Роза для Марса

– Опять вы за старое, – вздохнула Таша. Потом передумала и спросила, – с экзопланеты, я полагаю?

– Да. Из другой звёздной системы. Это примерно правильный ответ.

– И давно вы здесь?

– Двадцать два земных года.

– А сколько вам лет? То есть земных лет? Выглядите вы довольно молодо по нашим меркам.

– Мы дольше живём, чем здесь, но понимаете, я нахожусь в вашем измерении, ем вашу еду, заражаюсь вашей культурой, эмоциями, скорее, уже заражён, так что сколько я проживу, и считается ли мой реальный возраст, неоднозначный вопрос.

– И вы не боитесь мне открыться? Вот так сразу? А вдруг я упаду в обморок?

– Вы? Сомневаюсь.

Мимо промчался мальчишка на «доске», выкрикивая шутливо «поберегись!». Таша отпрянула, а Роза попытался её поддержать. На мгновение Таша почувствовала его запах – обычный человеческий запах вперемежку с чем-то воздушным или морским, чем-то лёгким.

– Вы здесь легально? – вдруг спросила Таша, – я слышала краем уха когда-то от мужа, что инопланетянам нужно получить разрешение на пребывание на Земле. Есть такой тайный космический комитет. Я права?

– Вам грозит опасность, – тихо сказал Роза. – Обычная земная угроза благополучию или здоровью. Среди вас много алчных эгоистов, которые не задумываются, что принося вред другим, они вредят себе.

– Меня хотят убить? – Таша встрепенулась, – а вы, наверное, хотите меня спасти?

– Я должен вам помочь.

– Может, меня приревновала к мужу какая-нибудь подруга? Я, знаете, раньше очень нравилась мужчинам, пока это меня хоть как-то интересовало и доставляло приятные эмоции. Сейчас я смотрю на него, любого, и всё про него знаю. Мне не хочется впутываться в отношения, то есть делать рискованные эмоциональные инвестиции, как говорили у меня в офисе, – Таша остановилась, – так что там? Скажете?

– Я не могу. Вы сами должны его вычислить и обезвредить. Иначе не сработает.

– Кого? Я должна предотвратить собственное убийство?

– Про убийство я ничего не говорил. Cначала подумайте, почему у вас есть враг, кто он и насколько опасен.

Таша увидела освободившуюся скамейку.

– Я, пожалуй, присяду.

Она села на краешек скамейки. Роза тут же уселся рядом.

– Вы не возражаете, если я с вами посижу?

– Да нет.

– На самом деле, наверное, на сегодня информации достаточно. Если у вас появятся какие-нибудь мысли, или захотите меня о чём-нибудь спросить, я всегда готов с вами встретиться. Этот парк прекрасен для встреч.

– Вы исчезнете или уйдёте обычным способом? – пошутила Таша. Потом добавила, – Роза, но у меня нет настолько серьёзных врагов. Их нет! Я никому не сделала ничего плохого. Может быть, какие-то обиды или зависть. Но это всё не так серьёзно, чтобы мне мстить. Я никому не мешаю.

– Спасибо, что приняли меня таким, какой я есть. Это дорогого стоит. Вы не пожалеете. До свидания, Наташа! – Роза как-то странно кивнул на прощанье, встал со скамейки и пошёл по аллее в сторону Садового кольца. А Таша постепенно начала отходить от его гипноза. Она так и подумала, что рядом с ним говорит не совсем то, что должна говорить, как будто находится под гипнозом. Он оставил приятное впечатление. С ним было удивительно легко. Это было не сексуальное влечение, а ощущение некоей созвучности, принятия. Она удивилась неожиданным признаниям самой себе. И причём тут Филимонов?

Глава 4. Хельга

Вечером она назначила встречу одной подруге-красавице, Ольге, или Хельге, как её звали знакомые. У Хельги был свой салон красоты «Касабланка». Располагался он недалеко от Садового. Она сделала там очень дорогой ремонт, создала почти средиземноморскую уютную атмосферу, и к ней часто наведывались разные свободные от обременения трудиться такие же красавицы. К тому же, Хельга щедро платила комиссионные за новых клиентов и угощала гостей первоклассным кофе с шоколадом ручного производства. Сотрудники ходили в жёлтых с белым полосатых костюмах и белой обуви. Хельга вообще любила яркий жёлтый цвет, потому как почти все стены своего притягательного салона покрасила в несколько оттенков жёлтого. «Не хватает только пляжного песка из Северной Африки вместо пола», – пошутила как-то Таша. Несколько лет назад она видела такую инсталляцию в Женевском музее современного искусства – белая квадратная комната и жёлтый песок. У входа висела шёлковая верёвочка, запрещавшая в эту комнату входить. Видимо, находилось много желающих.

Гостиная, в которой беседовали Таша и Хельга, сидя на мягких, обитых почти белым бархатом креслах, была лимонного цвета с бледно фиолетовыми, переходящими вверху в серый, шторами. В отдалённом углу на специальной подставке в виде веточки оливы тихо дымились благовония. Посуда, в которой подали кофе и шоколад, отдалённо напоминала лимоны, то есть это могли быть и просто жёлтые чашечки, но приглядевшись, становилось очевидным, что это всё-таки лимоны. Хельга развлекалась и негласно соревновалась с дизайнерами интерьеров из больших глянцевых журналов. Её возраст определить никто не решался, лишь немногие знали, включая Ташу, что мадам давно за пятьдесят. После развода ей досталась огромная обустроенная квартира в хорошем районе и почти тридцать лимонов денег. Как тут не полюбить лимоны, спрашивается. Во всяком случае, про перепавшую от бывшего супруга, Николая Николаевича, сумму она сама сказала Таше по секрету. Правда, в ответ после смерти Павлика ничего вразумительного по этому поводу от Таши так и не услышала. Да разве от Таши что-то можно было узнать, если она сама этого не хотела?

Николай Николаевич увлёкся молодым белокурым купидоном, приехавшим покорять столицу с берегов Оки из славного города Рязани. Он так сильно внешне напоминал, любившему русскую поэзию Николаю Николаевичу, молодого Серёжу Есенина, что сердце его, как говорится, дрогнуло, и небольшие шалости юного рязанского цирюльника-хитрованца были восприняты как знак свыше к перемене жизни. Что греха таить, невозможное стало возможным, а социальные перемены, спровоцированные западной толерантностью и модным углублённым познанием себя очень этому поспособствовали. Звали зазнобу Олег Кубышкин. В Москве он быстро стал Олегом просто Куб. Олег Куб – с таким именем можно и на сцену и в блогеры и в арт-дилеры и в парикмахеры-стилисты. С этого Олег и начал. Хельга быстро приняла парня на работу, тоже поддавшись его конфетной внешности и сходству с великим русским поэтом. После третьей стрижки Николай Николаевич взял его мобильный и пригласил в чисто мужскую компанию в секретный сигарный клуб, сославшись на то, что любит общаться с молодёжью. Олег быстро просёк, чем дело может кончиться, и откликнулся с огромным энтузиазмом. Потом они вместе сходили в другой клуб на празднование Восьмого марта, и там же впервые поцеловались. Ну, а дальше становилось всё горячее и интереснее. Знак свыше был оценён по полной. Хельга восприняла развод как давно ожидаемое событие – они давно спали в разных комнатах, особо не задавая по этому поводу лишних вопросов. Николай Николаевич чувствовал к умной Хели благодарность за понимание и тишину. Он и не предполагал, что весь салон только это и обсуждал. Как нормальный взрослый мужик вдруг потянулся в другую сторону. Одни говорили, что это от ГМО и пластиковых бутылок для воды, другие считали виновным Голливуд, третьи обвиняли Хельгу в жестокости, холодности и даже выдуманной бездетности.

У Хельги же был наготове любовник, который только этого и ждал. Любовника Хельги звали Антон Александрович Филимонов, перспективный планетолог, учёный с международным именем, статьи которого переводили на европейские и восточные языки, почётный член каких-то институтов, человек увлечённый и пылкий, давно ушедший от жены в собственное отдельное жильё. Но получив свободу, Хельга призадумалась.

– У тебя новый массажист. Я записалась, – улыбнулась Таша.

– Да, отличный. У меня становится всё больше и больше мужиков в персонале. Даже маникюрист один просится. Народу стало – тьма! – Хельга любила прихвастнуть, она всегда занималась маркетингом, явным, скрытым, очень скрытым, какой подходил, таким и занималась, – чувствую себя фермершей.

– В смысле? – уточнила Таша.

– Коровы, куры, гуси – никуда нельзя отлучиться, того и гляди, передерутся. Как уеду на неделю, так ЧП. То клиентов не поделили, то администраторша не то записала, то препаратов не хватает, то подстригли какую-нибудь медийную осу чёрти-как. По правилам бизнеса – это плохо, когда ферма не может без фермера. Ну, значит, так пока, – вздохнула Хельга и добавила, – народ сволочной, вечно у них группировки.

– Кстати, о группировках. Помнишь, Павлик много сил уделял методам поиска экзопланет, и Антон был с ним как раз в одной исследовательской группе. Павлик мне что-то упоминал о фотометрии прохождений, но не суть. Как у Антона дела вообще? Ему дали должность Павлика в конце концов?

– Я с ним рассталась. С Антоном. Все они там психи. Не знаю, как ты со своим Павликом жила. Ему вечно мерещатся пришельцы, которые здесь живут, как люди. Глупости несёт разные. Лучше бы о земной жизни подумал. Всё куда-то летает, иногда даже за свой счёт. Сумасшедший.

– В чём сумасшедший? – насторожилась Таша.

– Ещё и жадный, – она быстро сменила тему, – не мог мне на день рождения купить новую машину при его-то деньжищах. Не прощу, – почти прошипела Хельга.

– Понятно, – кивнула сочувственно Таша, – я могу попросить у тебя его телефон? Знаешь, Павлик перед смертью обнулил все контакты в своём мобильном.

– Телефон Антона? Таша, он вообще не в твоём вкусе, – поджала недовольно губы Хельга, – давай-ка лучше я сама ему позвоню и скажу про тебя. А уж захочет он с тобой говорить или нет, пусть сам выбирает.

– Мне по делу. Так ему и передай. Буду очень признательна, – Таша старалась вести себя максимально нейтрально.

Упускать богатого мужика Хельге явно не хотелось, даже находясь с ним в ссоре. А уж тем более передавать его этой тихоне-хищнице. Она всегда чувствовала Ташино превосходство. Именно потому, что та никогда открыто не флиртовала, не носила броской одежды и не увлекалась сложными причёсками, а её всегда замечали. Парадокс, противоречащий её жизненной философии. А эта серо-коричневая одежонка и белые рубашки просто бесили. Сама она выглядела совершенно по-другому, и сколько денег тратила на шмотки и морду, знали только её банковые карточки. Салоном-то стала заниматься из-за того, чтобы выглядеть на все сто.

Информация оставалась довольно скудной. Главное, Таша узнала, что Филимонов работает на старом месте. Этого нигде нельзя было узнать. Хельга, конечно, ему ничего не скажет, и телефона ей не видать, но дорогу в институт она помнит. Подловит его у ворот, как когда-то однажды. Можно было бы и без Хельги сразу поехать в институт, но приезжать, не зная к кому, в это место не стоило. Везде камеры, подошёл бы какой-нибудь невидимый сотрудник к машине, поинтересовался, и крыть было бы нечем. А так она ждёт Антона Филимонова, если что.

– Так Антон теперь директор Бастет? – дожимала Таша.

– Конечно. Стала бы я связываться с неудачником. Хочешь ещё кофе? – заботливо, но фальшиво спросила Хельга.

Глава 5. Филимонов

После Хельги хотелось сразу в душ, побыстрее смыть её взгляды и мудрёные благовония «Касабланки». Стоя под душем, Таша решила поехать поискать Филимонова. Не откладывать. Он должен её вспомнить. Точнее, он её, конечно, вспомнит, но жалко, что они совсем не общались, и ей не за что было зацепиться в разговоре. Хотя, для начала она могла спросить про его дочь. Как же её звали? Он же представил её, и что-то мне показалось тогда. Что-то необычное. Вероника… Вера… Нет… Она переключила кран на синюю отметку и быстро обдала себя ледяной водой. Бр-рр… Вега! Точно! Её звали Вега. Скромная девчонка с распущенными русыми волнистыми волосами до плеч. Милая и юная, только полноватая.

Для встречи с Филимоновым Таша немного принарядилась. Выбрала серый брючный костюм и розовую рубашку с красивыми пуговицами, стилизованными под старинные серебряные монеты. Она обожала детали в одежде. Ещё раз всмотрелась в его лицо на фотографиях, присланных Розой. Внешне Филимонов походил на писателя Набокова, русского холёного барина, увлечённого своим неповторимым внутренним миром. Каков этот мир у Филимонова Таше предстояло, если не понять, на что она и не претендовала, то хотя бы прикоснуться. Похож, на Набокова, а ещё немного на обещавшего никогда не влюбляться телохранителя Кевина Костнера, из нашумевшего фильма девяностых, эпохи, когда люди начали терять правду и честь, а искусство превратилось в нескончаемую западную видеокассету, постепенно меняющую мечты и представления о жизни. И это, увы, коснулось каждого. Ну, а если глупыш-человек не подстроился, как рассуждал в интервью один известный реформатор того периода, сидя в частном самолёте, то пеняй на себя.

Стрелка на стенных часах ровно разделила циферблат, часа на дорогу вполне должно хватить. Причём тут вообще американец Костнер? Если только принять, что все мы на планете чем-то похожи и вне времени. Также как по всей земле разбросаны здания с практически одинаковой архитектурой, так и везде встречаются похожие люди. Этому не может не быть объяснения. И дело тут не только в папе и маме. Преступники похожи, разные хитрованцы и мошенники, а также люди так называемых творческих профессий. Балерины, например, или писатели, даже блогеры. Люди медленно подбираются к генетике, копаются в геноме, высчитывают последовательности, заменяют фрагменты ДНК, экспериментируют с риском для самих себя. Но пока это новый предмет в школьной программе жизни, и учителей ещё не подготовили. До выпускных экзаменов человечеству ещё далеко. Школу бы закончить, экзамены успеть сдать, не взорвав кабинет химии, точнее, биохимии, и будет потом генетика, информационная в том числе. А она может быть и основополагающей. С экзаменами у человечества явно было не всё хорошо, хотя смотря, кто куда стремился и что выбрал. Таша улыбнулась отражению в зеркале, кинула в сумочку ключи от машины и вышла из квартиры.

На парковке, перед входом на бывшую работу Павлика мест было достаточно. Таша спокойно, без особых усилий, поставила машину задним ходом к бордюру, невысокому зелёному заборчику, и выключила мотор. Всё прекрасно просматривалось, так что пропустить человека, который вышел из института, никак бы не получилось. Сколько предстояло ждать, она не знала, но раньше, рабочий день заканчивался около семи. Институт представлял собой хорошо отремонтированный городской особняк московского модерна, того самого, который Валерий Брюсов назвал когда-то «пёстрым» и «бесстыдным». Скорее всего, ему не нравились фасадные майоликовые панно. Сейчас же они смотрелись волнующе и даже будоражили воображение. Дореволюционный хозяин явно задумал свой дом как храм древней египетской царицы или даже богини, но несмотря на всю свойственную этой культуре атрибутику, царица получилась русской. Царица на центральном панно стояла на балконе и смотрела на бескрайнее синее море. В голову сразу приходила Ярославна, а не Клеопатра. Вдали, правда, виднелись пирамиды Гизы и даже Сфинкс, но это значения не имело. У парадного подъезда красовались две колонны, поддерживающие входной портик. Они были сделаны из чёрного мрамора, но самое потрясающее заключалось в том, что это были две статуи Богини Баст, богини с головой кошки. Павлик не раз в шутку называл Институт храмом Бастет, намекая на описания Геродота о каком-то городе в дельте Нила, точнее, на самый прекрасный храм Египта, посвящённый Баст. Баст считалась у египтян доброй богиней. Богиня-кошка, воплощение женской красоты и плодородия. Так что московский хозяин, без сомнения, строил дом своей любимой женщине. Интересно было бы посмотреть, каким было внутренне убранство, но экспроприаторы, видимо, растащили всё по собственным домам, установив долгожданную историческую «справедливость». Самому справедливому, наверное, досталось самое красивое и ценное.

По сути, этим хозяевам новых домов предыдущего рубежа веков больше всех не повезло, они не успели, что называется, пожить в своё удовольствие в новом жилье. Как вообще случился этот открытый грабёж собственности? А в 90-е он случился вновь и в не меньших масштабах, только грабили не частную, а народную собственность. Предательство власти? Опять? А как ещё объяснить? В пользу кого это всё делалось? Деньги, капитализм, социализм, нацизм, глобализм – кровавая глупость всё, эти «измы», не так мы живём. Таша ненавидела слово «матрица».

В двери особняка показалась женщина, потом вышла пара мужчин. Таша внимательно следила за выходом. Филимонов мог быть и в командировке, но она почему-то верила, что ещё немного, и он появится. И он появился. Высокий, статный, в дорогом костюме. Не хватало только пёстрого шёлкового галстука-бабочки, какие носил Набоков. Сейчас учёные внешне больше походили на бездельников из торговых центров, как в Европейском, если не заглядывать им в глаза и ничего у них не спрашивать. Все носили футболки, толстовки, обычную повседневную одежду и стриглись, как кому вздумается. Мало кто ходил в лабораторию при полном параде. Но на то мы и разные. Ему, видимо, нравилось носить костюм. Может, тем самым он придавал себе значимости, а, может, это просто была привычка, и отвечало его представлениям большого начальника. Честно говоря, Павлик тоже носил костюмы, просто он не выглядел так безупречно щёгольски, как Филимонов.

Он постоял немного на крыльце и посмотрел на паркинг. Таша быстро открыла дверцу, выскочила из машины и помахала ему, он не мог её не заметить. Филимонов ткнул пальцами правой руки себе в грудь и вопросительно посмотрел на Ташу, она кивнула. Быстрой походкой он направился к ней.

– Здравствуйте, Антон! Я жена Лопырёва.

– Наташа? Узнал. Вы ко мне? – голос был приветливым.

– К вам. У вас найдётся полчаса со мной поговорить?

– Пожалуй. Давно вас не видел. Пройдёмте! Вон вывеска, -он показал глазами куда-то влево, – там первоклассная пиццерия, скорее, ресторанчик. Сегодня четверг, значит, у них будет свежая рыба. Я как раз туда собирался, – у него была отличная дикция, видимо, продолжительное чтение лекций давало о себе знать, – а то, знаете, я тоже на машине, и ехать эскортом куда-то по пробкам займёт уйму времени. А тут как раз. Вам понравится.

Филимонов вёл себя так, как будто Таша входила в круг его обыденных знакомых, с которыми он регулярно общался, как будто и не было тех нескольких лет, что прошли со смерти его шефа, отделяющих их последнюю встречу в театре. Он не затруднял себя вопросами, как она живёт, что делает и прочее. Для него это не представляло никакого интереса.

Глава 6. Касабланка

Хельга, на высоких каблуках в обтягивающем голубом платье в белый горох, стояла в приёмной у стойки записи в своем лимонном салоне, грозно шипя на администраторшу Свету. Та вжала голову в плечи и молча моргала.

– В компьютере бардак, на столе бардак, а в голове… даже не знаю, есть ли у тебя что в твоей продолговатой голове.

Администраторша, молодая девчонка лет двадцати пяти, инстинктивно потрогала голову на макушке.

– Ольга Вениаминовна, Перхушкина всегда опаздывает, и Олег не хочет её брать, когда она приходит позже на сорок минут. А она всё сваливает на меня. Уже не первый раз.

– Звонить надо заранее и подтверждать, раз такое дело. Ничего не знаю. Две тыщи штраф. Надоело! Не можешь справиться с какой-то… – но она не успела обозвать хитрую Перхушкину не совсем приличным словом – в салон вошёл новый клиент.

Войдя, он просто улыбнулся. Обе тут же улыбнулись в ответ. И замерли. Есть такие люди, которые располагают к себе с первой секунды, причём, это их расположение универсально – оно действует на всех без исключения. Мужчина был в меру элегантен, шатен, чуть выше среднего роста с небольшим кожаным портфелем в левой руке, на котором Хельга тут же заметила микроскопический фирменный знак известного производителя и поняла, что клиент может оказаться очень платёжеспособным.

– Я хотел бы постричься, – произнёс мужчина.

– Конечно! Вы не могли бы подождать пару минут . – расплылась в любезностях Хельга, ответив вместо администраторши, – присаживайтесь, – показала она глазами на мягкий диван в приёмной, – я сейчас спрошу, – и протянула ему наманикюренную и надушенную руку с огромным кольцом в виде головы какого-то животного,  – Хельга, хозяйка салона.

– Роман, очень приятно, – осторожно пожал ей руку Роза.

Хельга удалилась и тут же вместо неё появился Олег – олицетворение модного московского стилиста, о котором можно только читать в глянце и мечтательно предвкушать его шедевры парикмахерского, как говорится, искусства.

«Ты мне вместо этих двух тысяч десять отдашь, старая сорока», – подумала Света,  провожая Олега с новым клиентом из приёмной  и присматриваясь в отражение своей головы в зеркале. Желто-белый полосатый форменный костюмчик послал ей ответную гримасу. Она резко одёрнула на себе жакет и отвернулась.

В VIP кабинете, увешанном дипломами и сертификатами мастера вперемежку с фотографиями звёзд шоу-бизнеса, которые стриглись и красились у знаменитого стилиста Олега Куба, Роза, сидя на кресле, тихо разговаривал с подсознанием парикмахера. Он, например,  быстро понял, что салон убыточен и держится на постоянных вливаниях средств со стороны хозяйки. И это нисколько её не тревожит. У Олега было такое чувство, что салон всего лишь прикрытие, в нём имеется зачем-то два больших кабинета, точнее, две комнаты, которые она и не использует и никому не сдаёт. На его однажды заданный вопрос, каково их предназначение, Хельга резко ответила, что это не его собачье дело. Олег обиделся на такую грубость и бестактность. Он и так в глубине души немного комплексовал из-за своей через силу приобретённой однополой ориентации, хоть и врал сам себе, что всё нормально, он уже привык, обратного хода быть не может, да он и не выживет. Только в Москве и любой ценой! Эта его ранимость, несмотря на волевой характер, не только мешала ему чувствовать себя уверенным, но, как ему казалось, была заметна окружающим, особенно такой прохиндейке, как Хельга. Она разбиралась в людях чуть ли не по запаху, который слышат только ментовские собаки в метро или свиньи в поисках трюфелей в итальянских лесах.

Николаша, бывший муж хозяйки, один из его основных любовников и проводников в новый мир дорогого дизайнерского жилья и многообещающих контактов, а скрытая цель амбициозного Олега Куба, его конечная станция, была попасть в Госдуму в качестве ни много ни мало настоящего депутата; так вот Николаша всегда говорил, что Хели живёт двойной жизнью. Правда, подробнее тему никогда не раскрывал и просил Лёлю, он всех называл по-своему, об этой мерзавке не напоминать. За что-то он на неё злился – факт. Но вряд ли за Филимонова. Он годами знал про её любовников, а она знала, что он знает.

Руки безошибочно делали своё дело почти на автомате. Волосы у клиента были послушные и почти прямые.

Олегу нравилась Света с ресепшена. И он хотел попробовать с ней переспать. Но этого никак нельзя было сделать, просто запрещено! Он не мог так рисковать. Да и зачем она ему? Отец, с её слов, поёт в каком-то хоре пенсионеров, мать учительница. Голодранцы, одним словом, хоть и москвичи. Ему нравилось, как она шутила, рассуждала о кино и как одевалась – просто и оригинально. А её взгляд иногда ввергал его в какую-то внутреннюю оторопь, и по коже пробегали мурашки. Ему всегда казалось, что она говорит не то, что думает, просто соблюдает приличия и поддакивает, не сплетничает с маникюршами и с парикмахершами и всё время что-то тайком читает. Читает разное: то философские статьи, то романы, то политические глупости. Олег был убеждён, несмотря на свои планы по законотворчеству в масштабах страны, что политологов точно не надо читать и слушать – одна пропаганда, но она всё просматривала, он замечал, подглядывая за её телефоном. И ещё, она могла читать по-английски. За это он её сильно зауважал. Он всё время задавал себе вопрос: почему Света работала в салоне за мизерную зарплату. Тут что-то не то.

А хорошо бы прогуляться с такой девушкой по Москве, держась за руки. Ну, хотя бы вдоль реки, где-нибудь по набережной, где не так много народу, стоят лавочки и дует приятный летний ветерок. Интересно, какая у неё рука на ощупь, и как она будет едва заметно шевелиться в его руке во время прогулки, и о чём она будет ему говорить. А он, как водится,  будет ей возражать и убеждать в своей правоте. Ну, хотя бы попробует. В голове даже промелькнул образ одноклассницы Они, которая ему нравилась пятнадцатилетнему. Он почти ощутил вновь тот нежный трепет в груди, когда она читала стихи на уроке литературы у доски, и на неё можно было смотреть, не стесняясь. Есенин. Крутой мужик, что уж там.  Но он не стал за ней ухаживать. Боялся, что его засосёт провинция. Как Света умудрялась покупать себе такие красивые шмотки с такой зарплатой, – пронзила его въедливая мысль. Наверное, у неё кто-то есть. В этот момент он задел ножницами кожу на шее Розы, причём так сильно, что поранил его, и из пореза просочилась кровь.