Вихрь переправ

– Демоны, – поправил её Виктор, – мы демоны.

– Да плевать! Хоть черти! Я больше никуда не полечу с птицами. Будь они хоть премиум класса.

– Ласточка в чём-то права, – слабо добавил Эрик, но тут же был вынужден прокашляться от нового приступа. – Боже, где мой платок?

– А где галки? – спросил Матфей.

– Они выполнили свою часть договора и покинули нас, господин, – промурлыкала Сеера, она тщательно ходила язычком по пыльному ворсу шкурки.

Только теперь компания обратила внимание на место приземления. Это был большой складской комплекс. Безлюдный, понатыканный местами плотно прилипавшими друг к другу металлическими ангарами, да разбросанными в беспорядке грязными мусорными баками. Над коробами хранилищ местами изрядно поработала ржавчина. Кое-где в стенах чернели проплешины. Асфальт под ногами и тот в замарался приличным налётом песка и нанесённой ветром старой и новой листвы.

– Похоже, здесь давненько не ступала нога человека, – озвучил итог осмотра Виктор.

– Ай-да на разведку! – залихватски, с посвистом пискнул Рарог, похоже единственный из всех, кого радовало прибытие. – Пошуршим в этих рухлядях.

– Постой! Мы понятия не имеем, где находимся, – предостерег его Матфей, ухватив за скользкий чёрный хвост.

– Там, куда ты и заказывал, молодой человек, – деловито каркнул ворон. – На земле Тартаррусы. А именно, в провинции Сарпа. На востоке отсюда пролегает столица Кошива. Мы же, если быть досконально точными, были переправлены в Омолон – центральный город провинции Сарпа. На его окраину.

– Ничего себе! И куда же нам идти? – растерялся Матфей и, совсем забыв о хвосте саламандра, сжал его.

– Ай! Господин! Пощади мой хвост! – запищал писклявым голоском Рарог. – Он мне ещё пригодится.

– Извини, приятель. – Юноша бережно опустил ящера на землю. – Я не хотел.

– И почему вы, демоны, всё плохое совершаете с последующим причитанием: я не хотел, либо я не знал? – обижено прошипел Рарог, но вышло это у него забавно свистяще. – Удобная отмазка.

– Ну прости меня, Рарог. – Матфей почувствовал, как смущение вновь наливается на его лице краской. – Я задумался и отвлёкся.

– Отвлёкся он. Увлёкся! Вот! Что и требовалось доказать. – Саламандр назидательно поднял вверх лапку. – Забыть, что у тебя в руках живое существо.

– Рарог, – сконфужено процедил Матфей.

– Да ладно, проехали. – Ящер повернулся к союзнику чёрной в жёлтых пятнах спинкой. – Может, всё-таки обследуем эти сараи?

– Уймись, саламандра, – слово вновь взял Гамаюн. – Сейчас не до этого. Матфей, нужно решать, куда держать путь. Ты сам понимаешь, что здесь нам оставаться не следует.

Матфей обвёл растерянным взглядом друзей, ища поддержки или значимой подсказки. Эрик, более-менее очухавшись, наконец, отыскал во внутреннем кармане пиджака желанный платок и старательно утирал им взмокшее от пота лицо. Юна сама с надеждой взирала на Матфея, ожидая спасительного решения, которое выручит всех. Виктор был слишком занят раненым котом, чтобы в данный момент думать о чём-то ещё.

– Я не знаю. – Голос Матфея был слаб, нерешителен и потерян.

– Знакомая песня, – иронично заметил Рарог.

– Нет, я, правда, не знаю, что делать и куда идти, – совсем упавшим голосом добавил юноша. – Всё пошло не так. Они должны были остаться в Горницах.

– Молодой человек, – с прохладцей встрял в Матфеев лепет ворон. – Планы редко воплощаются в том виде, как задумывались изначально. Чаще всего они летят прямёхонько в пасти чертям или иной нечисти. Ну и что? Это не повод вешать клюв и опускать крылья. Да, кампания начиналась, как «Матфей и его союзники», но теперь придётся подкорректировать её на «Матфей, его друзья и союзники». Ничего не поделаешь, молодой человек.

Как бы в подтверждение бравого вороньего карканья раздался смачный утробный звук: Эрик от души высморкался в свой холёный платок.

– Но я всё равно не уверен…

– А мы тебе поможем, господин, – мягко заверила Сеера. Кошка сидела подле него, спрятав под себя лапки, и имела вид чёрного клубочка. – Все вместе. Только не бойся. Страх разрушает жизнь.

– Сеера дело говорит, – бодро подержал приятельницу Рарог. – Покрышки-кочерыжки.

Матфей вновь оглядел друзей, те с ободрением смотрели в его сторону. Ожидали слов и действий.

– Что ж, раз вернуться назад мы не можем, надо идти дальше, – растягивая слова, выговорил юноша. – Мне всю жизнь хотелось путешествовать, и судьба подарила мне этот шанс. Правда, несколько странным образом. Мы обязательно найдём способ, вернуть вас домой, но пока нам нужно держаться вместе. Сеера права, страху не место там, где жизнь. Никто не против, если мы всё же навестим столицу Тартаррусы?

– Надеюсь, мы не пешком туда отправимся? – сиплым от кашля голосом спросил Эрик. – Я не обут в походные ботинки. Несколько километров и моим ногам хана.

Все непроизвольно бросили взгляд на шикарные лаковые туфли Эрика Горденова и зашлись смехом. Хоть чёрный глянец туфель и запылился у мысков, но в целом, обувь лоснилась гламуром, таким же вычурным как и Эриков костюм; точно так же смотрелся бы шахтёр после забойной смены посреди приёмного зала в королевском дворце.

– Да, Философ, ты совсем не подготовлен к суровой жизни путешественника, – борясь со смехом, процедил Виктор. – И как тебя угораздило с нами вляпаться?

– Между прочим, – гордо отозвался Эрик, – я трудностей не боюсь. Просто предупредил, что подходящей обуви у меня с собой нет.

– Это не беда, Эр, – простодушно уверил его Матфей. – Денег, что я прихватил из дома, хватит, чтобы каждого одеть с иголочки. И ещё останется. Надо только найти подходящий магазин в городе. Как он там называется, Гамаюн?

– Омолон, – каркнул ворон.

– Вот, нам надо лишь выбраться в Омолон, а там…

– Матфей. – Юна тихонько дёрнула за рукав Матфеевой куртки. – А как мы будем общаться с местными? Я не знаю их языка и вряд ли их пойму. Может, ты знаешь?

– Неа, не знаю, Юн, – Замешательство вновь вернулось к юноше, покрыв лицо новой багровой волной. – А вы, ребят?

Эрик и Виктор покачали головами, они так же, как и Матфей, не задумывались о проблеме, пока её не озвучила Юна.

– Господин, – промурлыкала кошка, – всё проще, чем ты можешь представить. Все Проснувшиеся понимают друг друга и говорят на одном языке. Но Спящим эта радость не доступна.

– То есть, Фей, Эр и Вик будут понимать любого, а я нет? – обеспокоилась девушка, когда Матфей донёс друзьям слова кошки.

– Было бы о чём горевать, – раздался снизу в сторонке едкий комментарий саламандра.

– Мы что-нибудь придумаем, Ласточка, не переживай, – ласково произнёс Матфей. – К тому же, возможно ты вернёшься домой скоро.

– Но куда же нам идти? – задал риторический вопрос Рарог. – И к сведению всех присутствующих, скоро закат солнца. А я не люблю никаких передвижек в тёмное время суток. Это кошкам да совам хорошо ночью. У них глаза, вон какие.

Тут Матфей и остальные с изумлением обнаружили, что день близится к концу. Солнце на две трети ушло за горизонт, волоча за собой золотисто-малиновый шлейф. От ржавых ангаров пролегли глубокие, рваные тени, точно паруса потрёпанных бурей кораблей.

– Но как же так, Гамаюн?

Настроение, что чуть подало голову вверх, тут же упало тяжким грузом.

Птица невозмутимо сидела на крышке жестяного бака и, казалось, что происходящее вокруг её нисколько не касается.

– Это временна́я аномалия, – как само разумеющееся произнёс Гамаюн. – При переправе нет точности. Возникает некий сдвиг. Можно отправиться утром, как это было в нашем случае, и прибыть вечером. А бывает и наоборот.

– Нам нужно выбираться отсюда, – твёрдо заявил Эрик, – скоро стемнеет, а мы не знаем в какой стороне город.

– Лиандру нужна помощь, – произнёс Виктор.

Кот тихонько мяукнул, жалобно, с хрипотцой.

По упрямому выражению лица хозяина кота стало очевидно, что он либо с места не ступит, либо будет идти по темени куда глаза глядят, лишь бы донести любимца до спасительного места.

– Господин, могу я дать совет? – Сеера тихонько окликнула союзника.

– Сейчас любой совет может быть кстати.

– В таком случае, предлагаю провести ночь здесь.

– Что? Но это же – склады! Ты посмотри, у большинства прогнили крыши, а стены – решето. Мы замёрзнем, у нас нет тёплой шерсти, чтобы скоротать в холодном сарае ночь.

При упоминании о сарае Рарог многозначительно пискнул.

– Вот именно, – не сводя с Матфея изумрудных глаз, спокойно ответила кошка. – В этом наше преимущество. Враги будут нас искать в уютных жилищах, им и в голову не придёт, что мы на заброшенном складе.

– Ребят, Сеера предлагает нам заночевать здесь, – выговорил Матфей с глуповатой улыбкой. – Она считает, что нам безопаснее здесь перекантоваться, чем в самом городе.

– Идея, конечно, здравая, но моему коту нужна помощь, – упрямо процедил Виктор. – Без неё он не протянет до утра.

– Я знаю одно средство, оно облегчит его страдания, – сипло прокаркал Гамаюн. – Передай это здоровяку.

Матфей повторил слово в слово, но речь не ободрила друга, напротив, тот взбеленился и грозно уставился на пернатого прислужника.

– Он хочет умертвить его? – в голосе Виктора металлом зазвенел гнев. – Я не забыл о его с Лиандром вражде.

– Молодой человек, я за честный поединок, – так сухо и гордо изрек ворон, что у Матфея не осталось сомнений: Гамаюна глубоко оскорбил намёк Виктора. – Не в чести ворону, тем более из рода Чёрных, пользоваться слабостью недруга. Когда Лиандр окрепнет, тогда мы и поставим точку в нашей затянувшейся вражде.

– Что это за средство?

Матфей временно занял позицию судьи меж другом и союзником, а то того и гляди, Виктор не раздумывая ухватит Гамаюна за хвост, и устроит старому ворону взбучку. Виктор не Матфей – не даст себя клюнуть в ногу.

– Цетрария или просто мох, – коротко пояснил Гамаюн. – Если нам повезёт, то я успею до наступления глубоких сумерек отыскать его. Он хорошо снимает воспаления, а глаз у кота, похоже, загнивает. Поищите воду, рану нужно промыть.

– Хорошо, лети за этим мхом, – дал согласие Виктор, но при том так сурово зыркнул в сторону ворона, чтобы сомнений не питалось: за ошибку расплата последует равноценная.

Лиандру становилось хуже, правый глаз кота походил на кровяной с беловатой слизью шар. Ворон был прав: гной стремительно обволакивал повреждённый глаз, высасывая из него жёлтый свет и заполняя мутно-белым туманом.

Идея заночевать на пустующем складе не вызвала особого оптимизма у ребят, а Юна и подавно сникла. Но всё же честная компания решилась на ночевку, как на единственно верный шанс: не имея в рукаве козырей в виде карт или приборов, то есть, совершенно с голыми руками нет смысла тащиться прямиком в ночь, куда глаза глядят, но не зрят. Да и пословицу – утро вечера мудренее – никто не отменял. Уверовав, что завтрашний день одарит новой надеждой и шансом, друзья, разбившись по двое, отправились на обследование ближайших складских помещений. Виктор и Эрик, прихватив в сопровождение Сееру, побрели направо, а Матфей и Юна – налево, доверившись бесстрашному Рарогу. Лиандра оставили у обшарпанного пластикового контейнера, надёжно спрятав в его тени.

Удача сопутствовала их стороне. Вскоре Виктор и Эрик наткнулись на неказистого вида постовой домик, некогда оставленный охраной, но вполне годный для ночёвки нескольких человек. С отваливающейся тут и там штукатуркой, обнажившей красноту кирпича, он казался причудливой диковинкой – этаким расколдованным пряничным домиком, с просроченным сроком действия. Два окна зияли пустотой, а уцелевшее третье смотрело на пришельцев угрюмым, мутно-серым глазом. Дверь тяжело поддалась, разбухнув от влажности, а ржавые петли с натужным визгом приветствовали гостей. Помещение располагало одной комнатой. Не считая толстого слоя пыли и песка, нанесённых ветром через пустотелые окна, да чёрных пятен плесени, обосноваться на короткое время здесь вполне было можно. В помещении сохранился диван и довольно крепкого вида стол с парочкой стульев.

Сюда перенесли Лиандра и уложили на стол, предварительно стерев со столешницы приличный слой грязи.

Матфей и Юна нашли воду. К одному тускло-свинцовому, порядком облюбованному ржавчиной ангару пьяной шеренгой примыкали штук двадцать металлических бочек. Большая часть из них лежала пустыми и мёртвыми, но несколько крепких бочонков устояло под натиском времени. Их недра мерцали дождевой водой, приправленной щепоткой осенних листьев. Юркий Рарог обнаружил в тёмных уголках ангара гору больших пустых пластиковых бутылей, в которые прежде заливали питьевую воду. Одну из них на треть и наполнили дождевой водой.

– То ещё местечко, – вынесла приговор Юна, когда прошла вслед за ребятами в облупившуюся халупу.

Эрик удивил всех, он преспокойно устроился на коричнево-сером, в масляных подтёках диване и с несвойственным ему флегматизмом, опёрся спиной о пыльную спинку.

– Что стало с нашим Философом? – шутливо заметил Матфей. – А как же пиджак? А брюки? Они же испачкаются.

– Плевать, – чужим, незнакомым голосом бросил Эрик Горденов. – Здесь всё равно им чистоты не сохранить. Одежду можно купить, а вот друга…

– Ты о еноте? – тихонько спросила Юна. Её голосок, всегда уверенный и бодрый, был похож на выдох обречённого.

– Да, – сдержанно вымолвил он и кивнул так рьяно, что подбородок коснулся груди.

Эрик замолчал. Он глубоко дышал, пытаясь погасить подступившую боль.

– Мой енот, мой Карасу, – выдавил он с трудом. – Он выполнил свой долг. И он остался там. Один. Я не успел с ним попрощаться.

– У нас не было выбора, друг.

Матфею стало неловко перед приятелем. Он сумел выбраться из бойни Айвового тупика, и все его прислужники были с ним, живы и здоровы. Нила Хотина утащил громадный волкоподобный пес – слуга Револьда Астрогора. Оставалось лишь гадать о судьбе пленённого друга и надеяться на лучшее. Эрик потерял енота, бесстрашно вставшего на пути волчьего пса. Прислужнику Виктора сильно досталось в сражении, и его шансы дожить до утра были шаткими. И всё из-за него, из-за Матфея. Юноша был уверен, что если вслух никто и не говорит об этом, но уж во всяком случае, думает так. И он винил себя.

Из тяжких мыслей его вывел Юнин голос:

– Воды, Фей! Дай скорее воды.

Чудеса имеют свойство не останавливаться на одном разе. Вот и у Эрика нашёлся ещё один чистый носовой платок, его хорошенько промокнули водой, и Юна, точно медсестра, принялась осторожно прикладывать смоченную тряпицу к раненому глазу кота.

Сеера долго и тщательно обнюхивала уголки комнаты, и, решив, что самое лучшее место – это диван, запрыгнула на него и свернулась клубочком рядом с Эриком. Тот опустил руку на кошачью спинку, легонько коснувшись бархатистой шёрстки, и ласково пригладил её. Кошка удовлетворённо замурчала.

Рарог предпочёл затаиться под столом, где суетливое топтание ног не могло причинить ему вреда. Особенно его драгоценному хвосту. Он же не ящерица какая-то, у которой хвост по заказу отрастёт, только оторви. Нет, хвостом саламандр рисковать не намерен. Это его гордость и краса.

– А хуже не станет? – вдруг насторожился Виктор, переведя взгляд с бутыли на влажную примочку. – В этой воде может быть столько всякой заразы. А ты её ему прямо в ранку.

– Вик, это лучше, чем ничего не делать, – спокойно произнесла девушка. – Да, по всем правилам нужно прокипятить воду, а уж после заниматься омовением раны. Но у нас здесь ничего нет. Нам повезло, что мы отыскали эту воду. Согласись, она несравненно лучше воды из лужи.

– Ну, ты сравнила!

– Я просто пытаюсь тебя подбодрить. Себя подбодрить. Мне же тоже сейчас нелегко, Вик. И я не хочу, чтобы кто-то ещё умер!

Последнее вырвалось из её уст как упрёк к себе и ко всем сразу. Но тут же устыдившись, девушка отвернулась и продолжила процедуру.

– Да всё будет хорошо у кота, – прибавил Матфей, почувствовав неловкость и тягость в словах друзей. – Кошки ж живучие. А Гамаюн мне сказал, что они и вовсе бессмертные. Правда, бессмертны их души, а не тела. Но Лиандр – крепкий котяра, он выкарабкается.

За просевшей дверной рамой и прямоугольниками окон дневной свет мягко и неудержимо гас. Матфею вспомнился зал кинотеатра, те сладостные минуты ожидания до начала просмотра фильма. И свет на стенах. Жёлтые лампы – глаза-светочи словно закрывались, медленно и плавно, погружая зал в долгожданную темноту. Это был сигнал к началу.

И теперь для них работал этот сигнал. Близилась ночь, а с нею тьма и холод. Нужно было срочно решить хотя бы одну проблему их двух. Коротко посовещавшись, Виктор и Матфей вышли из здания и пошли искать всё, что могло послужить заслоном для окон. Они спешили. Тени разросшись, слипались, вливались друг в друга, пожирали себя, уплотняясь и темнея всё больше. Сумерки уже вовсю хозяйничали на земле покинутых хранилищ, будто искали подходящее местечко, чтобы заполнить его густым мрачным сиропом.

Окна без стекол изнутри подпёрли пластиковыми крышками от мусорных баков. Пока Виктор и Матфей возились с установкой импровизированных ставней, Эрик, решив, что и он не должен сидеть без дела, обследовал стол. Простой на вид стол, за которым когда-то трапезничали работавшие тут люди, таил под столешницей выдвижной ящичек. Вытащив секрет и уложив его на диван, Эрик принялся обшаривать его содержимое.

– Сегодня удача точно нас балует, – обрадовано воскликнул Эрик, тряся в руке мятым и грязным пакетом.

– Что там? – рассеяно, спросил Виктор, копошась у окна.

– Ты не поверишь, Вик. – Эрик ещё раз горделиво тряхнул находкой. – Кто-то оставил нам свечу и коробок спичек.

– Так уж и для нас? – слабо улыбнулась Юна.

– Считай, для нас.

До того как окончательно стемнело, вернулся Гамаюн. Ворон влетел в раскрытую дверь и, спикировав на стол, вывалил из клюва здоровенный кусок белоснежного мха. Отщипнув он него часть, Юна хорошенько промыла мох и уложила на опухший кошачий глаз. Лиандр слабо дёрнулся и издал жалобный стон. Поверх белёсого мха легла серая от влаги ткань платка.

– Ну вот, какой-никакой компресс, – произнесла Юна и села на диван, прислонившись к его замусоленной спинке, откинув назад голову.

– Всё лучше, чем ничего, – поддержал её старания Эрик и, плотнее закрыв входную дверь, добавил. – Пора зажигать свечи, други мои.

Удача не оставила их. Спички, которых в коробе было всего ничего, превосходно сохранились, и первая же из них выдала стойкую яркую искру при чирканье, а затем воспламенилась. Свеча не была целой, успев в былой жизни домика, растаять на одну треть. Но её жизнерадостный огонь осветил помещение и разорвал монолит теней, разбив их на немощные трепещущие обрывки. Злые, алчные, но бессильные. От свечного сияния стало уютнее сидеть на рассохшихся стульях, где от былого великолепия обивки остались клочья седого поролона на фанерных сиденьях. Диван в желтоватых отблесках уже не казался таким потасканным и грязным, а его негодующие пружины, нещадно скрипя, даже привносили своеобразную музыкальную нотку. Точно вконец расстроенная виолончель жаловалась на нехватку слушателей.

– Сейчас бы поесть, – мечтательно произнёс Эрик Горденов. – Я ведь с утра ничего не ел. Так, позавтракал слегка… да и вы тоже.

– Можешь попить водицы из бутыли, – громко хмыкнув, предложил Виктор.

– Есть риск не дожить до утра, отхлебнув такой воды. – На лице Эрика появилась кислая мина.

Гамаюн, занявший местечко на верхушке диванной спинки, коротко и ехидно прокаркал:

– Вот ведь храбрец! Крух! Енот его и тот смелее оказался.

Эрик бросил на ворона укоризненный взгляд.

– Маф, твоя птица сейчас надо мной посмеялась?

– Да не то чтобы…

– А может, у меня живот слабый! – с вызовом и упрёком выдал Эрик. – Может, с кишечником проблемы. Я не хочу всю ночь просидеть где-нибудь там, – он указал в сторону уцелевшего окна, – в темноте. Это ещё в лучшем случае. Ведь можно отравиться.

– Не бойся, Эр, – еле сдерживаясь от подступившего смеха, выговорил Виктор. Он похлопал друга по плечу. – Вон мой кот первый опробовал воду. Вернее его глаз. Хуже не стало. Ну, пронесёт нас и что с того? Не хочешь, не пей. Терпи до утра. А там ещё не ясно, когда мы доберёмся до чистой воды.

На это Эрику нечего было ответить. Кое-как испив воды и немного утихомирив голодные желудки, ребята стали устраиваться ко сну. Диван безоговорочно был отдан Юне, Матфей и Эрик решили спать сидя на стульях, облокотившись о столешницу. А Виктор, как самый неприхотливый и небрезгливый из всех, сел на пол, бочком прислонившись к дивану, подложил под голову руки.

Сеера прижалась к Юне, и девушка в ответ обняла тёплый урчащий комочек. Гамаюн внимательно окинул ребят придирчивым взглядом и, удовлетворившись виденным, нахохлился. Рарог вышел из-под навеса стола и забрался в оттопыренный карман Матфеевой куртки.

Эрик дунул на свечу. Тени соединились.

… Нет, подобное сном не может быть. Но тогда где он? Куда подевались остальные? Как же одиноко и не по себе ему.

Матфей оглянулся вокруг снова, будто предыдущие разы его не вполне убедили: он странным образом очутился в помещении с высоченными каменными стенами, где потолок тонул в клубящемся мраке, а протяженность сгинула в зыбкой тьме. Одно он сознавал точно: едва дышащий пятачок света, у которого не имелось источника (свет словно завис облачком в непроглядной ночи), в котором он стоял и потрясённо тёр глаза. Центр той пещеры. Почему именно пещера пришла на ум, он и сам не мог ответить, ведь воздух тут высох, верно, века назад, оставив жалкие крупицы случайному (случайному ли?) гостю, чтобы помучить и отсрочить неизбежную кончину того.

И, конечно же, только в центре этой мёртвой, пустотелой громадины мог стоять невысокий, истово алкавший тщедушный свет пьедестал из мрачного базальта, непроницаемо-матовый, с идеальными линиями и углами. Сверху вертикально крепился высокий прямоугольник зеркала. Матфею не хотелось идти к нему, очень не хотелось, дрожь проняла его нутро холодом недоброго предчувствия. Но непослушные ноги вопреки воле головы сделали шаги к зловещему зерцалу, такому же мрачному и непроницаемому, как пьедестал под ним.

И вот он уже в шаге от базальтовой плиты. На сей раз ноги подчинились внутренней команде и послушно остановились. Теперь пленнику хорошо стало видно само зеркало и его оправа. Берцовыми человеческими костями окантовывалась рама, почерневшими, точно обгорели те в огне Судного Дня. Но не жуткое украшение взволновало и устрашило взор юноши: как только взгляд его глаз коснулся спокойной дотоле зеркальной поверхности, рябь пошла по ней.

«Но подобного не бывает», – вскричало сознание Матфея.

Но вот уже лёгкие волны всколыхнули аспидные глубины, постепенно закручиваясь и образуя водоворот. В самом конце мелькнуло и устремилось сюда нечто неразличимое, но Матфея затрясло так мощно от подкатившего омерзения и жути, что в мозгу вспыхнуло лишь одно: разбить, вдребезги разбить проклятущее зеркало.

Пыльно-сухой воздух дополнился маслянисто-горьким привкусом. Так пахнут жжёные травы, полные яда.

Нечто приближалось с завыванием и свистом, так ветер бьёт по ушам, когда лихачит. В маслянисто-дегтярном нутре зеркальной воронки уже отчётливее прорисовался контур того, кто алчно взывал к нежданному, но страстно-желанному гостю на языке чуждого мира. Человеческая фигура, как причудилось Матфею, с золотистыми звёздами в том месте, где должны быть глаза, на всех парах неслась к нему, выпростав вперёд то ли руки, то ли когтистые лапы. Будто человека погрузили в дёготь, а затем вышвырнули, пронеслось в голове напуганного зрителя.

Если промедлить ещё секунду, другую, случится непоправимое. Матфей понятия не имел, откуда он знает, но смотреть в эти жгуче-солнечные глаза нельзя. Нужно отворотить взор, что бы ни сулила скорая встреча с потусторонним пришельцем, отвернуться, зажмуриться и бежать прочь, как бы ни страшила чёрная пустота вокруг. Не её нужно остерегаться, а того, что жило в зеркале.

Истекла секунда. Существо окончательно обрело форму и цвета, оно уже не было безликой маслянисто-чёрной фигурой. Это был юноша, чьё лицо исказилось болью и лютой злобой, а искрящиеся золотом глаза лучились сладчайшим коварством.

Если Матфей не отворотит взгляд – ему конец. Он прекрасно это знал. Потусторонний демон так просто не отпустит и подчинит, взгляд его подобных звёздам глаз очарует и растворит жертву.

Матфей закрыл глаза и отвернулся за секунду до того как нечто в человеческом облике столкнулось с живой поверхностью зеркала и смогло одолеть его. Стоя спиной и дыша так, будто пробежал стометровку за треклятую секунду, он ощущал холод. Лёд простирался за ним.

Со стороны чёрного зеркала раздался вой такой сокрушительной силы, полный стенаний сотен голосов и проклятий сотен глоток, что пещера сотряслась. Камни откалывались от мрачного свода и крупными кусками падали, чудом не угождая в центр.