, ныряя в холодную воду. Разгорячённые тела их остудились в ледяной воде и они, вбежав в предбанник, стали наливать себе чай. Пахло душистой мятой, зверобоем и душицей. Аромат трав разносился по всей бане и дурманил голову. Отец с сыновьями распивали вкусный чай с сухарями, мирно беседую на душевные темы. Пётр рассказывал им о своих путешествия, дивных встречах и замечательных людях, коих он встретил на своём пути. Пашка слушал, открыв рот от удивления, ему и не снились такие чудеса. Всё, рассказанное братом, было словно в сказках, в былинах или в сновидениях. Только от бабушки слышал он о монахах, больших монастырях или же от странников, которые частенько захаживали к ним переночевать. А здесь брат, родной человек, повидавший всё это сам, испытав все тяжести дальнего паломничества, вещает об этих чудесах. С превеликим интересом слушал сына Фёдор Романович, прихлёбывая из блюдца травный чай. Иногда переспрашивая, удивлялся и качая головой причмокивал:

– Даааа, чудеса, чуу-деее-сааа!

Выпал первый снег. Побелели поля, покрылись леса белой шубой. Птички с красной грудкой стали стайками прилетать к кормушке и озорно клевать зёрнышки. Пётр колол во дворе дрова, а младшие братья подбирали их и носили в дом, складывая у печки. Маманя варила обед, а невестка Марфа нянчилась с маленькими детьми. Изо дня в день продолжалась зима, тянувшаяся долгие месяцы. За время пребывания в родном селе, Пётр стал посещать Богослужения в местной церквушке Покрова Пресвятой Богородицы.

Настоятель отец Пётр с радостью принимал отставного солдата, бывшего в детстве канонархом в этом храме. Подолгу общались они на духовные темы. Рассказывал батюшка будущему монаху священнику о благочестии, о подвигах древних отцов, толковал он ему и Священное Писание. Всё это складывал Пётр в своём сердце, храня заповеди Господни и помня о своём обещании, данном Ему. На службах Пётр пел, читал на клиросе, а иногда и алтарничал. Всё это было ему в радость, в утешение. Чувствовал он себя в храме Божьем, как в родном доме. В свободное от службы время он ходил по дворам, нанимаясь колоть дрова или помогая по хозяйству. За это ему платили крупой, мукой, иными продуктами, порой дровами, а иногда и во славу Божью, то есть, бесплатно. Всё заработанное нёс в дом, чтобы не быть в обузу родителям с кучей детей. Прошли большие Рождественские праздники, Богоявление, Сретение. Начинался Великий пост, и на улице уже пахло весной. Великий пост – это время покаяния, начало новой жизни, время подвигов и слёз о грехах. Пётр решил испытать себя этим постом, приготовить, что называется, генеральную исповедь: вспомнить всё, что было плохого, грешного, пересмотреть всю свою жизнь. Покаяние – это изменение жизни. На исповеди человек открывает грехи и даёт обещание пред Крестом и Евангелием более не делать того, в чём исповедовался. После войны сознание Петра очень изменилось. Он чётко осознавал своё желание переменить жизнь к духовному направлению и посвятить себя Богу. Посещение Киево-Печерской Лавры и старца Алексия, от которого получил благословение идти на Вышу. После – удивительная встреча с иеромонахом Августином в Троице-Сергиевой Лавре. Все эти события настолько укрепили Петра в его решении, что никакие обстоятельства не могли уже отвлечь от мысли о монашестве. Однажды, будущий монах открыл древний патерик (поучения святых отцов, жития святых) и прочитал там следующее: «Если бы люди знали, какое это блаженство, – быть монахом и какое блаженство ждет монаха, если он будет достоин Царства Небесного, то все пошли бы в монахи. Но если бы люди знали, какая духовная брань, какие искушения и скорби ждут монаха, – не пошел бы никто…»

Монашество – это счастье, но это и крест. Без терпения скорбей, без ежедневного добровольного мученичества, не будет спасения монаху, не будет и воскресения со Христом. Начались дни Великого поста, и вся Церковь на первой седмице (неделе) была полна прихожанами, особенно вечерами, когда читался Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского. В храме гасится свет и лишь свечи в руках молящихся и лампады пред образами горят, стараясь насытить церквушку светом. Священник вышел на середину храма. Запел хор:

– По-мооош-ник и по-кро-виии-тель…, – батюшка начал читать канон. Первые покаянные куплеты врезаются в уши, и поневоле начинаешь представлять те страшные картины, которые описывает в своем творении преподобный Андрей, – Где начало нынешних моих рыданий? Приди плоть моя, откройся Создателю, оставь прежнее безумие, и принеси Богу покаяние.

Кающийся человек сравнивает свои беззакония с Адамовым грехопадением, изгнанием из Рая с Евой праматерью. Приводит в пример святых ветхозаветных и новозаветных, чтобы, подражала им, душа искала милости Божьей. Тут и там слышны всхлипы молящихся богомольцев. Кто-то делает земные поклоны на каждый тропарь (куплет) песни. От этого слышны грохоты обуви и шуршание одежды. Каждый стоящий в храме, слыша покаянные слова, в мыслях своих просит Господа о помиловании, о прощении, чтобы направил Милостивый Владыка ноги их на путь праведных дел и не вспомнил зла. Припоминают они свои грехи и сокрушаются, мотая головами и проливая горькие слёзы. Ещё вчера всё село весело гуляло масленицу, пеклись блины, дымили пузатые самовары, и весело играла тальянка, а сегодня началась другая жизнь у православного человека. Так и в жизни, сегодня ты счастлив, весел и полон сил, а завтра, быть может, не встанешь с постели. Умирают не только старые, но и юные, молодые, здоровые, крепкие люди, которые, казалось бы, полны энергии. Потому стояли они и молили Бога о милости. Не все доживут до Пасхи – всякое может приключиться. Но здесь и сейчас происходит тайна примирения человека с Богом. В этот момент, Пётр вспомнил умирающего молодого барина, а вернее монаха Макария, у которого он принял последнюю исповедь. Он истово перекрестился и нахмурив брови закрыл глаза и промолвил: «Гооооо-спо-ди! Прости его, ведь он всей душой любил Тебя, а искушения вытерпеть не смог, прооостии его!» Так стало ему жалко молодого заблудшего монаха именно в этот момент, когда сам он находился в покаянном состоянии. Он, вспомнив о нелепости и внезапности этого случая, умолял Господа не попустить нечаянной смерти ему. Враг может закрутить так, что замкнутся глаза пеленой гордыни, тщеславия и всё, понесёт так, словно по речке в весеннем разливе, разбивая о льдины и стараясь погубить твою душу.

– Душа моя, душа моя, не спи, восстань из погибельного сна греховного, – твердил себе Пётр, – Держись Спасителя и спасёшься.

Четыре вечера продолжалось пение Великого покаянного канона. В пятницу по обычаю была общая исповедь в храме, а в субботу первое Причастие на полной Литургии. Все домашние Петра также приходили на канон, а после исповеди Причащались Святых Христовых Тайн.

Пасха

Весь Великий пост Пётр испытывал себя сухоядением, целомудрием и старался, как можно чаще, бывать на Богослужении. Встав поутру, перекрестившись, поблагодарив Бога за то, что открыл глаза от сна, он шёл умываться и вставал на утреннюю молитву. В его правило входило прочтение утренних молитв, которые он читал на память. Одной кафизмы из псалтири и главы Евангелия из сокровенной книги, которую подарил ему отец Михаил. Так же не забывал Пётр читать молитвы о здравии родных, близких ему людей, за всех тех кои заповедовали ему молиться о них. После этого поминал и отошедших с этого света в мир иной. Молиться он уходил в коморку, которая располагалась в сарае. Чтобы никому не мешать и самому не отвлекаться, запирался молитвенник в убогой келейке, кладя поклоны пред старенькими образами при свете лампады. Там же уединялся он для чтения книг, которые давал ему настоятель Покровского храма. Часто размышляя о Боге, Пресвятой Богородице и многих святых, Пётр как бы мысленно переносился своим сознанием в те далёкие времена, сам проживая, сопереживая тем или иным событиям. Очень нравилось ему читать жития угодников Божьих, а потом вечером перед сном рассказывать их маленьким братьям, сёстрам и племянникам. После молитвенного правила садился перекусить, а потом выходил на двор управиться по хозяйству. Бежал к соседям колоть дрова, наносить воду из колодца. Если была служба в храме, то неукоснительно следовал церковному уставу – шёл на Богослужение. Иногда, сидя в своей хибарке, мастерил что-нибудь из дерева. Вырезал крестики, кораблики, свистульки и раздавал ребятишкам. Незаметно закончился Великий пост и началась Страстная седмица. На страстной неделе происходят Евангельские события, связанные со страданием Господа нашего Иисуса Христа. Праздник Входа Господня в Иерусалим, который предшествует Страстной неделе в воскресный день, показывает, насколько Иисус стал знаменитым в народе иудейском. Люди снимали свои одежды и постилали их на землю, когда он въезжал в Иерусалим на осле. Они кричали: «Осанна Сыну Давидову! осанна в вышних! Благословен идущий во имя Господне!» Они встречали Его, как царя. Думали, что Он освободит их от гнёта римского. Но Господь шёл на вольное страдание. Он всё знал заранее. Он умывает ноги ученикам перед Тайной Вечерей, но не многие поняли это. А один из учеников, называемый Иуда Искариот, пошёл к первосвященникам и предложил им предать учителя. Господь на Вечери говорит ученикам:

– Один из вас предаст меня!

Как нависшая давящая туча на небе преследовала тяжесть молящегося Петра всю Страстную неделю. Все эти события настолько впились в его душу, проникли в сердце, в сознание, что Пётр практически ничего не ел в эти дни. Ежедневно он бывал на Богослужении, молился, читал Евангелие у себя в каморке, прокручивая в голове происходящее в Иерусалиме. Он видит скорбящего Христа, который по-человечески боится тяжких страданий, но, как истинный Сын Своего Отца, он вверяет себя в волю Отчею. Молится на камне до кровавого пота и с решительной готовностью направляется навстречу Иуде-предателю. Происходит поцелуй неблагодарного ученика, которым предаётся Сын Человеческий. Остальные апостолы разбегаются кто куда, и лишь Иоанн и Пётр следуют за арестованным Христом. Далее допрос Иисуса первосвященниками, отречение Петра при первых криках петухов. Всё это чётко видит читающий Евангелие Пётр. Из глаз его текут слёзы. Он и раньше читал эти строки Священного Писания, но именно сейчас, когда вся Церковь вспоминает эти дни и усердно молится, на сердце, на душу будущего монаха накатила скорбь. Как хотелось ему помочь, хотя бы понести Крест Христов, и следовать рядом с Богородицей Девой Марией, поддерживая Её на этом пути. Как хотелось ему просто быть рядом с Богом, или, наверное, даже больше того, хотелось быть в Нём, в Боге. В сердце канонарха горел огонь, огонь Божественной любви. В храме во время чтения 12 страстных Евангельских текстов в Великий Четверг, дрожал голос у возглашающего стихиры Петра. Сердце переполняли чувства жалости, скорби, любви к невиновному Иисусу Богочеловеку. Толпа, которая кричала «осанна», теперь кричит: «Распни! Распни Его!» Страшные слова неблагодарного еврейского народа. Пилат умывает руки, не желая быть причастным к смерти праведника. Но он мог бы остановить расправу, чем спас бы свою душу. Христа бичуют, издеваются, бьют по лицу, плюют на него и смеются. Потом взвалив на плечи его Крест, ведут к месту казни, на Голгофу. Рядом с Иисусом распинают и двух разбойников, один из которых просит помянуть его во Царствии Небесном. Благоразумный разбойник, как поёт о нём Церковь. Наш Спаситель умирает на Кресте, произнеся лишь одно слово: «Свершилось.» Да, через страшное преступление совершилось искупление человеческого рода. Омылся грех Адама Кровью Сына Человеческого.

Великая пятница: вынос Плащаницы и погребение. Всё это происходило в мрачной обстановке. Вся Церковь, все люди скорбели об умершем на Кресте Боге. Но вот началась Великая Суббота. Именно в этот день, в ночь Воскрес Христос. Первые, кто узнал об этом, были жёны мироносицы, которые купили ароматы, чтобы пойти рано поутру и помазать Тело Иисуса. Они шли и недоумевали, кто же отвалит им огромный камень от дверей пещеры, в которой было положено Тело Христово. Подойдя к гробу, увидели они, что огромный камень отвален от входа и войдя в пещеру встретили Ангела, сидящего на том месте, где должен был лежать Иисус. Ангел возвестил им, что нет Иисуса среди мёртвых, и, как обещал Он, воскрес в третий день. Мироносицы, не помня себя от радости и удивления, бросились бежать, чтобы быстрее сообщить ученикам.

«Тщетна вера наша, если Христос не воскрес» – так сказал апостол Павел, который прошёл полсвета, проповедуя Христово Воскресенье. Он же был восхищен на третье небо и слышал там глаголы неизреченные. Видел то, что око человеческое никогда не видело при жизни на земле. Именно там, он узнал о том, что человеку даже на ум не придёт – именно это Господь уготовал любящим Его. Великая Суббота сменяет скорбь человеческую на истинную радость. Как мать забывает боли, которые имела при родах, видя, как растёт и укрепляется духом ребёнок, новая жизнь, новый человек, так и забывается скорбь при виде Воскресшего Христа.

Ровно в полночь начинается Пасхальный крестный ход. Священнослужители в алтаре запевают тропарь 6 гласа «Воскресение Твое Христе Спасе…», и на третьем пении выходят из алтаря, направляясь к улице. Весь народ, держа в руках свечки, идёт цепочкой за священником вокруг храма. Пение усиливается, уже все поют слова Воскресной стихиры. Обойдя вокруг храма и став в притворе священник изрядно покадив, берёт крест с трикирием в руку возглашая:

– Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Нераздельной Троице…!

Тут же начинает петь тропарь Пасхи:

– Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!

Подхватывает хор, а в это время батюшка христосуется со всеми прихожанами:

– Христоооос Воскрееесееее!

Все дружно и громко отвечают:

– Воиииистину Воскрееесеее!

В воздухе летает множество невидимых Ангелов, на сердце такое счастье, такая радость, что вот сказали бы: «Сейчас умрёшь!» И ответил бы: «С радостью, с Господом Воскресшим!» Такое настроение Пасхи передается в этот момент на всех прихожан, на всех, кто ждал этого момента, кто сопереживал страдающему Христу. Воистину Христос Воскрес!

Прощание

Ярко и славно встретили Красную Пасху. Радостное настроение было всю Светлую седмицу. Всю неделю трезвонили колокола на звоннице, и слышался задорный детский смех:

– Ещё, ещё хотим!

Наш герой канонарх водил деревенских детей на колокольню и учил звонить. На Светлой неделе по уставу Церковному разрешалось звонить круглые сутки всем желающим. А детям-то это было в диковинку. Пётр очень любил детей, потому собирал их со всего села и вёл в храм. Они бежали, дёргая его за рукава и, перебивая друг друга, спрашивали о разных небылицах, которые рассказывали им мамки да бабки.

– Дядь Петь, а дядь Петь, скажи, а правда черти от колокольного звона разбегаются?

– Знамо дело, уши затыкают и проваливаются сквозь землю, ей Богу, – с серьёзным видом отвечал Пётр.

– Ух тыыы, прааав-дааа, – открывали от удивления рты мальчишки.

Пока шли, он рассказывал им о Христе, о Божьей Матери, о святых угодниках. О чудесах, кои они совершали, и о том, что нам необходимо стремиться подражать их житию.

После таких разговоров, уроков колокольного звона, некоторые из детворы стали чаще приходить на Богослужения и с любопытством смотрели, как дядя Петя читает, поёт вместе с певчими, алтарничает. Будущий пастырь старался открыть детским сердцам Христа Бога, любящего всех людей, важность посещения храма и Причащения Святых Христовых Таин. Дома всё было по-прежнему, но видел Пётр, как мама Марья Ильинична частенько, глядя на него, глубоко вздыхает и всхлипывает. Как-то раз, подсел сын к дорогой своей мамочке и стал утешать её:

– Мамаша, родная Вы моя, не надо убиваться ради меня. Что ж, лучше было бы, если бы я голову свою на войне сложил, и уже черви доедали бы меня?

– Ды что ты, Господь с тобой, – перекрестившись, изменилась в лице Марья Ильинична.

– Так вот, я и говорю, спас меня Господь-то! Ведь если бы ни Он, ни молитвы Ваши, не видать бы мне белого света. Потому и вспомнил я на фронте об обещании, которое дал Ему ещё в мальчишестве. Помните, может?

Когда мы с Пашкой овец стерегли, да волки на нас напали? Ведь явился Он ко мне. Даааа! Никто иной, именно Иисус явился, – говорил Пётр, улыбаясь во все свои усы.

Марья Ильинична ласково смотрела на сына и тихо произнесла:

– Понимаю, сыночек, всё понимаю, но… сердце материнское, оно ведь… Мужик ты уже давно, борода вон, голова с проседью, войну прошёл, а для меня всё равно чадо родное.

– Для меня и для всех вас будет лучше, если я буду там, мама. Душу спасать надо, а кто нас вымолит?

Тихо вёлся разговор сына с матерью. За окном ярко светило ласковое весеннее солнышко, ребятишки играли с котятами во дворе, а те, что постарше, помогали по хозяйству Фёдору Романовичу. Пришло время Петру покинуть отчий дом, исполнить благословение. Вечером за столом собралась вся семья от мала до велика. Помолившись, благословив трапезу, глава семейства первым зачерпнул большой деревянной ложкой из чугунка, отхлебнув немного, дал добро, и все остальные ложками наперебой налетели на вкусно пахнущую еду. Фёдор Романович ласково смотрел на детей, приговаривая:

– Ешьте, ешьте, пузыри.

Во время трапезы обычно никто не говорил, соблюдая священную тишину. С этим в семье было строго. Закончив вечерять, отец позвал старшего сына на улицу:

– Пойдём-ка, покурим, посидим.

Выйдя на улицу и вдохнув теплого весеннего воздуха, Фёдор Романыч присел на завалинку и закурив самокрутку, начал разговор:

– Значит решил? Завтра уже уходишь?

– Да, батя. Пора мне. Тяжело мне с вами расставаться, но надо. Понимаешь ли ты меня? – Пётр повернулся к отцу, ища его одобрительного взгляда.

– И понимаю, и нет. Тяжко без тебя будет, но да что тут галдеть. Решил, значит иди до конца.

Сын прислонился, толкая плечом в плечо отца и ободрительно сказал:

– Батя, Бог даст, ещё свидимся мы на этом свете. Буду молиться за род наш.

– Сынок, вот что скажу тебе. Ты уж коли решил, так до конца иди, слышишь, до конца, чтобы не случилось. Как бы там жизнь не повернулась, а своему убеждению не изменяй. Богу не изменяй, не предавай. Хоть бы и смерть угрожала, ты уж её видел и не раз. Не бойся ничего. Знаю я, что служба Богу самая тяжелая, но и самая любезная для души. Молиться завсегда трудно и многим непосильно. Тебя Господь призвал, вот и будь верен до конца.