Взгляни на меня

– Стала бы выскакивать перед машиной? – он с подозрением сощурился, тонкие морщинки, как нити надорванной паутины, отчетливее проступили в уголках глаз.

– Успела бы догнать тебя прежде, чем ты захлопнешь дверцу.

– Однако ты оставила учёбу, и всякий раз нас сталкивали улицы, а не театр, – произнёс он, посматривая то на меня, то на струйку пара, вьющуюся над выключенным чайником. – Ты наверняка не удивишься, узнав, что я совершенно не помню нашу самую первую встречу в толпе.

– Разумеется. – Я натянула края рукавов свитера и зажала их между пальцами, словно надеясь спрятать омерзительные пятна прошлого. Будто они могли вдруг загореться на коже, намекнуть на всё несказанное, накрепко перевязанное тугой верёвкой молчания. Я не верила, что действительно заговорила об этом. Время не сбавляло темп, за окном не умолкала и карабкалась тенью по домам зимняя ночь – ничего вокруг не дрогнуло от слов, которых я боялась. Лишь внутри нас перемешивались и тлели воспоминания, которые сделали нас теми, кто обманывал других, но разучился лгать себе. И поэтому мы начинали злиться, когда люди не замечали, как в слоях лжи теряется лицо и гаснет сердце. – С чего бы тебе видеть в этом что-то особенное? Нельзя перечислить всех, кто случайно врезался в тебя по дороге. Вряд ли ты от скуки ведёшь учёт незнакомцев.

– А почему эти тридцать секунд важны для тебя?

– Хм, а я должна вот так просто рассказать? – отпустила рукава и немного подалась вперёд, нависнув над столом, высматривала в глазах Тома вспышки жажды нарваться на истину.

– Опять заставишь неделями мучиться без ответа? – он улыбнулся уже иначе, с тенью хитрости.

– Тебе бы не мешало вшить в перчатки какое-нибудь подслушивающее устройство, а то я могла наговорить лишнего.

– Думаю, это были бы напрасные траты. Нечасто я раскидываю перчатки по чужим домам.

– А что обычно раскидываешь? Уточняю на всякий случай, чтобы подготовиться к сюрпризам.

Лишь спустя несколько секунд я с удивлением осознала, что попытка замаскировать растревоженные нервы и развороченную память почти не отличалась от очевидного флирта. Я не смогла остановить мысль, скользнувшую с языка.

Том обвёл ногтем бровь и посмотрел исподлобья:

– Показать?

Он подхватил перемену моего настроения, увидел в этом шанс запечатать боль, слиться с позабытым безрассудством, которое не вписывалось в рабочий график. Его нельзя спланировать и отрепетировать. Оно возникало внезапно, как острые глыбы скал за лоскутами тумана перед носом корабля. И нам было не страшно разбиться.

– Только не на кухне, это святое место, – я села обратно на стул и сменила тему: – А вообще, если взбрело в голову обсудить мою жизнь, то лучше бы спросил, например, о детских развлечениях. И я бы с удовольствием сказала, как мы утаскивали упаковки фруктового мармелада, шоколад и прочую сладкую дребедень из супермаркета. Даже устраивали соревнования между улицами. Постоянно выясняли, кто больше вынесет и не попадётся с добычей на выходе. Но несмотря на такое невинно-криминальное прошлое, у меня не осталось никого из Форест Гейта. Мы с той беспечной и дерзкой шпаной совсем и не были настоящими друзьями, а лишь кучкой скучающих детей, обречённых страдать от изъянов самовоспитания. В компании мы ощущали себя нужными, значимыми, пока семьи распадались, а дети становились мусором на обочине существования невыносимых взрослых.

– И ты руководила бандой охотников за мармеладом? – Том не заострял внимание на мрачных деталях, цеплялся за фрагменты, в которых сиял свет.

– Я была младше всех и играла роль мешка, если можно так сказать. Двое заталкивали мне в рукава и капюшон конфеты, шоколад я убирала в карман, а остальные прикрывали и наблюдали за охраной, – с каждым мгновением я забывала о намерении заварить чай, дать Тому ещё один непрозвучавший повод остаться. Стало очевидно – это уже не требовалось.

– И ни разу не поймали?

– Мы были бессменными чемпионами без угрызений совести.

В мутном облаке памяти мелькнули сияющие лица, ослепительные улыбки, разорванные жестоким временем. Повзрослевших детей Форест Гейта растащило на куски трагедии: несостоявшийся архитектор задыхался от идей, в приступе безумства поджигал обрывки нереализованных проектов; балерина шагнула с балкона, выбрав свободное падение дебютом и финалом; музыкант продал гитару с автографом Джо Перри4, ту самую гитару, которую называл своей душой… Не все сумели собрать себя из пепла и не рассыпаться вновь. Достойные большего, мы, нетерпеливые и изломанные, выбирали непроходимые тропы, боялись счастья, не доверяли честным людям. И слишком поздно затевали борьбу с заблуждениями, уводящими в тупик.

Том почтил потерянных охотников за мармеладом минутой задумчивого молчания, которое вывело его к тревогам и веселью исчезнувших лет.

– Знаешь, я хоть и не занимался мелким воровством, но в юности тоже любил ступать по тонкому льду, творить что-нибудь такое, за что точно не похвалят. – В печальном голосе отражались сожаления и тоска по тем годам, которые не стискивали горло, давали вдохнуть полной грудью. – Конечно, я не хотел разочаровать родителей, но простой мальчишка внутри меня жаждал приключений. Помню, мы с другом Митчеллом начали звонить незнакомцам, наугад набирая номер, и однажды мне ответила девушка по имени Донна. Она плакала и повторяла слово «спасибо», никак не могла остановиться. Я просто вслепую нажимал на кнопки, пока Донна держала нож над запястьем. Наша глупая игра предотвратила беду и подкинула встречу с необычным человеком. Отец Донны владел сетью итальянских ресторанов, гордился разросшимися виноградниками, а мать выступала в джаз-клубах. И все были довольны и спокойны, но какое-то навязчивое желание выталкивало Донну из выстроенного вокруг неё мира, выбивало из колеи. Она отчаянно прощупывала все острые грани жизни. Подружившись с нами, прожигая лето до возвращения в Чикаго, она, как мне казалось, постоянно искала то, что может сломать её.

– Зачем? – я вдруг ощутила кровавый привкус дней, потраченных на поиск уязвимости.

– Она бы и сама вряд ли объяснила. Но я считал, что Донна была зависима от риска, хотела узнать свой предел, будто что-то упрямо доказывала или отвергала.

– У неё получилось?

Том посмотрел на меня в захлестнувшей растерянности. Как застигнутый врасплох. Он словно услышал неприятный, обезоруживающий вопрос. Необходимость отвечать жестоко загоняла в угол, но Том всё же сказал:

– Мы очень давно расстались. Она ушла, забрав с собой все странности и стремления. Теперь до глубины причин и следствий не добраться. И недавно я подумал, что у вас с Донной есть поразительные сходства, – Том впился пронзающим взглядом, способным содрать душу. Впервые я испугалась того, что во мне мог различить другой человек. – Но ты уже знаешь, что именно тебя сломает.

– Прыжок с лестницы? – неловкий смех вклинился раздражающей помехой.

Но сумрак тревоги вмиг схлынул. На губах Тома вспыхнула неповторимая улыбка, нежная и завораживающая. Подведённая черта, растёкшаяся капля дождя, оттенок сострадания. В ней затаилась тень разбуженной страсти, упоительной и мятежной.

Он смотрел так, что стоило бы молить о пощаде. Завернуть ему остатки уцелевшего яблочного пирога, вручить чёртовы перчатки и проводить за дверь с искренними пожеланиями удачи. Но я нетерпеливо накручивала на палец выбившуюся нить из рукава свитера и предчувствовала неизбежный взрыв. И невыносимое эхо этого взрыва ещё долго будет прятаться где-то под рёбрами, как второе сердцебиение.

Тогда я думала, что не просто впустила Тома в свою странную жизнь. Я впустила его сердце.

Обрывок 11

Оказавшись в небольшой комнате, которая одновременно была и спальней, и гостиной, Том на секунду замер в лёгком оцепенении. Его отражение застыло в вытянутом прямоугольнике зеркала на краю комода. В уголке белел наполовину отклеившийся лист с моим именем. Многие, впервые переступив порог комнаты, удивлялись такому количеству зеркал. В недоумении принимались их считать, и, указывая на последнее, одиннадцатое, гасили неловкость какой-нибудь нелепой шуткой. Постепенно привыкали. А Том смело сделал шаг вперёд. Медленное движение подхватывали другие зеркала, словно запечатлевали его необратимое проникновение в мою жизнь. Так уверенно скользит нить, продетая в острую иглу, создавая рисунок крепкого шва, стягивая обрывки воедино.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Строчка из песни «Return To Sender» Элвиса Пресли.

2

Отрывок из песни «Hotel California» группы «The Eagles».

3

Отрывок из песни «What Happens Tomorrow» группы «Duran Duran».

4

Джо Перри – американский гитарист, автор песен, один из основателей и участников группы «Aerosmith».