bannerbanner
Книга, которую написала няня
Книга, которую написала няня

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 6

Лана Верджине

Книга, которую написала няня


«В работе над книгой мне была оказана помощь со стороны двух редакторов. Каждый из них помог мне в меру своих возможностей, и за это спасибо! Но перед выходом книги в свет я все же приняла решение обрамить ее в свою собственную редактуру, что, конечно, заняло много больше времени и отняло много сил, так как я не редактор, не корректор и не писатель и взялась совсем не за свое дело, зная, сколько людей обычно задействовано в работе над текстом и над самой идеей. Но для меня важно было вернуть и сохранить свои эмоции, свое настроение и свои истинные впечатления. Немного обеспокоена тем, что, возможно, это не самым лучшим образом отразится на качестве восприятия книги, но все же больше уверена в том, что интерес от этого к ней меньше не станет».


Знаки свыше

Никак не могла начать писать эту книгу. Ну никак, и все тут! Постоянно откладывала на потом, думала: а вдруг это никому не будет интересно, а значит, и нужно никому не будет. Но сердце говорило обратное. И знаки, время от времени появляющиеся в моей жизни, ясно давали понять – пора начинать… Но ведь я никогда не писала книг.

А потом был еще один знак, который окончательно убедил меня, что откладывать больше нельзя. Как-то утром выхожу из подъезда, подхожу к своей машине и вижу – на лобовом стекле, под «дворником», лежит перо птицы. Смотрю на него и думаю: на голубиное не похоже, большое слишком для голубя, на перо вороны тоже – цвет не тот. Хотя понятно, что других вариантов особо и нет – либо голубь, либо ворона. Первая мысль была, что вероятно, птица застряла под «дворником», но как она туда могла попасть? Глупая мысль, ведь «дворники» в своем обычном положении, как и должно быть плотно прижаты к стеклу. Сигнализация у машины не срабатывала, следов птичьих боев на капоте и на стекле не было. Только специально можно вот так его, это перо, туда положить, а точнее подложить. Но кому и зачем это надо? Так и не поняла, как это загадочное перо, совершенно неповрежденное и аккуратно прижатое к стеклу автомобильным «дворником», смогло там оказаться.

Взяла его в руки, села в машину, сижу, смотрю на него. На доли секунды мысли перенеслись во времена, когда перо обмакивалось в чернила и наши предки писали историю. И я так отчетливо себе это представила, что и в самом деле захотелось начать писать. Но это был и очередной знак свыше, который еще раз убедил меня, что откладывать более нельзя, и после которого твердо решила – пора браться за книгу. Значит, это кому-нибудь нужно.



P.S. Имена всех персонажей изменены.

О том, как я начинала

Судьба часто забрасывает меня в семьи, где не родителям нужно помогать, а детей спасать. И такой поворот событий был для меня немного неожиданным.

О том, как воспитывают детей, как и все мы, в большинстве своем, я судила по примеру родственников, друзей, знакомых. Но даже среди своего окружения я наверняка знала не все о том, как там воспитываются дети. Но того, что наблюдала, было вполне достаточно, чтобы понимать, что детей там точно спасать не надо. Любви, заботы, внимания, как, впрочем, и строгости в воспитании, дети в этих семьях получали достаточно, что я и могла наблюдать в процессе нашего многолетнего общения. Тем не менее мои рассуждения на предмет того, какую семью можно назвать благополучной, а какую нет, так и не привели меня к четким и однозначным выводам.

В одной семье, на первый взгляд вполне благополучной, мне пришлось пообщаться с ребенком, психика которого была крайне неуравновешенной, а его поведение делало обстановку в семье совершенно невыносимой. И причиной тому – неправильно выстроенные отношения родителей с ребенком. И вот другая, к примеру, семья, без сомнения, неблагополучная, которую знаю уже долгие годы, и в которой отец семейства длительное время злоупотреблял алкоголем, и доходило у него это состояние вплоть до белой горячки, в то время как жена его работала на трех работах, чтобы хоть как-то прокормить, одеть и обуть двоих детей. Ценой нечеловеческих усилий этой женщине все же удалось убедить мужа пройти курс лечения от алкоголизма, после чего обстановка в семье в корне изменилась. Мужчина начал работать не покладая рук, старался сделать для семьи все, что было в его силах. Да и дети у них, надо сказать, выросли замечательные – воспитанные, добрые, умные и не проблемные.

***

Семьи, в которых родители пьют, ведут аморальный образ жизни, не занимаются воспитанием своих детей, в нашем обществе называют неблагополучными. Но и семьи, в которых царят разлад и непонимание, в которых умерли любовь и уважение, где измены и предательство, ведь тоже не являются благополучными. Обстановка в таких семьях порой бывает абсолютно невыносимой, и дети там страдают не меньше. Но кто, как не мы, родители, должны понимать, насколько нелегко детям нести на плечах психологический груз наших бесконечных «взрослых» проблем, кто, как не мы, просто обязаны беречь такую ранимую детскую психику и стараться наконец уже быть разумнее.

В одной из семей, куда забросила меня судьба, мама детей была женщиной совершенно неуравновешенной. Если она начинала ругаться, то крик ее сразу же переходил в откровенную истерику. Она могла кричать на детей не только дома, но и на улице, в присутствии соседей и совершенно посторонних людей, абсолютно ни в чем себя не сдерживая и никак не контролируя свои эмоции. Такой же неуправляемой в плане эмоций была и ее двенадцатилетняя дочь – в школе учителя мечтали «избавиться» от девочки, а родители подруг запрещали им общаться с ней. Об этом без стеснения рассказывала сама мама. И, конечно, мне пришлось не только наблюдать отвратительное поведение девочки по отношению к окружающим, но испытать и на себе.

И был в этой семье мальчик Миша восьми лет – к слову, замечательный ребенок, который панически боялся своей сестры и не желал оставаться с ней наедине, так как она, впадая в состояние неконтролируемого гнева, не раз предпринимала попытки душить его. Мишутка рассказывал мне, как дважды она набрасывалась на него, накрывала ему лицо подушкой, пытаясь изо всех сил удерживать ее руками. А когда силы ее были на исходе, так как он делал мучительные попытки вырваться, она садилась на подушку и, обхватив его ногами, еще сильнее начинала на нее давить. Она запугала брата до такой степени, что с моим появлением в их семье он стал ходить за мной как хвостик, хватался за меня как за спасительную соломинку, не оставаясь один ни на минуту. Девочка выплескивала на окружающих столько злобы, ненависти и зависти, что ожидать от нее можно было все, что угодно.

Мишутка ложился спать только в моем присутствии, так как сестра, находясь в своей комнате, умудрялась издавать какие-то невообразимые звуки, которые пугали брата и доводили его до истерики. Она могла заранее спрятаться под его кроватью, чтобы «завыть волком» именно в тот момент, когда он начинал засыпать. Зная все эти ее «приемы», я вытаскивала девчонку из-под кровати брата, каждый раз давая понять, что подобные поступки не делают ее умнее. Мама детей, к сожалению, относилась ко всему этому … да, в общем-то, никак.

Рассказанное мной, наверняка может показаться кому-то обычными детскими шалостями, если, конечно, не учитывать тот факт, что сестра дважды пыталась задушить брата, била его по голове при любом удобном случае и запугивала до такой степени, что у мальчика было регулярное недержание.

Я не знаю хорошо историю этой семьи, знаю только, что дети в раннем возрасте были отданы на воспитание бабушке с дедушкой и виделись со своей мамой очень редко, так как с ними она не жила. Когда бабушка тяжело заболела, она вынуждена была вернуть детей матери. Вот тогда эта самая «мать» и начала искать помощницу, так как заниматься детьми у нее не было никакого желания.

Мне дико было слышать, как мама детей отзывалась об их бабушке, которая на тот момент была неизлечимо больна. Не стесняясь в выражениях, она при детях озвучивала свои обиды и претензии к бабушке, рассуждая, что та долго не протянет, чего ей и желала. Обиды же, как выяснилось, были вызваны тем, что бабушка заболела не вовремя и вернула ей детей в самый неподходящий момент.

Миша, видимо, впитал воспитание бабушки с дедушкой, был добрым и понимающим ребенком и, предполагаю, больше пошел характером в отца, которого я никогда не видела, но уж точно не в мать. Он всегда пытался помочь, когда его о чем-то просили, с уважением относился к девочкам, даже несмотря на то, что рядом был такой отвратительный пример в виде его сестры. У него было какое-то врожденное благородство. Всегда от всех наполовину скрытые его нервозность и раздражительность никогда не доходили до крайностей, в том виде как это проявлялось у его сестры и мамы. Еще он панически боялся учиться читать, и очень отставал в этом, так как учила его сестра, которая всегда кричала на него, била головой о стол и постоянно твердила, абсолютно не стесняясь в выражениях, что он «полный идиот, дурак и дебил».

Мне не потребовалось много времени, чтобы снять у Миши страх к чтению и к обучению в целом. Достаточно было проявить к ребенку немного любви, понимания, терпения, подбодрить добрыми словами, сказать что он умный, что у него все хорошо получается и что он все сможет. Однако сестра, находившаяся в такие моменты рядом, слыша в адрес брата слова одобрения и поддержки, тут же начинала выкрикивать оскорбления в его адрес, пытаясь в очередной раз унизить его и довести до слез.

Если же ругались мама с дочерью, то в их перебранках обильно использовалась нецензурная лексика со словами оскорблений, криками и визгами. Уровень развития и воспитания мамы не сильно отличался от уровня развития и воспитания ее двенадцатилетней дочери.

Глава семейства жил в другом городе и периодически высылал им деньги, которые «прогуливались» мамой и дочкой – каждой по-своему. Когда деньги у них заканчивались и мне ставилась задача накормить детей, а в холодильнике на ближайшие три дня в ограниченном количестве оставались курица, яйца и молоко, то приходилось выкручиваться. Макароны еще правда были, и мука выручала, пекли блины.

В те редкие моменты, когда звонил папа детей, общалась с ним, как правило только дочка. Иногда она сама ему набирала, возмущенная тем, что он долго не звонит, и потому что ей нужны деньги. Она жаловалась на маму, говорила, что жить с ней невыносимо, и просила, чтобы папа забрал ее к себе. Мишутка никогда не разговаривал с ним. Пару раз я спрашивала его почему он не общается с папой, на что в ответ всегда была полная тишина, и мне никак не удавалось вытянуть из него ни слова. Меня беспокоило что он уходил в себя, когда мы затрагивали эту тему, и мне казалось, что ему просто необходимо выговориться. Догадывалась, что вероятно этот вопрос, был болезненный для него, и решила, что, может, как-нибудь потом мы обязательно поговорим с ним об этом. Мама категорически отказывалась общаться с отцом своих детей, но это уже их взрослые дела.

В конце концов мне все-таки пришлось уйти из этой семьи, так как все дальнейшие отношения с мамой этих детей продолжать по многим причинам я, более, не могла. И переживала, конечно, за Мишутку: сколько еще придется ему терпеть это психологическое давление и все эти унижения со стороны своей сестры. Проведя с ней определенную работу за время нашего общения, назовем это воспитательным процессом, я все же верила, что, пусть хоть немного, но мне удалось вселить в нее капельку добра и человечности. Иногда рассказывала ей про своего брата, который ушел из жизни, когда ему было всего двадцать четыре года, пытаясь тем самым дать понять, что все в этом мире непостоянно и надо ценить, любить и учиться понимать родных и близких, когда они рядом с нами, и обязательно беречь. При всем моем отвращении к повседневным, ужасающим своей жестокостью поступкам и вульгарному поведению этой девочки, старалась не показывать ей весь свой негатив по отношению к ней, старалась решать все конфликтные ситуации, собрав всю свою волю в кулак, по-доброму и по-дружески. Ведь только добро может сеять добро. Но при этом немало возникало ситуаций, когда я была по отношению к ней и строгой, и требовательной.

Как-то девочка приболела, слегла с высокой температурой. Мама ее, находясь в соседней комнате, за весь вечер ни разу не подошла к дочери и ни разу не поинтересовалась, как она себя чувствует. Чтобы хоть немного сбить температуру, помимо лекарств я приносила ей воду и заставляла пить. В какой-то момент, ощутив особую жалость к этому ребенку, когда она уже засыпала, я поцеловала ее в лобик. Мне очень хотелось верить, что мое теплое отношение, обязательно посеет в ней зерна доброты и сострадания. Мне хотелось помочь ей, хотелось показать примером, что нельзя жить только ненавистью, мне хотелось сделать ее лучше.

Как только я завоевала доверие и уважение девочки, а на это ушло месяца три, уже можно было хоть как-то влиять на ее поведение, на ее воспитание, на ее отношение к окружающим. Она начала прислушиваться ко мне, советоваться со мной и даже делиться сокровенным. А однажды она меня обняла, в благодарность за разрешение ее неразрешимой проблемы в отношениях с подругой.

Но надолго ли хватит того тепла и доброты, которые я с таким трудом взрастила в ней? Думаю, ненадолго, если учитывать, кто и как воспитывает ее. И как там сейчас Мишутка? Каким он вырастет, воспитываясь в этой семье? У него очень доброе сердце, он обладал какой-то, как мне казалось, природной интеллигентностью, но вероятнее всего это тоже заслуга бабушки с дедушкой, это они успели заложить ему основы мужского воспитания и порядочности. Верю, что он вырастет хорошим человеком, у него хорошая энергетика, возможно, не малого достигнет, если, конечно, выстоит в условиях такого жесткого морального давления со стороны сестры и явного безразличия ко всему происходящему со стороны мамы.

***

После, пригласили меня в семью с двумя девочками, сестренками. Мама – бизнесвумен, очень уверенная в себе женщина, папа – в поисках работы, какой он человек сразу и не определишь, но по понятным причинам нервный, с частыми приступами раздражительности. Сразу вспоминается как возили одну из девочек на занятия верховой ездой. За рулем был папа, на протяжении всего пути он пытался обогнать каждый проезжающий мимо нас автомобиль, если обгоняли его, он тут же заводился с пол-оборота и начинал устраивать обгоны с торможением, подрезанием и прочими маневрами, характерными для подобных ситуаций. Находясь вместе с ним в машине, мы постоянно пребывали в состоянии стресса, и каждый раз я замирала в ожидании, что кто-нибудь из невольных участников этих соревнований не выдержит, выйдет из своей машины и отдубасит зачинщика по полной программе. К счастью, таких совместных поездок было немного. В дальнейшем я предложила возить девочку на занятия верховой ездой на своей машине. В дороге я включала ей легкую, спокойную музыку, под нее она могла подремать или просто расслабиться, и в такой обстановке общаться с ней было гораздо легче.

Девочки были погодками – одной семь, другой восемь лет. С той, которая была помладше, я прекрасно находила общий язык, мы понимали друг друга в буквальном смысле с полуслова. Другая, что постарше, была ребенком озлобленным, с ней было сложно (вот ее-то я и возила на занятия в секцию верховой езды). Родители же, напротив, лучше находили общий язык со своей старшей дочерью.

В один из дней мне с детьми нужно было идти в поликлинику, чтобы взять для старшей девочки справку у врача о разрешении посещать школу после болезни. Когда пришло время выходить из дома и младшая уже была в полной готовности, у старшей вдруг резко изменилось настроение, она залезла на шкаф и категорически отказалась куда-либо идти. Не помогли ни уговоры, ни разговоры, ни даже звонок мамы с работы. Я понимала, что ситуация зашла в тупик и ребенка на какое-то время надо оставить в покое. Ни о какой поликлинике речи идти уже не могло. Она сидела на шкафу, злобно смотрела на нас и разговаривать не желала. Как только мы вышли из комнаты, она тут же захлопнула за нами дверь и, за то время пока мы находились на кухне, придвинула к двери комод и закрылась на замок. Тогда я еще не знала, как можно было открыть его с моей стороны, это потом мне показали. Всегда думала: все должны понимать, что замки на дверях в детскую делать нельзя, хотя что осуждать, может, уже въехали в такую квартиру. Ни на какое общение, ни со мной, ни с сестрой девочка идти не хотела. С ужасом я отметила про себя, что этаж, на котором жила эта семья, высокий, решеток на окнах, конечно же, нет. Вот тут меня охватила паника, ведь ребенка я знала еще недостаточно хорошо и не понимала, что от нее можно ожидать и что могло прийти ей в голову. Я тут же перезвонила маме девочек, мама связалась с папой, и папа, к счастью, находясь не так уж и далеко, уже минут через двадцать был дома. По отлаженным действиям папы я поняла, что все это происходит не впервые.

В детской комнате, где произошла эта ситуация, да и на кухне тоже, видеокамеры стояли. Правда, было у меня ощущение, что это муляжи. После случившегося твердо для себя решила, что, если меня будут приглашать в семьи с детьми возрастной категории от шести лет и старше, то без наличия в квартире камер видеонаблюдения, пожалуй, не раз подумаю, соглашаться на дальнейшее сотрудничество или нет. Желательно, чтобы и решетки металлические на окнах тоже были установлены.

Спустя, наверное, месяц, как начала посещать эту семью, заметила у младшей девочки синяки на шее – четко отпечатавшийся на коже след от пяти пальцев руки. Когда я решила удостовериться и спросила, что это такое и откуда, она неохотно рассказала мне, что на днях папа разозлился на нее сильно и в гневе схватил рукой за шею. В один момент я представила: это с какой силой нужно было сдавить шею ребенка, чтобы остались синяки? Я попыталась выяснить, часто ли папа так делает, на что она ответила, что такое было впервые, однако ругается и замахивается на нее он достаточно часто. Я же всегда наблюдала, как девочка радостно обнимает папу, когда он приходит домой. Да и он всегда был внимателен и к ней, и к другой дочери. Возможно, это действительно был единичный случай, но после, я стала чаще расспрашивать младшую о том, как проходит каждый их день в отсутствие меня.

Надо сказать, что родители девочек – люди не пьющие, обеспеченные, порядочные – для дочерей старались сделать все, что могли. Дети посещали различные секции, у них была разнообразная культурная программа, им покупали наряды и старались ни в чем не отказывать. Но что-то, конечно, в семье было не совсем в порядке. Впрочем, как и в большинстве семей, которые мне довелось посещать.

К слову, недолго мне пришлось сотрудничать с этой семьей. Родители пригласили меня в надежде на то, что папа устроится на новую работу, а девочки останутся под моим присмотром. Но папа не отработал и трех месяцев. На этом мои посещения закончились.

***

Конечно же, мне встречаются семьи, в которых между родителями и детьми царят любовь и взаимопонимание, но это единичные случаи. Да и кто знает, сегодня у них так, а как будет завтра – неизвестно. Но зато, когда приходишь в такую семью, даже тебя, постороннего человека как будто окутывает облаком тепла, доверия и единения: и радость на душе, и гармония, и какое-то особенное настроение витает в воздухе. Это наполняет энергией, придает уверенности, как будто тебя кто-то защищает. И хочется, чтобы так было у всех и всегда.


Жизнь подскажет, судьба направит

В восьмидесятые для поступления в ВЮЗИ (Всесоюзный юридический заочный институт) необходимо было (а может, это была рекомендация, уже и не помню) отработать два года либо в суде, либо в милиции, либо в ГАИ. По окончании школы на два года меня пристроили в ГАИ, через знакомых.

Работая секретарем в ГАИ, прошла краткий курс обучения на Петровке, 38. Мне было интересно, хотелось понимать специфику работы следователей, дознавателей. Однажды даже довелось быть участником «учебной тревоги» – мероприятия, которое проводилось в нашем подразделении.

<Учебная тревога>

Как-то рано утром, может часа в четыре утра, в квартире раздался телефонный звонок. К телефону ответить подошел папа, недоумевающий, кому это понадобилось звонить в такое раннее время. Он взял трубку и хриплым спросонья недовольным голосом проговорил:

– Алло! Вы с ума что ли сошли, какая учебная тревога? Шутники… (дальше последовала нецензурная лексика).

Папа бросил трубку на корпус телефона и уже было направился к своей кровати, но тут звонок раздался снова. В полной готовности излить очередную порцию своего гнева на звонившего, он поднял трубку… но тут услышал, как звонивший уже вежливо представился (чего не случилось при первом звонке), назвал номер подразделения ГАИ, назвал мои фамилию, имя и отчество, и попросил пригласить к телефону.

Папа, уже окончательно проснувшийся и почти поняв, что к чему, обращаясь ко мне по фамилии, имени и отчеству, с ноткой юмора в интонации прокричал, в приоткрытую дверь моей комнаты:

– Просыпайтесь, вас к телефону! Учебная тревога, куда-то ехать надо срочно!

Проснувшись, и пока еще не осознавая что происходит, с удивлением посмотрела на папу, зачем-то в ночи стоящего у телефона. Он повторил:

– Иди, тебя к телефону.

По-прежнему не понимая, что же от меня хотят, с трудом поднявшись с подушки и опираясь на нее локтем, подкладываю руку под голову, прижимаю ладонь к уху и говорю:

– Алло!

Папа смеется и опять повторяет:

– К телефону тебя! Да не к тому, – указывает на мою руку, которую я подложила себе под ухо. – А вот к этому, – и показывает на телефонную трубку в своей руке. И смеется стоит надо мной.

Заехал тогда за мной сослуживец на машине, проживающий в одном районе со мной. Когда приехали в отделение ГАИ, обстановка, царившая там меня, озадачила: кто-то ходил в противогазах, кто-то без них бегал и суетился, кто-то просто сидел, расслабившись положив нога на ногу. Для контроля над исполнением и прохождением данного мероприятия в отделение прибыло руководство из вышестоящей структуры. Когда они закончили с проверкой более глобальных вопросов, дошло дело и до меня. Они расспрашивали о системе хранения, регистрации и движения документов, за которые я несла ответственность и которые находились у меня в сейфе, расположенном в углу комнаты, где и было мое рабочее место, перед входом в кабинет начальника ОГАИ: это были водительские права, талоны предупреждения изъятые у водителей, а также протоколы, составленные инспекторами гаи на месте нарушения. Много было и других разных вопросов административного характера, но и без шуток не обошлось в процессе общения, что делало обстановку менее напряженной и более доброжелательной.

Наше ОГАИ, отдельно стоящее вдоль шоссе маленькое здание, утопало в зелени, и был это обычный сорняк, который по своей высоте местами уже закрывал окна первого этажа. Пару раз мы обращались в соответствующие службы района с просьбой скосить, уже наконец, все эти заросли, но никаких ответных действий так и не последовало. По завершении «Учебной тревоги» кто-то из руководства еще раз упомянул о том, что пора бы наконец привести в порядок и территорию, а то уж слишком запущено все выглядит. А так как к концу мероприятия уже рассвело, то, приглядевшись еще более внимательно к обильной растительности, они, вдруг, вынесли неожиданный вердикт, что разросшийся многолетний сорняк не что иное, как конопля, после чего незамедлительно последовал вердикт второй – «Скосить немедленно!» На следующий день повыдергивали, вручную.

По окончании мероприятия руководство нашего ОГАИ вынесло мне устную благодарность за четкие и правильные ответы на все поставленные передо мной административные вопросы. Также упомянули, что, возможно стоит уже задуматься и над тем, чтобы пройти подготовку и обучение, для прохождения аттестации: получу звание сержанта, а потом можно учиться и дальше, двигаться по должностной лестнице. Я отказалась от предлагаемых мне перспектив, так как в дальнейшие мои планы такой поворот событий не вписывался. Какие-то другие, видимо, открывала перед собой горизонты.

В тот день мы задержались на службе, и заместитель начальника ОГАИ предложил довезти меня до дома на служебной машине с водителем. Это был замечательнейший человек, к которому относились все с большим уважением за его порядочность, за его умение достойно разобрать и разрешить любую сложную ситуацию и за многие другие качества. А жил он, как оказалось, не по далеку от меня, только мой дом находился по одну сторону шоссе, а его дом – по другую. Дорога к моему дому проходила через переулок, который носил название «Сержантский», на что внимания никогда не обращала, так как на автомобилях ездила редко, пользовалась общественным транспортом, который двигался по шоссе. Да и это место жительства было для меня относительно новым, еще свежи были в памяти воспоминания о недавнем переезде из старой квартиры в новостройку. Так вот, увидев название переулка – «Сержантский», мои сопровождающие не преминули тем, чтобы сразу же не прокомментировать ситуацию, с широкими улыбками на лицах давая понять, что это знак и что надо обязательно пройти аттестацию и получить звание сержанта. Но не сложилось…

На страницу:
1 из 6