Лилит. Злое сердце куклы

Тот закрыл лицо ладонями. Илона поспешно извинилась и быстро покинула гостиную – ей хватило домашних хозяйских разборок.

– Я должен позвонить, – наконец сказал Оскомин. – Поговорю из кабинета, дорогая, хорошо? Потом расскажу.

В кабинете он первым делом открыл шкафчик, плеснул в широкий бокал виски, расположился в роскошном кожаном кресле-троне и минут пять, уставившись в пространство, цедил крепкий ароматный напиток. Потом взял телефон и нашел нужный номер.

– Алло, Савва Андронович Беспалов?

– Он самый.

– Здравствуйте, вас беспокоит Павел Константинович Оскомин, которому вы куклу две недели назад продали – рыжеволосую, зеленоглазую.

– Здравствуйте, Павел Константинович, слушаю вас.

– Вот какое дело…

Он пока и не решил, с чего начать. И виски не помогло. Наводящий вопрос задал мастер:

– Кукла понравилась вашей дочери?

– В этом все и дело – очень понравилась.

– Отлично, я рад.

Оскомин выдержал непроизвольную паузу.

– Она ей даже слишком понравилась.

– Что это значит – слишком?

– Как бы вам сказать… Между ними появилась некая связь…

– Связь?

– Да. Особая эмоциональная связь.

– Особая?

Павел Константинович усмехнулся:

– Да просто мистическая.

– Так-так, очень интересно…

– С самого первого дня, как только кукла попала в руки Женечки. Когда она схватила и прижала ее к себе. Девочка, конечно, и раньше была избалована, я потакал ей во всем, ведь ее мать умерла. А потом моя новая женитьба, авария, недуг Женечки. Я вам уже говорил об этом…

– Да, я хорошо помню наш разговор. Продолжайте.

– Но тут река просто вышла из берегов.

– Поясните.

– Женечка стала дерзкой, непослушной, гневливой, будто ее не лучшие качества, которые есть у всех людей, усилились раз в сто.

– Ого!

– Вот именно: ого. Она то и дело советуется с куклой, как с живым человеком. Представляете? И поступает будто по указке своей «сестренки». Я понимаю, кукла вышла удивительной, настоящим произведением искусства, да что там, почти живой – видимо, именно поэтому она смогла так воздействовать на девочку-подростка, очаровать ее. Тем более ту, что оказалась прикованной к креслу-каталке.

– Да, история! Видимо, в этот раз я превзошел сам себя.

– Но это не все. Вы верите в телепатию?

– Во что, простите?

– В телепатию.

– Хм. Я – реалист. Но верю в художественное воображение и в то, что оно творит чудеса.

– Нет, я о другом. Сегодня случилось нечто! Наша домработница везла Женечку в коляске по аллее сада и за ее спиной показала кукле язык. Женечка держала ее на коленях. Дочка остановила коляску и устроила домработнице разнос за этот поступок, хотя сама видеть ничего не могла. Что это такое? Как вы объясните?

Беспалов долго сопел в трубку.

– Задачки вы задаете, уважаемый Павел Константинович! Я же не экстрасенс и не психолог. Я – художник.

– Вот именно! Вы – автор большого количества кукол, у вас было много частных заказов. Случалось хоть что-то подобное с другими владельцами ваших кукол?

– Если и случалось, то мне об этом ничего не известно.

– Значит, нет. – Оскомин тяжко вздохнул. – Да, забыл сказать! Женечка удивила нас, как только кукла попала ей в руки. В тот самый день, когда я приехал от вас. Уже тогда что-то укололо меня. Подозрение, догадка. Помните, вы сказали, что дети сами должны давать куклам имена?

– Конечно. И что же?

– Я предложил дочери дать кукле имя, она задумалась, а потом очень уверенно произнесла: «Лилит».

– Что вы сказали? – поспешно переспросил кукольник.

Даже голос его изменился – так было, когда они обговаривали условия, а на подоконник запрыгнул соседский кот, походил туда-сюда, зашипел и сбежал.

– Лилит, – повторил Оскомин. – Она назвала ее Лилит. Разумеется, я предлагал другие имена, но Женечка вцепилась в это буквально мертвой хваткой. Как будто она услышала его, ей кто-то нашептал. Мы согласились, конечно. Она же хозяйка этой куклы.

– Ну, разумеется.

Павел Константинович помедлил.

– Мне показалось, вам знакомо это имя.

– Оно знакомо всем, кто интересуется историей религии, – ответил кукольник. – Кто читал древние и средневековые тексты. Было у меня и такое увлечение.

Оскомин чуть осмелел:

– Я имел в виду другое, Савва Андронович. Мне показалось, будто это редкое в современном мире имя – «Лилит» – как-то связано именно с куклой, которую вы продали мне. Только с ней, ни с какой другой.

На другом конце связи возникло молчание.

– Нет, это вам только показалось. Поверьте мне!

– Но вы же даете своим куклам имена, той же Аленушке, например?

– Даю, но только в том случае, когда я делаю персонажа той или иной сказки. Аленушка – одна из самых любимых героинь русского фольклора. «Говорящий персонаж». Если вы помните, никакой бирки с именем «Лилит» на вашей кукле не было.

– Разумеется, нет.

– Просто у вашей дочери прекрасно развито воображение, я это понял сразу, как увидел ее фото: необыкновенная девочка – одна на миллион.

– Благодарю вас, это правда: Женечка – особенная.

– Поэтому берегите ее, особенно от недоброжелателей. – Голос кукольника оживился: – Ну так что, будем прощаться? Ко мне с минуты на минуту придет заказчик, я должен подготовиться. Но если что – звоните.

– Хорошо, тогда всего наилучшего.

– И вам, уважаемый Павел Константинович. Здоровья всей семье и в первую очередь вашей дочурке. Я уверен, она рано или поздно поправится.

На том их разговор закончился.

«О чем он говорил? – подходя к шкафчику, размышлял Оскомин. – «Берегите ее от недоброжелателей». Что это значит? И как понять: «Она рано или поздно поправится»? Он что, доктор, светило науки?»

Павел Константинович выпил еще треть бокала виски и отправился к жене, чтобы в подробностях пересказать разговор с таинственным кукольником. Зоя потягивала вино, курила, выпуская вытянутыми яркими губами колечки дыма, и слушала, не перебивая.

– Ты думаешь, он бы сознался, если бы и с другими его клиентами происходило то же самое? – когда муж выговорился, скептически спросила она. – Если бы дети, поиграв с его куклами, менялись на глазах и сводили родителей с ума?

– А вдруг?

– Наивный! Он же – старый хитрец, это понятно.

– Не без этого. Но в первую очередь фанат своего дела. У него весь дом заготовками кукол уставлен.

Она выпустила очередное колечко дыма.

– Значит, переменился, когда услышал имя «Лилит»?

– Еще как переменился!

– Я бы не удивилась, если бы он читал заклинания над своими проклятыми куклами.

– Думаешь?

– Уверена. Мало ли психов? А все творческие люди – психи в квадрате. Ладно, черт с этим кукольником! Мавр сделал свое дело. Если Женечка будет вести себя так же, как эти две недели, я отберу у нее эту куклу, и ты не помешаешь мне. Слышишь?

– Хочешь, чтобы она тебя искусала? – попытался пошутить Оскомин.

– Я надену зимние перчатки, а сверху варежки для жаровни – пусть кусается, сколько влезет. Куклы ей не видать, как собственных ушей.

– Не будь с ней жестока, прошу тебя!

– Я не жестока, а справедлива.

– Ну-ну, – миролюбиво кивнул хозяин дома. – И все-таки лучше обойтись без эксцессов.

– Я тебе скажу, что было бы лучше: отправить эту куклу в Петербург, в Кунсткамеру.

Не видел и не знал Павел Константинович того, что происходило за речкой Лиховой, на краю села Зырино, в доме Саввы Андроновича Беспалова, когда тот услышал фразу: «Она назвала ее Лилит». То, что случилось с лицом кукольника при визите к нему Оскомина, не было даже ничтожным эхом произошедшего с Беспаловым теперь. Припадая на одну ногу, словно его перекосило, Кукольник добрел до зеркала и уставился в него так, как смотрел бы на трещину в земле, откуда вырывались языки пламени. Вначале почуяв, а потом увидев его, дымчатый кот подскочил на диване, остервенело зашипел и шарахнулся к окну, едва не снеся штору, и откуда сиганул в сад. И хотя ему, Савве Беспалову, было чудовищно больно, ломило все тело и нутро выворачивалось наизнанку, кривая улыбка, готовая испугать любого храбреца, бешено плясала на его губах, а волчьи глаза горели восторгом.

– Свершилось! Свершилось! – огненно прошептал он.

Глава вторая

Война на уничтожение

1

Все изменилось, когда в доме Оскоминых случилось чудо. Забыли выходки и дерзости Женечки, ее агрессивную навязчивость, все, что касалось роли куклы в семье, когда дочка Павла Константиновича требовала, чтобы к ее Лилит относились как к живому человеку.

Было первое воскресенье июля. В спальню хозяев дома поспешно и настойчиво постучали.

– Кто там? – вяло спросил хозяин.

– Это Илона! – стараясь говорить громко и шепотом одновременно, ответили из-за двери. – Вам нужно встать!

– Зачем?

– Так нужно.

– Давай позже, а?

– Вы должны это увидеть! Павел Константинович!

– Да что такое? – Он растер глаза. – У нас что, пожар?

– Считайте, что так! Это касается Женечки!

Оскомин замер, быстро приподнялся на локтях:

– Что с Женей?

– Вставайте! А то потом меня заругаете.

Он поспешно сел.

– Что она еще отчудила со своей сестренкой? – выбросив из-под одеяла длинные загорелые ноги, сонно спросила Зоя.

– Понятия не имею.

– Вы идете? – спросила Илона.

– Иду, иду.

Он встал, накинул и запахнул халат, сунул ноги в тапочки и пошлепал к дверям. Но когда открыл их, то увидел на лице домработницы едва скрываемый восторг.

– Что?

– Идемте, – кивнула та.

Через минуту они стояли на пороге детской. Дверь была открыта. Женечка сидела на кровати, опустив ноги. Она шевелила пальчиками и внимательно наблюдала за ними. Потом подняла глаза на отца и весело сказала:

– Смотри, папочка, у меня получается. Будто, правда? До того, как с нами случилась беда.

– И тебе не больно, милая?

– Нет.

– Совсем-совсем?

– Совсем-совсем, – ответила дочь.

– Это же чудо, – прошептал Оскомин.

– И я о том же, – подтвердила Илона. – Еще какое!

– А теперь смотри, папочка…

Женечка стала аккуратно сползать с кровати.

– Нет, не надо! – отец шагнул вперед.

– Все хорошо, – остановила его дочка. – Главное – смотри.

Она коснулась ступнями пола. И отец, и домработница шагнули к ней, чтобы подхватить девочку в случае падения, но Женечка вновь остановила их движением руки, ухватилась за край кровати и, чуть раскачавшись, встала во весь рост.

– Опля! – смеясь, сказала она. – Круто?

– Очень круто, – пробормотал ошарашенный отец.

– Очень, – согласилась Илона.

В дверях, в затянутом на талии халате появилась еще заспанная Зоя. По дороге она растирала лицо руками, а теперь превратилась в соляной столб.

– Матерь Божья, – только и смогла произнести молодая хозяйка поместья. – Как это случилось?

Этот вопрос волновал буквально всех. За спиной Зои уже стояла и тянула шею горничная Аннушка.

– Мне сегодня ночью Лилит сказала: «Завтра ты встанешь на ножки», – объяснила Женечка. – Вот я и встала.

Только теперь все обратили внимание на зеленоглазую куклу, сидевшую на кровати в просторной ночнушке и внимательно смотревшую на них, словно говоря: «А вот сейчас мы и поглядим, кто из вас что обо мне думает. Сейчас-сейчас…»

– Папочка, стой там, где стоишь, – с вызовом бросила Женечка.

Он не посмел ослушаться ее. Она же оторвалась от кровати и смело сделала шажок в сторону отца, который уже протянул к ней руки, затем еще и еще. Она балансировала руками, как канатоходец.

– Осторожно, милая.

– Я помню, как это делается, помню!

Еще через шажок она оказалась в объятиях отца.

– Черт бы меня побрал, – вырвалось у Зои. – Я должна выкурить сигарету. – Она повернулась и едва на налетела на горничную Аннушку. – Брысь!

Отец прижал дочь к себе, и Женечка крепко обхватила его руками. По лицу Павла Оскомина текли слезы. Сейчас ему было все равно, что там лепечет его малышка про куклу: якобы эта Лилит с ней говорила в одном из увиденных снов. Или просто в одной из ярких фантазий.

Главное, Женечка, его сердечко, обрела способность ходить!

У врачей было иное мнение, чем у самой Женечки: куклу со странным именем в расчет брать не стали. Врачи решили, что физиопроцедуры и медикаментозное лечение дали свой положительный эффект. Наконец, пациентка не была полностью парализована, другое дело, что каждое движение приносило ей боль, но и болям тоже подчас приходит срок. Заживают раны, срастаются кости, восстанавливаются нервные окончания. Этот процесс – самый длительный. Просто всему свое время. И для Женечки Оскоминой оно пришло – время ее выздоровления.

Один только психиатр в очередной раз нашел положительное влияние «лучшей подруги» на Женечку. «Она, эта вымышленная Лилит, помогает ей всесторонне реализоваться, – со знанием дела заявил он. – Не мешайте Лилит, и ваша дочка с каждым днем будет превращаться во все более полноценную личность. Столько лет она сковывала себя: «это я не могу», «это мне нельзя», «это не для меня». Теперь же наступила пора компенсации за все эти «не могу» и «нельзя». Ну а если вам, как родителям, придется немного потерпеть «лучшую подругу» вашей дочери, что ж, наберитесь терпения, и вскоре вы увидите, как ваш… милый утенок, – эпитет «гадкий» он решил опустить, – расправит крылья и превратится в белого красавца-лебедя».

Первые три дня обитатели поместья видели, как Женечка аккуратно передвигается с ходунками, выставляя их перед собой на каждом шагу, еще два она активно ходила с локтевыми костыльками, а на седьмой день юная принцесса появилась на аллеях парка без всего. На собственных ножках, с одной только куклой Лилит в руках. Она отыскала место для уединения – за бегемотами и слонами, откуда ее не было видно из окон особняка. Зато у нее самой имелся прекрасный обзор, в том числе как на ладони бил и бурлил многоступенчатый фонтан с бронзовыми дельфинами в центре парка. По распоряжению отца за Женечкой пытались следить: а вдруг оступится? Упадет? Не дай бог расшибется?

Но однажды девочка, еще прихрамывая, выбежала на аллею и что есть силы закричала:

– Хватит! Надоели!

Только после этого ее оставили в покое.

Прежде они обедали втроем; Женечка подъезжала на коляске к столу и начиналась трапеза. Когда в доме появилась кукла Лилит, Женечка усаживала ее рядом с собой на стул. Зоя скептически наблюдала за этим спектаклем, но молчала, даже когда Женечка, никого не замечая, громко разговаривала со своей куклой. «Как тебе эти персики? – спрашивала она у лучшей подруги. – Правда, вкусные?» И сама же отвечала: «Я тоже так думаю – объедение». Или: «Рецепт салата, который дала Зоя, годится только для прислуги. Это не для нас». Павел Константинович хмурился на такие реплики, иногда мягко одергивал дочь: «Последи за языком, милая, не выгоняй нас из-за стола». Зоя терпела, но все чаще выстукивала длинными ноготками быстрые сбивчивые марши и старалась как можно скорее покинуть столовую. Внутри у нее все кипело, муж понимал это. Павел Константинович чувствовал себя меж двух огней, но, как завещал говорливый психолог, терпел: миролюбиво улыбался и жене, и дочери, чем, кстати, вызывал недовольство обеих.

Теперь же, когда Женечка так быстро встала на ноги, активное общение за столом между девочкой и куклой только усилилось. И все больше шишек летело в сторону мачехи, которая просто каменела от нескончаемого монолога, за которым скрывался диалог девочки и ее назойливой «сестренки».

В эти дни Зое пришла небольшая бандероль из магазина электроники. Она сорвала обертку с коробочки – в той находился миниатюрный цифровой диктофон. Хозяйка усадьбы быстро проглядела инструкцию, нажала на кнопку, сказала: «Раз, раз, раз». Отключила, нажала на кнопку вновь – диктофон чисто воспроизвел запись.

– Отлично, – констатировала Зоя.

Дверь в ее покои была закрыта. Муж находился на работе. Женечка сюда носа не казала. Прислуга без стука не вошла бы, но Зоя все-таки закрыла дверь на замок – лишние уши ей были совсем не нужны.

Она села в кресло, закинула ногу на ногу, долго смотрела в пространство, а потом нажала на кнопку «пуск», но заговорила не сразу:

– Здравствуй, Вера. Знаю, с тобой я могу быть откровенна. Когда ты прочтешь эту запись, а потом и другие, – я уверена, будут еще, – перед тобой откроется завидная для любого беллетриста картина. Все началось с появления этой проклятой куклы в нашем доме. Куклы по имени Лилит – рыжеволосой, зеленоглазой дьяволицы, в высшей степени очеловеченной и на первый взгляд абсолютно живой. Ее заказал мой муж ко дню рождения своей дочери Женечки, как ласково ее зовут все в доме. У известного театрального художника и декоратора, а попросту кукольника – Саввы Андроновича Беспалова, большого мастера, как о нем говорят, да и мы с мужем и прислугой вот уже почти месяц убеждаемся сами. Потому что его кукла день за днем сводит с ума дочь Павла и мою падчерицу – Женю Оскомину. А она сама сводит с ума нас с мужем и всех домочадцев. Из замкнутой и обиженной жизнью девочки она стремительно стала превращаться в агрессивное, злое, мстительное существо. Причем энергия в этом существе забила на зависть любому гейзеру. Но это энергия зла. Женя и так была не сахар, но все ее негативные качества стали обостряться. Я знала, что девочка невзлюбила меня с первого дня, но теперь я стала для нее особой целью. Она открыла на меня настоящую охоту. Нападки меня трогают мало, но хуже другое: кукла будто руководит ею. Подсказывает слова и действия, интонацию; даже смотреть Женя стала иначе – как существо из другого мира, откуда, теперь я почти уверена в том, пришла проклятая Лилит. Дело в том, что Женечка, еще две недели назад обезноженная, парализованная, сейчас бегает по аллеям усадьбы со своей куклой в обнимку. Как тебе такое превращение, Вера? Конечно, я рада за нее. Но я совсем не рада тому, что девочка черпает свою энергию из отравленного колодца с мертвой водой. И еще неизвестно, кто кому больше нужен: кукла – девочке или девочка – кукле.

Зоя нажала кнопку паузы, положила диктофон на столик. Встала с кресла, взяла с трюмо пачку сигарет и зажигалку, закурила, подошла к окну и, похолодев, застыла на месте. Прямо под ее окном стояла Женечка в обнимку с куклой и с дерзкой улыбкой смотрела на нее. Зоя сделала быстрый шаг назад, когда Женечка вскинула руку, строго и зло погрозила ей пальцем. Она пришла в себя, только когда оказалась на середине комнаты. Сердце часто колотилось, дышать мешал ком в груди. Она испугалась, что задохнется. Показалось ей или нет? Там, внизу, ей угрожал совсем не двенадцатилетний ребенок, а другое существо – мерзкое и опасное, как обнаглевшая крыса, чья морда показалась из тени в дальнем углу комнаты. И Зоя Оскомина знала имя этого существа.

2

Любой нарыв должен рано или поздно созреть и лопнуть. Так случилось и в доме Оскоминых.

Всегда обидно, когда о тебе в глаза говорят в третьем лице, да еще в уничижительном тоне. Даже если так поступают психически неуравновешенные люди и твои явные недоброжелатели, а одно из этих существ – выдуманный персонаж. Женечка и Лилит то и дело «обсуждали» ее, Зои, гардероб, косметику и макияж, барский образ жизни, «хозяйские замашки» в отношении прислуги, давление на отца.

– Прекрати, милая, – после очередного «диалога» мягко попросил Павел Константинович дочь. – Все это уже совсем не смешно, причем давно.

– А я и не думала смеяться, – пожала плечами Женечка, – говорю то, что думаю. И Лилит говорит то, что думает она. Нет ничего странного в том, папочка, что мы думаем одинаково. Это лишь подтверждает нашу правоту.

– Никакой Лилит не существует, девочка, – устало заметила Зоя. – Она есть только в твоем воображении. – Мачеха кивнула на куклу: – Это кусок металла, пластмассы и силикона. Ты говоришь сама с собой, Женя, а так поступают только психически больные люди, которых держат в лечебницах.

– Зоенька, – пробормотал Павел Константинович, чувствуя нешуточную грозу. – Прошу тебя…

– А что? Я, как и наша принцесса, говорю то, что думаю. – Она сделала большой глоток вина из бокала. – И не просто в лечебницах, Женя, а в смирительных рубашках, чтобы они не причинили вреда себе и другим.

Лицо Женечки вспыхнуло гневом.

– Лилит, что ты думаешь о словах нашей Зои? Правда?! – Девочка рассмеялась, как будто услышала долгожданную новость. – Я тоже так думаю. Слово в слово. – Она, в свою очередь, уничтожающе посмотрела на мачеху. – Лилит передает, что ты дура набитая, Зоя. Как Лилит может не существовать, когда она сидит перед тобой и видит тебя насквозь, как пустую банку из-под огурцов? Это ее слова, между прочим.

В столовой воцарилось тяжелое долгое молчание.

– Извинись перед Зоей и немедленно, – неожиданно строго сказал отец. – Извинись перед моей женой!

– Она тебе не жена, а самозванка. У тебя была жена – моя мать.

На Зою было страшно смотреть.

– И за это извинись тоже, – потребовал отец.

– И не подумаю, – отвернулась девочка, слепо уставившись в пространство.

– Я повторяю: извинись. Ты оскорбила Зою. Ты оскорбила меня.

Повернувшись к отцу, Женечка невинно подняла брови:

– Перед тобой извинюсь: прости, папочка!

Она вновь отвернулась.

– Теперь перед Зоей.

– Можешь повторить хоть сто раз, – не оборачиваясь, сказала девочка. – И не подумаю.

Отец встал.

– Выйди из-за стола, Женя, и ступай в свою комнату. Ты наказана.

– Наказана? Ха!

– Две недели ты не будешь есть с нами за одним столом.

– Я не буду есть с вами?! – Теперь Женечка сама подскочила, как ошпаренная. – Не буду смотреть на вас? Ой, какое горе! Как же я это переживу?! – Она схватилась за худенькую грудь и театрально закатила глаза: – Вы же ранили меня в самое сердце!

– Иди в свою комнату, – на этот раз грозно приказал отец. – Дерзкая и неблагодарная девчонка! Если сегодня выйдешь в коридор, тебя запрут на ключ.

– Посуду переколочу! Стекла выбью!

– Плевать – будешь жить на осколках. – Он указал пальцем на дверь: – Уходи!

Женечка схватила в охапку куклу и почти бегом, насколько ей позволяли еще неокрепшие ноги, оставила столовую.

– Боже, Боже, – пробормотала Зоя, закрывая лицо руками. – Дай мне силы! – А когда отняла руки от лица и правую поспешно перехватил муж, крепко поцеловал и сжал в качестве поддержки, добавила: – Я сожгу эту куклу во дворе за домом и буду плясать вокруг костра. Не веришь, Паша? Еще раз она позволит себе подобное – я так сделаю.

С ней могли не общаться, ее могли не допускать на общие семейные трапезы, всячески игнорировать за дерзость и грубость, но запретить дочери гулять в любимом парке отец не решился. Это бы никак не способствовало ее выздоровлению. Тем более что и врачи сказали: пусть хоть часами гуляет – и ножки укрепляет, и сердечко. Да и мысли дурные скорее выветрятся. Пусть живет полной жизнью, которой она была лишена прежде. Зоя тоже не настаивала на очень строгом наказании: чем меньше Женечка бывала дома, чем реже мелькала у нее перед глазами ее злая, насмешливая физиономия, тем спокойнее было на душе у молодой хозяйки усадьбы. К счастью, стояли такие упоительные летние вечера, так волшебно журчал многоступенчатый фонтан с бронзовыми дельфинами в центре парка, что Женечка проводила долгие часы в своем излюбленном месте. Вот только зеленые звери более не радовали ее. Теперь они оставались сами по себе. А у нее была только зеленоглазая Лилит.

Пока девочка гуляла, Аннушка убиралась у нее – меняла постель, приносила еду. Куклу Женечка всегда забирала с собой.

Так случилось и в этот раз. Горничная вошла, когда Женечка принимала душ.

– Женя! – подойдя к дверям ванной комнаты, окликнула ее Аннушка. – Сейчас будешь ужинать или после прогулки?

– После! – откликнулась та.

– Через часика полтора?

– Да! Я с собой персиков возьму!

– Хорошо.

Аннушка отправилась на кухню за фруктами. А когда принесла их в миниатюрной корзинке, то против воли обратила внимание на куклу Лилит. Что-то с ней было не так, но только что? Аннушка смотрела долго-долго и вдруг поняла: волосы! Они стали длиннее. Прежде ее рыжее каре едва касалось плеч, а теперь лежало на них. Они подросли! Поняв, что она не могла ошибиться, Анечка с глубоким вдохом закрыла рукой сердце и отступила. Кровь отхлынула от ее лица, колючая змейка пронеслась между лопаток. Глядя в зеленые глаза куклы, которые сейчас, кажется, смеялись над ней, горничная поняла, что кукла прочитала ее мысли. И тотчас услышала вкрадчивый голос: «Только никому ни слова, поняла?» Угроза звучала в этом вопросе. Сердце Аннушки затрепетало, как листочек на ветру. И она тотчас ответила про себя: «Никому не скажу! Честное слово!» – «То-то же», – глядя ей в глаза, сказала кукла. Или этот короткий диалог только представился ей? Послышался? Плохо соображая, с холодными пальцами, Аннушка пыталась разобраться в том, что произошло. Но докопаться до истины не успела, потому что Женечка вышла из ванной – в майке и с полотенцем на голове, как это делают взрослые женщины после бани. Забавно было смотреть на нее, такую деловую, собранную, уверенную в себе, севшую у зеркала и деловито перебросившую одну ножку на другую.