Глас бесптичья

***

Сев в салон довольно старого авто, Евгений назвал адрес, откинулся на кожаную спинку и посмотрел за окно. Теперь он видел громадный дом, белые каннелированные колонны, выпирающие из фасада, и жёлтые запотевшие окна материнской квартиры. Машина, вздрогнув, подалась вперёд, и трёхэтажное строение постепенно скрылось в серой туманной дымке. Утро выдалось холодным, но в машине было тепло, и Раапхорст, как и вчера, слегка задремал. Автомобиль миновал пару узких улочек и выехал на оживлённую и шумную – Дворцовую. Миновав её, а затем Стоппенберг и Набережную, он оказался на Промышленной, и двинулся на север.

– Газету что ли купить, – позже пробормотал Евгений, и водитель, воспользовавшись паузой, возникшей из-за небольшого затора, нашёл глазами разносчика газет, свистнул его и купил экземпляр «Хроник Дексарда». Раапхорст поблагодарил, пожелал расплатиться, но водитель отказался, ответив, что сделал это добровольно. Евгений не стал спорить и развернул сегодняшнее издание, миновав первую полосу. На второй странице его встретила статья, заставившая мужчину недоверчиво усмехнуться. Она называлась «На пороге». В ней сообщалось о конфликте на границе с Арпсохором, где якобы был обнаружен корпус вражеской армии. Приводились данные, согласно которым боевого столкновения удалось избежать и солдаты Арпсохора после кратких переговоров отступили. Далее следовало оправдание, будто бы поступившее от соседнего государства: слова о плановых учениях и тому подобное. Однако, автор статьи наотрез отказывался этому верить. Он утверждал в самых резких формулировках, что их соседи, скорее всего, планируют вторгнуться на территорию Дексарда, а нынешняя ситуация служит тому явным подтверждением.

– Интересно, – задумчиво проговорил Раапхорст. – Есть ещё что-нибудь об этом…

Но во всей газете больше не нашлось и малейшего упоминания о неприятном инциденте. Впрочем, где-то в середине мелькнула статья, повествующая об экономической выгоде веховой системы и теории военного развития, но Евгений знал о ней достаточно. Он перелистнул ещё пару страниц и вдруг увидел то, что по-настоящему привлекло его внимание. Колонка называлась: «Разные». За этим весьма лаконичным заглавием следовала статья, в которой говорилось об различиях между жителями Дексарда и Арпсохора. Как правило, автор касался бытовых вещей, но временами переходил к описанию арпсохорского образа жизни в его широком понимании, мышления и идеалов.

«Не может быть благополучной страна, где народ диктует свою волю правителю. Не существует развития там, где процветает застой и нежелание поступать решительно. Болото не может превратиться в полнокровную реку» – и это лишь те строки, которые запомнились Евгению, после того, как он отложил газету.

– Что пишут? – поинтересовался водитель, заметив, как учёный нахмурился и вздохнул.

Евгений нервически хихикнул.

– Я бы отдал многое, чтобы на страницах процветали разврат и пошлость, вместо того, что там есть сейчас. Не спрашивайте. Возьмите и прочитайте сами.

Он снова посмотрел в окно и в таком состоянии просидел до конца поездки. После прочитанного мужчина хотел развеяться и потому разглядывал столичные улицы, которые, словно насмехаясь над его испорченным настроением, представали перед взором мрачными и унылыми. Большинство городских зданий отличались резкими линиями, преобладанием серых и бордовых цветов, узкими высокими окнами и подражанием стилям древности, что отчётливо просматривалось в колоннах и многоярусном устройстве административных зданий, где каждый последующий уровень был уже предыдущего. Такие конструкции напоминали пирамиды. Довольно часто их украшали протяжённые аркады (единственная черта, смягчающая облик столицы) и барельефы в виде национальной символики Дексарда – когтистой звериной лапы, окружённой лавровым венцом. Религия в стране была под запретом, а потому здания храмов отсутствовали, что добавляло архитектуре абсолютного монархического государства, коим являлся Дексард, ещё больше строгости. Самыми яркими и живыми пятнами в этом мрачном царстве, были магазины одежды и кондитерские, но встречались они редко и обычно терялись среди жилых зданий, лавок промышленных артелей, ремонтных мастерских, магазинов часовых дел мастеров и тому подобного.

Вскоре слева мелькнула вывеска кафе, куда Раапхорст направлялся, и шофёр, притормозив, провёл автомобиль по каменной площадке и остановил его. Евгений кивнул и, вспомнив о просьбе, никому не говорить о поездке, упомянутой в письме, произнёс: «Вы можете быть свободны».

Шофёр непонимающе посмотрел на учёного, но тот махнул рукой и вышел. Ступив на вымощенную серым булыжником площадку, он хлопнул автомобильной дверью и двинулся к кафе, минуя небольшие группы людей. Через пару минут сознание шофёра очистилось, и мужчина, вдруг удивившись своему местоположению, внезапно решил поехать на набережную, сам не понимая, для чего. Раапхорст, тоже об этом не подумал. Вскоре черноволосый мужчина оказался в тёмном полуподвальном помещении, где помимо обычных столов находились приватные комнатки, отгороженные бежевыми ширмами. Остановившись в начале общего зала, Евгений огляделся, желая понять, куда идти. Секундой позже за его спиной раздался голос. Вздрогнув, Раапхорст обернулся и увидел эовина в красной ковбойке.

«Боевой. Даже шагов не услышал…», – мелькнуло в сознании учёного, перед тем как тот проговорил: «Идём, нас ждут».

Евгений кивнул. Он подумал, что этот человек стоял у входной группы, когда он заходил в кафе, или прятался за дверным косяком, потому и остался незамеченным. Рядом, наверняка, находились ещё охранники, но учёный мог лишь предполагать, не в силах расслышать в гудящем псионическом поле мысли боевых эовинов.

Мужчина провёл его в дальний угол кафе, скрытый ширмами. Там в потёртом кресле сидела светловолосая женщина, одетая, как одеваются почти все жители Дексарда.

– Госпожа Атерклефер, – поклонившись, шёпотом произнёс Раапхорст.

– О, Евгений. Наконец-то. Я знала, что ты не откажешься от моего предложения, – женщина улыбнулась и протянула руку. Эовин в ответ поцеловал её и сел.

– Никого нет? – спросила светловолосая особа. Мужчина в ковбойке покачал головой.

– Хорошо. Тщательно следите за каждым вошедшим.

После этого охранник вышел. Императрица, София Атерклефер, снова улыбнулась и дотронулась до ладони Евгения. Она заметила, что эовина что-то тревожит и этим жестом попыталась ободрить его. Тот благодарно улыбнулся.

– Давно мы с тобой не виделись. Надеюсь, у тебя всё хорошо, – ласково произнесла женщина, глядя на собеседника красивыми лисьими глазами. Она была уже немолода, однако, в каждом её движении, взгляде и интонации оставалось что-то, напоминавшее о юности, о времени, когда эта дама была лишь красивой девушкой, не обременённой узами брака с одним из самых жестоких тиранов современности.

– Да, вы правы. Давно… – согласился Евгений. – Хорошо, что вы прислали письмо. Я, признаться, сам вчера думал о том, что неплохо было бы встретиться.

– На ловца и зверь бежит, это всегда так выходит. Мне вдруг захотелось поговорить с тобой. Неважно о чём, просто так, – кивнула Императрица. – Но тебе, видимо, есть, что рассказать.

– Вы так отзывчивы, что я невольно начинаю думать, что в вас вселился дух Арнет, – пошутил Раапхорст, и его собеседница, в кои-то веки скинувшая с себя маску величественности, от души рассмеялась.

– Ах, старая прелестница, – сказала София. – Её я тоже давно не видела, но думаю, в этом нет надобности. Она хороший человек, заслуживающий доверия.

– Вы хорошо к ней относитесь, это радует, – заметил Евгений.

– Относится к ней иначе невозможно, ведь согласись, не каждая женщина согласится взвалить на плечи ношу в виде двух маленьких мальчиков. Ты должен быть ей благодарен!

– Так и есть.

– Хорошо. Теперь рассказывай, что тебя гложет. Как бы могуч ты ни был, но даже тебе не удастся скрыть от глаз опытной женщины своё состояние. Я, к твоему сведению, уже много лет живу в змеиной норе и научилась неплохо разбираться в человеческих физиономиях, как бы грубо это ни звучало, – произнесла Атерклефер. Она подставила ладонь под полный подбородок и замерла, ожидая ответа Раапхорста. Мужчина усмехнулся.

– Есть много вещей, которые волнуют меня. Например, слухи о новой Вехе. Вы, конечно, что-то знаете, и, если позволите, я дерзну спросить именно об этом.

Сказав так, Евгений вкратце передал Императрице разговор с братом и упомянул о сегодняшней газете, которую он, к сожалению, оставил в машине.

Госпожа Атерклефер ответила:

– Пока номинально это тайна даже для меня. Ты помнишь, что я уроженка Арпсохора? Думаю, Ричард боится, что, узнав, я попытаюсь предупредить соотечественников.

– И вы не смеете обратиться к нему с вопросом? Или же отговорить его?

– Увы, нет. Он слышит лишь оружейную пальбу и шелест счетов, которые ему выставляет на оплату «Кригард». Мне кажется, Дексард погряз в долгах и не может расплатиться за предыдущую Веху, а потому решение Ричарда, скорее всего, окончательно…

– Но контрибуция… – напомнил Евгений.

– Авеклит бедное государство. Странно, что за средства, предоставленные для захвата столь жалкой цели, «Кригард» требует так много. Но дело не в этом. Нынешняя цель Арпсохор, так что денег и вооружения потребуется гораздо больше. Пусть мою родину и считают медвежьим углом, но она едва ли сдастся без сопротивления. Поэтому, даже если я попытаюсь воспротивиться, закачу скандал, обнаружу свою осведомлённость, Ричард прижмёт меня к стенке гигантскими долгами, назовёт сентиментальной дурой и окажется прав. Я давно не арпсохорская принцесса. На мне, как и на Атерклефере, лежит ответственность за Дексард, а иных путей для избавления от долгов, кроме как, напасть на Арпсохор, нет.

Императрица потупилась. Мужчина сидел мрачный и подавленный.

– То есть, – хриплым голосом начал он, – если окажется, что слухи не врут, а это случится почти наверняка, то вы будете не против нападения на свою родную страну? Я вас правильно понял?

– Нет. Если бы я могла, я бы вовсе не допустила войны, но не в моих силах повлиять на Императора. Внешняя политика не мой удел. Меня больше интересует жизнь внутри страны, помощь её гражданам, – не поднимая глаз, ответила София.

Евгений почувствовал жалость. Он понял, что эта женщина, вдруг ставшая слабой и уставшей, права, как бы ни было больно принять её позицию.

– Значит, остаётся только наблюдать? – после минутной паузы спросил Евгений.

– Да, – ответила Атерклефер. – Всё, что мы можем, это выжить… Твой отец наверняка проклял бы меня за такие слова, но с возрастом на смену идеализму приходят десятки компромиссов. В этом нет ничего ужасного, хотя так может показаться. Это не значит, что я бездушное чудовище, просто существует картина действительности, смотреть на которую следует максимально трезво. Дексард в руках «Кригард», нам нужны средства… Конечно, можно попытаться найти выход, но Ричард слеп в этом отношении. Он видит один путь и с упрямством барана следует по нему, невзирая на то, что разворачивается вокруг него, не замечая приносимых жертв. Спорить с ним я не могу, и, следовательно, его намерения не изменятся. Так что я вновь прихожу к выводу, что самое главное, это забота о мирных жителях, которые не виновны в том, что их правитель жесток и упрям. Думаю, ты понимаешь меня и не осуждаешь…

– Нет, не осуждаю, – ответил Раапхорст. – Мне лишь жаль вас… Мои проблемы кажутся пустыми, по сравнению с вашими.

– Тебе кажется, мальчик. Давай, больше не будем говорить о войне и Атерклефере. Возможно, тебя волнует что-то ещё? Расскажи мне, – изобразив весёлость, промолвила София. Евгений, заметив её притворство, вздохнул и вдруг вспомнил о причине, по которой вчера жаждал встречи с этой женщиной. Елена…

– Вы мудрый человек и сможете помочь: скажете правду, даже если она будет неприятной. Развеяв мои иллюзии или подтвердив их право на жизнь, вы окажете мне неоценимую услугу, а большего и не нужно, – сказал Раапхорст. – Всё началось в доме Девильман, куда меня пригласила моя сотрудница Александра – младшая дочь Идиса. У них был званый вечер, и бедняжка, тогда тайно влюблённая в меня, думала, что это действо сможет меня развлечь. Под крышей их родового поместья собрался весь свет Дексарда за исключением вас и господина Атерклфера. Я чувствовал себя отщепенцем рядом с этими страшными людьми, составляющими элиту страны. Графы, бароны, владетельные князья, словом, гости вечера повергали меня в тоску и внушали страх, ведь между ними мелькали такие мысли, что у меня волосы вставали дыбом, несмотря на то, что меня едва ли можно назвать чувствительным человеком. Я уже собирался уходить, как вдруг заметил среди гостей девушку, которая привлекла моё внимание. Она была бледна, её светлые волосы убраны в высокую причёску и руки, скрытые белыми перчатками, скрещены на груди. Весьма странное положение для благовоспитанной девицы, впрочем, если не знать, что она недовольна. Рядом с ней никого не было, хотя она и явилась на бал вместе с отцом – Арвидом Хауссвольфом. Не знаю, что овладело мной тогда, возможно, порыв молодости, ведь мне всего тридцать семь, но я, едва ли владея собой и позабыв об Александре, приблизился к одинокой девушке. Она, словно зверь, посмотрела на меня большими испуганными глазами, но я представился, сказал ещё пару слов, и она успокоилась. Не скрою, я воздействовал на неё, но не с тем, чтобы создать влюблённость, а лишь, чтобы слегка расслабить. Это помогло, мы разговорились, и Елена вскоре доверила мне некоторые из своих менее важных тайн, ещё по-детски наивных, пожаловалась на отца, на что-то ещё, и так постепенно между нами образовалась связь, позже, после нескольких тайных встреч, вылившаяся в любовь. Полагаю, у неё это было первое настоящее чувство, и бедняжка отдалась ему всей душой, но я отнёсся к случившемуся с большей серьёзностью. Я тотчас понял, что выиграл чужую войну, ведь взять приз победителя не в моих силах. Елена – человек, дочь крупного промышленника, но я – эовин, лишённый капитала и имени… А вчера вечером случилось событие пусть и не роковое, но весьма неприятное, после которого я и решил обратиться к вам за советом.

Сказав так, Евгений рассказал госпоже Атерклефер о произошедшем вчера в доме Хауссвольфа, о разговоре с Еленой в зимнем саду, о конфликте с Арвидом и прочем. Императрица слушала внимательно, и её лицо ни на секунду не покидало выражение серьёзной сосредоточенности, будто то, о чём говорил мужчина, являлось делом государственной важности. Когда рассказ эовина завершился, женщина улыбнулась, но то была печальная улыбка.

– Ты взрослый человек, знакомый с чувством долга и ответственности. Если бы это было не так, у тебя не возникло бы сомнений. Иной на твоём месте не думает, а делает. Что я хочу сказать, милый мальчик… Совсем недавно я говорила о картине действительности и готова повторить: смотреть на неё следует максимально трезво, ведь розовые очки так легко бьются, а осколки от них впиваются в глаза, причиняя боль куда более явную, чем в том случае, если ты добровольно их снимешь. Я знаю это, прочувствовав на собственной шкуре, – сказала Императрица. – Мне не хочется делать тебе больно, но ты прав. Твой союз с дочерью Хауссвольфа невозможен. Да, закон не против, но помимо закона писанного существует уйма негласных правил, и если их не соблюдать, не миновать беды. Возможно, ты сочтёшь это за слова старой приспособленки, что не так уж далеко от правды, но такова жизнь, и нам часто приходится мириться с чем-то, по нашему мнению, несправедливым.

– Едва ли я смогу оставить Елену… Я слишком свыкся с иллюзорным миром, который воздвиг у себя в голове. Этот облачный замок стал моим настоящим, и отринуть его вот так, в мгновение ока, будет сложно. Кроме того, на мне лежит вина перед Александрой. Вы ведь не знаете, но мы с ней были близки по-настоящему, а потом я бросил её, увлёкшись… нет, влюбившись в другую. К счастью, она не забеременела и после длительных объяснений простила меня (по крайней мере, сделала вид), но оттого мой груз не стал легче. И если после этого я покину и Елену, то в собственных глазах стану подлецом, – дотронувшись руками до висков, скованных болезненным жаром, мрачно проговорил Евгений.

Его собеседница почувствовала себя врачом, в полевых условиях увидевшим открытый перелом. Следовало как можно скорее принять меры, не взирая на адскую боль, которую может испытать пациент.

– Ты поступил плохо с той девочкой, но не сделал ничего преступного. Любовь переменчива, и даже эовины не могут противиться ей. Не могу осуждать тебя. Что же до воспетых тобою воздушных замков… Поступай, как знаешь, но вспомни, ты сам хотел, чтобы я дала совет. Так вот он, слушай: ты должен оставить дочь Хауссвольфа, отпустить её и искать счастье где-то в другом месте. Елена тебе не пара, это очевидно, и незачем причинять бедняжке страдания, которые вынести она пока не в состоянии. Пусть лучше страдает от неразделённой любви пару месяцев или лет, но не от презрения общества всю жизнь. Это моё последнее слово. Разумеется, ты волен сам выбирать путь, но прислушайся к совету мудрой женщины, не вызывай судьбу на поединок.

Раапхорст печально улыбнулся. Он предчувствовал, что София ответит так, но, несмотря на это, ему стало больно, словно всё сказанное оказалось для него полной неожиданностью. Шум, гулявший по залу, стал едва различим, и Евгений почувствовал боль в области сердца. Пульсирующими волнами она сковывала дыхание, вызывала головокружение и мрачное предчувствие чего-то рокового. Госпожа Атерклефер посмотрела на своего подопечного с жалостью и сказала:

– Будь мужествен, мальчик, ведь людям иногда приходится отрекаться от любимых для их же блага. Ты знаешь, я явилась в Дексард в конце правления Франца Атерклефера, отца Ричарда. Старик умирал, и его сын вскоре должен был взойти на престол. Бедный Франц провёл за всю жизнь всего одну мелкую войну, но Ричард был другим. Его взор тотчас пал на Авеклит и Арпсохор: оставалось только выбрать. Потому меня и послали сюда, чтобы заключить союз с потенциальным врагом и предотвратить войну. Это помогло, и в итоге Дексард не напал на нас, но я не о том. Пока я жила в ожидании свадьбы, мне было позволено развлекаться, посещать всевозможные балы, вечера, маскарады и тому подобное. За мной, конечно, следили, но не так рьяно, как многие думают. Собственно, на одном из вечеров я познакомилась с твоим отцом, Евгений. Мало того, я в него влюбилась, однако, он был уже женат. Тогда-то я и поняла, что должна отречься от чувств ради блага того, по кому изнывало моё сердце. Думаю, это хороший пример. Конечно, Елену не обременяют узы брака, но эта разница невелика. И у меня, и у тебя в центре внимания оказывается вопрос о счастье дорогих нам людей, а это главное…

– И как вы справились с этим? – спросил эовин, потупившись.

– С трудом, – сказала София, – ведь я не только оставила его в покое, но и пережила его смерть, не забывай. Да, мне было больно, но, как видишь, это не сломило меня, я оказалась сильнее. И я верю, что ты тоже сможешь принять правильное решение. Так ты окажешь услугу и себе, и Елене.

Раапхорсту оставалось лишь кивать. Он с грустью смотрел на Софию, но вместо неё видел нечто туманное, размытое. Мужчина не успел ответить. В следующий миг в комнату вошёл эовин в ковбойке, явно чем-то взволнованный.

– Госпожа, – склонившись, прошептал он, и его голос стал едва различим. Евгений не понял, в чём дело, догадался лишь, что аудиенцию придётся прервать и оказался прав. Императрица встала, накинула на голову платок и, обняв эовина, прошептала тому на ухо: «Прощай, мне пора. Надеюсь, мы ещё встретимся. Береги себя и помни, о чём я говорила. Я была рада увидеть тебя…»

Евгений снова кивнул, обнял её в ответ, и вскоре София покинула кафе, в сопровождении верных эовинов. Конечно, здесь и снаружи их никто не заметил. Даже официанты и те во время разговора ни разу не подошли к отгороженной комнатке, словно забыли о её существовании.

Оставшись в одиночестве, Раапхорст что-то пробормотал и закрыл лицо руками. Разговор, который должен был всё поставить на свои места, запутал мужчину окончательно…

Чуть позже посмотрев в окно, он понял, что сейчас на улице, как и утром, сыро и пасмурно, но всё же решил добираться домой пешком. Оказавшись за стенами кафе, мужчина ощутил осеннюю прохладу, глубоко вдохнул и зашагал по тротуару, не видя и не слыша людей, не замечая тусклых витрин, цветов и запахов городской улицы. Он был погружён в гнетущие мысли и двигался автоматически, сам будучи далеко от того мира, что окружил его мрачными домовыми стенами и людскими лицами. Отдельные его обрывки иногда проступали в сознании, но Раапхорст абстрагировался и вновь убегал в юдоли размышлений, где блуждала его душа. Сейчас она жаждала ответов, и мужчина покорно анатомировал себя.

В очередной раз, чуть не налетев на прохожего, Раапхорст забормотал:

– София права. Спорить с ней глупо, но что делать, если мой разум согласен с ней, но сердце – нет. Почему она так жестока? Почему я так слаб, чтобы прислушаться? Елена… Не понимаю, почему я так очарован ею, почему не могу не думать о ней… В сущности, она лишь ребёнок: милый, красивый, ласковый, наивный и где-то даже глупый. Что могло в ней меня заинтересовать? В чём её преимущества хотя бы по сравнению с Александрой? Красота? Обаяние? Чёрт, это всё не то… Нет, есть что-то во мне, чего я не вижу или хочу не видеть. Какая-то внутренняя потребность, обуславливающая мой интерес. Скрытая и слабая потребность, но какая именно? Инстинкты, установки, предчувствие… Быть может, она похожа на мою мать? Едва ли, впрочем, даже если и так, этим всё не объясняется.

Он шёл и говорил, иногда посылая взгляд в небо – вопрошающий, жалкий, будто стремясь найти ответ у высших сил. Но в них мужчина не верил, а потому свинцовая гладь, расстелившаяся высоко над землёй, безмолвствовала. Он шёл вперёд, но его разум, словно решето, не мог удержать влагу размышлений, и путь к себе, который так настойчиво желал пройти Раапхорст, то прерывался, а потом возникал вновь, то совершенно исчезал, растворяясь в белесом тумане сомнений.

Ⅴ

Эфра Хорнст очнулся в своей постели, в квартире, расположенной на окраине Стоппенберг. В комнате было светло: с улицы, проникая сквозь шторы, на стены и потолок падали жёлтые фонарные лучи. Стрелки на старом циферблате показывали второй час, и юноша подумал что, несмотря на позднее время, спать сегодня больше не придётся. Он поднялся и начал одеваться, выбирая тёмные неприметные вещи. Позже взяв со стола небольшую сумку, парень огляделся, припоминая, не забыл ли чего, и вышел в прихожую. Хлопнула дверь, и Эфра оказался на лестничной клетке. Скоро покинув дом, он зашагал по тротуару на юг, при этом пытаясь вспомнить адрес, который назвал странный старик, возникший вчера в одном из переулков, где промышлял юноша.

Свернув направо и нырнув во двор, отделённый от улицы арочным проходом, молодой человек пошёл быстрее, прижимаясь к тёмным домовым фасадам. Хорнсту казалось, что его может кто-то увидеть, и это чувство заставляло скрываться, как в первый раз, будто не было последних лет, в течение которых парень добывал хлеб воровством. Своему чутью он доверял, а потому был осторожен. Так он миновал несколько домов и снова оказался на улице. Ещё два квартала, занятых торговыми лавками, поворот, ещё один, узкий переулок и двор, где юноша остановился рядом с громадной кирпичной трубой. Видимо, соседнее здание занимала котельная, явно заброшенная, так как на дворе стояла середина осени, холода усиливались, но ни дым, ни иные признаки не позволяли сказать, что котельная находится в рабочем состоянии.

Переминаясь с ноги на ногу, юноша достал дешёвую сигарету и закурил. Выпустив в воздух облачко дыма, он поёжился и вдруг услышал шаги. Кто-то приближался, огибая мёртвое здание с противоположной стороны.

Вскоре навстречу Эфре вышел старик, одетый в серый дождевой плащ.

– Ты готов? – раздался глухой голос.

Юноша выбросил сигарету и кивнул.

– Отлично, – старик улыбнулся. – Слушай внимательно…

За десять минут он изложил суть своей просьбы, и Хорнст без особых условий согласился. Деньги, которые посулил заказчик, оправдывали все риски, сопряжённые со столь странным делом.

– Карты у вас нет? Схем, плана? – спросил парень, на что старик лишь покачал головой.

– Я понятия не имею, что там находится, – сказал он. – Твоя задача, в первую очередь, провести разведку. О бумагах тоже не забывай: они нужны мне. И ещё… Постарайся управиться за ночь, до семи. Насколько мне известно, он рано приходит на работу. Встречаемся снова здесь. Успеешь?

Парень вновь кивнул и двинулся прочь. Пройдя пару метров, он вдруг вознамерился спросить, откуда о нём узнали, но сдержался, впрочем, едва ли Вальдольф Тод ответил бы ему.

***

Мрачный двор и циклопическая труба котельной остались позади, и перед Эфрой снова раскинулись хорошо освещённые улицы с их бессчётными магазинами, жилыми домами, длинными и пыльными тротуарными плитами и прочим. Теперь юноше предстоял путь к академическому городку. Взглянув на наручные часы, парень присвистнул и зашагал быстрее – следовало поторопиться. Снова проделав небольшой путь, занявший примерно пятнадцать минут, Хорнст оказался на Малой Дворцовой и остановился, увидев в отдалении оранжевые огни. Незаметно для себя он встал спиной к парку, сейчас напоминавшему обгоревший остов. Лишённый кожи, органов и плоти, он чернел тонкими голыми стволами, и ветер, завывая, гулял в его костях. Однако, Эфра не обратил на него внимания. Он был поглощён иной картиной, открывавшейся на той стороне улицы.