Вихрь переправ

– Но как же? – пробормотал Матфей. – Ты же – всего лишь птица.

– Ох уж эта мне биологическая дискриминация! – возмутился ворон и зашипел в точности, как Ксафан, когда ему кто-то очень сильно докучал. – Подумать, так только демоны достойны быть лидирующим классом, а зверьё должно ластиться в их ногах и быть благодарным за оказанную честь. Как бы ни так, молодой человек! Проснувшиеся да Спящие убеждены, что они – пик эволюции и кладезь мироздания. Тьфу! Скоро твой привычный мир рухнет и порежет осколками наивное представление обо всём, что тебе ведомо, чему я весьма рад. Крух!

В комнате снова стало душновато, несмотря на распахнутую настежь дверь. Матфей замер в кресле, отчаянно помышляя о побеге из спальни. Вероятно, ворон понял ход его трусливых мыслей и, встав напротив лица собеседника, заговорил уже иначе, более примиряющее.

– Послушай, молодой человек, я не собираюсь ссориться с тобой или пугать тебя. Отныне мы союзники по договору. До смерти одного из нас. Хорошо это или плохо – время покажет. Но с моей стороны, обещаю и гарантирую – нарушений условий не будет. Надеюсь и на твоё понимание этого вопроса.

– Договор? – Матфей посмотрел в сторону неприбранной кровати, тут же уловив на ней взглядом злополучный бумажный свиток.

– Да, возьми уже его и прочти, – одобрительно кивнула птица, – ознакомься с условиями. Давно пора это сделать, Матфей.

– Но там же ничего нет, – слабо возразил молодой человек, но всё же послушно поплелся к постели и изъял из складок-волн шерстяного одеяла бумажную трубочку.

– А ты разверни и посмотри ещё раз, – настойчиво потребовал ворон.

– Ладно, – ответил Матфей, настроенный крайне скептически.

Его глаза округлялись тем сильнее, чем больше он раскрывал лист. Ошеломлённый вконец трясущимися руками он развернул бумагу и замахал её проявившимися письменами перед вороном. Тот по-прежнему сохранял бесстрастный и важный вид.

– Но тут ничего не было! Не было ничего! – Вид у Матфея был самый, что ни есть очумелый и нелепый. Он взирал на чёрную птицу, словно та являла собой Дельфийского оракула или чудного мудреца, знающего все тайны мира. – Но как же так может быть?

– Молодой человек, настоятельно прошу, прикрой дверь, – терпеливо попросил ворон. – Мы рискуем привлечь внимание тех, кто будет лишним в нашей дальнейшей беседе. И прекрати кричать, меня утомил твой удивлённый тон.

Слова пернатого гостя возымели вразумляющее действие и Матфей умолкнув, кинулся к двери, плотно закрыв её. Ещё лихорадочно озираясь по сторонам, он поймал насмешливый взгляд пронзительно-синих птичьих глаз и уставился на ворона, ожидая дальнейших объяснений.

– Пока ты не ознакомишься с договором, я ничего тебе не скажу, – угадывая его мысли, заявила птица, – так и знай.

Матфей послушно кивнул и приблизил к лицу таинственный листок. Теперь, когда первая волна дрожи и потрясения сошла с него, он готов был внимать тому, что несли в себе строки текста, ещё недавно отсутствовавшего на белом развороте бумаги.

Союз верности и равенства

Данный договор, заключён меж Демоном, кто зовётся во миру Матфеем Катунем и Прислужником, вольным вороном Гамаюном из рода Чёрных, Лета 604372 от Времени Трёх Солнц, первого дня октября месяца.

Вступив в силу, соглашение даёт пожизненные гарантии обеим сторонам в честном и равном союзе, где вышеозначенные союзники до конца жизней своих обязаны друг другу: заботиться о взаимном благосостоянии, защищать жизни и не пытаться верховодить в данном союзе, ибо он оговорен на равном житии.

Ежели нарушен будет уговор союза, кровь, пропитавшая бумагу, вскипит и призовёт нарушителя к ответу.

Матфей Катунь Гамаюн Чёрный

Матфей пробежал глазами текст несколько раз, но ничего не понял. Внизу бумага хранила его корявую подпись и рядом смазанный символ в виде птичьей лапки, безусловно, выполненный кровью. Он поморщился, удивлённо хмыкнул, и, наконец, сдавшись, обернулся за ответом к тому, с кем отныне связывал его договор.

– По порядку, молодой человек, не всё разом, – произнёс ворон, видя, как изо рта человека готов вырваться легион вопросов.

– Что это за договор такой? Почему я в нём назван демоном? – вырвалось скороговоркой из уст Матфея. – И что такое прислужник?

– Я же просил по порядку, – досадливо пробурчал Гамаюн и вздохнул, ну совсем как человек. – Я и забыл, как же это нелегко разъяснять Проснувшемуся о сути настоящих вещей.

– Проснувшийся – это я? – догадался Матфей.

– Ну, хоть что-то до тебя доходит, – прохрипел ворон, и как показалось юноше, с явной долей сарказма. – Я уж опасался, что ты только в технических вопросах отлично разбираешься.

– Эй! Не каждый день к тебе в комнату залетает говорящий ворон, болтающий о демонах и соображающий в компьютере, – обижено возразил Матфей.

– Я не болтаю, молодой человек! Крух! Уясни себе раз и навсегда, – довольно резко каркнул Гамаюн.

– А я не тупой, – отозвался Матфей.

Парню тут же спор с птицей представился ещё той дичью, отчего он сконфузился. Препирательство с вороном – это уже тянуло на палату в одном особом учреждении, в котором можно получить прописку на всю жизнь.

– Я не говорил ничего подобного о твоих умственных способностях, – чопорно сообщил ворон, – лишь усомнился в догадливости. Но хватит пререкаться. Я должен успеть посвятить тебя в курс дела до прихода гостей.

– Ты знаешь о вечере? – удивился уже, наверное, в сто первый раз Матфей.

– Я же твой прислужник, вольный, между прочим, – снисходительно пояснил ворон, – и обязан знать о тебе всё.

– А я о тебе ничего не знаю, – вдруг осознал Матфей. – Кто ты и почему говоришь, как человек?

– Придётся начинать с самого начала, – вновь вздохнул Гамаюн и весьма тяжко. – Но прежде, чем мы доберёмся до демонов и прочей нечисти, тебе придётся кое-что принять и возможно с чем-то расстаться.

Левый глаз птицы скрылся под тёмным веком, в то время как правое око в туманной задумчивости взирало на недоумевавшего собеседника. Ворон застыл в раздумье, подбирая соответствующий пролог дальнейшему повествованию. Когда Матфей заподозрил, что пернатый рассказчик мог запросто впасть в дремоту и уже собрался его окликнуть, смеженное веко поднялось, и глухой, каркающий голос изрёк:

– Это тянется уже слишком давно. Так давно, что некому и вспомнить. Ни одна рукописная книга, ни один пергаментный свиток, ни один папирус и берестяное письмо не знают точной даты и причины, когда и от чего Племя разделилось на людиновское и демонское. Близнецами стали те, кто был единым целым. И вражда пролегла меж ними и нетерпимость лютая. Так и дошло до дней наших. Но Творцу, что создал в любви и заботе Племя детей своих, жаль было утерянного прошлого, и тогда одарил Он близнецов слепотой, дабы не поубивали они друг друга. С тех пор живут Разомкнувшиеся вблизи и не зрят о том, кто они, пребывая в наивном неведении. Но Проснувшиеся знают о том и хранят в тайне.

Гамаюн умолк, его правый глаз пристально следил за реакцией Матфея.

– Это был отрывок из работы грандиозного учёного, монаха-отшельника Луки Заокского, – торжественно произнёс ворон. – Бесценный труд, познавательная информация. Рекомендую, молодой человек, настоятельно рекомендую ознакомиться в самое ближайшее время с работой этого выдающегося просветителя. Именно его труды открыли и облегчили дороги последующим поколениям демонов.

– Погоди, погоди, – юноша поспешно оборвал хвалебную речь птицы. – Ты хочешь сказать, что демоны живут среди людей? Демоны? Духи?

– О-хо-хо, – разочарованно выдохнул Гамаюн и посмотрел на новоиспечённого союзника так, как учитель взирает на непонятливого ученика, когда приходится пояснять суть дела более трёх раз. – Молодой человек, главнейшее заблуждение – считать демонов чем-то вымышленным и лишённым физической оболочки. Людины и демоны наделены от природы равными достоинствами и недостатками, отличие же их зиждется на энергетическом уровне. Но об этом попозже. Не нужно считать, что демоны – это злые сущности, обижающие сплошь и рядом людей с тайной целью. Эти байки придумали церковники в стародавние времена, дабы воздействовать на тёмный и впечатлительный народ. И не об этом речь сейчас. Ты, Матфей, самый что ни на есть демон, и родители твои – тоже демоны. Это не так страшно, как кажется.

– Я – демон? – переспросил Матфей, отчего-то вдруг принявшись ощупывать своё лицо и главным образом тормошить светлые, как у матери волосы, при этом с таким видом, будто боясь обнаружить на себе нечто ужасное и противоестественное. – Но как же такое возможно? Я же человек. Я не могу быть демоном!

– Вполне можешь быть и есть, – кивнул ворон, – не ищи рогов и хвоста. Это сказки для малышни. Я же сказал, это демоны и людины отличны энергетически.

– А как же насчёт души? – Матфей ухватился за последний, как ему показалось весомый аргумент. – Что ты можешь сказать о душе?

– Душа, как душа, – прокаркал Гамаюн, – Между прочим, ад не под землёй. Это ещё одна сказочка. Ад на земле. Но как я погляжу, никто не страдает особо от пребывания во владениях Дьявола – ни прислужники, ни демоны.

Юноша нахмурился, нужно узнать больше. И тут одно странное словечко, несколько раз мелькнувшее как бы невзначай в вороньей речи, само напросилось на язык.

– Ты всё как-то странно называешь людей. Кажется, людины. Это что, старомодное название?

– Крух! Людины, ровным счётом, не имеют к человеку никакого отношения. Это зеркальная противоположность демонов, паразиты, вожделеющие занять чужие места. Не приведи Дьявол тебе наткнуться на этого клеща – вопьётся, присосётся и выкинет тебя за пределы, о коих даже мне неизвестно.

По тревожному и несколько сердитому выговору прислужника Матфей благоразумно решил отставить на потом эту информацию, твёрдо пообещав себе разузнать всё, что можно о таинственных паразитах. Но он не собирался так просто сдаваться, продолжая барахтаться в зыбких песках сомнений, коими внезапно стала до поры бывшая твёрдью почва его мирознания.

– А доказательства того, что ты сказал? Чем ты можешь доказать, что я не человек?

– Хорошо, мне даже по душе, что ты слепо на веру не принимаешь слова старого ворона, – с теплотой, столь нежданной Матфеем, произнёс ворон. – Так и быть, одарю тебя книгой. В хорошем состоянии книгой. Береги её, как я берёг.

Ворон развёл в стороны крылья – два шикарных иссиня-чёрных веера – и протяжно каркнув, вытряхнул, казалось из воздуха, прямоугольный предмет, который бесшумно упал в густой и высокий ворс испещрённого геометрическим орнаментом ковра.

Матфей оторопел и замешкался, тогда Гамаюн вновь протяжно прокаркал, чем и вывел из очередного ступора юношу. Тот с опаской дотронулся до таинственной вещи и тут же отпрянул.

– Смелее, молодой человек, – со смешком в голосе прохрипел ворон. – Это всего лишь книга. Она не царапается и не клюётся, в отличие от меня. Мужчина должен быть решительным и отважным. Придётся сильно поработать над этими слабыми сторонами твоей натуры.

Матфею нечего было ответить на это, спрятав от птицы глаза, он тут же подобрал предмет, дивным образом появившийся в его комнате, и внимательно принялся его осматривать. Действительно, это была книга средних размеров в превосходном оформлении: тёмно-бардовая обложка была выполнена из мягкой замшевой кожи, на одной из сторон которой золочёной вязью было выведено следующее название «Демоны и Людины. Крах Племени Творца». Автором значился некий Лука Заокский, о котором Матфей никогда прежде ничего не слышал.

– Страница сорок третья, прошу, – подсказал ворон.

Матфей неохотно откинул тяжелый край обложки, уж больно приятна была поверхность пальцам, они так и норовили ласкать и гладить бархатистую плоскость книги. Листы фолианта приятно удивили белизной, глянцем и отсутствием намёка на помятость. За книжкой следили должным образом, возможно, даже сдували пылинки.

Отыскав под бдительным взором ворона нужную страницу, Матфей обнаружил сверху заголовок «Внешние признаки демоновой сути у отроков». Под заглавием шёл следующий текст:

«Будучи отроками восьми – десяти лет от роду, замечают в доме шумы и шорохи разные, кои никто кроме них не слышит. Могут также распознавать тени, двигающиеся произвольно. Редки случаи, но всё ж такие есть, когда случается сие с детьми шести и даже пяти лет от роду. При проявлении наклонностей у отроков лучше всего игнорировать и делать всяческий вид, что того нет. Ничем не обострять отроческое внимание, иначе можно развить острейшую нервическую болезнь».

Дальше читать Матфей не стал, он захлопнул книгу и отложил её на кровать, где она тут же погрузилась в пышные волнистые складки одеяла.

– Я слышал их, – вполголоса произнёс молодой человек. – Я их слышал, а они мне не верили. Они врали мне. А я думал, что я ненормальный, не такой, как все.

– Они оберегали тебя от самого себя, крух, – каркнул Гамаюн. – И правильно делали. Иначе бы ты вырос неврастеником или ещё кем похуже. Может даже параноиком.

– После всего, что я выслушал сейчас – у меня все шансы стать сумасшедшим, – нервозно усмехнулся Матфей.

– Да брось, Матфей, – сипло отозвался ворон, – ничего с тобой не случится. Если ты, конечно, сам не вляпаешься в историю. А за дверью этого дома тебя всюду будут стеречь истории. Знаешь, такие ловушки-лужицы, будут лежать на твоём пути везде. Глаз да глаз! Тебе придётся учиться отличать обычную грязную лужу от замаскированных с гладкой поверхностью событий, в которые лучше не то чтобы носа не совать, но и лучше не касаться краешком ботинка.

Тут в дверь постучали, осторожно и даже несколько деликатно.

– Это мама, – шёпотом сказал Матфей.

– Пусть зайдёт, но при ней ни слова обо мне и о том, что я сказал тебе, – быстро протрещал ворон и, взлетев на подоконник, юркнул за полог шторы.

– Заходи, мам, – чуть громче нужного от волнения выговорил Матфей.

– Сына, я зашла спросить, не нужна ли тебе помощь? Ты громко разговаривал, мне показалось, что даже кричал, – Вида прошла в спальню сына и встала спиной к окну, где затаился Гамаюн. – Всё в порядке?

– Да мам, всё хорошо, я по телефону с Виком говорил, – принялся на ходу выдумывать Матфей, покрываясь приметным румянцем. Врать он не умел, этот явный недостаток передался ему по наследству от отца. – Извини, что громко. Я скоро спущусь и помогу тебе с уборкой в гостиной.

– Ты сперва у себя, сына, приберись, – иронично заметила Вида, критично окидывая взглядом комнату сына. – У тебя постель до сих пор не застлана. Бардак. Книга вон валяется.

Мать решительно направилась к кровати и хотела убрать воронову книгу, но Матфей опередил её старания и, не дав Виде завладеть ценным фолиантом, выхватил его буквально из материных рук и тут же спрятал за спину.

– Я всё здесь уберу, мам, – мягко, но настойчиво сказал Матфей. – Спасибо за помощь. Иди вниз, скоро я приду.

– А что это за книга? – спросила Вида, озадаченная неожиданной расторопностью и таинственностью сына.

– Это так, ничего особенного, – Матфей ещё более заметно побагровел. – Подарок друга.

– Подарок? – улыбнулась мать, – Виктор подарил или Юна? – на втором имени она сделала особое ударение, чем довела сына до неприличной красноты.

– Вик, Вик, конечно же, – поспешно закивал сын и стал мягко подталкивать одной рукою мать в направлении к двери, другою же по-прежнему скрывая книгу за спиной.

– Хорошо, хорошо, сына, – сдалась Вида и, переступив порог комнаты, добавила с особой улыбкой, – жду тебя внизу. Только не слишком отвлекайся на подарок Виктора.

– Ага, – ответил Матфей и только теперь приметил в тёмном уголке за порожком спальни кольца ужиного тельца. Змея явно подслушивала и наблюдала за кратким диалогом хозяйки с сыном.

– Мам, забери ужа, – окрикнул Матфей Виду, уже с громким цоканьем спускавшуюся по первым ступеням лестницы. – А то я могу наступить на него случайно.

Предупреждение предназначалось темному углу.

– Только попробуй, сш-ш-ш! – возмутился змей и, нарушив стройность своих колец, нехотя пополз следом за Видой.

– Везде уши! – прохрипел Гамаюн, как только Матфей прикрыл дверь спальни. – А этот змеиный народец! Да за ними глаз да глаз! Если бы не твоя мать, я бы его съел от греха подальше. Он наверняка нас подслушивал ещё задолго до прихода хозяйки.

– Он мне тоже не нравится, – сказал Матфей. – Никогда не понимал, зачем держать змею в доме, да ещё давать ей волю ползать всюду, где ей приспичит.

– Он прислужник твоего отца, поэтому она ему потакает, – пробурчал ворон. – Думаешь, хорёк резвится по всему дому, оттого что твой отец его обожает? Он тоже прислужник и дополнительные уши своей госпожи. Готов спорить на свои крылья, что родители узнавали обо всех твоих проделках раньше, чем ты успевал в них покаяться.

– Да, что-то было вроде этого, – согласился Матфей. – Но я никогда не думал…

– О, ты бы никогда и не узнал, если бы остался Спящим.

– Так, стало быть, это ты меня разбудил?

– Ну, не совсем так, – уклончиво произнёс ворон. – Ты готов был проснуться. Я лишь тебя взбодрил.

– Так это так называется? Взбодрил? Кхе-кхе, – Матфей издал нервный смешок.

– Не привязывайся к словам, – буркнул Гамаюн. – Главное, что ты очнулся от сна неведения. Но запомни: никому обо мне не говори. Ну, в том смысле, что я – твой прислужник, к слову вольный, и что нас связывает договор крови. Меня чуть позже ты можешь представить и объявить своим домашним любимцем. Тьфу! Как же я терпеть не могу эту формулировку раба! Но что поделать – конспирация превыше всего.

– Гамаюн, – Матфей впервые обратился к ворону по имени, – расскажи мне о прислужниках. Кто они и в чём их обязанность?

– Ты хотел сказать роль, – поправил ворон. – Вот что, молодой человек. На сегодня уроков достаточно. Запомни, что я тебе сказал. Теперь же приберись в комнате и ступай вниз, помоги матери. Негоже на женщину сваливать все домашние обязанности, тем более что праздник твой.

– Но как же…

– Продолжение завтра, – оборвал Матфея Гамаюн. – У меня тоже есть свои дела. Отдыхай, веселись, но никому ни слова о том, что узнал! Кстати, почитай перед сном книгу, если сил хватит.

При упоминании о книге, Матфей выудил занимательную вещицу из-за спины и прижал к груди.

– Спрячь её подальше от лишних глаз, – ворон покосился на дверь, намекая на недавний инцидент со змеем. – И никому не показывай, никому. Слышишь? Даже самому близкому другу, как бы ни чесался язык. Не упоминай, не намекай и не показывай. Три простых правила счастливой жизни.

– Но если мать и отец такие же, как я, то они в курсе. Разве не так? – спросил Матфей. – Я бы мог с ними…

– Нет! Нет и нет! – тут же с жаром возразил ворон. – Одно правило для всех: молчать о том, что знаешь, даже, если это известно всем вокруг.

– А что будет, если я нарушу это правило и расскажу кому-нибудь? – осторожно поинтересовался Матфей.

– А об этом я тебе завтра поведаю, молодой человек, – каркнул Гамаюн, выбираясь на оконный карниз. – И уж будь добр и умён, чтобы остеречься и не сболтнуть лишнего. Это не только в твоих интересах, но и в моих.

– Ладно, – согласился парень и, тут же спохватившись, крикнул вдогонку птице, перекочевавшей на ветвь клёна. – А завтра – это когда?

– Утром, юноша, утром, – прокаркал ворон и, увидев разочарованное лицо собеседника, усмехнувшись добавил, – но не рано. А то чего доброго, ты спишь, как медведь зимой, и я тебя не добужусь.

4. Вечеринка по случаю

Книга прямо-таки жгла руки. Матфей решил глянуть одним глазком, всего-то каких-то пять минут, а после – честно обещанная уборка. Дата издания озадачила его – 1838 год. Хотя, если поразмыслить хорошенько, то ничего из ряда вон здесь не было. Просто хорошо сохранившаяся книга, да нет, превосходно, прямо-таки чертовски идеально дошедшая до Матфея.

Бумага страниц не хранила в себе затхлый пыльный дух библиотек или старья подвально-чердачных хранилищ. Она пахла так, будто бы только что вышла из печати, приятно дразня обоняние нового читателя.

– А что удивляться-то? После того, как он её выудил из крыла, всё вполне может быть, – пробубнил вслух Матфей.

Он уже порядком успел застрять где-то на пятой странице раздела «Введение к первичному ознакомлению», когда от интригующего текста его отвлёк самый обычный телефонный звонок.

– Матфей Катунь? – осведомился незнакомый женский голос.

– Да, это я, – небрежно ответил он, всё ещё захваченный тематикой книги.

– Это офис отделения холдинга «Хорс», – продолжил голос, манерой произношения чересчур напоминая робота. – Вы три дня назад заполнили анкету и оставили резюме.

– Да, всё так, – подтвердил Матфей, на этот раз уже более внимательно вслушиваясь в трубку.

– Так вот, мне велено вам сообщить: к сожалению, вы не подходите на вакантную должность по ряду причин. Мы рады, что вы обратили внимание на нас и выбрали «Хорс» в качестве будущей перспективы. Руководство нашего отделения желает вам успеха и удачи в дальнейшем поиске подходящего места.

Ни сожаления, ни доброжелательности от роботизированного голоса не исходило.

Матфей отложил телефон. Внезапно он рассмеялся. Ещё вчера его бы наверняка это сообщение весьма омрачило, но сегодня оно уже ничего не значило. Просто пустой набор звуков. До чего же странно, как может измениться мир всего за минуту или того меньше! А ведь это всё из-за ворона, этой дьявольской птицы.

Снизу донёсся мамин окрик. Матфей сверился с настенными часами в виде луны или апельсина, – он сам до сих пор не определился, на что больше похож оранжевый блин циферблата, – оказалось, что пролетело не пять, а все тридцать минут. Предварительно припрятав книгу под подушку и кое-как набросив поверх кровати клетчатый плед, служивший универсальным покрывалом «на все случаи жизни», он, как и обещал, отправился помогать Виде с уборкой гостиной комнаты.

Может в других семьях наведение порядка в доме – это тягостный и нудный труд, но не в семействе Катуней. Жизнерадостная Вида умудрялась каждый раз превращать самую что ни на есть обычную уборку комнат в приятный и необременительный ритуал. И этот день не стал исключением.

Как только Матфей ступил в гостиную, тишину воздуха взорвала динамичная и заводная музыка, во главе которой зажигала неистовая электрогитара. Поверх ромашкового платья мать накинула синий ситцевый, безрукавный халатик и, вдев руки в резиновые перчатки ядовито-жёлтого цвета, энергично смахивала тряпкой с мебели пыль. При этом женщина выделывала забавные па под задаваемый музыкой ритм.

– О, кавалерия пришла на выручку! – звонко выкрикнула Вида, заметив широко улыбнувшегося сына при лицезрении вытанцовывавшей родительницы. – Добавь звука и бери на себя ковёр, мой верный гусар!

– К вашим услугам, сударыня! – браво гаркнул помощник и, крутанул до упора звук магнитолы.

Из динамиков рвались на волю неистовые волны музыки, отчего к пляскам Виды присоединился и хрустальный сервиз в серванте шкафа. Матфей подошёл к пылесосу и, включив его, занялся чисткой коврового покрытия гостиной, притом не менее яро дрыгаясь под увесистый шквал ударных инструментов.

Когда с основной уборкой было покончено, мать с сыном приступили к украшению комнаты. По мнению Виды, День Рождения ничем не отличался от празднования Рождества или Нового Года, а потому в доме Катуней во все именинные дни поселялась особая атмосфера сказочного праздника.

Разноцветные гирлянды, стеклянные шары, которым вроде бы место только на ёлке зимой, блестящая мишура и непременно серебряный дождик – обязательные атрибуты значимых праздников в доме Катуней. И не важно, что на улице – знойное лето или пробуждающаяся весна.

«В доме должно быть место сказке и чуду, чтобы он жил и давал нам своё особое тепло, а иначе это будет просто жилище, где люди спят, едят и соседствуют друг с дружкой», – не уставала повторять Вида каждый раз, увенчивая свободный выступ или уголок помещения ёлочной игрушкой или цветастой спиралью серпантина.

В такие минуты суеты, ненадолго мать сама возвращалась в юность, и сын, в азарте перебрасываясь с нею тряпкой для пыли или соревнуясь в точнейшем броске серпантина на люстру, всякий раз дивился особенности Виды растворять во времени свои житейские годы. В такие моменты он мысленно благодарил её за возможность быть не только сыном, но и другом.

Праздничное убранство вышло что надо. Разноцветные огоньки, словно живые светляки, вспыхивая, замирая и поочерёдно угасая в гибкой ленте гирлянды, строили чарующие танцы на окне и стенах комнаты. Часть стеклянных шаров, высоко подвешенных на специально предназначенные для них крючочки, таинственно и величаво мерцала золочёной скорлупой, другие же щедрыми гроздьями возлежали на полках и в нишах мебели, задорно поблёскивая пузатыми бочками. А свисающая тут и там радужная мишура горела дивными искрящимися переливами.