Бессмертник

– Пытаюсь понять, откуда пчёлы полетели.

– Как ты попал в Стражу, если ничего про пчёл не знаешь? – беззлобно подколол стажёра Брют.

Глеб обиделся и снова переключил внимание на анафида. Бес продолжал медленно двигаться вдоль стены, помогая себе длинной рукой. Вторую он прижимал к груди.

– Ощущение, будто его ранили, – задумчиво сказал Глеб, проводя рукой по коротко стриженной макушке.

– Долго ещё будем кино смотреть? – одёрнул их Скат Иваныч.

Брют двинулся вдоль улицы, стараясь держаться параллельно чудовищу. Глеб шёл следом. Скат Иваныч остался стоять на месте, хмуро глядя на анафида. Людей с улицы убрали тем же незримым роем пчёл, чтобы не мешались и не стали случайно жертвой беса.

Всякий-разный обратил наконец внимание на Стражу и остановился. Обернулся, посмотрел назад, поскрёб лапой асфальт, а потом дико заорал и бросился на Глеба. Тот не ожидал такой прыти, споткнулся и полетел прямо в лапы чудовища. Брют тут же оказался рядом, начертив в воздухе охранный знак, который с силой толкнул анафида в сторону Ската Иваныча. Босс был готов. Из-за спины он достал огромный серп, одним отточенным движением махнул лезвием, и Глеб услышал глухой стук на другом конце улицы. Голова всякого-разного катилась далеко от тела, распадаясь на грязные ошмётки.

– С нечистью, нарушившей договор, разговор короткий, – отрезал Скат Иваныч.

Глеб смотрел, как развалилось тело анафида, а лёгкий порыв ветра лишил возможности разглядеть, что раньше тут что-то было.

– А говорил, придётся побегать, – проворчал Брют. – Зря парней только отвлекли.

– Не зря. – Скат Иваныч смотрел в сторону, куда улетела голова чудовища.

Рядом стояла фигура, наклонив голову набок, и смотрела на Стражу.

– Что, ещё один? – простонал Глеб.

– Видимо, тот, что первого ранил, – согласился Брют.

Фигура не стала ждать, пока Стража начнёт действовать, она шустро наклонилась, подхватила с земли прах головы и метнула его в Ската Иваныча и его подчинённых.

– Ложись! – рявкнул Скат Иваныч. – Глаза закрыть!

Глеб опять замешкался и почувствовал, как чёрный туман заволакивает улицу и начинает разъедать глаза.

– Дурень, что тебе сказано! – Скат Иваныч пнул стажёра по ногам, и тот грохнулся на спину.

– Это что за колдовство? – просипел Глеб, жмуря глаза, которые неистово жгло.

– Развеется, будешь выяснять, – ответил босс.

– Два нападения рядом, ещё и в центре, – проговорил Брют где-то рядом.

– Расслабились, – бросил Скат Иваныч.

Брют хотел возразить, но передумал. Толку в этом не было никакого. Пустая перепалка на загаженной улице.

Чёрный туман держался недолго. Не стал дожидаться, когда появятся Волчков и Зябликов, поднялся вверх и растворился среди домов.

– Бардак, бардак, – ворчал Скат Иваныч, поднимаясь и отряхивая одежду от пыли.

– Босс, людей пускаем? – спросил Брют.

Скат Иваныч кивнул.

Пустая улица тут же стала многолюдной.

Три стражника смотрели, как заполняются кафе и лавочки в самом центре города. Никто и не заметил, что буквально пять минут назад ходу на эту улицу не было.

– Знаете, – подал голос Глеб, – а в целом-то всё неплохо.

– В плане? – уточнил Брют.

– Теперь у нас есть первый подозреваемый.

* * *

Поезда и вокзалы всегда вызывали ощущение грядущего приключения. И неважно, едешь ты в соседний город или просто на дачу. Суета, объявления, которые озвучивают настолько невнятно, что о смысле остаётся только догадываться, – всё это дарило чувство, что грядут изменения в привычной рутине. С этого всегда начиналось путешествие Норы к родным.

Толкотня на станции пригородных электричек напоминала рынок выходного дня – тут тоже что-то продавали, народ носил огромные рюкзаки со странным содержимым, дети носились по чужим ногам, а усталые мамочки делали вид, что их это не касается.

Сами поезда выглядели так, будто застряли в прошлом веке: ржавые, разрисованные всеми красками мира, прокуренные в тамбурах. Почему-то именно на этом направлении составы не стремились заменить на более новые. Этим фактом всегда возмущалась бабушка Норы:

– Когда уже вспомнят про наше направление? Везде уже сто раз обновили поезда, а тут ржавые телеги спорят меж собой, какая более ржавая.

Нора села в электричку и сразу отзвонилась маме, чтобы та не забыла открыть калитку. Заглянула в общий чат, Таиса опять накидала кучу фотографий с Плотвичкиным. Эти же фотографии она потом закинет в блог, рассуёт по всем альбомам и у каждого будет спрашивать, видел ли он их. Не увидеть шансов ноль.

Быстрый смайлик, чтобы показать, что Нора всё прочитала, наушники в уши, и ближайший час смотреть, как пролетают за окном чужие дачи, редкие леса и лысые поля – неотъемлемая часть любой поездки.

Рядом сел опрятный молодой человек. Нора скосила глаза, чтобы оценить, насколько приятно с ним сидеть. Оказалось, вполне. Аккуратный, он пах какой-то луговой травой и немного землёй. Даже ботинки были светлыми и чистыми. Нора засмотрелась на незнакомца, тот закинул ногу на ногу. На мгновение девушке показалось, что нога легла два раза. Будто задублировалась дорожка на видео. Нора поморгала, отвернулась к окну. Минуту погодя снова посмотрела на парня, тот скрестил на груди руки. И опять движение получилось какое-то задвоенное. Нора нахмурилась. В этот момент молодой человек посмотрел на неё и удивлённо поднял брови. Нора сразу отвернулась.

Вышел он через две станции, всю дорогу сидел спокойно и наблюдал за пассажирами, периодически поглядывая на Нору. На станции он обернулся, и Нора готова была поклясться, что на неё смотрели двое. Этот странный молодой человек и какое-то чудовище внутри него.

– Надо больше спать, – тихо прошептала себе девушка и переключила трек.

До дачи она доехала без приключений, на станции купила фруктов и фермерский творог и пошла вглубь садового товарищества. Странный парень не шёл из головы, он цеплялся второй парой рук, вытаскивал из памяти случайного пассажира метро. И почему-то это всё накладывалось на кошмар. Авария из сна тоже не отпускала её. Было ощущение, что всё происходило на самом деле.

Дорога до участка шла через озеро. Нора всегда подходила к воде и купала в ней руку, здороваясь с огромным водоёмом. Сегодня озеро было спокойным, солнце играло на воде, словно раскидывало по поверхности мелкий бисер. В детстве Нора очень любила это сравнение и как-то сказала бабушке:

– Когда я вырасту, то сделаю из этого бисера браслет.

Бабушка посмеялась.

От мыслей отвлёк телефон, мама её потеряла. Не задерживаясь, Нора поспешила на участок к своим. Огород и небольшой сад всегда действовали на нее умиротворяюще. За калиткой оставались переживания, страхи и постоянные подначки Таисы. За годы дружбы та ни разу не побывала на даче, и только сейчас Нора поняла, что рада этому. Пусть в этом мире будет хотя бы одно место, защищённое от бесконечной критики подруги.

– Ты к нам надолго? – спросила бабушка, пока Нора разбирала покупки.

– На праздники, как раз экзаменов нет.

В доме фоном ворчал телевизор. К нему настолько привыкли, что уже не воспринимали как помеху. Просто часть окружающего шума, птицы на улице громче орут.

Нора не сразу поняла, что именно привлекло её внимание. Старая улица, старые дома, с этого начался очередной сюжет в новостях. Ведущая несмело подходила к месту у неё за спиной. На маленьком экране Нора сразу заметила аккуратные ботинки, часть которых утопала в стене. В старой стене панельного дома. Выпуск резко прервали, запустив рекламный блок. Нора схватила телефон и полезла в интернет.

Да, тот опрятный молодой человек из электрички. Те самые ботинки. Даже место то самое, рядом видно станцию. Фотографии и публикации быстро исчезали с новостных порталов, и Нора с трудом нашла кадр, где всё видно.

Тело торчало из стены так, будто это был не старый бетон, а снег, в который легко затолкнуть что угодно. Голова незнакомца упала на грудь, рубашка окрасилась бурым. Одна рука вцепилась в стену, будто пыталась вытащить тело, другая безвольно повисла. Нора в ужасе смотрела на фото и не могла оторваться от экрана телефона. Было ещё что-то, что цепляло внимание, но об этом в публикации не написали ни слова – у молодого человека было три ноги.

Фотографию тоже удалили, но Нора успела сделать скриншот. Увиденное пугало, и хотелось снова и снова возвращаться к фотографии, чтобы получше рассмотреть каждый её пиксель. Странное, извращённое желание пугать себя снова и снова.

– Что-то случилось? – Бабушка всегда чувствовала, когда менялось настроение у домашних.

– Страшное в новостях увидела.

Бабушка посмотрела на экран телевизора, взяла пульт и переключила на программу про сад и огород.

– Я тебе всегда говорю: страшные новости остаются в городе, – напомнила она и ушла.

Нора кивнула:

– Страшные новости остаются в городе и в моей голове.

Глава 3

Наша песня хороша, начинай сначала

Брют терпеть не мог Явный мир. Это ощущение связанных рук, ограничений и правил. Ощущение, что мог бы делать больше, но сам мир сопротивляется и не даёт пойти вразнос. Ощущение, будто не можешь сказать сверх того, что тебе разрешили. После Лада это чувствовалось особенно остро.

И именно в Явном мире произошло второе убийство. Конечно, можно было оставить всё на местных. Но убийца решил поиздеваться над Стражей. Затолкал несчастного в стену, да так, что обычные криминалисты не готовы были близко подходить к телу.

Скат Иваныч послал зама, чтобы тот разобрался. Следом увязался Глеб.

– Прикольно, Стража может свободно по мирам скакать, – радовался стажёр.

– Не свободно, а соблюдая правила, – осадил его Брют. – Здесь рамок больше, чем на входе в правительственное здание. И возможностей в разы меньше.

Глеб его ворчание пропустил мимо ушей.

– Здесь сильнее ощущение вещественности. – Стажёр закрыл глаза, подставляя лицо солнцу.

– Ты работать пришёл или загорать? – возмутился Брют. – Вещественность ему подавайте. Здесь не вещественности больше, а ограничений и правил. Всё настолько в границах твоей вещественности живёт, что, даже если очень захочется, ты не сможешь сделать и половины того, что проворачиваешь в Ладу.

Глеб махнул на это рукой и пошёл к дому. Вокруг успели оградить всё высоким забором и разогнать зевак.

– Волчков и Зябликов весь день интернет чистят, – продолжал хмуриться Брют. – В Ладу можно было сразу взгляд отвести, и ничего бы никуда не просочилось. А тут такая морока с любым заклинанием и сто условий.

– Мне кажется, ты драматизируешь. – Глеб выразительно посмотрел на какого-то зеваку, и тот поспешил ретироваться.

– Ладно, отвод глаз – это плохой пример, – согласился Брют. – Но поверь мне, то, что прокатывает в Ладу, тут не работает и наполовину.

– Что, например?

Брют огляделся, взгляд упал на тело, безвольно свисающее из стены.

– У всяких-разных здесь нет тела, – нашёл он наконец, что сказать. – Они всегда используют тела других, а образы свои строят на подсознании. И то, что ты видел вчера в городе, тут вообще никогда бы не случилось.

– Хорошо, – не стал спорить Глеб. – А как объяснить вот это?

Стажёр подошёл ближе и попробовал потянуть ткань из бетона. Нитки затрещали и оторвались.

– Не знаю, – начал было Брют, но Глеб его перебил:

– Такое ощущение, что внутри стены ничего нет. Всё, что мы видим, – снаружи.

– Чего? – не понял зам.

– Смотри, если бы ткань была внутри бетона, то край посыпался бы, часть ниток бы вылезла и мы увидели бы, что там дальше что-то осталось. Но…

Глеб потянул снова, и кусок рубашки остался в руке. Решил проверить на выглядывающем из стены ботинке, схватился за подошву, и в руке остался носок от обуви. Оттуда выпало несколько костей, завёрнутых в тряпку.

Брют понял, что хотел показать стажёр, взял тело и резко сдёрнул со стены. Абсолютно гладкая стена панельного дома, без трещин и изъянов. И половина тела на земле.

– Вариантов два. – Брют присел на корточки возле останков. – То, что было в стене, стало стеной.

– А второй – из стены сделали портал, – догадался Глеб.

Брют сморщился. Он рассматривал этот вариант, но тот нарушал правила перехода из Яви в Лад. Не было никаких дверей или окон, которые можно было использовать под портал. Если только кто-то не нарисовал перед этим фальшдверь.

Но следов от краски или мела Брют не нашёл. Первый вариант его тоже не устраивал. Он требовал времени, причём не одной минуты, а целой недели, чтобы заменить живые клетки бетоном.

Глеб стоял рядом и смотрел на то, что осталось от мужчины. После того как его оторвали от стены, тело начало разрушаться. Осыпались одежда, плоть, кости.

– Он, кажется, был не один, – сказал стажёр.

Брют тоже посмотрел на погибшего:

– Ходил в компании всякого-разного.

– Да, разрушается не как обычный человек.

Брют согласно кивнул.

– У меня ещё вопрос. – Глеб осмотрелся по сторонам.

– Какой?

– А Волчков и Зябликов почему с нами не пошли? Разве можно влиять на то, что здесь происходит, из Лада?

– Можно. – Брют закатил глаза. – А ребята в Явь пройти не могут.

– Почему?

– Ты каким образом вообще в Стражу попал?

Глеб насупился. За всё время, что он работал в Страже, Волчкова и Зябликова он видел ровно один раз, и то мельком. Эти двое всегда приходили вместе, исчезали тоже вместе. Никогда ни с кем не разговаривали, и их буквально ненавидели всякие-разные.

– О, я понял!

– Удиви меня.

– Они пограничники! Ну, в смысле люди, которые потеряли часть себя, но их что-то держит ещё в жизни.

– Да, в данном случае Стража.

– Но зачем? Если они жить не хотят.

Брют устало потёр глаза:

– Страже нужны и такие тоже.

– Зачем?

– И всё-таки, каким образом ты попал в Стражу?

Глеб благоразумно умолк. Стража приняла его за чутьё, за желание жить. А он, в свою очередь, обещал учиться, становиться сильнее. Брют прекрасно это знал, но не мог перестать беситься после каждого наивного, по его мнению, вопроса.

– А Скат Иваныч в Яви бывал?

– Откуда я знаю? Он недавно над нами начальствует.

* * *

На этот раз дорога была другая. Машина старая, на приборной панели качала головой облезлая собачка. Сцепление выжималось со скрежетом, передачи переключались через усилие. Но машина гнала по городу. Гнала, несмотря на светофоры, знаки и пешеходов. Ей повезло на первом перекрёстке: проскочила прямо перед носом автобуса, под его оглушительный сигнал. Повезло на светофоре, машины ещё не успели тронуться с места, когда старая колымага пролетела на красный. Должно было повезти и в третий раз, но реальность оказалась куда более жестокой. На переходе стояла женщина с большим животом. Машина вылетела из-за угла и забрала её жизнь. Даже не затормозила, чтобы посмотреть, помочь. Улетела прочь. Женщина осталась лежать, окружённая охающими прохожими. За их спинами маячила чёрная фигура.

Нора сидела на кровати, жадно слушая пение птиц, пытаясь выкинуть из головы этот странный сон. Вторую ночь подряд ей снилась авария со смертью. Первый раз Нора была водителем, ощущала всё от первого лица, в этот раз она словно смотрела на всё со стороны. Только теперь она была не одна – кто-то незримый стоял рядом всю дорогу. Нора чувствовала, что этот кто-то опасен. Причём опасен для самой Норы.

На кухне хозяйничала бабушка, она переговаривалась с мамой. Доносился запах творожников и кофе.

Нора быстро встала, убрала кровать и пошла на солнце.

– Я думала, ты сегодня долго спать будешь, – удивилась мама.

– Сон плохой приснился.

– Значит, надо позавтракать, и сон забудется, – подхватила бабушка.

– А кофе есть? – уточнила Нора.

– Есть, но только растворимый. – Бабушка достала из шкафа жестяную банку.

Нора махнула рукой: на даче даже растворимый кофе заходит на ура.

Мама уже заканчивала завтракать, спешила на встречу с подругой.

– Опять посуду бросила за собой, – проворчала бабушка, а Нора улыбнулась.

Рутина успокаивала. Вокруг цветника вертелись пчёлы, на гортензию мостился огромный шмель.

– Вторую ночь подряд снится авария, – проговорила Нора, подчищая с тарелки остатки творожников. – Причём каждый раз разная, но ощущения от них одинаково гадкие.

– Ты просто себя загнала уже. – Бабушка сидела рядом и перебирала семена. – Вот мозг тебе и говорит, что ты устала. Учёба, работа… А ты ещё дружишь с этой твоей, как её?

– С Таисой? Да, мы почти каждый день общаемся.

– Так себе она подруга.

– Ты мне это уже пятнадцать лет говоришь.

– Вот как вы познакомились, с тех пор и говорю. И этот твой невнятный парень.

– Саша Плотвичкин. – Нора задумчиво посмотрела в чашку с остатками кофе.

– Забавная у него фамилия, но он какой-то бесхребетный. – Бабушка разобрала пакетики с семенами по кучкам: часть на следующий год, а часть засеять на свободные места на грядках. – Тоже давно с ним знакомы, а встречаться так и не начали.

– Ему Таиса нравится.

– А он тебе? – Кучка для следующего года пополнилась новым пакетиком.

Нора перевела взгляд на клумбы. Окна кухни выходили на огород и цветник. Бесконечно можно было смотреть, как лёгкий летний ветер играет листьями на кустах, как скворцы ходят по грядкам и собирают жучков.

– Никогда не думала о нём в таком ключе, – призналась Нора.

– И не надо, – махнула рукой бабушка. – Нормального себе найдёшь. Главное – не спешить.

Бабушка говорила эту фразу каждый раз, когда разговор заходил о семейном благополучии Норы. А заводила она этот разговор стабильно раз в две недели. И каждый раз он сводился к одному и тому же. Нора научилась уже переводить беседу на другую тему.

– Хочу уволиться, – выдала она.

– Новое место нашла? – Бабушка даже не отвлекалась от семян.

– Пока нет. – Девушка допила кофе. – Но работать я там больше не могу.

– Хорошее же место, тебе нравилось.

– Знаешь, я всё больше утверждаюсь в мысли, что я стагнирую. Застряла в одном и дальше не развиваюсь. И что я должна делать что-то другое.

– Твоё дело молодое, тем более что это подработка на время учёбы, – пожала плечами бабушка. – Маме только не говори, она расстроится.

Нора сидела за пустым столом и пыталась растянуть это спокойное утро. Не хотелось делать ничего.

В окно залетела пчела, покружилась, села на нарисованный цветок, разочаровано пожужжала на нём и вылетела.

– Сходишь на рынок? – спросила вдруг бабушка. – Овощи закончились.

Нора кивнула.

Дорога до рынка шла через станцию. Уже подходя к железнодорожным путям, Нора вспомнила вчерашнего попутчика и фотографию в интернете. Сейчас невозможно было найти ничего, что хоть как-то касалось новости о странной смерти в стене панельного дома. Зато Нора нашла упоминание жуткой аварии с оленем. Она чуть не рухнула под поезд, пока читала подробности. Ей снилась именно эта авария, причём в тот самый момент, когда она происходила. Неужели вторая авария тоже случилась на самом деле?

Овощи по бабушкиному списку нашлись быстро, обратная дорога буквально жгла ноги. Стоило огромных усилий не уткнуться в телефон, чтобы начать искать упоминания нового бедствия.

Свежих аварий не находилось, но был случай двадцать лет назад. Какой-то лихач на «Святогоре» сбил беременную женщину и скрылся. Никаких фотографий, описаний машины и женщины тоже не отыскалось. Нора целый час провозилась со старыми сводками, но так ничего и не нашла. Интернет в то время не мог похвастаться богатством источников. Девушка не заметила, как пошёл дождь, и бабушка закрыла балкон. Крупные капли стучали по крыше, не успокаивая, а вселяя ещё бо́льшую тревогу. Нора ушла с кухни вглубь дома, села у окна и попробовала ещё поискать информацию по трём запросам. За окном стало ещё темнее. Девушка глянула на улицу и с криком отпрянула.

Огромная чёрная фигура полностью загородила окно и смотрела на Нору единственным глазом.

– Ты чего голосишь? – С кухни прибежала испуганная бабушка.

Нора моргнула. В окне никого не было.

– Чудовище показалось.

– Так, – разозлилась бабушка, – отложила телефон и пошла мне помогать с обедом! Хоть отвлечёшься от своих страстей.

Нора спорить не стала и покорно пошла за бабушкой. На кухне пахло бульоном, шкворчала поджарка, а на столе лежало разобранное мясо. За окном лило. Стена дождя была такой плотной, что почти скрывала вид на грядки. Но Нора всё равно различила в самом конце огорода высокую чёрную фигуру. Та стояла, не двигаясь. В сумрачном свете горел один глаз.

– Порежь капусту, – попросила бабушка.

– Щи будут? – без энтузиазма спросила Нора.

– Да, не питаться же одним борщом!

Нора поморщилась. Щи она не любила, но терпела. Щи лучше рыбного супа, тот она вообще на дух не переносила.

– Когда планируешь уходить? – спросила вдруг бабушка.

– Откуда? Куда? – не поняла Нора.

– С работы, увольняться же собралась.

– А… – Нора строгала капусту старым ножом с деревянной ручкой. – Наверное, сессию закрою и уволюсь. Устала.

Бабушка кивнула.

А дождь не планировал заканчиваться. Вода уже стояла в межах, стекала с крыши. Сверкнула молния, загрохотало.

– Мама же у подруги остаётся? – спросила Нора, глядя на потоки воды за окном,

Бабушка кивнула, не отвлекаясь от готовки.

– Хотела салат посеять сегодня, – расстроенно добавила она, немного помолчав. – Как раз место на грядках было.

* * *

Это самая большая пытка – сосредоточиться на деле, когда тебя со всех сторон дёргают, требуют соответствующих результатов, а времени на само дело вообще не дают. И носишься ты в итоге вокруг, хватаешься за всё подряд, а изнутри тебя сжирает чувство вины. Не то делаешь, не так, всё плохо.

Брют сидел в новом кабинете, который нашёл Скат Иваныч, и пытался свести в одно оба убийства. Первое в Ладу, второе в Яви. И там и там знаток и всякий-разный, заключившие договор. Это не поддерживалось, но и не запрещалось. На такой случай существовали правила, а все возможные разногласия и неожиданности оставались уже на совести знатка, который решался на подобное сотрудничество.

Глеб сыпал предположениями, кто бы мог стоять за этим всем: человек или всякий-разный. Или это сообщники, которые объединились, чтобы крошить себе подобных.

– Вот смотри, в Явном мире живёт какой-нибудь сильный знаток, который убивает на своей стороне. А всякий-разный проходит в Лад и мочит тут, – рассуждал Глеб.

– И в чём прикол? – устало спросил Брют.

– Устраняют конкурентов?

Брют покачал головой, но теорию со счетов сбрасывать не стал. Дверь в кабинет открылась, и зашли Волчков с Зябликовым. Они тихо прошелестели мимо Глеба к столу Брюта. Глеб никак не мог их нормально разглядеть, постоянно что-то мешало, будто очки запотели. Вот и сейчас они стояли на расстоянии вытянутой руки, а понять, как выглядят, какие черты лица у одного и у второго, Глеб не мог.

Волчков наклонился к Брюту и что-то выдохнул, тот помрачнел, кивнул. Глеб моргнул, а два пограничника исчезли, неслышно закрыв дверь.

– Что на этот раз?

– Нашли анафида, который вселяется в тела и жрёт чужую энергию. – Брют достал из ящика стола чашку и бутылку воды.

– О, прикольно! – Глеб сразу подобрался.

– Не прикольно, – проворчал Брют.

– Почему?

– Пока мы шатались по Яви, эта тварь успела пять душ сожрать.

– Ничего себе! – Для Глеба это был первый случай, когда нечисть развлекалась масштабно. – Мне казалось, что анафиды так, мелочь.

– Мелочь – это кикиморы, мелкая пакость, но даже от них ты так просто не избавишься, если дашь волю. А анафид – это бес, тварь, что ставит себя выше всяких там кикимор и переруг. Не дай Великое древо ты сравнишь его в разговоре с аукой или болотницей. Он так оскорбится, что век будет за тобой ходить и гадить.

– Это что получается, он типа лешего в городе?

– Типа злыдни, но с чувством собственной важности до небес. – Брют налил в чашку воды. – Нахватаются у людей, потом пытаются доказать, что они такие же.

– Типа тоже с душой?

– Типа, – согласился Брют. – Вода – это связь.

Чашка дрогнула, по поверхности пошла рябь.

– А не проще позвонить? – спросил Глеб.

– Скат Иваныч не берёт с собой телефон, а сейчас дождь прошёл, вода везде. Через воду надёжнее.

Чашка вибрировала, слегка подпрыгивая на столе, звенела от напряжения эмаль.

– Босс, у нас анафид разбушевался, – сказал Брют в чашку.

Какое-то время было тихо, затем чашка стала трескаться.

– Адрес есть? – Голос Ската Иваныча из воды звучал глухо.

– Да, Волчков и Зябликов отправились туда, – ответил Брют.

– Хорошо, встретимся на месте.