Русские избранники

Затем началось следствие, окончившееся через несколько дней. Меншиков был приговорен к вечной ссылке в Сибирь. В сентябре же 1727 года он был отправлен вместе с женой, сыном и обеими дочерьми в Березов, небольшой городок на речке Сосве, имевший не более 150 мазанок и обитаемый по большей части казаками.

Там-то поселился в самых стесненных обстоятельствах лишь за несколько недель до того столь могущественный князь Меншиков, которого все боялись и который готов был стать тестем императора. На его содержание было назначено не более как по одному рублю в день, которые стража ни разу не отпускала ему полностью. Тем не менее он жил так скупо, что из сбереженных денег смог выстроить небольшую деревянную церковь, при постройке которой и сам работал. Если вдуматься в страшную перемену в судьбе этого выскочки, то негодование против несправедливого человека претворяется в сочувствие к человеку, достойному сожаления.

Горе, увеличившееся еще в Сибири случаями смерти в его семье, покорило его великий дух и повергло его в глубокое уныние. В этом печальном состоянии духа он не говорил ни слова и в последние дни своей жизни не принимал ничего, кроме холодной воды. Он умер наконец 2 ноября 1729 года, на 55-м году.

Эгоизм, низкое корыстолюбие, тщеславие, невыносимая гордость, властолюбие, безжалостность и жестокость составляли основные порочные черты характера Меншикова. Эти недостатки и пороки, ставшие отчасти страстью, постоянно обуревали его и ставили в вечную борьбу со множеством лиц, особенно с вельможами. Посмотрим, однако, и на хорошую сторону медали. Меншиков был добр ко всем иностранцам и ко всем соотечественникам, которые умели ему понравиться, – своенравие, которого он мог требовать при своем высоком положении. Он был благодарен за оказанные ему услуги, храбр до отваги; был рьяный защитник тех, кто был ему предан. Его ум и все связанные с ним способности духа достигали степени гениальности. Если бы он получил в детском возрасте хорошее воспитание, он мог бы совершить великие дела. Он восполнил позже этот недостаток большим прилежанием и приобрел немалые сведения в искусствах и науках. Родину свою он знал отлично и был вследствие этого очень ей полезен. Он много сделал для культуры народа, для постройки многих городов, которые были полезны стране, для поднятия торговли, искусств и наук, для улучшения горного дела, для усовершенствования военной дисциплины, для блеска двора и для основания внушительного уважения к русскому правительству за границей. Много ли любимцев, заслуги которых можно было бы приравнять к заслугам князя Меншикова? И если иногда, при чтении его биографии, чувствуешь досаду на многие его несправедливости, то, в конце концов, все же с удивлением произносишь имя человека, помогавшего Петру I приводить в исполнение его великие дела.

Княгиня Меншикова, урожденная Арсеньева[25], происходила из дома, пользующегося в России большим уважением среди дворянских фамилий. Она была образцом женской красоты и добродетелей, которые стяжали ей благоговение нелицемерного почтения всех, ее знавших. При невзгоде, постигшей ее мужа, она тотчас же выказала все совершенство своего возвышенного характера. Она сопровождала его на место ссылки. Уже и тогда, когда она жила с ним при дворе, во время полного блеска, она должна была выносить многие его капризы. Она только продолжала свои любвеобильные старания, когда стремилась любовью и участием облегчить ему его печальную судьбу. Но горе, давно уже угнетавшее ее, скоро свело ее в могилу. Она умерла в Березове, вероятно, уже в 1728 году.

От этого брака родились один сын и две дочери. Все трое последовали в Сибирь за родителями.

Сын родился 17 марта 1714 года[26]. Отец доказал на своем сыне лучше, чем на царевиче, гофмейстером которого состоял, как он вполне понимал, в чем состоит хорошее воспитание, и воспитание, данное им сыну, было превосходно. Князь Меншиков имел намерение женить своего сына на Наталье Алексеевне, сестре Петра II, но злосчастная участь постигла его ранее, чем он мог исполнить это намерение. Пока был жив отец, сын оставался в Сибири. Императрица Анна разрешила ему вернуться и возвратила значительнейшую часть отцовского имущества. Мы не знаем, при дворе или в армии занимал он важные места; нам только известно, что он был кавалером ордена Св. Губерта. Он продолжал свой род. Нынешний князь Меншиков, со славой служивший в армии, его сын[27]. Когда он, из особой склонности к тихой и уединенной жизни оставил много лет назад службу, он был генерал-лейтенант, сенатор и кавалер орденов Св. Губерта и русского военного Св. Георгия 3-й степени. Его супруга, знаменитая в дни цветущей юности своей красотой, урожденная княжна Голицына. Сын от этого брака, соединявший много полезных знаний с удивительно мягким характером, был в последние годы при русском посольстве в Дрездене и Берлине.

Княжна Мария Александровна, старшая дочь князя Меншикова, родилась 9 января 1713 года и была отлично воспитана своей образцовой матерью. Молодой граф Сапега, родственник императорского дома по графине Софье Скавронской, племяннице императрицы Екатерины I, просил в 1720 году ее руки, но не получил, так как отец, вероятно, тогда уже имел более высокие намерения относительно ее. Князь неустанно трудился над проектом выдать свою старшую дочь за императора и таким образом возвести свое потомство на всероссийский престол. Вскоре по смерти императрицы Екатерины I ему удалось обручить Петра II с княжной Марией. Обручение состоялось 6 июня 1727 года. Свадьба должна была быть осенью. Между тем императорская невеста получила титул императорского высочества и во время литургии поминалась вслед за сестрой императора. Все эти виды на блестящее будущее были уничтожены опалой Меншикова. То обстоятельство, что Петр II не делал никакого различия между членами этой фамилии и всех их, виновных и невиновных, даже свою обрученную невесту, подверг одинаковой каре, делает этого императора ненавистным. Мария последовала за родителями в Берегов, где она в следующем же году пала жертвой смертельной тоски.

Младшая сестра ее, княжна Александра Александровна, родилась в первые дни января 1715 года и была так счастлива, что могла разделить со своей сестрой Марией прекрасные уроки своей матери. Она возвратилась из Сибири вместе с братом; мы не знаем, была ли она замужем[28].

3. Екатерина Алексеевна

Муза истории преклоняется пред именем этой необыкновенной женщины. История не знает ни одной женщины, которая, происходя, подобно Екатерине I, из среды простого народа, вознеслась бы на трон величайшей империи земного шара. История рассматривает поэтому жизнь этой замечательной государыни, родившейся литовской крестьянкой и умершей императрицей и неограниченной повелительницей России, как замечательнейший пример удивительного способа, по которому Провидение управляет судьбами людей.

Из мировых летописей история знакома с примерами женщин, которые величием души, геройством, воодушевлением, возвышенными талантами, словом, обширнейшими свойствами духа становились на высшие ступени в храме славы, водили войска к победам, разделяли трон со своими мужьями, своим мудрым влиянием решали судьбу целых государств, удостаивались лаврового венка, достигали совершенства в искусствах и науках и вообще оспаривали первенство у выдающихся мужчин. История, хотя и привычная к таким примерам, готова видеть в Екатерине, которая в конце своего политического поприща оставила далеко за собою всех этих женщин, чудо человеческих способностей и добродетелей. Но едва только история ближе всматривается в это кажущееся величие, как удивление, навеянное одним только именем, исчезает, туман спадает с глаз и история видит перед собой самую обыкновенную женщину, только плотской чувственностью и интригами достигшую своего высокого положения, причем она вовсе не обладала теми качествами, при которых могла бы достойно выполнить свое назначение.

Отец Екатерины, литовский крестьянин и, вероятно, крепостной, назывался просто Самуил и не имел даже фамильного имени[29]. Он жил в неизвестной нам деревне, расположенной близ лифляндской границы. Здесь родились все его дети – сын Карл и три дочери: Марта, Христина и Анна. Семья эта была католическая, и все дети были крещены в католическую веру. Крестьянин Самуил умер в Литве, задолго, кажется, до возвышения его дочери.

По смерти Самуила его семья, неизвестно по каким причинам, переселилась из Литвы в соседнюю Лифляндию, принадлежавшую тогда шведской короне, в деревню Ленневарден в Рижском округе при речке Румбе.

Одна из дочерей Самуила, по имени Марта, родилась, по довольно достоверным известиям, 16 апреля 1686 года. Ограниченные средства матери заставили отдать Марту, еще ребенка, в услужение к лютеранскому пастору. Девочкой явилась она к пастору Дауту в Рооп, в приход, лежащий тоже в Рижском округе. Здесь маленькая католичка была незаметно превращена в лютеранку. Кажется, Марта недолго оставалась в этом доме. Она ушла из Роопа в Мариенбург, маленький городок Вендского округа, к местному пробсту Глюку. Девочка, ставшая уже красавицей, была и в доме этого духовного лица более служанкой, чем воспитанницей; но с ней обходились здесь с меньшей пренебрежительностью, и она воспитывалась вместе с дочерью пробста Глюка как относительно основ лютеранской религии, так и в полезных домашних работах. Здесь-то шведский драгун, по имени Иван, тоже не имевший, вероятно, фамильного имени, влюбился в расцветавшую красавицу Марту. Он просил ее руки, и так как бедной девочке не приходилось выбирать, она приняла его предложение. Таким образом, Марта стала женой Ивана, но лишь на несколько дней: ее муж, как солдат, должен был скоро уйти в поход.

Это случилось незадолго до взятия русскими незначительного замка Мариенбург, вернее, его развалин. Жители города были объявлены пленниками[30]; в числе их была и Марта. Она досталась в руки генерала Шереметева[31], но недолго оставалась в доме этого боярина. Меншиков увидел Марту и пленился ее красотой. Шереметев догадался и уступил свою рабыню любимцу своего государя, который тотчас же взял ее к себе. Между тем шведский драгун Иван возвратился унтер-офицером. Он осведомился о своей жене и узнал ее местопребывание. Требовать ее было бы столь же бесполезно, как и опасно; он поэтому посещал ее тайком[32]. Она жила в доме Меншикова, пользуясь свободой, но все еще как служанка. Она никогда и не мечтала быть столь счастливой. Не желая утерять Марту, Меншиков, сильно привязавшийся к ней, скрывал ее от глаз Петра I и знатных русских, но дозволял ей видеться с равными ей и тем содействовал тому, что Иван и Марта могли видеться довольно часто.

Такая боязливая осторожность Меншикова была уничтожена легкомыслием одного мгновения. Во время попойки Меншиков похвастал, что обладает прелестной любовницей. Захотели удостовериться, правду ли он говорит; он уклонялся, однако, представить доказательства. Но Петр I потребовал, и никакие отговорки не были уже возможны. Марта должна была явиться. Момент ее появления решил ее будущую высокую судьбу. Вид этой прелестной женщины победил монарха; и хотя позже сила ее красоты часто бывала ослабляема, но первое впечатление на Петра было глубоко и для Марты весьма поучительно.

С этого момента Меншиков должен был уступить ее своему государю, но любимец был столь ловок, что сумел потерю, сделанную спьяна, вознаградить богатым политическим выигрышем в трезвом положении. С этих пор Марта должна была думать и поступать так, как желает Меншиков. Она была посредницей между господином и слугой, если слуга, что случалось довольно часто, навлекал на себя гнев господина своими проступками всякого рода. За то Меншиков учил ее, как она должна льстить капризам монарха, чтоб извлекать личные для себя выгоды. Она делала это с полным успехом, и император наконец сам повел ее под руку на высшую точку земного счастья.

Как только Марта была принята в число придворной челяди, она еще раз переменила религию – она приняла в Москве греческую веру и была наречена Екатериной. По недостаточности достоверных известий, полагают, что царевна Екатерина Алексеевна[33], сводная сестра Петра I, с которой этот монарх после долгих ссор примирился, занимала при этом священнодействии место крестной матери. Несомненно, однако, что несчастный царевич Алексей Петрович (поистине оригинальное положение для сына!) должен был играть роль крестного отца при крещении любовницы его отца и незаконной заместительницы его матери. Марта навсегда была переименована в Екатерину Алексеевну.

В течение нескольких лет Екатерина жила среди придворной челяди Петра I в качестве жены повара. В этом звании она родила в 1708 и 1709 годах принцесс Анну и Елизавету, из которых Анна была впоследствии замужем за герцогом Голштинским и была матерью Петра III, Елизавета же – императрицей России. Обеих выдавали сперва за дочерей повара; но вскоре маска эта была снята. Приблизительно около 1710 года Екатерина стала называться при дворе госпожой, и под этим новым званием она, как принадлежащая к придворному штату, повсюду сопровождала монарха как публично объявленная любовница и позже как провозглашенная императрица. Екатерина родила еще пять детей: трех дочерей, Наталью и Маргариту, умерших в детском возрасте, и еще Наталью, которая пережила своего отца лишь несколькими неделями и погребена вместе с ним, и, наконец, двух сыновей, Павла и Петра, которые умерли тоже детьми.

Наконец высокое положение Екатерины было объявлено торжественным образом. В 1713 году появился императорский указ, которым Екатерина Алексеевна была представлена Российской империи как законная супруга Петра I. Законнорожденность принцесс Анны и Елизаветы была определена этим указом бесповоротно, хотя и молчаливо.

В глазах императора заслуги Екатерины постоянно увеличивались; награды и доказательства его доверия к ней постоянно росли и крепли. При больших несчастьях, постигавших этого монарха в его семье, при затруднениях, встречавшихся ему на пути при уничтожении злоупотреблений и при введении полезных учреждений, Екатерина, быть может, не по собственному влечению, быть может, даже не по собственному убеждению, но всегда поддерживала его своим твердым советом. Из всех прежних родственников у Петра I оставался в то время один только ребенок: сын его сына. Этот малолетний царевич, добродетели и пороки которого не были еще известны и который позже, но все еще юношей, появился на короткое время на русском престоле, не был, конечно, способен радовать императора. Он должен был скорее печалить Петра I – своим существованием он напоминал монарху своего отца. У юного царевича была, правда, еще старшая сестра, выказывавшая большие способности; но ее болезненность заставляла предвидеть скорую ее смерть. Вообще же, она была в том же положении, что и ее брат: своим существованием она не могла радовать своего деда. Таким образом, император, как человек одинокий, все сильнее прилеплялся к той, которую он сам избрал, которую сам, как полагал, образовал, которая дарила его милыми детьми и от которой он мог ожидать неограниченнейшей верности и благодарности.

В 1721 году император потребовал от членов вновь учрежденного духовного суда особой присяги, по которой они должны были принести клятву верноподданничества как ему, так и Екатерине. Это было подготовлением к другой, более торжественной присяге, которая последовала в ближайшем же году.

В 1722 году Петр I формально назначил Екатерину своею наследницей[34] после его смерти – шаг, в котором он, конечно, раскаялся, увидев незадолго до своей смерти, что он во многом обманулся.

Но пока Петр оставался в заблуждении, он делал все, чтоб придать Екатерине возможно большие отличия в глазах всего мира. Он даже короновал ее в Москве в начале 1724 года.

Это было величайшее, но и последнее доказательство того уважения, которое он оказывал императрице. В последние месяцы того же года она дала ему уже повод быть недовольным ею. Екатерина любила быть в обществе камергера Монса, и однажды император застал ее с ним. Форма обхождения Монса с императрицей, вероятно, выходила за пределы того почтения, которым мужчина был обязан своей повелительнице. В противном случае монарха не могло бы удивить то обстоятельство, что он встретил услужливого камергера в комнате своей супруги. Монс был обезглавлен, и императрица должна была присутствовать при его казни. Она упала в обморок. Ярость монарха против Екатерины вышла из границ того почтения, которым он был обязан своей супруге, по крайней мере, в глазах двора. Все ее доверенные лица были удалены и заменены надсмотрщиками, на которых он мог полагаться; вследствие открывшихся неправильностей в различных отраслях государственного управления Меншиков был уже некоторое время в немилости; у Петра все чаще стали повторяться случаи задержания мочи, которые причиняли ему жестокие страдания; болезнь вполне определилась, сохраняя свой характер; страдания тела прерывались иногда только страшными взрывами негодования.

Все эти обстоятельства, вместе взятые, делали положение Екатерины ужасным; будущность же должна была представляться ей еще более печальной, так как, судя по высказанным императором намекам, можно было ожидать изменения в порядке престолонаследия в ущерб императрице. Необходимо было предупредить такую напасть. Для этого была нужна поддержка Меншикова. Но чтоб эта поддержка была действительна, Меншиков должен был сперва войти опять в милость государя. Это трудное дело взял на себя Ягужинский, который охотно желал опять видеть на вершине государства того человека, который по своему рангу, как первый в империи, по своей известной связи с императрицей и по своим высоким дарованиям был вполне способен объединить только что образовывавшиеся партии или противодействовать им. Ягужин-ский сделал императору свои представления так умно и осторожно, что монарх весьма скоро согласился возвратить князю Меншикову свое доверие, по крайней мере по виду.

Как только все опять вошло в прежнюю колею, супруга императора и его любимец стали с удвоенными силами трудиться над упрочением своей участи. Естественным образом они рассуждали так: если монарх, причинивший своей супруге величайшие страдания казнью ее любовника, выздоровеет, весьма возможно, что он изменит порядок престолонаследия; Екатерине придется, быть может, обратиться в прежнее ничтожество или же у нее будет отнята надежда стать когда-либо самодержицей и вести свободную жизнь по собственному желанию; со своей стороны Меншиков должен был ожидать того же – подвергнуться, вероятно, большой ответственности или, быть может, быть даже совсем уничтоженным; если же Петр, напротив того, умрет прежде, чем изменит порядок престолонаследия, то по смерти его царствовать будет Екатерина или скорее Меншиков будет с неограниченной властью править государством от ее имени; сверх того, физические страдания Петра были больше, чем человеческие силы могут выносить; поэтому-то, вероятно, что с сокращением его жизни лишь скорее окончится болезнь, которая, по самому свойству своему, никогда, быть может, не допустит до полного восстановления его здоровья.

Как бы то ни было, Петр I, без которого его преемник не имел бы того решающего значения на весах Европы, какое он имел, без которого русская нация не стояла бы на той высокой степени промышленности, на которой стоит, без которого, однако, некоторые соседние государства, как в это время, так и впоследствии, сохранили бы свои земли такими, какими они были, – этот великий монарх, далеко оставивший за собой своих коронованных собратий, потому что умел преодолевать такие трудности, о которых другие и не слыхивали, этот необыкновенный человек умер[35] 28 января 1725 года.

Екатерина, Меншиков и Ягужинский, который в это время был доверенным лицом их обоих, признали необходимым скрывать о кончине императора до тех пор, пока они необходимыми мерами утвердят престолонаследие в лице императрицы. Так как последние намерения Петра об изменении порядка престолонаследия могли быть известны многим, то эти три лица привлекли на свою сторону знаменитого Феофана Прокоповича, верно служившего императору при уничтожении многих злоупотреблений, сказав ему, что восшествие на престол Екатерины необходимо для того, чтоб избежать кровопролития и раздражения духа партий. Этот священник поклялся пред собравшимся народом и войсками, что Петр I на смертном одре сказал ему: одна Екатерина достойна последовать за ним в правлении. Вслед за этим она была провозглашена императрицей и самодержицей и ей снова принесена верноподданническая присяга. Таким образом, Екатерина взошла на императорский престол России не по праву наследства и даже не по воле своего супруга, но интригами и узурпацией.

Два месяца спустя она, в виде внешнего знака своей власти, возложила на себя Андреевский орден. До того времени она была единственной дамой, которая носила учрежденный Петром в честь ее орден Св. Екатерины[36] на белой ленте. Теперь Екатерина пожаловала этот орден своей дочери Анне, которую она сочетала браком с герцогом Голштинским Карлом Фридрихом, предоставя юной чете большие выгоды.

Не вдаваясь в подробное изложение истории царствования Екатерины, заметим только, что она довольно мудро вела вначале, под руководством Меншикова, государственное управление. В первое, по крайней мере, время продолжали работать по большей части по планам, которые были выработаны и приводились в исполнение при Петре. Но природное нерадение этой государыни было очень велико. Она, наконец, ни о чем не заботилась и все предоставила своим любимцам. Нация заметила происшедшую перемену, и, по мере того как менялись принципы государственного управления, менялось и расположение народа, которое доходило в конце царствования Екатерины до ропота.

Частная жизнь этой государыни была совершенно неправильна. Она предавалась крайним излишествам, особенно в питье. Рассказывают[37], что она очень любила есть обыкновенное печенье, которое называется крендели или бублики, намоченное в крепком венгерском вине. Ближайшим последствием этого являлось опьянение, но, в конце концов, эта неестественная пища вела к водянке. Так как Екатерина находилась в зрелом возрасте, то, при осторожном образе жизни и при целесообразном лечении, эта болезнь могла быть легко прервана при самом ее возникновении. Но случилось не совсем так, как следовало. Императрица хотя и принимала лекарства, но беспорядочно; равным образом она на короткое лишь время изменяла свой образ жизни, но скоро и часто стала нарушать диетические правила, предписанные ей врачами. Тем не менее, состояние здоровья монархини, обладавшей крепким телосложением, не могло ухудшаться с такой быстротой, как оно действительно ухудшалось. Постоянно замечалось все более и более полное расстройство всего ее организма. Причина столь быстрого хода болезни не могла быть натуральной. Люди, близко стоявшие ко двору, втайне полагали, что причина такого полного разложения была искусственна. Если справедливо, что драгоценные дни Петра I были преступным образом принесены в жертву эгоизму, сладострастию, корысти и властолюбию, то можно поверить, что и дни Екатерины равным образом были сокращены по причинам, которые мы только что указали.

С 1726 года князь Меншиков стал замечать, что при продолжительном царствовании императрицы Екатерины он потеряет всякое значение. Эта государыня выказывала большую привязанность к своим детям, особенно же она любила герцогиню Голштинскую и ее супруга. Дело доходило до того, что даже в правительственных делах она спрашивала у них совета и делала с ними различные распоряжения, ничего не говоря Меншикову. Такое вмешательство представлялось князю просто преступлением. Он опасался возраставшего влияния голштинской фамилии, которое наконец могло привести к его падению, и хотел предупредить такую случайность. Ему могла помочь только перемена правителя. По смерти Екатерины на престол должен был вступить Петр II. Вот этот-то момент и хотел он приблизить, так как при несовершеннолетнем государе Меншиков мог властвовать безраздельно. Таким образом, он решился ускорить смерть императрицы. Это не более как догадка, но она не лишена вероятности. Необходимо вспомнить одно выражение, сказанное Меншиковым в момент отправления своего в место ссылки. «Я сделал, – сказал он, – большое преступление; но юному ли императору наказывать меня за это преступление?» Нельзя ли эти слова объяснить так, что он виноват в смерти императрицы и что Петр II должен бы быть ему благодарен за это? Вероятно, поэтому Екатерину постигла кара мести и именно от преступной руки того самого человека, который два года пред тем был ее соучастником.

Способ, которым Меншиков привел в исполнение свое новое преступление, должно быть, был следующий. У императрицы была привычка, составлявшая последствие ее дурного воспитания: всякого из придворных, являвшихся к императорскому столу в маленьком обществе, она хлопала по карману и требовала от него конфет. Это же она делала преимущественно с Меншиковым, который все еще пользовался большим значением и ежедневно находился в обществе императорской фамилии. Однажды, как рассказывают, он дал императрице, потребовавшей свой обычный атрибут лакомства, засахаренные и отравленные фиги. Яд был искусно приготовлен. Он действовал тихо, но верно. 16 мая нового стиля 1727 года открылся, как утверждали, нарыв в легких, а 17 мая вечером, в 8 часов, умерла Екатерина[38], на 42-м году жизни. Тело ее погребено в крепостной церкви рядом с ее супругом.