Наргиз

Игорь Муратов

Наргиз

1.

История эта произошла в начале века в высокогорном районе одной из северокавказских республик, где стояла российская воинская часть. Там проходил срочную службу герой нашего рассказа.

В то время жизнь в горах нельзя было назвать спокойной. Несмотря на договоренности, достигнутые между представителями власти и наиболее дальновидными лидерами вооруженной оппозиции, мир оставался пока лишь призрачной мечтой. В лесах еще встречались небольшие отряды боевиков, состоящие из радикально настроенных жителей не только этой местности, но и арабов, прибывших поддержать своих братьев по джихаду из стран Ближнего Востока и Северной Африки, а иной раз и из бывших российских солдат, путь домой которым теперь был заказан, поскольку они успели запятнать себя тяжкими преступлениями. В сводках говорилось об уничтожении этих банд в ходе боестолкновений, но спокойнее как-то не становилось. Подпитываемые деньгами, оружием и амуницией – спасибо западным спецслужбам, они снова появлялись, как грибы после дождя. Не были редкостью обстрелы воинских частей и блокпостов, чаще всего молодыми горцами, которым «непримиримые» одурманивали головы россказнями про «священную войну» и сорок девственниц, причитающихся моджахеду после его смерти. Свои байки эмиссары международного терроризма подкрепляли либо угрозами, либо шантажом, либо крупной суммой, в основном – в заокеанской валюте. Этих несостоявшихся воинов джихада, естественно, при первой же их вылазке ответным огнем уничтожали снайперы. А если бандитам удавалось выжить, то рано или поздно с ними расправлялись сами подстрекатели. Но, по устоявшейся традиции, обвинения в любом случае звучали в адрес российских солдат. Это давало повод для новых клятв родственников погибших отомстить за смерть своих детей и, как следствие, вызывало новые витки насилия.

Мир на Кавказе тогда существовал только в воображении политиков да на страницах и сайтах правительственных газет и журналов.

И все же некоторые лидеры тайпов1, осознавшие бессмысленность продолжения этой бойни и уничтожения собственного народа, стали складывать оружие и возвращаться к мирной жизни. Постепенно их примеру следовало все больше горцев, воевавших с правительственными войсками.

Хотя понятие «сложить оружие» было для них весьма условным, поскольку это вызывало непонимание и даже негодование у бывших соратников. «Непримиримые» не ограничивались уговорами вернуться в горы и продолжить войну против гяуров2. Нередко тех, кто решил покончить с сопротивлением, причисляли к клятвопреступникам. А для них существовало лишь одно наказание – смерть.

Впрочем, и представители властей, особенно военные, хотя и приветствовали этих смелых людей, но все-таки относились к ним с подозрением, опасаясь, иногда небезосновательно, их возвращения в стан душманов.

Среди тех, кто, поверив лидеру республики, спустился с гор, отказавшись от вооруженного сопротивления, были Алихан Дамаев с сыновьями, старшим Салахом и средним Джамалом. Младшему из братьев Дамаевых, Асланбеку, тогда едва исполнилось пятнадцать. Мальчик, унаследовавший горделивый нрав горца, сокрушался, что ему не удалось принять участие в джихаде. Отец старался убедить подростка, что никто на их веру не посягает, а значит, и не может быть никакой священной войны. И то, что происходит – не более чем бойня за барыши и политические интересы толстосумов, в которой гибнут лучшие сыны Кавказа.

Главным условием, дававшим Дамаевым право вернуться к мирной жизни, было отсутствие совершенных преступлений. Во всяком случае так объявили власти. Глава рода с сыновьями быстро прошли проверку, убедив контрразведчиков, что на их руках нет крови российских солдат. Хотя, если быть откровенным, никто излишнего рвения отыскать «хвосты» не прилагал. Вскоре мужчины, вновь обретшие свои дома, зажили размеренной довоенной жизнью, всецело отдаваясь ведению хозяйства и занимаясь небольшим семейным бизнесом.

Через год-другой дело стало приносить неплохой доход, все страхи к тому времени улеглись, и казалось, что черная полоса закончилась.

2.

Однажды летним солнечным днем Алихан сидел под навесом на веранде, примыкающей ко второму этажу дома, и ждал гостей. С ним договорился о встрече один командир из воинского подразделения, дислоцированного неподалеку от горного села, где жила семья Дамаевых.

Вскоре во двор, огороженный каменным, выше человеческого роста, забором, въехал армейский уазик. Из него вышли трое: капитан спецназа Андрей Громов и сопровождающие его сверхсрочник Сергей Гросс по кличке «Бизон», действительно напоминавший это мощное животное, и рядовой Денис Авдеев. Последний прибыл в часть около трех месяцев назад и был по-мальчишески счастлив, что командир доверил ему, а не кому-нибудь другому сопровождать себя на переговорах с главой знаменитого тейпа Дамаевых. Это говорило о невероятном расположении со стороны командования и возвышало рядового в глазах сослуживцев почти до звездной высоты. Денис был парнем высоким и жилистым, хотя и ниже этого громилы «Бизона» и существенно у́же в плечах. Парень заслужил доверие командира не столько отличной физической подготовкой и практически идеальной стрельбой – таких в части хватало, сколько мгновенной реакцией и умением молниеносно, почти интуитивно принимать правильные решения в любой, казалось бы, безвыходной ситуации.

– Неплохой особнячок, – тихо произнес «Бизон», выйдя из машины и оглядевшись. – Подход только по одной дороге, с двух сторон почти отвесные горы, а за домом, судя по всему, обрыв.

– Так с гор можно обстрелять на раз, – вставил Авдеев.

– А толку? Под домом, скорее всего, убежище, закрытое плитой, которая не только РПГ3 выдержит, но и удар авиабомбы. Здесь такие почти под каждой саклей. Настоящая крепость. Между первой и второй войнами отстроили, пока передышка была.

Группа подошла к дому и по деревянной лестнице поднялась на веранду.

– Ас-саляйму алэйкум! – поприветствовал Громов хозяина дома.

– Ва-алэйкуму с-салям! – ответил Дамаев, и мужчины сначала обменялись рукопожатием, а затем обнялись, похлопав друг друга по плечу, после чего степенно уселись за низкий столик.

Авдеев вопросительно посмотрел на Гросса.

– У них свои дела, – тихо шепнул «Бизон». – Не отвлекайся, неси службу.

Бойцы повернулись друг к другу лицом так, чтобы каждый из них мог видеть сектор за спиной другого, и положили руки на автоматы, свисавшие на уровне груди, готовые в любой момент начать вести огонь. Несмотря на то что хозяин гарантировал безопасность встречи, Денис чувствовал напряженность, которая отзывалась болью в икрах ног.

После нескольких приветственных фраз, обязательных по закону гор, и пары-другой выпитых пиал чаю, Громов перешел к вопросу, с которым приехал и который интересовал его командование.

– Уважаемый Алихан, хотел поговорить с тобой на одну тему.

– Да, Андрей, я понял, что ты не просто в гости заехал.

– Могу ли я тебе доверять?

– Ты меня обижаешь! – Было видно, что хозяин действительно оскорблен этим вопросом.

– Не гневайся, уважаемый Алихан! Видит Аллах, не хочу оскорбить тебя и твой дом. Вопрос уж слишком щекотливый, а у меня такое впечатление, что, пока мы тут чай пьем, кто-то все время держит меня на мушке из «крузака», который во дворе стоит.

Алихан бросил свой орлиный взгляд на автомобиль, припаркованный в нескольких десятках метров от веранды, и тут же крикнул:

– Джамал!

Из дома выбежал бородатый мужчина, одетый в черную униформу, с автоматом в руках. Авдеев, заметив его первым, направил в сторону Джамала дуло своего автомата. Но тот никак не отреагировал на это движение и торопливо подбежал к отцу. Алихан сказал ему несколько слов на кавказском наречии и Джамал, повесив оружие на плечо, спокойно подошел к внедорожнику и вытащил оттуда Асланбека, держащего в руках РПК4. Забрав пулемет, средний брат подвел младшего к отцу.

Алихан на родном языке тоном, который без перевода делал понятным все сказанное, отпустил несколько коротких фраз. Асланбек, слушая отца, все ниже и ниже склонял голову. Когда тот закончил, Джамал утащил брата в дом.

– Извини, Андрей. Молодой еще. Не навоевался. Займусь его воспитанием.

– Уверен в этом. А то дров наломает, не оберешься потом…

– Согласен. Ну, не держи зла. О чем ты хотел поговорить? – Дамаев быстро сменил тему, было видно, что происшествие с сыном не доставило ему удовольствия.

– Алихан, рассказываю только потому, что доверяю тебе. Завтра через село пройдет наша колонна.

– Знаю. Слышал.

Громов вскинул удивленный взгляд на собеседника.

Хозяин, усмехнувшись в усы, продолжил:

– Сам знаешь, в горах – эхо… Один человек другому на ухо шепнул, все услышали.

– А ты случаем не подскажешь, как бы нам это «эхо» изловить?

– Этого, увы, не знаю. Но кто-то точно сливает инфу о движениях ваших войск.

– Колонна сможет пройти без проблем?

– По моей дороге и через мои аулы – да. Скажу своим, чтобы чужих не пускали. А дальше – не знаю. Там сам решай.

– Хорошо, Алихан. Спасибо. В долгу не останусь.

– Да какой долг. Ты мне и моей семье уже сполна все отдал, когда не пристрелил меня тогда в горах. А скажи, кстати, почему не убил-то?

– Так ты раненый был и без оружия. Как я мог тебя расстрелять?

– А ты знаешь, я ведь именно после того случая стал задумываться: зачем мы воюем, зачем убиваем друг друга? Политикам не верю. А вот тогда понял, что не зря Аллах послал мне тебя и сохранил жизнь. Я долго размышлял над этим… – тут Алихан словно очнулся от своих мыслей и твердо проговорил: – Пройдет твоя колонна. И с другими тейпами свяжусь.

Разговор был закончен. После некоторых формальностей, сопровождающих любое прощание, троица двинулась к автомобилю. Как только бойцы спустились по лестнице с веранды во двор, Авдеев прошептал:

– Кажется, за нами кто-то присматривает.

– Проверь, – так же тихо скомандовал «Бизон».

Денис резко повернулся к дому, приподняв дуло автомата на изготовку, и увидел, что из чуть приоткрытого окна на втором этаже за ними наблюдает девушка, закутанная в хиджаб. Их взгляды встретились, и незнакомка, смутившись, быстро закрыла ставню. Ее личико показалось солдату таким миленьким, что он еще секунду-другую продолжал смотреть на плотно закрытое окно, а потом, опустив руку с автоматом, повернулся в сторону товарищей, которые стояли чуть поодаль и ждали его. Когда Авдеев подбежал к сослуживцам, «Бизон» съязвил:

– Вот, как баба на него смотрит, он сразу заметил, а когда командира на мушке держали – даже не дернулся.

Солдат стушевался и покраснел, а капитан с Гроссом басовито хохотнули.

– Ничего, научится. Сначала вот на баб реагировать, потом на «духов», – подмигнув, подбодрил бойца Громов.

От этих слов Денис, смутившийся было после комментария «Бизона», несколько повеселел.

– Понравилась? – с ехидной ухмылкой спросил Сергей.

Авдеев снова покраснел от смущения и неожиданно для самого себя кивнул, что опять вызвало негромкий басовитый смех сослуживцев.

– Ничего, – покровительственно заметил Гросс, – отслужишь – будут у тебя девушки! И не одна! А здесь – не шали! Горцы бесчестья не прощают! Заруби себе на носу!

Денис снова кивнул, потупив взгляд в землю.

– Ладно, поехали! – скомандовал Громов и негромко добавил: – А то загостились мы…

Они быстро уселись во внедорожник, который тут же рванул с места, оставляя за собой клубы серой дорожной пыли.

Троица вернулась в часть и доложила командованию о выполненном задании.

Надо ли говорить, что на следующий день военная колонна благополучно прошла по горным дорогам и покинула пределы Кавказа, вернувшись к месту постоянной дислокации в центральных регионах России.

3.

Время шло.

Рядовой Авдеев досужился до сержанта, причем звание свое получил не в «учебке» или работая штабным писарем, а добыл по́том и кровью, участвуя в спецоперациях и боевых столкновениях. Постепенно на гимнастерке стали появляться железные пятачки на цветных колодках – знаки воинской доблести.

Денис физически и морально окреп. Вслед за боевым опытом пришла и житейская мудрость. С ним стали считаться не только солдаты-срочники, но и офицеры. Приближался дембель – момент, которого ждет каждый солдат, когда можно будет напоследок обнять отцов-командиров, сказать пару душещипательных, напыщенных фраз прибывшим на смену «сала́гам»5, а потом сесть в тентованный кузов старого армейского «зилка» и в сопровождении БТРа6, трясясь по ухабам горных дорог, считать часы и минуты до вольной гражданской жизни.

Конечно же, и Авдееву хотелось поскорее взбежать по лестнице на свой этаж в старенькой хрущевке, под о́хи и вздохи постаревшей от долгого ожидания своего сына матери, обнять ее, такую счастливую, а потом – вышедших следом отца и младшую сестренку-школьницу. А вечером рассказывать пацанам во дворе о солдатских буднях службы в «горячей точке», не забывая, конечно, кое-что приукрасить, а где-то и откровенно приврать, чтобы у мальчишек от таких историй кровь стыла в жилах и они еще долго с завистью смотрели вслед бывшему солдату, идущему по их двору.

Но иной раз Денису почему-то вспоминался прекрасный овал лица в обрамлении восточного хиджаба, черные, как смоль, девичьи глаза под разлетом бровей, подобных вороньим крыльям, и сердце его наполнялось сладкой истомой. Несмотря на то что с того единственного раза, когда он увидел прекрасную незнакомку в доме Алихана Дамаева, прошло довольно много времени, забыть этот образ он не смог. И желание вновь увидеть ее было настолько сильным, что парень незаметно для себя стал мечтать о новой встрече так, как будто это было возможно. «Эх! – думал Авдеев. – А может, остаться служить на Кавказе по контракту?.. А что? Вот «Бизон», например, сколько лет уже здесь и ничего! Привык. И все у него хорошо».

Но потом мысли уносили его к родному порогу: «А родители? – размышлял солдат. – Они-то вряд ли поймут… Им не объяснишь…»

«Ну, так и что же… – в другой раз думал Денис. – Перед зачислением в учебку полагается отпуск. Поеду – поговорим… Поймут!..»

Так что, еще удастся взбежать по лестнице на свой этаж, обнять онемевших от радости родителей, похвастаться былыми и выдуманными историями во дворе… А потом… Потом снова духота пыльных дорог, раскаты автоматных очередей в горах, подъемы по тревоге: неуютная, неухоженная, опасная армейская жизнь. Зато там, куда тянет, где щемит сердце от одного лишь воспоминания о прекрасной незнакомке, где мечта увидеть ее еще хотя бы разок,может стать явью.

Только вот раздумья – это одно, а сделать шаг, который, быть может, изменит всю твою жизнь, совсем другое.

Денис прогнал одолевавшие его мысли, вышел из палатки и, почувствовав тепло южного солнца, прищурил от удовольствия глаза и сладко потянулся, подняв вверх руки. Хорошо! Как будто и нет никакой войны…

И тут боковым зрением он заметил, что у входа в палатку на ящике из-под снарядов сидит «салага»…

– Боец! – тут же взревел сержант. – Тебя не учили вставать в присутствии старшего по званию?!

Тот от неожиданности вскочил на ноги, встал по стойке «смирно» и, забыв надеть головной убор, приложил руку к виску:

– Виноват, товарищ… товарищ… – заикаясь пробубнил боец. – Товарищ сержант…

– Кто такой?! – заорал Авдеев.

– Я – Леха… – растерявшись еще больше, выпалил новобранец.

– Х…еха, бл…ть! – еще громче закричал Денис, перейдя на более чем понятный в армейских кругах язык мата. – Представься как положено!

– Рядовой Славин… – протараторил солдат, все еще держа руку в воинском приветствии.

– К пустой голове руку не прикладывают!

– Виноват… – совсем поникшим голосом просипел Леха и опустил руку.

– Почему один? Почему здесь? Почему бездельничаешь? Почему без пилотки? Почему на «крючок» не застегнут? На губу7 захотел? – не унимался сержант.

Такой шквал вопросов привел рядового в полнейшее смятение: он только мямлил что-то себе под нос, издавая неопределенные звуки. А после упоминания о гауптвахте и вовсе стал, как рыба, только открывать рот, не произнося ни звука. В чувство его привел удар кулаком в ухо.

– Рядовой, – уже спокойным голосом, но так же громко скомандовал Авдеев. – Успокойся и доложи, как положено!

– Товарищ сержант! Рядовой Славин! Готовлюсь к наряду!

– Вот так! – продолжил Денис. – А если «духи» полезут? Совсем обосрешься от страха?

– Никак нет, товарищ сержант! Я не трус!

– Я и вижу!

– Просто девушка давно не пишет. Расстроился… Виноват!

После этих слов память снова вернула Дениса в горный аул Дамаевых, и он как будто почувствовал на себе взгляд тронувшей его сердце горянки, мысленно залюбовавшись правильностью черт ее лица…

– Девушка, говоришь?.. – уже мягче проговорил Авдеев. – Девушка – это хорошо…

Но, поняв, что его занесло, сержант тут же исправился:

– Точнее, плохо… что не пишет. Но ты не переживай. Сюда почта отвратительно ходит. Получишь еще свое письмо. Я уверен.

– Так точно! – настороженно отрапортовал Леха, не понимая причину изменившегося настроения сержанта.

– Давно здесь?

– Никак нет! Первую неделю! После учебки…

– Ясно. Ты вот что, Леха… – доброжелательно проговорил Авдеев. – Не дрейфь! Напишет твоя девушка! Все будет хорошо! И меня держись! Помогу, чем смогу.

– Так точно! – пробубнил Славин, теперь уже совсем оторопев от неожиданно свалившейся на него сержантской милости и не понимая, чего от этой «доброты» ждать.

– Да, че ты заладил: так точно, так точно! Я же сказал: все будет тип-топ! Иди, служи!

Уйти – было самым большим желанием Лехи, и он, как только появилась такая возможность, громко выкрикнув короткое «Есть!», скрылся в палатке.

Авдеев же еще некоторое время постоял, размышляя, как повезло этому парню, что у него есть девушка, которая где-то далеко, возможно, за тысячи километров от этого зловещего места, ждет его из армии домой.

4.

Вскоре командование наметило переброску техники через участок, входящий в зону ответственности части, где служил Денис. Для обеспечения беспрепятственного прохода бронированной колонны на дороге выставили блокпосты, а там, где она примыкала к селению, осуществлялось патрулирование небольшими отрядами. Одним из таких отрядов, состоящим из трех бойцов, довелось командовать сержанту Авдееву. Работенка, надо сказать, не пыльная и не особо сложная, но требующая серьезных физических усилий: ходи и смотри, только очень внимательно.

Был выходной день, и по дороге то и дело сновали местные жители, передвигавшиеся кто на машинах, кто пешком, а кто и на тягловом транспорте, который все еще популярен в горах. Участок, который патрулировали автоматчики, был зажат с обеих сторон крутыми скалами, изгибаясь из-за горы, он плавно спускался и буквально вплывал в село. На въезде стояли пара-тройка глинобитных магазинчиков и несколько деревянных лотков, у которых шла бойкая торговля. Если бы здесь оказался человек из другого времени, он бы и подумать не мог, что тут идет самая настоящая война, и был бы сильно удивлен, увидев на улицах людей в бронежилетах и касках-сферах с автоматами наперевес, готовых в любую секунду открыть огонь. Между тем местные жители, коих хватало на этом импровизированном базарчике, на военных не обращали никакого внимания – привыкли.

Когда троица во главе с Авдеевым подходила к селу, то из ближайшего магазинчика, до которого оставалось не более десятка метров, вышли две женщины, одетые в длинные до земли платья и закутанные в хиджабы, согласно традициям этой местности. Одна из них, полная, находилась в преклонном возрасте, о чем говорила ее походка, а вторая была немного выше своей спутницы, стройной и юной, и этого не могло скрыть даже весьма широкое платье.

Когда Денис увидел их, сердце бешено заколотилось в груди.

«Неужели она?» – словно стрела, пронзила его мысль, а голова слегка закружилась. Денис остановился, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это видение.

Женщины подошли к припаркованному внедорожнику.

«Конечно же, она!» – застучало в висках у парня, когда он увидел знакомые номерные знаки на автомобиле.

Перед тем как сесть в машину, молодая девушка повернула голову, и ее взгляд встретился со взглядом солдата. Было видно, что на долю секунды она тоже оказалась в некотором замешательстве, но пожилая женщина подтолкнула ее, и они обе оказались внутри автомобиля, который тут же рванул с места, оставляя за собой клубы сизой пыли.

Это вывело Авдеева из оцепенения, он погнался было за внедорожником, но тягаться с парой сотен лошадиных сил было бессмысленно. Тогда Денис забежал в магазин и, прижав к стене продавца, бородатого мужчину, одетого в серую длинную рубаху на манер арабской и с такией8 с кисточкой на голове, заорал:

– Это кто? Кто только что вышел из магазина?

Было видно, что мужчина от неожиданного напора солдата испугался. Он поднял руки и округлил глаза. Только в этот момент Денис понял, что уперся в пухлый живот торговца дулом автомата, который, к слову сказать, вопреки инструкциям, но согласно здравому смыслу, был снят с предохранителя. Парень отвел оружие в сторону и уже спокойным тоном спросил:

– Кто сейчас вышел из магазина?

– Это – женщины…

– Я видел, что женщины. Кто они? Как их зовут?

– Это сестра уважаемого Алихана Дадаевича – Зухра Дадаевна… Она всегда ходит только в наш магазин, потому что…

– А с ней кто?

– Дочь уважаемого Алихана Дадаевича. Наргиз ее зовут.

Денис успокоился, похлопал торговца по плечу:

– Извини, брат! Не хотел тебя напугать… – и вышел из магазина.

Когда дверь закрылась, торговец плюнул вслед вышедшему солдату и прошипел:

– Шакал – твой брат…

Однако Денис этого уже не слышал, а если бы и услышал, то не придал бы значения. Он был счастлив! Теперь он знал ее имя! И то, что она бывает в магазине этого толстого бары́ги. Не так уж и мало!

Но когда Авдеев вышел на улицу, его ждали серьезные неприятности.

Он увидел, что торговая площадь пуста, а в нескольких метрах от магазина оба его подчиненных корчатся от боли, орошая дорожную пыль вытекающей из резанных ран кровью. Пока он был в магазине, кто-то напал на оставшихся без прикрытия солдат и сделал свое черное дело. Денис, не переставая смотреть по сторонам и держа автомат на изготовку, поспешил на помощь товарищам, но было уже поздно: точные удары кинжалами в неприкрытые бронежилетами гортани перебили сонные артерии. Смерть наступила быстро. Оплошность командира стоила жизни двоим ребятам.

От осознания этого Авдееву стало невыносимо тошно. Он упал на колени перед бойцами, которых не смог защитить и из груди его вырвался звериный рев.

Сквозь опустившуюся перед глазами пелену он видел, как по дороге в их сторону спешат другие солдаты…

5.

– Я готов понести…

– Да заткнись ты, ублюдок! Ты сгубил солдат! Кто их вернет матерям? Ты? Ты вернешь?!

Денис стоял по стойке «смирно» в палатке капитана Громова и получал полный разнос от своего командира. Авдееву не надо было объяснять, что все правила и инструкции здесь написаны кровью и, что их нарушение означает смерть. Твою или, что еще хуже, твоих товарищей. А он, сержант, нарушил. Почему? Потому что побежал за юбкой?.. И это стоило жизни двоим молодым солдатам, которые тоже хотели любить и быть любимыми, вернуться домой, встречаться с девушками, жениться, завести детей… А теперь всего этого не будет… не будет никогда!!! Потому что он, сержант Авдеев, нарушил…

На душе было паршиво. Лишь одна мысль теперь крутилась в голове Дениса: скорей бы выйти из палатки, пойти в распадок и там застрелиться. Чтобы не грызла совесть. Чтобы не ходить под испытующими взглядами солдат, особенно «салаг», для которых до сегодняшнего дня он был непререкаемым авторитетом, а теперь стал предателем…

Громов перестал кричать так же резко, как начал:

– Садись!

Он кивнул на стоящий у стола табурет.

Авдеев сел.

Командир поставил перед ним граненый стакан, достал из-под стола бутылку водки и налил ее по срез.

– Пей!

Сержант выпил, но не почувствовал ни горечи, ни хмеля.

Громов налил еще стакан.

– Пей!

Авдеев снова послушно выпил.

Теперь тепло медленно стало растекаться по телу сверху вниз. В голове немного помутилось.

Командир поставил на стол невесть откуда взявшуюся консервную банку с недоеденными кильками в томатном соусе и кусок черного хлеба.

– Закуси.

Солдат мгновенно заглотил еду.

– Сказать, о чем ты думаешь?

– О чем?

– Застрелиться хочешь.

Денис молча кивнул.

– Ну, правильно. Те уроды двоих убили, а один, дурак, сам себя прикончит. Вот «духи»-то обрадуются.