Право на счастье

4

Последующие за тем памятным днем рождения Дмитрия, плавно перетекшим в празднование новоселья и именин Грэмма, полгода пролетели для них как один день. Неестественно теплая в этом году зима, распустившая слякотные сопли сразу после Нового года, к исходу февраля вдруг опомнилась, заскрежетала зубами и, обозлившись на весь свет, завьюжила, затрещала проспавшими Крещение морозами. Побесновавшись до середины апреля, белая склочница окончательно устала, ослабила вожжи, позволяя ртутному столбику потянуться вверх, к заветному плюсу в графике температурных показателей. Несмотря на заметное потепление, остатки выпавшего в конце февраля – начале марта снега, собранные коммунальными службами в огромные грязно-серые кучи, еще весь апрель мозолили глаза уставшим от зимы горожанам. Только по прошествии майских праздников, сопровождавшихся регулярными ночными заморозками, днем сменявшихся на кратковременные, но колючие и хлесткие, перемеженные мелкой ледяной крупой, от того невероятно противные дожди, весна закрепилась на занятых рубежах. Словно сумасшедший художник, каким-то чудом вырвавшийся из мрачных стен психиатрической лечебницы и схвативший в истосковавшиеся по работе руки свою старую палитру, с хаотичной торопливостью весна яркими, сочными, преимущественно зеленого цвета кляксами стала украшать освободившееся от последнего снега мрачное полотно земли.

Стоически перенеся все капризы природы, не очень, впрочем-то, и уделяя своего внимания этим перипетиям по причине всепоглощающей занятости самими собой, человек и собака – Дмитрий и Грэмм, уловив первые весенние запахи, стали совершать осторожные кратковременные вылазки из квартиры. Улица с первого же выхода на нее в одночасье завоевала безграничное расположение Грэмма, и команда: «Гулять!», стала для него чуть ли не более ожидаемой, нежели – «Кушать!», а ведь прием пищи занимал в его жизни наиважнейшее место! Воздух свободы пьянил, вызывая непроизвольное проявление избытка чувств, выражаемых громким поскуливанием, взвизгами и даже почти человеческими радостными криками. И пускай свобода ограничивалась периодически натягивающимся и резко остужающим неумеренный пыл поводком, это ни в коей мере не мешало Грэмму получать от прогулок несказанное удовольствие и чувствовать себя вполне счастливым. Сам не до конца осознавая того, он на инстинктивном уровне понимал, что мера эта вынужденная, а поводок, неумолимо сдерживающий бьющую через край энергию, приспособление нужное, более того – полезное, и, не будь его бегущие впереди разума лапы непременно доставили бы их владельцу кучу неприятностей!

Не имея никакого отношения ни к собакам охотничьих пород, ни даже к служебным, Грэмм тем не менее, обожал читать, именно читать уличные запахи, и делал это на удивление универсально. Выходя из подъезда, Грэмм сразу задирал голову и, словно вышедший на вальдшнепа ирландский сеттер, ловил «верхние» запахи, но стоило им с Димой пересечь границу лесопарка, как Грэмм превращался в идущую по следу немецкую овчарку и, уткнувшись носом в землю, жадно втягивал в себя все многообразие лесных ароматов. С головой погружаясь в окружающий его океан невидимых глазу, но остро воздействующих на органы обоняния летающих в воздухе микрочастиц, Грэмм искренне недоумевал спокойному равнодушию хозяина. Как можно не среагировать на след недавно прошедшей по лесной тропинке, где сейчас идут они, какой-то большой собаки, тяжелый дух которой так и бил в ноздри?! Следом за ним стелился, хотя и не такой       плотный, но схожий по тяжести восприятия запах ее хозяина. У Димы запах другой – хороший, ставший уже родным – он пахнет домом! А вот и подпись, оставленная псом-гигантом на стволе ближайшего дерева. Вонь от нее такая, что глаза режет! Ничего, дело поправимое! Готово! Теперь все идущие следом собаки смогут прочитать: «Здесь был Грэмм!». Если же свернуть с тропинки и отбежать по только начавшим набирать силу молодым росткам папоротника и крапивы хотя бы на несколько метров вглубь леса, можно учуять следы пребывания здесь не домашних, а каких-то других, резко пахнущих дикой свободой животных. Вот бы встретить, посмотреть, а может, даже укусить разок! Что ни говори, а прогулки – вещь мало того, что приятная, полезная и познавательная, жаль только хозяина, ведь он со своим ущербным обонянием не может разделить с Грэммом всю полноту ежедневно новых незабываемых впечатлений!

Когда молодые побеги сочной зеленой травы превратились в мягкий ворсистый ковер, покрывающий все свободное от асфальта пространство, изобретательный Грэмм не преминул использовать этот подарок природы в своих прогулочно-развлекательных целях. Приметив во время очередной прогулки наиболее густо поросший молодой травой участок, Грэмм, не раздумывая, нырял в мягкую ароматную зелень и, перевернувшись на спину, терся о нее, урча от удовольствия и вытягивая вверх все четыре лапы. Дмитрий не препятствовал новой забаве Грэмма, наоборот, останавливался и, улыбаясь, ждал, давая возможность своему любимцу в полной мере насладиться прогулкой. Обратив внимание на то, что посторонние люди никогда не остаются равнодушными к его «травяной гимнастике», созерцание которой вызывало у них всплеск положительных эмоций, Грэмм стал целенаправленно караулить прохожих, устраивая при их приближении импровизированные цирковые представления, где коронным номером стал «таракан на спине», неизменно привлекавший внимание. И если взрослые люди лишь сдержанно улыбались, то дети, завидев очередное выступление четвероногого артиста, приходили в неописуемый восторг. Стоит отметить, что Грэмм к людям относился с нескрываемой приязнью, а детей он просто обожал, что, впрочем, было взаимно. Дима уже привык к тому, что практически на каждой прогулке к нему подбегал мальчик или девочка, достигшие возраста прогулок во дворе без сопровождения взрослых, с вопросом: «А можно его погладить?!». Дмитрий не возражал, а Грэмм, в свою очередь, как мог, изо всех сил показывал свое расположение маленькому человеку.

Несмотря на все описанные прелести, не все в характере Грэмма было безупречно. Дело в том, что он, как выяснилось, до кончиков своих огромных ушей терпеть не мог собак. Не всех. С маленькими и соразмерными ему самому Грэмм общий язык находил и даже мог снизойти до коротких игр. Если же к нему пытался приблизиться пес, превышающий его размерами, будь то злобный бультерьер или скорая на расправу немецкая овчарка, или даже добрейший лабрадор, реакция Грэмма была всегда одинакова – «В атаку!». Эта, прямо скажем, не очень хорошая черта его характера служила одной из основных причин того, что Грэмм был лишен удовольствия свободных прогулок, не контролируемых ни на секунду не ослабляющим своего внимания беспристрастным поводком. Ведь случись так желаемое Грэммом столкновение, последствия его могли быть непредсказуемы! К сожалению, Грэмм этого не понимал и, внемля зову крови, в которой вскипала ее часть, унаследованная от бойцовых предков, тоже рвался в бой. Проблему нужно было срочно решать, и решение здесь было только одно – дрессировка.

Скачав из Интернета первоначальный курс общей дрессировки и поверхностно его проштудировав, Дмитрий, не откладывая решение проблемы в долгий ящик, принялся за дело. Практически сразу стало понятно, что работа дрессировщика – занятие отнюдь не простое и не имеющее никакого отношения к мероприятиям увеселительного характера. Не понимая, что от него хочет хозяин, Грэмм вертелся, пытался вырваться и успокоился лишь тогда, когда, с трудом усадив его в правильное положение, Дима сунул ему в рот кусочек заранее приготовленного лакомства.

– Вот так! Сидеть! Хорошо! – выдохнул вконец измученный Дмитрий.

Проглотив неожиданное угощение, Грэмм поднялся на четыре лапы и просительно посмотрел на хозяина. Ни на что, особо не надеясь, Дима взял в руку очередной лакомый кусочек и показал его Грэмму.

– Ну, давай! Сидеть!

Грэмм моментально выполнил команду, чем вызвал вдохновенное ликование хозяина. В течение ближайшего часа Грэмм твердо усвоил три несложных команды: «сидеть», «место», «ко мне» и, войдя во вкус, с удовольствием выполнял их уже без пищевого поощрения. Радоваться, однако же, было рано. Улица внесла свои коррективы в этот любительский дрессировочный процесс. Уличный воздух пьянил многообразием, витающим в нем раздражителей и мгновенно, стоило только выйти из подъезда, выветривал из головы Грэмма все вложенные туда трудами Дмитрия команды. Дома же все снова становилось на свои места, и Грэмм вновь превращался в послушную, почти дрессированную собаку. Проявив недюжинную смекалку, он приплюсовал к имеющимся в своем багаже командам занимательную игру. Пока хозяин, сидя на кухне, увлеченно просматривал вечерние новости, забравшись с ногами на кушетку, хитрый пес, неслышно подкравшись, воровал один из стоящих без присмотра тапочек и так же тихо уносил в темноту коридора, где устраивался вместе с похищенным хозяйским имуществом на своем «месте» и начинал ждать. Обнаружив пропажу одного из предметов домашней обуви, а вместе с ней и отсутствие Грэмма, обычно крутившегося где-то рядом, Дима беззлобно кричал в сторону коридора: «Эй воришка, неси тапок обратно!», и, довольный собой, Грэмм летел вприпрыжку на кухню, неся в зубах краденый тапок, который аккуратно клал к ногам хозяина, за что обязательно получал чего-нибудь вкусненькое. Так могло повторяться до бесконечности.

Совершив еще несколько бесплодных попыток уличных дрессировок, Дмитрий все-таки сдался. Да, самому не осилить, здесь нужна хорошая школа и опытный кинолог-дрессировщик! Обзвонив знакомых (не хотелось отдавать любимца в непроверенные руки), Дмитрий нашел довольно приличное заведение по воспитанию четвероногих друзей, где за умеренную плату в течение месяца из холеричного Грэмма обещали сделать «человека».

Инструктор Георгий – Жора, как изволил представиться сам когда-то служивший на границе, где в свое время и начал работать с собаками, ожидание Дмитрия полностью оправдал. Пройдя общедрессировочный курс, Грэмм получил начальное собачье образование и стал полноправным членом «общества воспитанных псов». Теперь команда «рядом» не вызывала у него столь бурных возражений, выражаемых ранее, невзирая на туго натянутый поводок, попытками резко рвануть вперед. Поводок теперь хоть и присутствовал во время прогулок, но применялся лишь по мере необходимости. Внешние раздражители более не влияли на качество выполнения подаваемых Дмитрием команд, что не могло не радовать. Прекратив свою конфронтацию с большими собаками, Грэмм между тем так и не воспылал к ним большой любовью и каждый раз, проходя мимо прогуливающего невдалеке соседского стаффорда, глухо порыкивал себе под нос. Главное же, чему научили Грэмма в школе и что он усвоил крепко-накрепко – это то, что хозяин – не только любимый человек и друг, а вожак, наделенный безграничной властью, и слово его – закон!

Прошел месяц с тех пор, как любвеобильная весна с превеликой радостью кинулась в жаркие объятья приходящего лета, передав ему украшенную окрепшими березовыми листьями эстафетную палочку.

По устоявшейся уже традиции в выходные дни Дима с Грэммом старались делать дальние вылазки и уходили гулять в лесопарковую зону, раскинувшуюся между улицей Маршала Тимошенко и Рублевским шоссе и ловко скрывавшую своими кронами от посторонних глаз умышленно запрятанную внутри нее огромную, огороженную неприступным забором территорию Центральной Клинической Больницы, в обиходе зачастую именуемой Кремлевской, что, в общем-то, было чистой правдой. Лес здесь был хороший, березово-ясеневый, со множеством добротных тропинок и минимальным количеством праздно шатающихся граждан. Встречались иногда лишь парочки окунувшихся во вторую молодость влюбленных пенсионеров. Это воскресенье не стало исключением, и вот друзья, радуясь теплым лучам утреннего июльского солнца, уже стоят на перекрестке в ожидании разрешающего сигнала светофора, а с противоположной стороны проезжей части, буквально в двух шагах от нее, начинается заветный лес.

– Эй, молодой!

Хрипловатый и надтреснутый женский голос раздавался из-за спины. Дмитрий инстинктивно обернулся, Грэмм последовал примеру хозяина. Глазам предстала ярко и безвкусно разодетая группа женщин цыганской наружности. Компания была разновозрастная, присутствовали даже две девочки-подростка. Отделившись от основной команды, громко шаркая стоптанными тапками по асфальту, в сторону Димы быстро двигалась дородная цыганка, скороговоркой тараторя о возможности гадания, предсказания судьбы, снятия порчи и прочей шарлатанской ерунды. Когда расстояние между цыганкой и Дмитрием сократилось метров до трех, Грэмм вдруг неожиданно зарычал. Женщина остановилась, недоуменно глядя на собаку. Грэмм рычал все громче, прерываясь лишь на глоток воздуха. Внезапно он резко оборвал свой рык и громко гавкнул, затем еще и еще, и в конце концов, залился звонким протяжным лаем. Цыганка изменилась в лице, и маску добродушия сменила злобная, полная неприкрытой ненависти гримаса. Тыча в сторону Грэмма грязным пальцем, рассвирепевшая ведьма стала изрыгать в его адрес жуткие проклятья, пророчить страшные муки, болезни и даже смерть. Не переставая лаять, Грэмм сделал в ее сторону осторожный шаг. Цыганка неожиданно замолкла, затем попятилась и, резко развернувшись, быстрым шагом, почти бегом ретировалась в сторону сбившихся в кучку товарок. Это был первый раз, когда Грэмм облаял человека, что строжайшим образом запрещалось дрессировочными нормативами. Но Дмитрий не только не стал ругать его за несдержанность, а даже мысленно похвалил своего защитника. Словно опомнившись, светофор включил зеленого человечка.

– Брось ее, Грэмм! Пошли, – позвал Дмитрий.

Переходя дорогу в позиции «рядом», то есть у левой ноги хозяина, Грэмм беспрестанно покашливал и отфыркивался, мотая головой, будто незадолго до этого вдохнул загрязненного смрадного воздуха. Казалось бы, все, день испорчен, но не успели друзья пересечь границу леса, как настроение вернулось само собой, неприятный инцидент мгновенно стерся из памяти, а все оставшееся время прогулки было посвящено привычным играм и развлечениям. Домой Дима и Грэмм вернулись, как и всегда, уставшие, но очень довольные.

5

Осень – время года, не сильно почитаемое большинством жителей планеты Земля, в особенности теми, кому по признаку территориальной оседлости ежегодно приходится его переживать. Осень общепринято считать самым депрессивным и унылым временем года, пагубно влияющим на здоровье людей, в том числе морально или даже психически неуравновешенных (про весну, к слову, в плане душевного здоровья судачат то же самое), да и вообще не сулящим ничего хорошего. Зачастую осень ассоциируют с грустным окончанием чего-либо, увяданием и даже жизненным закатом. А может, все не совсем так? Может, как раз наоборот? Если попробовать, как говорят ученые, взглянуть на проблему с другой стороны, не получится ли хоть немного реабилитировать несчастную? Ведь если постараться разобраться объективно, так сказать, без эмоций, не верно ли будет считать, что приход осени вовсе не означает никакого эпилога – ну, лето закончилось, ну и что с того?! Зато с первых сентябрьских дней начинается новый учебный год, и все школяры и студенты спешат к своим партам и аудиториям. Заканчивается пора отпусков, и рабочий люд, вынырнув из умиротворяюще ленивой дремоты лета, возвращается к своим станкам, забирается в кабины грузовиков, экскаваторов, подъемных кранов и электропоездов. Отдохнувший под пальмами бизнес энергично планирует новые прибыльные проекты, а слуги народа – депутаты с удвоенной силой жмут кнопки для голосования. Разве ж таким образом может чему-то наступить конец? Не правильно ли все-таки считать такое положение вещей началом, новым витком спирали жизни, а может, и поистине началом нового года?! Кто вообще придумал встречать Новый год первого января и чем знаменательна эта дата?2. Правы были мудрые византийцы, считавшие началом года первое сентября. На Руси, кстати, при Иване III с тысяча четырехсот девяноста второго года решено было жить по византийскому календарю, а к юлианскому нынешнему календарю Россию вернул уже император Петр Великий. Но это отступление.

Дмитрий Снежин, ничуть не страдавший тягой к подобного рода романтической философии, к каждому из четырех времен года относился исключительно с позиции холодного прагматизма и, считая осень самым напряженным, заточенным на закладку фундамента будущего года временным периодом, особой любви к ней не испытывал. Но это было раньше, до появления в его жизни Грэмма, а сейчас…, сейчас Грэмм белой стрелой летал между наполовину сбросившими с себя одежду деревьями, словно капли воды разбрызгивая вокруг себя ворох ярких желто-красных листьев, мягким шуршащим ковром покрывавших землю в осеннем лесу. Недавно исполнился год со дня его появления на свет, и теперь Грэмм, будучи уже вполне взрослым, так сказать, совершеннолетним псом, продолжал неустанно удивляться тому, как переменчива и затейлива матушка-природа. И пусть свою первую зиму Грэмм почти полностью просидел дома, но вот весна, ознаменовавшаяся первым выходом на улицу, навсегда останется в его собственной собачьей памяти. Что уж тут говорить про лето, про многообразие новых, неизвестных ему пока, но таких завораживающих и манящих запахов, про долгие прогулки и купание в высокой влажной траве! Теперь пришла пора осени, оказавшаяся ничуть не хуже уже освоенных времен года. И что ему до всего этого людского прагматизма, какое его собачье дело? Ему, годовалому псу, находящемуся в самом начале своего жизненного пути, в отличие от большинства людей, осень очень понравилась, как нравилась и сама жизнь, которая, хотелось бы верить, и в дальнейшем будет такой же интересной, счастливой и, по возможности не очень короткой! Конечно, сам Грэмм так думать не мог, он просто жил и был вполне доволен своим так удачно складывающимся собачьим существованием.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

На самом деле, французские бульдоги выведены в Англии и благодаря своему компактному формату, стали появляться первыми у английских швей, в качестве домашних любимцев и крысоловов. Затем некоторые из владелиц эмигрировали во Францию вместе со своими питомцами, где бульдоги приглянулись французской элите. Таким образом, французский бульдог становится очень популярной собакой в престижных кругах. Иметь эту собаку могли себе позволить исключительно представители высших слоев общества Франции. Там же была впервые зарегистрирована данная порода и присвоено название «Французский бульдог».

2

Начало года с 1 января было установлено римским правителем Юлием Цезарем в 46 году до нашей эры. В Древнем Риме этот день был посвящён Янусу – богу выбора, дверей и всех начал. Январь получил своё название в честь бога Януса, которого изображали с двумя лицами: одно смотрело вперёд, а другое – назад.