bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Вестли А.

Знакомьтесь, Гюро

Повести

Anne-Catн. Vestly GURO

Перевод с норвежского Л.Г. Горлиной

GURO OG NØKKEROSENE

Перевод с норвежского И.П. Стребловой


GURO Copyright © Gyldendal Norsk Forlag AS 1975

© Горлина Л.Г., наследники, перевод на русский язык, 2016

GURO OG NØKKEROSENE Copyright © Gyldendal Norsk Forlag AS 1976

© Стреблова И.П., перевод на русский язык, 2016

© Бугославская Н.В., иллюстрации, 2016

© Издание на русском языке. Оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016

Machaon®


© Gyldendal Norsk Forlag AS 1975

© Горлина Л.Г., наследники, перевод на русский язык, 2016

© Gyldendal Norsk Forlag AS 1976

© Стреблова И.П., перевод на русский язык, 2016

© Бугославская Н.В., иллюстрации, 2016

© Издание на русском языке. Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016 Machaon®

* * *


Гюро

Перевод с норвежского Л. Горлиной


Маленький мальчик

В поезде Гюро сидела тихо как мышка. В голове у неё теснились всякие мысли. Она думала сразу о многом: и о странном сегодняшнем дне, и о том, что мелькало за окном вагона, и о маме, у которой в глазах стояли слёзы, оттого что ей не хотелось уезжать. Правда, мама говорила, что это от простуды, но Гюро всё поняла: просто мама не хочет, чтобы Гюро знала, что она плачет.

Да, Гюро прекрасно поняла маму.

– Надень шарф, а то ещё больше простудишься, – сказала она.

Мама улыбнулась и буркнула: «Угу». Она видела, что Гюро понимает, что она только делает вид, будто простужена, потому что не хочет огорчать Гюро своими слезами.

Гюро и самой было невесело и тоже не хотелось, чтобы это было заметно. Она сидела и вспоминала всех, с кем простилась сегодня утром, в том числе и красный автобус, который привёз их на станцию. Автобус был последний, кому она сегодня сказала: «До свидания». Он привёз их на станцию, развернулся и поехал домой, только уже без них.

Вскоре к перрону подошёл поезд, и Гюро с мамой стали искать свободные места. Им посчастливилось найти два местечка у окна. Они сидели друг против друга и могли сколько угодно смотреть в окно. Постепенно мысли Гюро переключились на то, что она видела за окном. Вон стоит один дом, рядом – другой, и во всех домах живут люди. Интересно, как они выглядят? За домами начинались заснеженные поля. Потом поля сменил лес, и, наверно, в лесу стоял лось. Только бы он не вздумал выйти на рельсы, ведь он может попасть под поезд. Но вот лес кончился, и поезд остановился у новой станции. На платформе было много людей, они все собирались куда-то ехать. Может, кто-нибудь сядет и в их купе? Когда папа Гюро был болен, он однажды сказал:

– Вообще-то, Гюро, всем людям на земле следовало бы познакомиться друг с другом. Жаль только, что это трудно сделать.

– Тогда бы им пришлось всё время ездить и говорить друг другу: «Здравствуй, вот мы и познакомились!» или «Здравствуй, теперь мы с тобой знакомы!», – сказала Гюро.

– Да, им пришлось бы ездить из страны в страну, и у них больше ни на что не осталось бы времени. Но если ты как следует познакомишься с самой собой, тебе будет легче понять и другого человека. И получится, будто ты немножко знакома со всеми людьми.

Гюро считала, что уже неплохо познакомилась с самой собой, и сейчас ей не терпелось, чтобы кто-нибудь сел рядом с ними. Но пассажиры спешили мимо, пока наконец какая-то важная дама в сопровождении молоденькой девушки и маленького мальчика не остановилась у их купе.

– Здесь свободно? – спросила она.

– Да, пожалуйста, – ответила мама. – Сейчас я уберу сумку.

Новые пассажиры уселись и замолчали. Взрослые смотрели в окно, но мальчик смотрел только на Гюро. Гюро тоже смотрела на него, они глядели друг другу прямо в глаза. Вдруг мальчик скорчил рожу. Конечно, ему гораздо больше хотелось бы попрыгать с Гюро, может быть, даже потолкать её немножко, побегать наперегонки. Мало ли есть способов познакомиться друг с другом! Это только взрослые торжественно раскланиваются и говорят: «Разрешите представиться, моя фамилия такая-то…»

Мальчик продолжал корчить рожи, и если тебе хочется знать, как он выглядел, опусти уголки рта, будто собираешься заплакать, сощурь глаза и сморщи всё лицо, чтобы оно было похоже на печёное яблоко.

Мальчик проделывал это очень быстро. Гюро слегка улыбнулась. Вообще-то ей было сейчас не до улыбок: она должна показать этому мальчику, что умеет корчить рожи ещё почище, чем он. Её мама, сидевшая рядом с мальчиком, не видела его кривляний, зато Гюро была хорошо видна ей. Мама возмутилась.

– Гюро, как ты себя ведёшь! Сию же минуту перестань! – воскликнула она.

Гюро строго взглянула на маму – та ей помешала сделать очень смешную рожу. Правда, Гюро тут же забыла о маме; засунув в рот большие пальцы, она оттянула книзу уголки губ. Она знала, что выглядит сейчас очень непривлекательно – не зря она много раз проделывала это перед зеркалом.

– Гюро, прекрати! – сказала мама.

Словно очнувшись, Гюро опять взглянула на маму.

Оттого что в купе сидели чужие люди, мама стала непохожа сама на себя. Лицо у неё было суровое, и голос звучал строго.

Разве так разговаривают друг с другом настоящие друзья? А ведь перед отъездом, когда им обеим было грустно оттого, что с ними больше нет папы и что им приходится навсегда покинуть свой маленький домик у шоссе, мама сама сказала, что они должны быть друзьями.

«Настоящие друзья всегда помогают друг другу», – сказала она в тот вечер.

Гюро, точно мешок, сползла со скамейки на пол. Внизу неприятно пахло трубами, обогревавшими вагон, и пол был заляпан грязью от мокрых башмаков и сапог, которые прошли здесь за день. Неожиданно кто-то плюхнулся на пол рядом с Гюро. Это был мальчик. Он толкнул её, и она в ответ толкнула его.

И тут же на полу зашевелились все ноги. Несмотря на то что проход между скамейками и столиком был очень узкий, мальчик был поднят и водворён на прежнее место. Потом от окна двинулись мамины сапоги, и высоко над Гюро раздался её голос:

– Прошу прощения за беспокойство, но здесь так тесно, я только подниму её.

Мама подняла Гюро и весьма решительно посадила на место. Мать мальчика сунула ему в руку сдобную булочку.

– Я предупреждала тебя, что ты поедешь с нами, только если будешь хорошо себя вести.

Мама вернулась в свой уголок и снова стала смотреть в окно. Гюро тоже повернулась к окну, но видела она плохо – глаза ей застлали слёзы. Из-за них казалось, будто от деревьев исходят сверкающие лучи. К тому же у неё потекло из носа. Гюро украдкой вытерла нос. Когда её слёзы высохли, она повернулась к незнакомой даме.

– Моя мама ни капельки не простужена! – сказала она.

Дама удивилась.

– Вот и хорошо, – сказала она, – а то сейчас все болеют гриппом.

Мама на секунду растерялась.

– Боюсь, Гюро, что теперь ты простудилась, – сказала она и улыбнулась. – Может, хочешь бутерброд с яйцом?

Гюро отвернулась к окну, подумала секунду и подняла на маму глаза.

– Мы квиты, – сказала мама.

Она произнесла это самым обычным голосом, и Гюро поняла: мама знает, что они обе вели себя не совсем так, как подобает добрым друзьям.

– Хочу, – сказала она, глядя на бутерброд.

Ей и в самом деле захотелось есть, и от этого стало весело. Так же весело ей становилось, когда папа называл её жеребёночком, потому что она любила бегать. Больше всего на свете Гюро любила быстро бегать, так быстро, что казалось, будто не бежишь, а летишь. «Жеребёночек Гюро, быстрый как ветер», – говорил папа, и Гюро очень нравилось, когда он так называл её. Но это бывало редко, чаще всего он звал её просто «доченькой», а когда ей хотелось спать, он называл её «соней». А ещё папа звал её «порохом» – это когда она сердилась, и, если она сердилась долго, он говорил, что она «злючка-колючка».



– Вкусно, Гюро? – спросила мама.

– Ага, – ответила Гюро, – давай и мальчику дадим бутерброд.

– Спасибо, ему достаточно булочки, – сказала дама. – И поскольку вы обе простужены, ему лучше воздержаться от вашего бутерброда.

Гюро кивнула с серьёзным видом, а мама, чтобы скрыть улыбку, прижала платок к губам. Но Гюро видела, как над платком смеются её глаза.

Наконец мама справилась со своим смехом.

– Вы едете до Осло? – спросила она даму.

Так, благодаря детям, простуде и бутерброду, наконец познакомились и взрослые.

– Да, мы провожаем нашу сестричку, – сказала дама. – Она будет работать в городе на фабрике. К счастью, нам удалось снять для неё комнатку у наших знакомых. Тяжело отпускать дочь из дома, тем более что в городе человека подстерегает столько опасностей. Я её предупредила, чтобы она никогда не разговаривала с незнакомыми людьми и не носила с собой сумочку с деньгами. Говорят, в городе много воришек…

– Мама, не надо, – перебила её дочь.

– Нужно ко всему относиться разумно, как в большом городе, так и в маленьком, – заметила мама Гюро. – Одним в Осло нравится, другим там не по душе. Но ведь и провинция нравится не всем. Вся разница в том, что в большом городе больше народу, но зато и больше возможностей.

– Вы, наверно, живёте в городе и ездили куда-нибудь в гости? – поинтересовалась дама.

– Нет, мы жили в маленьком посёлке, а теперь переезжаем в город, – ответила мама. – Пока я не найду работу и жильё, нам придётся жить в пансионате.

– Это очень неудобно, особенно если ты не одна, – сказала дама и взглянула на Гюро.

– Ничего, всё уладится, – сказала мама. – Конечно, первое время нам придётся трудно. Когда-то у меня в Осло были друзья, но теперь они уехали, и я там никого не знаю.

– Но ведь мы можем со всеми познакомиться, – вмешалась в разговор Гюро.

– Смотрите, опять остановка, – сказала дама. – По-моему, этот поезд то и дело останавливается. Как называется это место? Ага, Бесбю. Красивое местечко.

К тому времени Гюро уже расправилась с бутербродом. Она посмотрела на мальчика, а потом выглянула в коридор. Там тоже были окна. Раньше у ближнего окна стоял какой-то человек, но он вышел в Бесбю, и теперь окно освободилось.

– Можно, я постою в коридоре? – спросила Гюро у мамы. – Я никуда не убегу.

– Пожалуйста, – ответила мама. – Только держись покрепче, а то упадёшь.

Вот теперь мама была такая, как всегда, и Гюро обняла её, словно хотела этим сказать, что она ею довольна.

Вслед за Гюро в коридор вышел и мальчик. Места у окна было достаточно для двоих.

Они одновременно приседали и подскакивали, с трудом удерживая равновесие, оттого что поезд очень трясло. Потом они поднимались на цыпочки или, растопырив пальцы, прижимали ладони к стеклу и смотрели сквозь них как сквозь решётку. Они даже не разговаривали, только точно повторяли все движения друг друга. Этого оказалось достаточно, чтобы подружиться.

Гюро сразу же захотелось, чтобы мальчик тоже жил в городе, в одном доме с нею или где-нибудь по соседству. Она даже представила себе, как они целый день вместе бегают и играют.

Поезд снова остановился.

– Как называется эта станция? – спросила Гюро.

– Кюлпен, – ответила мама.

– Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен, – пропел мальчик и высунул язык.

– Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен, – повторила Гюро, высунула язык, и они оба засмеялись.

– Вот весёлые дети! – сказал человек, севший в Кюлпене, он занял в их купе последнее свободное место.

– Они уже подружились, – сказала мама. – А ведь начали с того, что корчили друг другу рожи.

– Хм! – усмехнулся человек. – Представляю себе, как мы, взрослые, корчим друг другу рожи, когда хотим познакомиться.

Мама засмеялась, за ней засмеялись и дама с дочерью, а сам человек начал хохотать так, что чуть не задохнулся. В купе сразу стало шумно и весело. Забыв, что в поезде надо крепко держаться, мальчик упал, разбил нос и громко заплакал. Смех мгновенно утих.

– Вернись-ка лучше на своё место, Гюро, – сказала мама. – Тебе не мешает отдохнуть перед городом.

Город… Гюро уже почти забыла о нём. А ведь теперь они с мамой будут жить в большом городе, о котором она не знает ничего, кроме того, что ей рассказывала мама. «Лучше бы мы всю жизнь ехали в поезде, – мечтала Гюро. – Мы бы здесь жили, спали на скамейках, а ели бы бутерброды. И мальчик жил бы с нами. Мы бы с ним смотрели в окно и пели: «Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен». Под эти мысли Гюро заснула и проснулась только тогда, когда все кругом зашевелились и стали надевать пальто. Мальчик вцепился в рукав матери, испугавшись, как бы впопыхах она про него не забыла.

Теперь у Гюро с мальчиком уже не было времени поиграть друг с другом, они стали будто чужие. Но когда поезд остановился, мальчик, выходя из купе, обернулся к Гюро и скорчил ей рожу. И она поняла, что они всё-таки друзья.

Дама, простившись с Гюро и её мамой и поблагодарив их за компанию, быстро пошла к выходу, увлекая за собой сына. Ей не терпелось поскорей выйти из вагона.

– Мы тоже так побежим? – спросила Гюро.

– Нет, нам спешить некуда, – ответила мама. – Времени у нас достаточно, а чемоданы тяжёлые. Ты не забыла свой рюкзак?

– Вот он, – сказала Гюро. В этом рюкзаке лежали её самые любимые вещи: маленькая деревянная лошадка и карманный фонарик, трактор и молоток, тряпичная кукла и ещё всякая всячина.

А в больших тяжёлых чемоданах была их одежда, та, которая могла им понадобиться в первое время. Все же остальные вещи были сданы на хранение в Гампетрефе: Гюро и мама не могли взять их с собой, пока у них не было постоянного жилья.

В городе Гюро растерялась. Она крепко держалась за чемодан, так как свободной руки у мамы не было, а кругом раздавались незнакомые звуки, спешили, обгоняя друг друга, люди, и сновали маленькие жёлтые вагонетки – одни доставляли груз к поезду, другие, наоборот, забирали его из вагонов. Гюро никогда в жизни не видела такой сутолоки.

– Мы поедем на такси, – сказала ей мама, – смотри внимательней, ведь это твоя первая поездка по городу.

Они выбрали на вид самого доброго таксиста, и он помог маме поставить чемоданы в багажник. В машине у него играл приёмник.

– Видишь, Гюро, этой музыкой город говорит тебе: «Здравствуй!» – сказала мама.



Такси мчалось очень быстро, несмотря на то что на улице было много автомобилей. Наверно, водитель хорошо знал дорогу. Вот он остановился у пансионата. Гюро увидела высокую каменную стену с множеством окон и тяжёлой дверью. Они с мамой вошли в эту дверь и оказались в небольшой тёмной комнате. Мама объяснила Гюро, что эта комната называется «вестибюль». Из вестибюля вели две лестницы, на одной из них было написано: «Пансионат», так что мама сразу поняла, куда надо идти.

На их звонок вышла какая-то женщина.

– Добро пожаловать, – приветливо сказала она. – Сейчас я покажу вам вашу комнату.

Они вошли в длинный-предлинный коридор, и хотя у Гюро за спиной был рюкзак, а на ногах тяжёлые башмаки, она попробовала пробежаться по этому замечательному коридору, так как весь день просидела в поезде неподвижно.

Однако хозяйка пансионата тут же остановила её.

– У нас нельзя бегать, – сказала она, – вдруг кто-нибудь из жильцов отдыхает после обеда. Мы, как правило, не принимаем жильцов с детьми. У нас тут все любят покой.

– Мы это учтём, – сказала мама. – Гюро, иди, пожалуйста, потише.

– Вот ваша комната, – сказала хозяйка, открыв одну из дверей.

Мама поблагодарила её, и они с Гюро наконец остались вдвоём.

В комнате стояла большая кровать для мамы и маленький диванчик для Гюро. Кроме этого здесь были стол, стул, большой платяной шкаф и маленький комодик.

Первым делом мама вытащила из чемодана папину фотографию, чтобы и он как будто был с ними, а потом застелила стол и комодик красивыми домашними салфетками.

– Ну вот, теперь здесь как дома, – сказала она. – Давай-ка поедим, а потом заберёмся ко мне на кровать и сыграем в лото.

– А как же мы будем мазать сажей нос тому, кто проиграет: ведь здесь нет печки? – спросила Гюро – дома они всегда так наказывали проигравшего.

– А мы это сделаем завтра, – сказала мама. – Я найду пробку, мы её обожжём, и у нас будет сажа.

Поев, они стали смотреть в окно на автомобили и прохожих, на уличные фонари и светящиеся витрины.

– Город как человек, – сказала мама. – Нужно время, чтобы с ним познакомиться. Нельзя сразу сердиться на него, а то никогда хорошо его не узнаешь.

– А в поезде мы с мальчиком познакомились очень быстро, – сказала Гюро. – Я на него ни капли не рассердилась, хотя и скорчила ему свою самую противную рожу.

Потом они уселись на мамину кровать и стали играть в лото.

– Как будто мы с тобой играем в лесу на полянке, – сказала Гюро.

– Да, и как будто нам очень весело и хорошо, – подхватила мама.

– Весело и хорошо нам с тобой не как будто, а на самом деле, – поправила её Гюро.

Тюлинька

Когда утром Гюро проснулась, оказалось, что она лежит уже не у мамы в постели, а на маленьком диванчике, который всю ночь притворялся, будто он тоже настоящая кровать. Мама встала рано. Она уже успела побывать в магазине и принесла домой хлеб, молоко, масло, сыр, несколько газет и карту города.

– Я хочу прочитать в газетах объявления насчёт работы, – сказала она. – А карта поможет нам добраться в любой уголок города.

– Лучше бы мы остались в Гампетрефе, – сказала Гюро. – Там у нас был такой красивый дом.

– Я ведь тебе объясняла, Гюро, – сказала мама, – что мы заняли много-много денег, чтобы купить этот дом. А когда папа заболел, нам стало нечем платить и пришлось его продать.

– Там у меня был гараж для велосипеда, а здесь нет даже и велосипеда, – вздохнула Гюро.

– Ну и что, – сказала мама. – Твой велосипед хранится на складе вместе с другими вещами. Придёт время – и он снова вернётся к тебе. Тем более сейчас зима и кататься на велосипеде всё равно нельзя.

– В том доме с нами был папа, а здесь его нет, – сказала Гюро.

– Это правда, – вздохнула мама. – Но раз мы его любим, значит, он с нами, хотя его больше нет в живых. Папа очень хотел, чтобы мы с тобой были друзьями и всегда помогали друг другу. Вот и помоги мне, скажи: с какой работы мне следует начать?

– Тебе следовало работать в Гампетрефе, тогда бы мы не уехали оттуда, – ответила Гюро. – Почему ты не могла ходить по домам и помогать, кому нужно, как тётушка Забота? Она всегда брала с собой Лилле-Бьёрна, а ты могла бы брать меня.

– Гампетреф – маленький посёлок, – сказала мама, – там достаточно одной тётушки Заботы. Не могла же я отнимать у неё работу. Ты вот мне скажи, что я умею делать лучше всего?

Гюро задумалась.

– Лучше всего ты умеешь мастерить мебель, красить стены и вбивать в них крючки, – сказала она наконец.

– Это верно, такая работа мне по душе, – призналась мама, – но здесь мне придётся заниматься чем-нибудь другим. Скорей всего, я наймусь вести у кого-нибудь хозяйство, чтобы нам с тобой дали комнату.

– Ну что ж, – сказала Гюро, – ты хорошо моешь полы, особенно если рассердишься. А когда тебе грустно, ты любишь печь хлеб.

– Я вижу, ты знаешь обо мне больше, чем я сама, – засмеялась мама. – И насчёт хлеба ты не ошиблась. Когда на душе невесело, очень полезно месить тесто, только боюсь, что здесь, в пансионате, это мне не удастся, хотя мне и разрешили отдельно готовить для нас с тобой еду, после того как все жильцы отобедают и посуда будет перемыта. Так что мы с тобой не пропадём, а сейчас собирайся, пойдём знакомиться с городом!

Они вышли на улицу. Гюро казалось странным, что люди проходят мимо друг друга, не здороваясь и не останавливаясь поболтать, как это делают в Гампетрефе. Зато городские сады и парки пришлись ей по душе. Мама ловко находила по карте один парк за другим. Вот где можно было побегать вволю! К тому же в парках не было уличного шума и не нужно было поминутно оглядываться на машины. Правда, там не было и красивых нарядных витрин. Гюро с мамой долго гуляли по городу. И когда Гюро вспомнила о пансионате, ей очень захотелось вернуться туда, ведь теперь он был ей вроде дома. Конечно, лучше было бы вернуться в Гампетреф, в их маленький домик, но Гампетреф был далеко, и вернуться туда было невозможно. А вот пансионат был близко, и там – маленький диванчик, на котором она спала ночью, и окно, в которое можно смотреть на автомобили, не боясь, что они тебя задавят. Смотреть в окно совершенно безопасно. А длинный-предлинный коридор! Конечно, в башмаках там бегать нельзя, это мешает жильцам, которые любят поспать после обеда или до него. Но если пробежаться по коридору в одних чулках… да, да, она пролетит там, словно ветер, и никто ничего не услышит.

Уборная находилась в отдельном маленьком коридорчике. Вчера вечером и сегодня утром её туда провожала мама. Но после прогулки Гюро решила пойти туда одна. Ей было любопытно, будет ли там занято. Вдруг ей придётся подождать в коридоре? А может, наоборот, кто-нибудь подёргает за ручку, когда она будет внутри?

Однако ничего такого интересного не случилось. Гюро вышла из уборной в маленький коридорчик, там было пусто. Большой коридор тоже был пуст. На цыпочках, чтобы не шуметь, Гюро побежала к себе.

Только на другое утро, когда мама пошла звонить по объявлению насчёт работы, Гюро осмелилась пробежать по коридору так, как ей хотелось. Конечно, дома она бегала гораздо быстрее, там её ноги почти не касались земли, а волосы развевались по ветру, но и здесь она бежала довольно быстро. Добежав до конца коридора, она повернула обратно. Неожиданно она заметила, что одна из дверей чуть-чуть приоткрыта. Гюро остановилась, она уже собиралась на цыпочках проскользнуть мимо, как услыхала странные, но знакомые звуки. За дверью кто-то плакал.

– Ну, Тюлинька, перестань же, возьми себя наконец в руки, – всхлипывая, бормотали за дверью.

Тюлинька? Неужели там за дверью плачет маленькая девочка, которую кто-то утешает?

Гюро не удержалась и вошла в комнату. Там сидела пожилая женщина, она была совершенно одна и очень удивилась, увидев Гюро.

– Ты простудилась? – быстро спросила Гюро. Теперь она знала, что взрослые любят так говорить, когда не хотят, чтобы кто-нибудь заметил, что они плачут.

– Да, – сказала женщина, – то есть нет. Конечно, дружок, я могла бы сказать тебе, что простужена, но ведь это была бы неправда. Нет, я не простужена, просто я плачу от собственной глупости и оттого, что на свете всё так сложно.

– Разве старым тоже бывает грустно? – удивилась Гюро.

– В том-то и дело, что бывает, – ответила женщина. – Хочешь, я расскажу тебе, почему мне грустно? Во-первых, потому, что я вышла на пенсию. Вчера я последний день работала у себя на телеграфе. Мне подарили цветы, вазу и часы. Сегодня мне уже не надо идти на работу, а это очень грустно. И во-вторых, меня пугает предстоящий переезд. В этом пансионате я прожила тридцать лет, но теперь мне это уже не по средствам и я должна переехать в маленькую квартирку, в дом, где я не знаю ни души. И ещё надо упаковывать вещи, сегодня привезут ящики…

– А где же твоя Тюлинька? – спросила наконец Гюро.

– Тюлинька? – удивилась женщина. – Так ведь это я и есть.

– Не может быть, – сказала Гюро. – Тюлиньками зовут только маленьких девочек, а ты уже взрослая.

– Правильно. Меня звали Тюлинькой, когда я была маленькая, и все привыкли к этому имени, – объяснила женщина. – Даже на телеграфе меня все звали Тюлинькой. Видишь, на вазе так и написано: «Нашей Тюлиньке от её товарищей по работе».

– Если тебе грустно, приходи вечером играть с нами в лото, мама уже достала пробку, – предложила ей Гюро. – А потом мы с мамой поможем тебе уложить вещи. Мы очень хорошо умеем паковать вещи, только что мы делали это дома.



– Вы меня спасёте! – воскликнула Тюлинька.

– А сейчас мне пора, мы идём искать работу, – сказала Гюро.

– Беги, мой дружочек. Мы ещё с тобой увидимся, – сказала Тюлинька.

– Мне жалко, что ты собираешься уезжать отсюда, – призналась Гюро. – Ведь я никого здесь не знаю, кроме тебя.

– Может, ты приедешь ко мне в гости на новую квартиру? – спросила Тюлинька. – Боюсь, что мне там будет очень одиноко.

На страницу:
1 из 4