Полная версия
После Октября: очерки раннесоветской действительности
Павел Огорельцев
После Октября: очерки раннесоветской действительности
Павел Огорельцев – историк, исследователь. Окончил Уральский федеральный университет по специальности «Документоведение и архивоведение». Сфера профессиональных интересов включает в себя Советский Союз и советскую ментальность в различных проявлениях (коллективная память, общественные представления, взаимоотношения государства и Церкви, культура). Является автором нескольких десятков научных статей, сотрудничает со средствами массовой информации в качестве эксперта.
Рецензент:М.И. Титовец, историк, член Союза краеведов России, директор МКУ «Качканарский городской архив» (Качканар)
Автор выражает уважение и благодарность сотрудникам Качканарского городского архива, Центра документации общественных организаций Свердловской области, Центра эго-документов «Прожито» Европейского университета в Санкт-Петербурге за труд на благо исторической науки.
Вместо предисловия
Третье и четвертое десятилетия ХХ века были детством родившейся в Октябре 1917 года страны. Новая общественная идея, промышленная трансформация, изменение бытовых условий, доступность технологических новшеств, по задумке коммунистов, должны были вознести отечественное общество на невиданные ранее высоты. Время выдалось поистине многогранным. Почти 100 лет прошло с тех времён, и кажется, что все уже описано, указано, расставлено по своим местам. Тысячи историков в своих статьях и монографиях пролили свет на потайные уголки раннесоветской жизни, объяснили причины неудач, раскрыли секреты побед. Но, как показывает жизнь, далеко не на все вопросы, которые задавались и задаются, были получены чёткие ответы. День сегодняшний ставит многие из них ребром, снова актуализирует их значение. В частности, в публичном пространстве последних лет ведётся активная дискуссия о статусе и месте для тела Ленина[1]. В контексте сноса украинскими властями советских памятников истории и культуры, притеснения Украинской православной церкви наш взор вновь обращается к событиям вековой давности[2]. Внешнеполитический поворот к странам Востока, в том числе в образовательной среде, также находит свои параллели с 1920–1930-ми годами[3]. 10 лет назад было введено звание «Герой труда Российской Федерации», а вскоре мы будем праздновать юбилей создания советской награды. Иными словами, как показывает жизнь, история развивается спиралевидно, не повторяясь один в один, но во многом перенося свои шаблоны из одной эпохи в другую. Для лучшего понимания течения современных процессов полезным будет ориентироваться в том, что было до нас. В рамках этой небольшой книги я постарался так или иначе затронуть несколько сфер социальной жизни: религиозную, идеологическую, историко-культурную, воспитательную, политическую. Небольшие очерки, посвященные аспектам жизни раннесоветского общества, по-новому раскроют некоторые детали, многое окажется схожим с сегодняшним днём. Количество ссылочного аппарата может показаться несколько излишним, но я считаю, что в данном случае больше – лучше. С учётом того, что большинство ссылок интерактивны, читатель сможет самостоятельно углубиться в особо интересующий материал. Желаю приятного чтения!
Высшее церковное управление в 1917–1925 гг
Мы смиренно просим вас, возлюбленные чада наши, блюсти Дело Божие, да ничто не успеют сыны беззакония
Патриарх Тихон (Беллавин)
В начале ХХ века Российская империя столкнулась с перманентным кризисом, охватившим все основные сферы жизни – политику, военное дело, экономику, культуру. Не обошло это явление и Православную церковь, внутри которой многие священнослужители и миряне начали активно высказывать то, что раньше было лишь в варианте умозаключений – недовольство существующим положением. Напомню, что дореволюционная структура управления Церковью предусматривала её подчинение государству, в лице императора, и светскому чиновнику (обер-прокурору), иными словами, она была не отдельным духовным организмом, а рассматривалась в качестве официального органа власти (Святейший правительствующий синод) со всеми вытекающими из этого статуса плюсами и минусами. Главным недостатком имеющегося положения было то, что большинство вопросов, интересовавших представителей церковной общественности, возможно было решить лишь на общесоборном уровне, а не методами директивного управления. В конце концов, власть решила пойти навстречу чаяниям верующих, и для подготовки проведения Поместного Собора был создан особый орган – Предсоборное Присутствие, который состоял из нескольких отделов[4]. На его заседаниях между авторитетнейшими богословами и епископами того времени велась дискуссия, в которой среди прочих вопросов была затронута идея возрождения патриаршества. Вышедшие материалы Присутствия предварили выработку решений Поместного Собора, который состоялся уже в годину революционных потрясений.
Огорельцева Л. Зимний перезвон. 2021.
После отречения императора Николая II от престола, Святейший правительствующий синод, оставшийся без формального главы, признал Временное правительство. То, в свою очередь финансово поддержало начинания православных, ведь стало ясно, что медлить с созывом общецерковного Собора более нельзя, необходимо было решать накопившиеся проблемы. Товарищ председателя Собора митрополит Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий) так оценил проведение этого мероприятия: «То, чего не могла дать власть старого порядка, легко теперь дала новая власть»[5].
Авторитет избранного собрания был основан на Церковной полноте, которая реализовала себя на демократических началах. Дискуссия о восстановлении соборно-патриаршей системы на Всероссийском Поместном соборе 1917–1918 годов открыла новые возможности для практической реализации вероучения о предстоятеле[6]. Конечно, далеко не все в Церкви считали необходимым наличие единого главы, многие представители богословской профессуры, например, придерживались прямо противоположных взглядов. Но после Октябрьской революции было решено прекратить всяческие прения по этому вопросу, так как Церкви в непростое время стоило централизоваться и объединиться. Основные итоги работы Собора были оформлены в Собрании определений и Деяниях 1917–1918 гг. Это первый с петровских времён официальный внутрицерковный акт, в котором был канонически оформлен возврат к патриаршеству. Особый интерес представляют первые две главы, в них высшая власть представлена не в лице Патриарха, как следовало логически ожидать, а сосредоточена в Соборе из числа епископов, клириков и мирян[7]. В следующих положениях восстанавливается титул Патриарха Московского и Всероссийского, который подотчетен Собору и является первым епископом среди равных, а также перечисляется новая структура системы церковного управления, которая, однако, так и не была реализована на практике в полной мере из-за обстоятельств эпохи. Первоиерарх обладал широкими правами, сферой его ведения кроме Московской епархии становилась и вся территория Патриархии, а также военно-морское духовенство. В конце 2 главы была описана процедура смещения первоиерарха из-за канонических противоречий и порядок передачи власти.
Избрание первого Патриарха ХХ века проходило в два основных этапа: 1) тайное голосование и 2) жребий. Голосование, в свою очередь состояло из 3 туров, после прохождения которых Собор утвердил кандидатов на патриарший престол: архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого), архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого) и митрополита Московского Тихона (Беллавина). Жеребьевка состоялась 5 ноября 1917 года в Храме Христа Спасителя перед чудотворной иконой Богоматери Владимирской. По её итогам главой Церкви стал митрополит Тихон, который набрал меньше голосов, чем конкуренты в рамках общего голосования. Как показали дальнейшие события, в непростое время внутриполитических перемен, охвативших Россию, кандидатура этого пастыря как нельзя кстати подошла разрозненному стаду отечественных православных верующих.
В декабре Собором было принято определение «О Священном синоде и Высшем Церковном Совете», по которому Патриарх управлял Церковью совместно с коллегиальными органами в период между Поместными Соборами, то есть те полномочия, которые ранее целиком принадлежали дореволюционному Синоду, разделились на 3 ветви[8]. Одним из органов, как следует из наименования акта, был Священный синод, который должен был состоять из председателя (Пaтриарха) и 12 рядовых членов. Стоит отметить, что по задумке создателей новый Синод не являлся прямым восприемником старого, а был заново созданным продуктом Поместного собора с более узкими задачами административного профиля. Высший Церковный Совет создавался как выборный вспомогательный орган и состоял из Патриарха-председателя и 15 членов. Полномочия этой структуры можно условно разделить на управленческие: кадровая политика, командировки за границу; хозяйственные: церковное имущество, возведение и ремонт сооружений, пенсионное обеспечение; структурные: деятельность духовных образовательных учреждений, Учебного комитета; особо важные: рассмотрение епархиальных отчетов, проведение проверок. Также было создано Соединенное присутствие (Синод + ВЦС) под председательством Патриарха – главный орган церковного управления в период между Соборами. Его ведению подлежали вопросы смешанного характера или не терпящие отлагательства. Дела в Священном синоде и Высшем Церковном Совете решались в демократическом порядке большинством голосов, если же голоса выравнивались, то главным было решение Патриарха[9].
Как уже упоминалось выше, многие богословы эпохи опасались, что восстановление титула церковного главы повлечет за собой авторитаризм в принятии решений по управленческим и каноническим вопросам, однако, Тихон смог найти верный баланс в организации собственной деятельности: с одной стороны он дал свободу действий Собору, а с другой – чётко исполнял патриаршие функции в области окормления паствы, выразителя чаяний миллионов верующих. Кроме того, Патриарх стал проявлять себя как политический деятель (здесь прослеживаются параллели с досинодальным периодом), защищая права и интересы православных россиян в сложившейся обстановке, однако, в этой сфере, ему не удалось проводить четкую и последовательную линию. В начале 1918 г. Декретом Совнаркома Церковь была отделена от государства, а в конце года Патриарха кратковременно арестовали, это были первые сигналы от власть предержащих. Стало ясно – реализация одного из важных принципов марксовой теории будет проводиться в полной мере. Период 1919–1920 гг. ознаменовался целым рядом антицерковных мероприятий по закрытию храмов, монастырей и других духовных учреждений, по вскрытию мощей, прямой ликвидации духовенства. Патриарх Тихон был вынужден направить несколько воззваний, в которых обличил безбожную власть, предложил христианам мирную альтернативу противления злу («…силой веры вашей…») и определил, что Церковь не является политическим игроком[10]. Гражданская война, разбившая страну на несколько противоборствующих лагерей, привела к тому, что высшее церковное руководство в мае 1920 г. приняло постановление о предоставлении епархиальным архиереям в регионах временной автономии во внутренних делах в случае разрыва сообщения с Москвой. В ноябре этого же года этот документ принял уже постоянный характер, отделенные военными действиями епархии могли объединяться во временные митрополичьи округа, а единственная епархия могла дробиться на более мелкие административные единицы. Затухание внутреннего братского конфликта не принесло передышки российскому православию. В 1921 г. истекли полномочия высших коллегиальных органов – Священного синода и Высшего Церковного Совета, в этих условиях Тихон принял непростое решение перейти от коллегиальной формы управления к патриархоцентричной. Святитель пытался организовать общецерковное управление в условиях искусственной изоляции: был созданы Временный Священный синод и Епархиальное собрание в Москве, однако, эти органы не получили официального государственного одобрения. Тем не менее, этот шаг позволил выйти, в условиях неполноты соборных органов, из ситуации, когда решение принималось меньшинством голосов по причине отсутствия членов. После ареста первоиерарха РПЦ в 1922 г., высшее управление сосредоточилось в двух управленческих центрах, взаимно дополнявших друг друга в формальных делах: коллегиальных органах (Синод, ВЦС) и на патриаршем престоле (Тихон (Беллавин) и замещавшие его лица). После смерти первого Патриарха ХХ века наступил затяжной период «междупатриаршества», когда первенствующую должность в Церкви из-за усилившихся гонений со стороны советских властей временно замещал местоблюститель патриаршего престола. Важно понимать, что параллельно с построением и подстройкой под государство системы высшего управления в канонической Церкви, существовали и многочисленные раскольнические движения (например, обновленчество), по разным причинам привлекавшие к себе значительную часть прихожан и усложнявшие протекание внутриорганизационных процессов.
В общественном сознании рассматриваемый период ассоциируется с разными вещами, но практически во всех дискурсах или картинах восприятия советского прошлого несколько искажена тема религиозной веры. Политика воинствующего безбожия представляется настолько всеобъемлющей и мощной, что кажется – всякая организация верующих окончательно подавлена. На самом деле, как показывает анализ источников, несмотря на борьбу властей с церковными деятелями, прихожанами и религиозными элементами жизни, жизнь отечественной православной общины продолжалась, пусть и с невероятными издержками. Главным итогом 1917–1918 гг. в церковной среде оказалась выработка программных документов, решение части наболевших вопросов. В условиях внешней и внутренней нестабильности это был важный ответ на вызовы времени. Дальнейшие события продемонстрировали, что реализация многих принятых положений невозможна ни в теоретической, ни в практической плоскости. Однако, Патриарх и епископы старались по мере своих ограниченных возможностей сохранить хотя бы ориентацию на претворение в жизнь «Соборной» программы в рамках зависимого от государства положения. Надо сказать, это им удалось. Церковь в итоге прошла через это жесткое, но важное испытание, сохранив свою каноническую организацию. Впоследствии воззрения участников Собора на систему высшего церковного управления были положены в основу следующих управленческих документов (Положения 1945 г., Уставов 1988 и 2000 гг).
Советская монументальная пропаганда в 1920-е гг
Я назвал бы то, о чем я думаю, монументальной пропагандой
В.И. Ленин
Памятники во все времена являлась важным элементом публичной демонстрации объединяющих идей. Советская власть не стала первопроходцем в этом вопросе, но количественно и качественно расширила возможности такого способа пропаганды[11]. Актуальность закрепления общественных идеалов в скульптурных композициях важна не только с событийной точки зрения (локальные конфликты, домашние чемпионаты и турниры, СВО), но и с ретроспективной. Именно поэтому в настоящее время особый интерес представляет исследование способов организации увековечения значимых для СССР исторических событий и лиц, создание и поддержание советского монументального пространства в различных условиях. Очевидно, что пик сооружения памятных композиций по количеству и качеству пришелся на послевоенные десятилетия, что было обусловлено адекватным финансированием и глубинной необходимостью фиксации событий прошлого. Однако, обращение к начальному, «юношескому» опыту формирования монументальной пропаганды позволяет в значительной мере определить истоки способов показа, а также предсказать дальнейшее развитие этой сферы.
Октябрьская революция оказала влияние на все сферы жизни общества, в том числе на искусство. Поиск новых ориентиров для самоидентификации и продвижение революционных завоеваний в массы привёл к необходимости выработки единых подходов к творческому выражению коммунистической идеи. Наиболее практичным и наглядным способом её демонстрации стала скульптура. Именно поэтому на заре становления Советской власти под руководством председателя Совета народных комиссаров В.И. Ленина был разработан агитационный план коммунистического искусства[12].
Ленин – в авангарде коммунистической пропаганды
В декрете «О памятниках Республики» от 12 апреля 1918 года указывалось, что памятники, которые не соответствуют новой реальности необходимо демонтировать. В этот список попали не только правители (Петр I, Екатерина II, Александр III), но и неугодные герои (Скобелев, Сусанин), служившие царизму. Творческая мобилизация деятелей профильного искусства на освоение новых задач, поставленных партией, подразумевала создание «правильных» революционных монументов. Во вспомогательном нормативном акте был очерчен круг лиц, которые должны были прийти на смену старым авторитетам[13]. Власть практически никак не регламентировала способ и порядок изготовления памятников, имелся лишь государственный «поименной заказ». Для уменьшения затрат в некоторых случаях было решено просто переделать дореволюционные композиции под социалистические, как, например, было сделано с обелиском в Александровском саду. Большинство новых монументов впоследствии было поставлено стихийно, без привязки к окружающему ландшафту, причастность отдельных лиц к истории крупных городов и вовсе отсутствовала: Робеспьер в Москве, Лассаль в Петрограде, Либкнехт в Киеве, Маркс в Калуге. Объединяющей скрепой для всех этих, порой противоречивых, героев мировой и отечественной истории стала новая коммунистическая идеология. Отсылка к многочисленным деятелям Запада отдавала дань уважения более прогрессивным странам, которые практически полностью отошли от самодержавия[14]. Кроме персоналий внимание граждан должны были аккумулировать на себе и революционные события в России и за рубежом. Постепенно возводились монументы советской Конституции, на которых впоследствии выбивались ключевые цитаты из основополагающего документа страны.
В условиях ограниченных материальных возможностей, а также сжатых сроков, большинство памятников изготовлялось из гипса, бетона, мраморной крошки и дерева, что приводило к постепенной порче, а иногда – к полному исчезновению в течение последующих лет. Историческая достоверность воспроизводимых портретов, несмотря на тяготение к реализму, была удручающей: скульпторы стремились воспроизвести лишь наиболее узнаваемые черты. В воспоминаниях наркома просвещения А.В. Луначарского можно найти подтверждающие это мысли: «не всегда памятники были удачны… московские Маркс и Энгельс, которых москвичи называли Кириллом и Мефодием. И действительно они были сделаны святыми мужами, высовывающимися как будто бы из какой-нибудь ванны»[15]. Но, как и рассчитывал В.И. Ленин, задача по пропаганде коммунизма в городах в кратковременной перспективе постепенно решалась.
Изготовление памятников, особенно в столичных центрах приносило пусть и небольшой, но всё же доход, а потому хорошие мастера охотно брались за любые заказы. Диалог с властью в начале 1920-х послужил для многих из них ступенькой к вершинам признания. Говоря о характерных особенностях, присущих монументальным композициям того времени стоит выделить основные: масштабность, массовость, рациональность, сакральность и преобладание количества над качеством. Они наиболее ярко воплотились в таких архитектурных образах, как «Памятник жертвам революции» на Марсовом поле в Петрограде (1919 г., Л.В. Руднев), мавзолей В.И. Ленина в Москве (1924 г., А.В. Щусев), «Освобожденному труду», «Уральские коммунары», «Карл Маркс» в Екатеринбурге (1918–1921 гг., С.Д. Эрьзя (Нефёдов).
Важной процедурой было официальное открытие памятников, которое приурочивалось к мемориальной дате или социалистическому празднику. Этим достигалось двуединое представление новой власти – вербальное и визуальное. Если раньше скульптура воспринималась как нечто элитарное и недостижимое, то после Октября власть стремилась приблизить судьбы героев к судьбам рядовых граждан. Честно говоря, удавалось это с большим трудом, особенно в удалённых городах и деревнях. Слишком уж большая разница ощущалась в мировоззрении профессиональных революционеров и людей земли. Однако, общество постепенно привыкало к новым лицам и событиям, которые стоило почитать в новой политической реальности. Было в размещении монументов и нечто религиозное. Памятники, как коммунистические алтари, располагались в основном в центральных районах городов, в отдельных случаях прямо на площадях или иных открытых пространствах. Проходящие мимо граждане получали ежедневный визуальный урок воспитания. Часто к возвышающимся символам социализма пристраивали рекреационные зоны и места для досуга, чтобы преемственность идей и положительная ассоциация закреплялись надолго. Такой облик советского города способствовал созданию легитимности советской власти в визуальном виде вплоть до конца 1920-х годов.
Партийные чистки
Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи
В.И. Ленин (Ульянов)
Партийные чистки, проводившиеся на начальном этапе оформления бюрократии советского типа, до сих пор не получили однозначной оценки в отечественной историографии. Одни исследователи считают это чисто внутриорганизационной грызней, не имеющей отношения к глобальному развитию страны, другие – жестоким актом коммунизма / сталинизма / национальной интеллигенции (нужное подчеркнуть) по отношению к кристалльно честным людям, третьи одобряют и выделяют необходимость повсеместного очищения управленческой системы от прикипевшей к ней грязи. Лично мне кажется, что каждая из точек зрения имеет право на существование при наличии работающих аргументов, а объективная истина находится где-то посередине. Хотелось бы, чтобы читатель по итогам прочтения данной главы сформировал собственное видение ситуации, попробовал проникнуться атмосферой эпохи, оказался на месте главных и второстепенных действующих лиц.
Для корректного изложения последующих фактов необходимо определиться с сущностью проводимых партией мероприятий. Говоря строго научным языком, чистки являются комплексом организационных мер по проверке соответствия членов коммунистической партии Страны Советов предъявляемым к ним требованиям. Само явление в своём классическом представлении представляло собой нечто вроде общественного суда, которому подвергались заподозренные в нелояльности и нарушениях дисциплины товарищи. Основной причиной заявлялась борьба с бюрократизмом и сопутствующими ему явлениями: волокитой, протекционизмом, казнокрадством, канцелярщиной. В общем, всё, о чём писал великий дедушка Ленин[16]. И действительно, во время и после победного окончания Октябрьской Революции в ряды РКП(б) вливались тысячи новых членов. Часть из них вступила в политическое объединение из лучших моральных побуждений, но были и те, кто воспользовались конъюнктурой текущего момента и решили таким образом свои частные интересы. Внутрипартийная «рабочая» оппозиция негодовала – как, мол, в партии рабочих и крестьян большинство может принадлежать представителям других классов? К началу лета 1921 года стало понятно, что таких «сомнительных элементов» в структуре партии стало слишком много. 27 июля большевистский Центральный комитет выступил с публичным обращением в «Правде», в котором поставил задачу очистить партию от недостойных: кулаков, мещан, откровенно буржуазных интеллигентов, меньшевиков и примкнувших к ним граждан. Основной упор в первой, исторической чистке делался на создание пролетарского ядра, которое было надежно и предсказуемо, в отличие от прочих социальных слоёв. В результате процедуры из партии выбыло около половины её членов, общая численность коммунистов составила более 400 000 человек[17]. После окончания Гражданской войны аппарат советской партийной машины начал вновь разрастаться по различным причинам, однако, с повышением количества партработников не повышалось качество работы командной системы. Многочисленные постановления и обещания сократить штат ни к чему не приводили. В декабре 1924 г. Сталин выдвинул тезис о «построении социализма в отдельной стране», и для укрепления партии в неё начали активно принимать крестьян. С другой стороны, для развернутого строительства общества социалистического типа вопрос качества кадров стал ключевым, а потому требовался очередной просев аппарата, главным образом, за счёт давних членов. В течение нескольких лет по всей стране проходили локальные чистки, редко выходившие за пределы определённого региона. За 7 лет ряды коммунистов вновь сократились, хотя и не настолько, как в первую и последующие волны. По мере своего исторического развития, чистки постепенно становились способом сведения счетов во внутрипартийной борьбе. Конечно, фактически такой взгляд не декларировался, власть преподносила очередную проверку в качестве борьбы с засевшими внутри организации врагами государства. Однако, стоит помнить, что несмотря на последовательное конструирование подобного мнения в средствах массовой информации и официальных документах, нельзя отрицать объективное наличие многочисленных карьеристов и приспособленцев, да и вообще далеких от коммунизма людей в рядах партии даже по итогам «ленинского отсева».
