Флорентийская блудница

* * *

– Глафира Сергеевна, я не такой как все! – крикнул он. – И я не лгал вам!

Она всё еще спала и бредила во сне.

Виктор стоял в ее земной спальне и смотрел на свою спящую возлюбленную.

– Не скрою, ваш сон весьма значителен и ошеломительно приятен для меня, моя дорогая королева. Частью себя я нахожусь всё-таки в нём. Я всё чувствую. И безумно счастлив от этого. Пики ваших сладострастий таковы по накалу, что в моих древних жилах закипает кровь… И всё же. Мне мучительно больно от некоторых ваших мыслей. Вы всерьез считаете, что я мог вас обмануть? Нет, я, конечно, известный лжец и плут. Оно и понятно. Оно мне и по должности положено. Я таков со всеми. Кроме вас! Но я удручен тем, что вы могли предположить мой обман тогда, во время нашей прогулки. Я не лгал вам, Глашенька! Я погибельно хотел вас, но знал, что убью вас этой связью. А в вашем сне вовсе не я. Там лишь часть меня. Некий симулякр, если хотите. Поэтому-то он вам и не опасен. Моя же природа – совсем иная. Я не человек. Я весь состою из огня.

Он присел на край её постели.

– Повторюсь, я многое чувствую через своего двойника. И за это вам безумно благодарен. Но я вам не лгал! Мне жаль, что вы не поверили мне. Ваша душа отринула мои слова и оправдания. Отсюда и такой сон. Я скоро разбужу вас. Я мог бы и сейчас разбудить. Но, видит бог, я не в силах оторваться от вас! Я не в состоянии до поры прервать ваше дивное видение. И пусть оно не станет вашим разочарованием. Мне трудно предугадать, куда вас заведут ваши грёзы. И ладно бы одни грёзы… Там много ваших страхов. И это печально… Ладно… Посмотрим, что вам приснится дальше, моя светлоликая вакханка.

После монолога над спящей Глафирой демон вновь исчез – растворился в зыбком пламени свечи, скользнув по стене хороводом сизых теней.

* * *

«Странно, неужели он мне лгал? Но, зачем? Что это? Неужели он такой же, как все? – думала она, закусывая от страсти губы. – И Володя, мой любимый Володя, как он-то смог вновь меня предать?»

Она лежала на животе, поджав под себя ноги. Правая нога была согнута чуть сильнее и поднята выше левой. Демон ритмично двигался позади нее, а она стонала от наслаждения. Владимир же в это время теребил ей соски и целовал в губы. Длилось это бесконечно долго. Её сотрясали волны оргазма – одна сильнее другой. Потом на место Виктора встал Владимир. И это вновь было безумно. Безумно и волшебно.

Стыд куда-то пропал, сменившись животной страстью. Затем её вновь переворачивали на спину и, запрокинув ноги, входили сверху. И вновь по очереди. Мокрые от пота волосы прилипали к лицу. Их заботливо поправлял Владимир, который держал ее за руки. Плечами и спиной она ощущала жар его паха. И каменный член, готовый к бою.

Ей казалось, что время тянется бесконечно долго. Мужчины то отдыхали, уходя к распахнутому окну, и курили душистые сигары, то вновь возвращались к кровати, тормошили её и заставляли подчиняться их смелым фантазиям.

– У тебя, Махнев, насколько мне не изменяет память, была одна «приспособа» для плотских утех, – вдруг оживился Виктор.

– Какая, патрон?

– Тиски со ступенями. Где фиксируется голова и руки рабыни, оставляя в свободном доступе её роскошный зад.

– Ага, была. А как же. Мы с Игнатом в ней замыкали Лушку.

– Вот-вот! Правильно, Лушку. Я отлично помню и Лушку, и ту великолепную композицию с огородным огурцом. Всё это было весьма живописно и зело затейно. И Глафира Сергеевна, насколько я помню, имела честь, лицезреть ваши мудреные экзерсисы. Так ведь?

– Нет! – вдруг крикнула Глаша. – Нет!

– Да, моя прелесть, – выпуская кольцами дым, рассмеялся Виктор. – Я знаю, что и тогда ты мечтала, оказаться на месте Лушки. Разве нет?

– Нет!

– А мы это сейчас посмотрим, – вторил патрону Владимир.

Она уткнулась носом в подушку и зажала пальцами уши. Кровь пульсировала в горячих висках. Сквозь ладони она слышала быстрые шаги и деревянный скрежет. Когда она открыла глаза, то увидела, что изуверская конструкция с одним большим отверстием для головы и двумя маленькими для рук, уже стояла посередине банной горницы. Владимир заботливо отер тряпочкой пыль с полированных досок и расстелил один из мягких половичков перед ступенями тисков – аккурат в том месте, где должны были стоять ее колени.

– Прекратите этот балаган! – сверкнув глазами, крикнула она.

– Глафира Сергеевна, признайтесь, что ПОДЧИНЕНИЕ – это именно то, чего вам так не хватает в любовных играх с супругом.

– Помилуйте, патрон, то, что происходит у Глафиры с отставным майором Мельниковым, играми-то назвать никак нельзя. Грешно называть их унылые телодвижения – играми. Он и не подозревает о том, какие сильные оргазмы способна испытывать наша недотрога при применении к ней даже легких элементов насилия. Скажите, ma chérie, ваш благоверный хоть однажды вас отшлепал?

– Нет, – тихо отвечала она, помрачнев лицом.

– А связывал ли он вас хоть однажды, разведя ноги так, чтобы вы сходили с ума от стыда и похоти?

– Нет…

– Ну, тогда позвольте узнать еще об одной пикантной вещице: употреблял ли хоть однажды супруг ваш сладкий афедрон? Скажу, не мудрствую лукаво: входил ли он своим хуем в вашу сладкую попочку?

– Замолчите!

– Ну, вот… Что и требовалось доказать.

– Audiātur et altĕra pars[4], – приподняв бровь, иронично заметил Виктор.

– Ха-ха, патрон! Уж не предлагаете ли вы пригласить сюда нашего бравого майора и расспросить его обо всех пикантных подробностях с особым пристрастием?

– А что? Это идея…

– Не трогайте моего мужа!

– Ах, какие нежности! Да, кому он нужен ваш муж? Меня только от вида его тошнит. До того он правильный. Патрон, вас никогда не тошнило от сладкого?

– Ну, как же! Конечно, тошнило… Как сейчас помню, обкушался я как-то пряничных пасхальных голубков в патоке.

– Довольно вам кривляться, господа. Я вижу, что вас обоих не оставила равнодушными моя супружеская жизнь. Не кажется ли вам, что копаться в чужом исподнем, это низко.

– Нет, не кажется. Если это исподнее ваше, Глафира Сергеевна. Так уж вышло, что оставить вас в полном покое – не представляется возможным.

– Володенька, довольно нам пикироваться. Приятно одно: от этих живых диалогов наша красавица, наконец, вновь пришла в чувства. Даже энергии в ней стало больше. Вон, и щечки от спора заалели. Ручками машет, груди колышутся. Я любуюсь ею и мечтаю, как можно скорее, увидеть ее в этих тисках.

– А это мы запросто. Только, чтобы она не убегала от нас и не брыкалась, я хочу надеть на ее нежную шейку мягкий ремешок и защелкнуть его.

– А это идея! Я люблю водить обнаженных женщин на поводке.

Глафира и глазом не успела моргнуть, как ее обожаемый кузен оказался у нее за спиной и, ловко обведя шею кожаным ремешком, защелкнул его. От ошейника к рукам Владимира шел тонкий, но довольно крепкий плетеный поводок.

– Вот и всё, мадам. Теперь я не советую вам брыкаться. В таком виде вы будете намного покладистее, чем накануне. Я слишком люблю вас, чтобы применять к вам более жестокие методы воздействия – такие, какие я применял ко многим своим рабыням.

– Ты что, не собираешься ее отшлепать? – разочарованно протянул Виктор.

– Патрон, у нашей девочки такая нежная кожа, что я боюсь оставить на ней красные полосы.

– Ну, а ты не усердствуй шибко. Я видел в твоем арсенале очень мягкую плетку из тонкой лайки. Там отменная кожа. Она только разогреет нашу красоту и ее трепетный бутончик.

– Хватит с меня! – крикнула Глафира сквозь слезы. – Разбудите меня сейчас же! Этот сон переходит все границы! Я хочу проснуться! Я не стану угождать вам в этом ошейнике для шпицев, словно ваша крепостная девка.

– Станешь, – вздохнул Владимир.

– Но, это низко!

– Мы знаем… – развел руками Виктор. – Мы всё это знаем. Однако мы не можем не исполнить задуманное. Сейчас вы станете на колени. И мы отхлещем вас парой плеток. А после мы вновь, по очереди, будем вас употреблять по вашему прямому назначению.

– И по очереди. И одновременно.

– Нет!

– Да, и ровно так, как подскажет нам наша бурная фантазия. Ведь с помощью этих тисков в нашем распоряжении будут все ваши отверстия – от вашего горячего рта, до узкого ануса… А потом мы вас снимем с тисков и завершим этот сон одновременным вторжением наших орудий. Ну, вы понимаете, как. Это ведь банальная классика. Вы сядете в позе наездницы на меня или моего Le Favori. А третий участник закроет тылы всей этой славной кавалькады.

– Не просто закроет, – хмыкнул Владимир. – Он забьет туда свое орудие по самые яйца!

Глафира побледнела и пошатнулась.

– Да, не бойтесь вы так! К этому времени мы непременно разработаем вашу, так долго неиспользованную попку. Она с легкостью примет все наши орудия.

– Начинай!

Глафира дернулась, но тут же поняла, что ошейник не дает ей двинуться с места. От натуги лицо ее покраснело. Пальцы вцепились в кожу поводка, в попытке, сдернуть его с шеи. Но вместо этого тело ее выгнулось, и она вынуждена была встать по стойке смирно, чуть отогнувшись назад. Владимир крепко натягивал поводок, выгибая ее спину так, что водопад густых волос сместился к спине, оголив голые груди, выпуклый живот и лобок.

– Видишь, как ты беспомощна. Теперь, с помощью простых манипуляций, мы легко можем поставить тебя в любую, самую похотливую позу.

Глафира взмахнула руками и еле удержалась на ногах.

– Веди ее к нашим тискам.

Словно собачку, Владимир потащил ее к изуверской конструкции.

«Господи, эти ступеньки часто снились мне в кошмарах, – лихорадочно думала она. – Я помню, как ужасно выглядела несчастная Лушка после долгого стояния на коленях. С безбожно раздвинутыми ногами. Они насиловали её часами с приказчиком Игнатом. Неужели и меня так же? Боже, какой стыд!»

Но вместе со страхом, словно непрошенный гость, ее телом овладело еще более мощное вожделение. Ей хотелось раздвинуть ноги так широко, чтобы члены ее мучителей проткнули ее насквозь. Живот ныл от нестерпимого желания.

«Да! – думала она. – Я всегда мечтала о том, чтобы это длилось часами. До изнеможения. Я хочу, чтобы они до краёв наполнили меня горячим семенем. И чтобы оно текло по моим ногам, прямо на пол. Много семени. И снова … Я готова умереть от страсти…»

– До смерти не получится, моя девочка! Как же ты горяча…

– Вы читаете все мои мысли? – вспыхнула Глафира.

– Увы, – демон развел руками. – И рад бы не читать.

– Она мечтает умереть от наших приапов?

– Да, – притворно всхлипнул Виктор. – Как это не прискорбно. Понимаешь, мой Le Favori, женская природа очень загадочна. Недаром все их сёстры произошли от Евы и Лилит. В них сильнее, чем в мужчинах, присутствует разделение на две половины: темную и светлую. В их маленьких душах ангелы и бесы иногда играют вместе, на одной и той же лужайке. Они их пытаются, видишь ли, совместить. Она одновременно – не хочет нас, и хочет. Да, так хочет, что готова умереть от страсти.

– Да уж. Я всегда говорил, что Глафира Сергеевна в душе – то ангел, то Вавилонская блудница.

Натянув поводок, Владимир заставил её склониться перед деревянными ступенями тисков. Она пыталась не опускать голову и не сгибать шею. Но натяжение поводка оказалось сильнее. Взмахнув руками, она вынуждена была подчиниться. Он позволил ей мягко опуститься на колени.

– Так, девочка моя. Так… А теперь еще ниже. Наклонись, я закреплю твою шейку в этом отверстии. Я все сделаю аккуратно, если ты не станешь брыкаться. Так, а теперь ручки – тоже в эти дырочки, – приговаривал он. – И не надо сжимать кулачки. Расслабь ладошки. Расслабь, я сказал.

Ей ничего не оставалось, как подчиниться этим настырным увещеваниям своего ненаглядного Владимира. Пока он готовил «экспозицию» с беззащитной Глафирой, выставляя ее в самой похотливой и развратной позе, обнаженный демон сидел напротив, посередине комнаты в бархатном кресле и, закинув ногу на ногу, курил дорогую регалию[5]. Время от времени он щурился от дыма и сплевывал крупинки табака.

– Отлично сморится. Какая попка выпуклая. Чудо, а не попка. Ты прав, Владимир Иванович, ее даже жалко плеткой-то охаживать. Такие белоснежные ягодицы должны были позировать самому великому Бернини. Он бы с удовольствием их изваял в мраморе.

– Да, я тихонечко. Только для разогрева.

– А ножки раздвинь шире. И привяжи их за щиколотки. И нижнюю ступеньку подними. Я хочу, чтобы ее талия прогнулась как можно сильнее. И да, заколи ей шпилькой волосы на затылке. Я хочу видеть ее плечи и шею.

Владимир исполнял все пожелания демона.

А дальше она почти отстраненно слышала потоки мужских комплиментов в ее адрес. Владимир разыскал в шкафу одну из самых мягких плетей и, размахнувшись, ударил ее по ягодицам. Она вскрикнула от боли и крепко сжала пальцы рук и ног. Удары посыпались на нее градом. Но тут, же вместо обжигающей боли, она ощутила, как невидимый горячий поток ворвался в ее естество, распаляя все желания сильнее прежнего. Диковинная плетка не так сильно била, сколько согревала ее нежную кожу. Это были сильные и необыкновенные ощущения. Совсем новые для нее. Хотя, она лгала. Она помнила их. Помнила из прежней жизни. И теперь, вспоминая, она откровенно наслаждалась ими, выгибаясь для новых ударов. Вся ее промежность увлажнилась еще сильнее. Припухли нежные дольки выпуклой раковины, выдвигая вперед плотный бугорок, налитой кровью плоти. Она чувствовала, что вот-вот получит новый оргазм, оргазм чудовищной силы. Только от одних ударов мягкой плетки.

– Еще, так… – стонала она. – Пожалуйста. Сильнее!

Она пыталась раздвинуть зафиксированные веревками ноги.

«Еще один конец плетки, – лихорадочно мечтала она. – Посередине. Еще. Прошу. Сильнее».

Владимир клал свои удары мягче, чем мог. Он словно бы ласкал ее промежность плеткой. Порою он лишь слегка водил по бутону тонкими полосками кожи. С легкой и плавной оттяжкой. Через несколько мгновений вся плеть стала мокрой от скользкого секрета.

– Да!!! – крикнула она, испытав ужасной силы наслаждение.

Владимир ударил еще несколько раз. Эти удары казались ей горячим прибоем, хлынувшим световым потоком в середину ее естества. Кричала она долго, сжимая в неистовстве темный тоннель распахнутой и вывернутой наружу плоти.

– Ах, как она хороша! – пробормотал Виктор. – Её огненная вульва сейчас похожа на японскую красную орхидею. А из сочного чрева струится чистый сок, похожий на Аравийский ладан. Прозрачный и скользкий… Это так красиво, что хоть картину с неё пиши.

– Да уж, – согласился Владимир.

– Что ж, я готов войти в неё и примять эту диковинную, трепещущую от вожделения орхидею. Смять ее заново всем своим напором. Я буду «долбить» тебя, Глашенька, ровно до тех пор, пока ты из этого сна не перенесешься совсем в иное измерение. В котором живет одно лишь НАСЛАЖДЕНИЕ. Когда ты увидишь вокруг себя синий и яркий свет, это будет означать, что ты улетела на время в новый слой непроявленного мира. Он похож на Нирвану. За тем лишь исключением, что всё пространство в нём кричит ТВОИМ криком и твоим именем. В нём нельзя находиться слишком долго. Оно растворяет до забвения любое естество. Но ты не бойся, ты пробудешь в нем недолго. Я знаю, что ты готова улететь в него лишь на мгновение. Ощути его прелесть. Это дано не каждому смертному – попасть в горнило одного из огненных миров.

Пока демон пристраивался возле её выпуклых ягодиц, Владимир обошел Глафиру спереди и, приподняв подбородок, отер кружевным платком её чистые и горячие слезы.

– А теперь открой рот, моя нежная пери, – жарко прошептал он ей в самое ухо…

Глава 2

Проснулась она вечером. Из коридора доносились детский смех и голоса прислуги. Спать более не хотелось. В комнате было сильно натоплено. Глафира вспотела, влажные волосы прилипли ко лбу. Она откинула тяжелое одеяло и медленно села. А после опустила ноги на пол.

«Что это было? Синяя Нирвана… Господи, какой бред».

«Как тут душно. Хоть бы они открыли окна. Я же так угорю от жары, – с раздражением подумала она. – Не хочу я больше пить их микстуры. Надоело всё время спать».

Глаша накинула халат и подошла к темному окну. За стеклом всё так же сияла величавая и чистая луна. Снежная поляна искрилась от её яркого света.

– Господи, как хорошо-то! – вдруг подумала Глафира. – Ну, забери меня вновь, как тогда. Я побегу за тобой даже босая по стылому снегу, – горячо зашептала она. – Отчего ты вернул меня в этот мир? Я же в нём сойду с ума от скуки. Что ты сделал со мною? Наверное, за тем ужином ты дал мне вкусить какого-то яду, отчего моя душа теперь стала иною. Хотя, дело вовсе не в ужине. Это ведь случилось давно. В этой же бане, при жизни Володи. Или на лесной тропинке, в карете. Именно тогда ты и дал мне испить той отравы, которая изменила всё мое естество, превратив меня в распутницу и ведьму. В Вавилонскую блудницу. Да, этот яд проник в кровь и плоть, изменив навеки мою участь.

И ты, и Володя – вы оба… сводили меня с ума. Я не гожусь для спокойной жизни. Нет. Я переродилась для порока. И, вкусив его сладость, я не могу более жить в тишине и благости, словно монашка. Зачем я всем лгу? Бедный Сережа. Я не достойна его. Зачем я согласилась выйти за него замуж? Мне же тошно от его доброты. Потому что я иная. Володя правду тогда сказал обо мне, что я из тех, кто истово кается, а сама задирает подол юбки. Я блудница. Я грешница. И жизнь с таким человеком, как Сережа, для меня невыносима. Мне СКУЧНО с ним!

Она стояла и смотрела на луну, заливающую зимний сад каким-то тревожным и диким светом. Луна всегда сводила ее с ума… Она шептала и шептала слова собственного покаяния, размазывая пальцами горячие слезы.

– Мне тошно жить с этим святым человеком. Он скучен даже в близости. Когда я сплю с ним, то представляю совсем иное. Я представляю себе те сцены, о которых никогда и никому не расскажу даже на исповеди. Ибо любой священник признает меня тут же грешницей. Да, я порочна, – с вызовом произносила она. – Да, я отравлена. И это навсегда! И ничего уже невозможно изменить. А раз так, то забери меня отсюда! – шептала она, глядя в звездное небо.

В эти минуты она вспомнила ВСЁ. Сон, в котором был её полет с демоном. Она вспомнила и о том, как выглядит земля сверху, ее снежные поля и скованные льдом реки, её огнистые города и спящие под белым спудом села. Она вспомнила и о том восторге, который испытывала ее душа рядом с демоном. О том трепете, который вызывал каждый его взгляд.

– Неужели же этот, самый прекрасный и сильный человек в мире, мог держать меня за руку?

А дальше пошли воспоминания о своем недавнем сне. О тисках, плетке и поводке в банной горнице. Воспоминания обожгли ее душу приступом мучительного стыда. Но при всем этом по телу разлилась такая немыслимая сладость, что, не выдержав ее, Глафира стиснула зубы и, запрокинув голову, застонала от жгучего вожделения. Рука невольно коснулась промежности – она была настолько мокрой, что влага измочила ночную сорочку.

– Вот, как надо любить и хотеть, – шептала она. – С мужем у меня ни разу не было такого…

Пальцы касались набухших от вожделения сосков.

– Он часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо… Он – часть Владимира. Его лучшая часть. В Володе я любила именно эту часть, – Глаша зло расхохоталась и тряхнула длинными волосами. – К чему лукавить? Ведь я так легко поддалась соблазну лишь по причине того, что изначально была порочна. А бордель? Вспомни, как ты в нем оказалась? Отчего ты не прибилась к артели каких – нибудь рабочих? Вновь не попробовала стать швеёй? Не потому ли, что тебе нравилась та жизнь, в которой ты оказалась? Согласись, что жизнь дорогой куртизанки или содержанки богатого человека намного интереснее жизни швеи или прислуги. Разве не так? К чему? К чему все эти реверансы и игры в собственное целомудрие? Признайся, что ты не годишься в жены такому мужчине, как Мельников. А он, глупый, тешит себя мыслями о том, что совершил благородный поступок и спас тебя.

Она нервно заходила по комнате.

– Мне осточертело его слащавое благородство! Мне надоело чувствовать себя обязанной этому человеку. Я совершила ошибку, связав свою судьбу с ним! А дети? – она залилась слезами… – Я не должна была иметь детей! Самое обычное, что может случиться с любой женщиной – это рождение детей. Сколько умников и моралистов всюду твердят о предназначении женщины – рожать себе подобных. Плодиться… Но, боже, как же все это рутинно, долго и скучно. ТОСКЛИВО-то как!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Я тебя люблю. (франц.)

2

Милый, я тоже тебя люблю.

3

l'amour à trois (франц.) – любовь (секс) на троих.

4

Следует выслушать и другую (или противную) сторону. (лат)

5

Регалия – сорт дорогих сигар. От латинского regalis, что в переводе означает – царский.