Пламя одержимости

Эбби взяла на своей работе в полицейской академии неоплачиваемый отпуск. Теоретически для того, чтобы побыть с детьми и помочь им оправиться от психологической травмы, полученной в результате ситуации с захватом заложников в школе имени Христофора Колумба, имевшей место месяцем ранее. Но на деле большую часть этого времени она посвятила изысканиям, касающимся Моисея Уилкокса. Просматривала дела о поджогах, которые могли быть ему приписаны, искала все, что выделялось из общего ряда. Пролистывала веб-страницы или распечатывала их, когда от экрана начинали слезиться глаза. На столе у нее царил полный кавардак – беспорядочная мешанина из полицейских отчетов, фотографий и наложенных друг на друга временных графиков. В голове творилось примерно то же самое, а мысли о расследовании просачивались и в ее повседневную жизнь. Эбби ловила себя на том, что когда сын рассказывает ей, как прошел день в школе, голова у нее больше занята горящими домами и людьми, кричащими внутри. Когда она засыпала, снились ей в основном груды бесконечных отчетов о поджогах и пожарах. Даже священное время в ванной комнате не было свободно от размышлений о разновидностях катализаторов горения и уставном времени реагирования пожарных команд.

К счастью, с прошлых выходных дети обитали у ее бывшего мужа, Стива, что на целых четыре дня освободило ее от материнских обязанностей. Тем не менее Эбби частенько засиживалась за работой до глубокой ночи, накапливая бессонницу и компенсируя ее двумя проверенными средствами одного и того же цвета – шоколадом и кофе. А значит, вдобавок пребывала во взвинченном состоянии, накачанная сахаром и кофеином. И в довершение всего постоянно грызлась чувством вины за то, что не уделяла достаточно времени Сэм и Бену.

Наибольшее же раздражение и тоску вызывало то, что она совершенно не представляла, добилась ли полиция Дугласа какого-либо прогресса в поисках Гретхен Вуд. Если поначалу местные копы и выказывали какую-то склонность к взаимному сотрудничеству, то после совершенно недопустимой выходки Зои во время совещания об этом можно было прочно забыть.

К счастью, Эбби удалось подружиться с одной женщиной из полицейского управления Дугласа, некоей Мартой. Хотя делом об убийстве она непосредственно не занималась, но была рада поделиться кое-какой информацией в духе межведомственной взаимовыручки – и собственной женской потребности посплетничать.

Оторвавшись от экрана, Эбби набрала ее номер.

– Алло? – Голос Марты, высокий и жизнерадостный, послышался в трубке после первого же гудка. – Эбби Маллен, как твои делишки?

– Привет, Марта, – сказала Эбби. – А у тебя как?

– Всё в полном порядке! Помнишь соседку, про которую я тебе рассказывала? Ту, что в юбке?

Эбби ничего такого не помнила.

– А-а, ну да, конечно – соседка в юбке!

– Короче, вчера вечером у нас был долгий разговор, и она согласилась сделать со своей стиральной машиной всё, что в ее силах. А я пообещала, что постараюсь держать своего маленького Поппи подальше от ее двора. Так что все хорошо – это такое облегчение… Знаешь ведь, как даже маленькая ссора может действовать на нервы? Я едва могла заснуть.

– Очень рада это слышать. И как ты собираешься не пускать туда Поппи?

От ответа Эбби сразу же абстрагировалась, открывая личные страницы Гретхен Вуд в социальных сетях. Та была представлена в «Твиттере», «Фейсбуке» и «Инстаграме»[11], но все три аккаунта наглухо замолчали с тех пор, как она исчезла. Эбби проверяла их каждый день. Сегодня тоже не появилось ничего нового.

– Итак, ты звонишь, чтобы опять спросить про Гретхен Вуд? – сказала Марта после долгого и изобилующего подробностями монолога, посвященного Поппи.

– Да. Просто интересно, есть ли какие-нибудь новости.

– Не думаю, что они особо продвинулись… Томпсон, ответственный по делу? Ну, у него сейчас кое-какие проблемы с родней, так что он малость рассеян. Судя по всему, там какая-то размолвка по поводу наследства. По-моему, это просто ужасно, когда люди устраивают разборки из-за имущества после смерти своих близких… Ужасно ведь?

– Конечно же, ужасно, – послушно отозвалась Эбби. – Значит, никаких подвижек?

– Ну, как я слышала, они выяснили, что Гретхен Вуд купила пятигаллонную канистру бензина на местной заправке, прежде чем исчезнуть, и это выглядит не слишком-то хорошо.

– Да, не лучшим образом, – согласилась Эбби, записывая: «Вуд купила бензин + скачала у матери. Следуя чьим-то инструкциям или по собственной воле?»

– Поппи, нет!.. Ой, прости, Эбби. Я сейчас кормлю своих кошек, а Поппи поцарапал Жоржетту. Просто не знаю, что на него нашло в последнее время… О боже, пакет с кошачьим кормом уже почти пустой! У меня такое чувство, что на две недели его уже не хватает.

Эбби улыбнулась.

– Прекрасно тебя понимаю. Мне вот тоже приходится постоянно покупать еду для моих… гм… домашних животных.

Тут у нее внутри все сжалось. Ее домашние животные… Черт бы их побрал.

Вот блин…

– Марта, я тут сию секунду кое-что вспомнила. Я тебе потом перезвоню, хорошо?

Дав отбой, Эбби вскочила со стула и поспешила в комнату Бена. Киблс, заметив это, с лаем помчалась за ней.

Через несколько секунд Эбби распахнула дверь комнаты своего сына, где ее ждали сразу несколько очень голодных хищников.

За недавние годы ее дети успели обзавестись собственными домашними питомцами. Киблс, собака породы померанский шпиц, официально принадлежала Саманте. Хотя от природы она была белой, Сэм выкрасила ей хвост в розовый и фиолетовый цвета, так что с определенного ракурса собака смахивала на какого-то недоделанного единорога. Отправляясь к Стиву, Сэм обычно брала ее с собой, но когда этого не делала, Эбби выгуливала и кормила Киблс, хотя официально никогда не давала на это согласия. Это просто случилось. Впрочем, достаточно легко вспомнить, что пора покормить домашнее животное, когда оно скулит, лает и повсюду таскается за тобой.

А вот домашние животные Бена – совсем другое дело. В том, что представлялось Эбби попыткой создать миниатюрный дом ужасов, Бен обзавелся хамелеоном, тарантулом и змеей – пятнистым полозом. Что еще хуже, в комнате имелся еще и четвертый виварий с десятками ползающих в нем сверчков, обреченных стать пропитанием для тарантула и хамелеона.

Хотя Бену было всего восемь, к своим питомцам он относился с невероятной ответственностью. Но всякий раз, когда сын надолго уезжал погостить к своему отцу, кормить их было обязанностью Эбби. Впрочем, питались эти твари не каждый день, и дверь комнаты Бена всегда была закрыта, когда его там не было, – чтобы они знали свое место. С глаз долой, из сердца вон. И в нынешнем состоянии Эбби, когда она отчаянно пыталась привести в равновесие свою работу, частное расследование и материнство, они напрочь вылетели у нее из головы.

– Простите, – выпалила Эбби, даже не особо представляя, к кому обращается. Но ни одно из этих ужасающих адских созданий вроде как не было в настроении ее прощать. Вид у них был крайне недовольный. Даже еще больше, чем обычно, а это уже само по себе о чем-то говорило.

Черт, надо же было заранее разморозить мышь! Размораживание мышей тоже каким-то образом успело стать частью ее жизни. Эбби бросилась на кухню и, рывком распахнув холодильник, вытащила из него за обледеневший хвостик замороженную в камень мышку, словно какое-нибудь эскимо на палочке. Бросила его в специальную кружку для размораживания мышей и поставила под кран в раковине, надеясь, что Кренделек не станет возражать, если его еда будет влажной. Придется ему с этим смириться, поскольку она в жизни не засунет дохлую мышь в микроволновку.

Опять сгоняла в комнату Бена, взяла там пинцет. Нужно было поторапливаться. Дети должны вернуться всего через пару часов, и если Бен узнает, что она оставила его бедных монстров из бездны голодать, слез не оберешься.

Открыв виварий со сверчками, который Сэм называл «МакСверч», Эбби принялась одного за другим вылавливать его обитателей, бросая их в виварий хамелеонихи Табиты. Табита каждые три дня съедала по шесть сверчков. Паук Джиперс – одного каждые двенадцать дней. А полозу Крендельку полагалось по одной мыши каждые восемь дней. Это означало, что каждые двадцать четыре дня наступал жутковатый парад планет и все трое питались одновременно. И Эбби пропустила эту знаменательную дату на целых два дня.

Покончив с хамелеоном, она выудила сверчка для Джиперса.

И тут у нее зазвонил телефон. Эбби уже подумывала позволить ему звонить дальше, но, как эксперту номер один полиции Нью-Йорка по переговорам об освобождении заложников и урегулированию кризисных ситуаций, ей всегда полагалось оставаться на связи. И было бы трудно объяснить, что кто-то сиганул с высокой крыши, потому что она кормила паука.

Эбби поспешила в свою комнату, все еще держа в руке пинцет с извивающимся сверчком, которому выпала очень спешная экскурсия по дому. Схватив телефон, она кое-как ответила на звонок.

– Эбби? Это Марта.

– О, привет, извини, мне пришлось повесить трубку. Ты напомнила мне, что я забыла покормить своих собственных… домашних животных. – Эбби двинулась обратно в комнату Бена, зажав телефон между щекой и плечом. – Сама ведь знаешь, как они могут проголодаться.

– Можешь мне не рассказывать. – Марта рассмеялась. – Я просто только что кое о чем вспомнила. Приходила сестра Гретхен, Мейген, чтобы поговорить о Гретхен. Они общались с ней целых двадцать минут, но это ни к чему не привело. Она плакала, когда уходила.

– Я даже не знала, что у Гретхен есть сестра… – Эбби осторожно опустила сверчка в клетку Джиперса, и волосатый паук сразу же выскочил из своего укрытия, чтобы схватить его.

– Младшая сестра. Ей четырнадцать. Вид у нее был совсем убитый. Меня это очень расстроило, потому что я ее знаю. У нее школа танцев там же, куда я хожу на йогу. Это весь город на уши поставило, понимаешь? Дуглас обычно такое тихое место…

– Могу себе представить. – Еще раз сходив на кухню и вытащив из кружки мокрую мышь, Эбби призывно помотала ею над змеиным виварием. Крендельку, в отличие от двух других его жутких соседей по комнате, требовалось, чтобы ты прикладывал определенные усилия, подавая ему еду. Если б она просто бросила мышь в виварий, он к ней даже не притронулся бы. – Есть какие-то мысли, как я могу поговорить с Мейген?

– По-моему, она оставила свой номер телефона… Дай-ка гляну.

– Спасибо, было бы просто замечательно. – Эбби едва подавила дрожь, когда Кренделек наконец счел, что мышь подвешена удовлетворительно, и метнулся к ней, после чего схватил и обвился вокруг нее. Она закрыла виварий и вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

– Да не за что… – рассеянно отозвалась Марта. – Погоди-ка… Почему он не дает мне войти в систему? Блин, эта новая система…

Кто-то постучал во входную дверь. Все еще прижимая телефон к уху, Эбби подошла к ней и посмотрела в глазок. На лице у нее расплылась улыбка, когда она увидела, что это Джонатан Карвер с пакетом какой-то еды, купленной на вынос. Она открыла дверь и одними губами произнесла «Привет». Улыбнувшись, Карвер прошел мимо нее на кухню. Эбби была рада, что успела убрать оттуда мокрую мышь.

– Вот, – наконец произнесла Марта. – Записываешь?

– Диктуй.

Эбби записала номер и, поболтав с ней еще пару минут, закончила разговор. Войдя на кухню, увидела, что Карвер уже вытащил две тарелки и поставил их на стол. Затем он порылся в кухонных ящиках. Оба были на той стадии, когда он уже не стеснялся сам накрывать на стол, но еще не совсем хорошо представлял, где что лежит.

– Справа от тебя, – подсказала Эбби, прислонившись к дверному косяку. – Ты не сказал мне, что придешь.

Карвер улыбнулся ей.

– Ну, я просто соскучился. Наш субботний поход в кино ты отменила…

– Прости, дел было по горло.

– И когда я тебе вчера звонил, ты тоже была занята.

– Я проверяла одну зацепку.

– А когда сегодня утром я отправил тебе сообщение, в ответ ты прислала только смайлик.

Карвер открыл принесенный пакет, и по всей кухне растекся дразнящий аромат свежей выпечки и расплавленного сыра.

– Это был смайлик в виде сердечек, – обиженно отозвалась Эбби, глотая слюнки.

– Как бы там ни было, мне требовалось нечто большее. Сэндвич с курицей: острый или не острый?

– Острый, будь добр.

Оттолкнувшись от косяка, Эбби обняла его сзади, растворяясь в его теле, глубоко вдыхая его аромат. Она не только проголодалась. Она соскучилась по нему. После ее возвращения из Вайоминга они лишь раз коротко пересеклись, после чего Эбби с головой ушла в это свое расследование.

После трагических происшествий в школе Сэм они стали проводить куда больше времени вместе. Похоже, что впервые после своего бывшего мужа Эбби наконец-то в кого-то влюбилась. Это было пугающе, пьяняще и совершенно безрассудно. И так хорошо!..

Карвер повернулся и склонил к ней голову. Она привстала на цыпочки, и их губы встретились в долгом, сладком поцелуе. Он запустил пальцы ей в волосы.

– Ну привет, – прошептал Карвер.

Прислонив голову к его груди, Эбби слушала, как колотится его сердце.

– Привет, – пробормотала она. Нескольких ударов сердца удерживала его, а затем отступила на шаг. – Спасибо! Если б ты это не купил, мне пришлось бы доедать остатки вчерашней пиццы.

– У меня было чувство, что тебе нужен кто-то, кто бы за тобой поухаживал, – сказал Карвер, усаживаясь за стол. – Есть еще картофельные шарики с сыром и беконом. Видишь?

Присоединившись к нему за столом, Эбби откусила большой кусок острого сэндвича с курицей.

– О, вкуснятина, – пробубнила она с набитым ртом.

– Бен и Сэм сегодня возвращаются?

– Да. – Эбби глянула на часы. – Через пару часов. Я забыла покормить питомцев Бена и только сейчас вспомнила.

Карвер вздрогнул. Он не относился к горячим поклонникам коллекции Бена. Впрочем, как и Эбби, и Сэм, и Стив, и прочие нормальные люди.

– А что они едят?

– Человеческое мясо, – ответила Эбби, откусывая еще кусочек.

– Ого? И его продают в магазине?

– Нет, и это такая морока… Приходится охотиться. Шумное и грязное дело. И замучаешься, пока разделаешь, чтобы в холодильник влезло.

Жующие челюсти Карвера замедлились, и он с несчастным видом посмотрел на свой сэндвич.

– Что, перебор? – спросила Эбби.

– Есть немного, – признался Карвер. – Так как продвигается твое расследование?

– Пытаюсь найти ту девушку из Дугласа. – Она откусила большой кусок от своего сэндвича, и соус капнул ей на подбородок. Эбби поспешно вытерла его. – Гретхен Вуд. Она пропала без вести. Полиция Дугласа считает, что это она могла совершить поджог.

– А ты нет?

– Похоже, что она все-таки каким-то образом в это вписана, хотя, по-моему, не сама по себе, а через секту Уилкокса. Думаю, он по-прежнему набирает людей.

– Какое это может иметь отношение к поджогам?

– Может, и никакого… – Она немного поколебалась. – Но это могло быть своего рода посвящением. Или проверкой. Я не знаю.

– Тогда должны иметься и аналогичные случаи по другим делам о поджогах. Ты не проверяла, не было ли еще таких вот без вести пропавших?

– Проверяла. Пока что без толку. Нашла одного человека, пропавшего без вести в Макферсоне, в Канзасе. Исчез за три дня до поджога. Но он не подходит.

– И почему же? Ты ведь мне говорила, что завербовать в секту можно кого угодно.

– Конечно, но ему девяносто три, и у него старческое слабоумие, так что я сомневаюсь, чтобы он был интересен секте. Скорее всего, старик просто заблудился и не смог найти дорогу домой.

Прикончив свой сэндвич, Карвер подался вперед и провел тыльной стороной пальцев по голому запястью Эбби. В животе у нее разлилось приятное тепло. Внезапно она почувствовала, что не так уж и голодна. По крайней мере, что касается сэндвича.

– Значит, пропавших больше нет? – спросил он.

– Гм… нет. Не совсем. Пропавшие без вести – это не выход. Это абсолютно ничего не значит. Люди, завербованные в какую-нибудь секту, не обязательно бесследно исчезают, как Гретхен. Они могут уйти из дома по собственной воле, сообщив об этом своим близким. Если полиция не связывает их с поджогами, у нас нет причин об этом услышать.

Карвер улыбнулся ей.

– И все-таки могу сказать, что ты довольна собой. Так нашла что-то в итоге?

Эбби ухмыльнулась.

– Моисей предпочитает небольшие городки в разных штатах. Скорее всего, в надежде на то, что местной полиции будет не по зубам его вычислить. Но народу-то там всего ничего. Сразу заметно, если кто-то вдруг пропадает. Так что мне просто нужно найти человека, который в курсе местных слухов. Сейчас покажу.

Она встала и сходила к своему письменному столу, чтобы забрать распечатанные фотографии. Вернувшись в кухню, положила между ними три снимка.

– Та, что слева – это Гретхен Вуд. Девушка посередине – Нелли Оуэнс, из Ньюберри, Южная Каролина. Она довольно неожиданно ушла из дома, сказав своим родителям и друзьям, что нашла работу менеджера проекта в Кремниевой долине – что наверняка чушь собачья. Дома Нелли работала официанткой, даже среднюю школу не закончила. Она заняла деньги на переезд у своих родителей, пообещав отдать их со своей первой зарплаты.

Карвер взял в руки фотографию Нелли.

– И ты думаешь, что в итоге она оказалась в секте?

– Исчезла на следующий же день после пожара. Практически не звонит домой. Полностью перестала общаться со своими друзьями. И появляться в соцсетях.

Джонатан положил фотографию обратно на стол – уже слегка перепачканную майонезом.

– Ну а на третьей кто?

– Фрэнк Берри, из Теннесси. Из городка под названием Льюисбург. Бросил жену и ребенка, опустошив их сберегательный счет. За два дня до тамошнего поджога.

– Почему его жена не заявила о его исчезновении?

– А он и не пропал без вести. Сказал ей, что уходит от нее. Она сейчас подает на развод, но никак не может его найти. Об этом весь город говорит… Не трогай фотку! Не хватало еще, чтобы ты и эту измазал.

Карвер смущенно отдернул руку.

– А как насчет каких-то зацепок на месте поджога? Криминалистические улики, свидетели… Есть что-нибудь?

– Эта тетка из ФБР, Зои Бентли… Она очень хорошо постаралась, чтобы о каком-либо сотрудничестве с местными копами можно было прочно забыть. Так что сведения у меня лишь обрывочные.

– Типичные фэбээровские штучки. – Карвер наколол на вилку картофельный шарик. – Влезть куда-нибудь и вывести всех из себя.

– Ага.

Доев свой сэндвич, Эбби принялась было облизывать пальцы, но вдруг устыдилась и вытерла руки о салфетку.

– Слушай, ты в следующий понедельник как – свободен, ближе к вечеру?

– Хочешь пойти со мной в кино, как обещала?

– Нет. – Эбби покачала головой и отпила «Кока-колы». – У Сэм концерт в школе. К которому она готовилась с того самого дня.

«Тем самым» Эбби называла день, когда в школу Сэм ворвались вооруженные люди, взяли ее дочь в заложницы и удерживали там целые сутки. Это не нуждалось в уточнении. Под «тем самым» подразумевался лишь один-единственный день.

– Ты хочешь, чтобы я пришел на концерт Сэм? – удивленно спросил Карвер.

– Я хотела сказать… да. Если ты не против. Если хочешь просто провести вечер вдвоем, можем договориться на какой-то другой день…

Карвер взял ее за руку и слегка сжал.

– Я не это имел в виду. – Он улыбнулся. – Очень хочу пойти.

Эбби выдохнула.

– Ладно. Хорошо.

– А что ты скажешь Бену и Сэм?

Сердце у нее екнуло.

– Они же в курсе, что мы встречаемся.

– Тогда ладно.

Глаза у Карвера сверкнули. Боже, как она любила его глаза!

Эбби встала, подошла и провела пальцами по его спине вниз от воротничка рубашки.

– Я хочу тебе кое-что показать в спальне…

– Да? И что же? – Карвер поднялся со стула. – Ты ведь заманиваешь меня туда не для того, чтобы убить и скормить змее Бена, надеюсь?

– Не дури. У тебя слишком много мускулов. Змея Бена ест только младенцев.

Карвер вздохнул, когда Эбби повела его в спальню.

– Опять перебор? – прошептала она, притягивая его к кровати.

– Немножко. Но это часть того, почему я люблю тебя.

По телу Эбби прокатилась покалывающая волна, когда он поцеловал ее, и она закрыла глаза.

Глава 7

За все эти годы наука криминалистика добилась небывалого прогресса. Виртуальные вскрытия при помощи трехмерных визуализирующих сканеров… Экспресс-анализ ДНК… Технологии реконструкции лиц… Технические средства, которыми сейчас располагала Зои, были намного эффективней, чем всего пять лет назад. Но если б ей пришлось назвать одну важную вещь, которая куда действенней прочих повышала результативность ее усилий, то это, вне всяких сомнений, был бы альбом Тейлор Свифт под названием «Любимый».

Тейлор зацепила ее. И что более важно, она в точности понимала, что нужно Зои для работы.

Прямо сейчас, например, требовалось начать все с нуля, опять просмотрев все дела об убийствах с поджогами с самого начала. А что может быть лучше для этого, чем быстрое, легкое и оптимистичное «Я забыла, что ты существуешь»?

– Та-та-та-та-да, – напевала Зои, очищая свою стену от фотографий и заметок. – «Всё не так, всё не так, всё не так»!

Она изначально ошибалась – всё и вправду оказалось не так, как и предполагал Тейлор. Зои сосредоточилась исключительно на пожарах. В буквальном смысле как мотылек, притянутый к пламени – самой яркой детали в материалах дела. Но дело оказалось вовсе не в этом. Моисей Уилкокс был не просто пироманом из тех, что с разинутым ртом пялятся на пожарные машины. Не был он и пирофилом, получающим сексуальное удовлетворение от вида пламени.

Надо было понять это с самого начала. Когда Сын Сэма, Дэвид Берковиц[12], убивал своих жертв, никто не высказывал предположений, будто занимался он этим лишь потому, что был одержим своим пистолетом или грохотом выстрелов. Нет, он был поглощен желанием убивать.

И Уилкокс тоже. Его навязчивые фантазии крутились не вокруг поджогов. А вокруг убийства.

Отступив на шаг, Зои с удовлетворением оглядела голую стену в своем кабинете. Чистый лист. Ну, скажем, более или менее чистый. Годы наклеивания на эту стену фотографий и прочих бумаг оставили свой след в виде осыпающейся краски и многочисленных потеков.

Это дело было необычным не в одном-единственном смысле. Как правило, когда Зои принималась за расследование, в ее обязанности входило определить какие-либо характерные черты серийного убийцы. Это позволяло полицейским детективам сузить круг подозреваемых. Но с того момента, как с ней связалась лейтенант Маллен, подозреваемый был уже известен. Теперь задача Зои состояла в том, чтобы выяснить, что именно движет этим человеком, дабы предсказать его дальнейшие действия. Понять, какие следует предпринять шаги, чтобы выманить убийцу из его убежища, и в каком месте он нанесет следующий удар, чтобы они могли перехватить его до того, как это произойдет.

Недостатка в информации о нем не было. Моисею Уилкоксу было посвящено множество книг, документальных фильмов и полицейских отчетов. При желании Зои могла бы опросить сотни людей, которые встречались с этим человеком несколько десятилетий назад. Проблема была даже в другом – пришлось бы изрядно потрудиться, чтоб отфильтровать ценную информацию от обычной трепотни и добросовестных заблуждений.

Зои повернулась к заваленному бумагами столу. На нем, громоздясь ненадежной башней, лежали три книги о Моисее Уилкоксе и массовом убийстве в его секте, одна книга о религиозных культах, две книги о Мэнсоне и больше дюжины профильных книг по ее специальности, которые она недавно успела просмотреть. Зои укладывала их беспорядочно, нетерпеливо, вкривь и вкось, большие толстые книги зачастую оказывались поверх книг поменьше, и к настоящему времени эта книжная башня держалась уже исключительно на честном слове.

Рядом с книгами были разложены шесть фотографий жертв. Зои собрала их и отложила в сторону. Настоящей целью были жертвы, а не дома. Отыскав фото потерпевших, она приклеила их на стену в хронологическом порядке, слева направо. Четверо мужчин, две женщины, возраст – от двадцати трех до шестидесяти семи лет. Трое белые, европейской внешности, один афроамериканец, двое латиноамериканцев – демографической закономерности тоже явно не прослеживалось.

Под снимками каждой из жертв в полный рост Зои прикрепила фотографии сгоревших домов. Затем, после минутного раздумья, стала просматривать бумаги на столе, пока не нашла распечатанные фото домов в их первозданном виде – до того, как те были сожжены. Эти изображения она нашла на картах «Гугл», виды улиц на которых отставали от нынешнего положения дел. Приклеила каждое из них скотчем под фото соответствующих обугленных развалин. Эти дома были частью того, что видел Моисей, когда планировал свои убийства.

Повернувшись к белой доске, Зои разделила ее маркером надвое. Одну колонку озаглавила «Подпись», другую – «МО». Это был один из основных принципов составления психологического профиля убийцы – отделять то, что убийца использовал как средство для достижения своей цели, от того, что было важной частью его планов – его фантазий. «Модус операнди», или же собственно образ действий преступника, постоянно менялся и эволюционировал по мере того, как убийца набирался опыта. «Подпись» же в основном оставалась прежней или менялась не так быстро – по мере развития его фантазий.