Триктрак

– Куда же ты, Валечка? – беспомощно пробормотал Юра.

– Валя, вернись! – заорал Лёня.

Она вернулась, снова появилась в окне, показывая розовый сверток с крошечным сморщенным личиком в обрамлении байкового одеяла.

– Валечка, Валя, я так люблю тебя! – вымолвил Юра и рухнул на колени на вытоптанную мокрую землю. – Как я люблю тебя!

– Володин! – застонали девчонки.

– Не мешайте мужику, – сурово остановил их Лёня.

В окне появилась дама в белой косынке и белом халате, что-то сердито выговаривая Валентине, оттеснила её, замахала руками в сторону посетителей.

– Верните мне жену! – заорал Юра, вскакивая с колен.

– Юрочка, поедем уже домой, завтра приедешь… выспишься и приедешь, – Лёля погладила его по плечу. – Вон и Аська опять голос потеряла.

– Акулы-ы-ыч! У меня дочь!

О старые стены роддома, безмолвные свидетели тысяч восторгов и признаний, потоков слез и разочарований!

Обратно добирались на перекладных, сели на автобус, затем на другой. На Охту приехали, когда уже стемнело. Двое оставленных в квартире приятелей спали, мирно обнявшись, но были жестоко разбужены. Девушки навели порядок на кухне, выбросили бутылки, уложили утомлённого отца спать на освободившийся диван и с сознанием выполненного долга отправились домой, прихватив с собой протрезвевших друзей. Распрощались на трамвайной остановке в надежде, что те не вернутся к Юре опохмеляться и продолжать обмывание ножек. Во всяком случае, Лёля и Ася сделали все, что могли.

– Петровский тортик сейчас бы совсем не помешал. Может, Борисова ещё не съела, пойдем, выкупим остатки? – предложила Лёля, когда девчонки наконец-то добрались до своей, такой уютной, комнаты и, поскребя по сусекам, соорудили неброский ужин из поджаренных на подсолнечном масле остатков батона под кружку горячего жидкого чая.

– Какая девчонка хорошая у Вали, три шестьсот! У меня сестрёнка родилась кило семьсот, крохотная была, на ладони умещалась.

– Это Катя-то на ладони? – улыбнулась Ася.

Сводная десятилетняя сестра Лёли была ребенком весьма крупным и пышущим здоровьем, трудно было представить, что когда-то она весила кило семьсот.

– А Лёнчик, кажется, на тебя запал, подруга, – помолчав, сообщила Леля. – Не напрасно ты страдала.

– Неужели ты думаешь… – начала Ася. – Ерунда. Ему всё равно на кого западать.

На следующее утро Ася собиралась в институт, чтобы пройти летящей походкой, с гордо поднятой головой и полным безразличием к неким особям мужского пола, которые, возможно, и не появятся по причине горького похмелья. Чуть подкрученные щипцами волосы, особо тщательный макияж, любимая юбка, точно по фигуре, тонкая водолазка густого бордового цвета, новые колготки – Лёльке удалось купить две пары с рук – и, разумеется, великолепные финские сапоги на узком каблучке.

– Такая красота, не знаю, что с нею делать, куда бежать, – пробормотала Ася, разглядывая себя в зеркале.

Глава 6. Гастингс. Замок

Я вернулась «домой» в сумерках, трижды заблудившись и измучившись. Зато чувствовала себя стройной, как в двадцать, ладно, в тридцать лет – завтрак не удался, а на обед лишь выпила чашку кофе и съела английскую закуску fish-and-chips – жареную рыбу, обложенную картофелем фри.

Приближаясь к дому по уже знакомому переулку, загадала: если удастся пройти по узкому бордюру тротуара двадцать шагов и не потерять равновесие, значит, всё будет хорошо, Джеймс встретит меня дома, живой и невредимый, и всё объяснит. Или соврёт, но это неважно – главное, чтобы нашёлся. Привычку загадывать на «будет-не будет» я пронесла через всю свою непутёвую жизнь, так и не избавившись от нее, но это, как ни странно, иногда помогало обретать уверенность.

Равновесие, конечно же, потеряла – возраст и усталость взяли своё, но не потеряла надежды и загадала, что Джеймс Монтгомери окажется дома, если успею сосчитать до десяти, пока из поля зрения не исчезнет автомобиль, что вывернул в переулок невесть откуда. Машина стрельнула фарами, пролетев мимо, а я застряла на несчастливом «девять». Замедлила шаг, у поворота к дому ноги стали ватными, и я невольно ухватилась за живую изгородь, разумеется, не найдя опоры. Постояла, поглаживая чуть колючие шершавые стриженые ветки, пытаясь успокоиться. В конце концов, я не могу изменить то, что уже случилось, остается одно – жить, согласно тому, что происходит. Эта теория часто помогала обретать пусть и шаткое, но равновесие. У меня есть ключи от дома, где я могу переночевать, что уже неплохо. Свернула на дорожку, ведущую к дому – ни единого огонька, даже фонарик на крыльце не светился, как вчера вечером – дом был мрачен и, скорее всего, пуст.

Стало страшно, вата в ногах одеревенела, несколько шагов до крылечка прошла, как по минному полю. Долго вставляла ключ в замочную скважину, потом не могла повернуть, но в конце концов замок поддался, впуская в дом. Включила свет в прихожей, постояла, прислушиваясь к тишине. Страх не прошёл, лишь слегка ослабил объятия, давая передышку. Сняла пальто, заглянула в гостиную, прошла на кухню. За французским окном зловеще шевелились, двигались, приплясывали ветви и тени – поднимался ветер. Я согрела чай и сделала пару бутербродов. На столе обнаружилась записка от миссис Хоуп, в которой она сообщала, что приготовила комнату наверху, в мансарде, что отключила отопление и придет завтра к десяти утра. Решила отложить поход наверх и, перекусив, устроилась в уже освоенной гостиной. Сытый желудок, теплый свет лампы и мягкий диван, на котором я расположилась, вытянув уставшие ноги и завернувшись в плед, немного ослабили страхи. Рыжий джентльмен смотрел с портрета куда-то вдаль.

Но что же случилось, что заставило Джеймса Монтгомери внезапно исчезнуть в день моего приезда, ничего не объяснив и не оставив никакой записки? Озарение пришло вместе с вдруг замигавшей под абажуром лампочкой. Электронная почта! Как же я сразу об этом не подумала? Мне нужны компьютер и интернет. Оторвала себя от дивана и отправилась в поход по дому. В комнатах первого этажа никаких признаков оргтехники не наблюдалось. Постояла перед лестницей и двинулась по ступенькам, обтянутым ковровым покрытием.

На втором этаже одна из дверей вела в спальню, аккуратно убранную, с большой кроватью, застеленной точно таким же пледом, что лежал в гостиной. Вторая – в ванную комнату, блистающую розоватой плиткой и дугами никелированных труб. Третья – в кабинет с книжными шкафами, письменным столом и офисным креслом. Один из шкафов, весьма старинного вида, показался знакомым – именно его я видела за спиной Джеймса, когда общалась с ним по скайпу. Письменный стол был девственно пуст, но Джеймс явно разговаривал со мной, сидя за этим столом. Вероятно, он пользовался ноутбуком, который забрал с собой. Подавив в поисковом порыве неловкость, я заглянула в ящики стола, найдя там полпачки чистой бумаги, несколько конвертов и устройство с кнопками. Решила, что это, вероятно, электронный ключ от гаража. В старинном шкафу за стеклянной дверцей обнаружилась фотография, вставленная в паспарту – улыбающийся Джеймс в компании двух мужчин на фоне ярко-зелёной лужайки и живописных развалин.

Вопросив фотографического Джеймса, куда же он пропал, поставила карточку на место, задвинула ящики стола и вышла из кабинета с ключом и мыслью, что завтра нужно будет найти какое-нибудь интернет-кафе и проверить почту.

Спустилась на первый этаж и вышла на задний двор. После нескольких попыток гараж удалось открыть – штора поползла вверх, открыв пустое нутро. Машины в гараже не было. Значит, мистер Монтгомери уехал на машине? Интересно, куда? Что, если он попал в аварию по пути в Гатвик и сейчас лежит в больнице или ещё хуже…? Но об этом должны бы сообщить… Кому, если он живёт один? Не сразу, но всё же закрыв гараж, вернулась в дом.

Поднялась на третий этаж, в мансарду. Здесь также было три двери, две из них вели в небольшие комнаты, одна была холодновато пуста, в другой, вполне уютной, с маленьким декоративным камином, миссис Хоуп застелила постель и занесла сюда мой чемодан. Третья дверь вела в ванную. После нескольких неудачных попыток мне всё-таки удалось включить водонагреватель, и я с невероятным наслаждением забралась под душ, словно не мылась целую вечность. В комнате нырнула под пышное синтетическое одеяло. Прямо надо мной нависало мансардное окно, а за его стеклом – густо-синее небо, забрызганное звездами. Я закуталась в одеяло и почти сразу уснула, даже не успев достроить стратегические планы на завтра.

Утром не сразу поняла, где нахожусь. В стекле надо мной отражались блики, рассыпаясь по белым стенам лукавыми солнечными зайчиками. Выбралась из-под одеяла в холод нетопленной комнаты, промчалась через коридор в ванную, включила водонагреватель. Не сразу пристроилась к двум раздельным кранам умывальника – из одного полилась ледяная холодная, из другого – кипяток. В конце концов заткнула сливное отверстие пробкой и умылась по-английски: прямо из раковины. Уложив волосы, подрисовав лицо, надела любимое трикотажное платье, меланжевое, бежево-коричневое, подчеркнув пояском отсутствующую талию. Готовилась к встрече, не зная с кем или с чем.

Спустилась вниз, приготовила завтрак. Вышла через французское окно на задний двор. Утро выдалось не хуже вчерашнего: прохладное, солнечное, оптимистичное, с начисто вымытой голубизной небес. Посидела на изящной кованой скамейке, прячущейся среди холодоустойчивых кустарников с мелкими багрового цвета листьями, размышляла, составляла план действий. Найти интернет, проверить почту, написать письмо дочери, поменять доллары на фунты, позаботиться о билете на самолёт. Обратиться в полицию по поводу исчезновения хозяина дома.

Замерзнув, вернулась в дом, на диван в гостиной, сидела, листая журнал и вздрагивая от каждого звука, долетающего снаружи. Старинного вида часы, висящие на стене возле портрета рыжеволосого, отбили десять гулким пугающим звоном. Вспомнила, что нужно перевести время на наручных. Подкрутила стрелки и поправила дату: 16 января, среда. Раздался звон дверного колокольчика. Я вскочила, уронив с дивана журнал. О, если бы это был Джеймс! Почти бегом к входной двери, попытка разглядеть пришедшего через цветное стекло, борьба с незнакомым замком, дрожащие руки и… миссис Хоуп с пакетом молока. Невероятная пунктуальность!

– Доброе утро, Анастаси-а. Как поживаете? – сурово спросила она. – Джеймс не вернулся?

– Доброе утро, – ответила я и покачала головой, подтверждая отсутствие хозяина дома.

– Это странно, странно, третий день, – огорченно сказала экономка. – С ним что-то случилось. Что вы собираетесь делать?

Я попыталась рассказать ей, что надеюсь что-то узнать из электронной почты, и о своих попытках найти в доме компьютер.

– Мне казалось, он был в комнате, на втором этаже, на столе…

Миссис Хоуп, что-то пробормотав, отправилась вверх по лестнице, я устремилась вслед.

– Мистер Монтгомери не любит, когда я убираю здесь, поэтому я стараюсь лишний раз ничего не трогать, – сказала она, распахивая дверь кабинета. – Компьютер обычно стоит на столе, но он иногда берёт его с собой.

Я прошла к книжному шкафу и достала фотографию.

– Вы знаете, кто эти мужчины?

– Какие-то знакомые мистера Монтгомери.

– И вы никого не знаете?

– Не знаю, – подтвердила экономка и вернула фотографию на место. – Лучше вы ничего здесь не трогайте. Вы хорошо спали наверху?

– Да, спасибо, спала… хорошо. У мистера Монтгомери есть родственники? Возможно, он у кого-то из них? – высказала я предположение.

– Не знаю. Я ведь просто убираю в доме.

– Я нашла в кабинете ключ от гаража и открыла его. Машины там нет.

– Значит, он куда-то уехал… по делам, – бодро отозвалась экономка.

Экономка ушла, а я оделась и отправилась в город. До центра добралась довольно быстро, сев на правильный автобус – вчерашние скитания не прошли даром. Покружила среди живописных зданий, пробежалась по торговому центру, заглянула в магазинчик, где продавались куклы, разряженные в разнообразные костюмы, нашла почту и интернет-кафе, и скалистый холм с развалинами замка – причудливую древность, довлеющую над суетливым, плотно застроенным пространством Гастингса. Город понемногу принимал меня к себе, раскрывая свои секреты.

Набирая адрес своего почтового ящика в интернет-кафе, я, конечно же, позабыла пароль. Пока искала его, вводила и ждала, когда откроется страница, вспотела от волнения. Три новых письма: два рекламных от Quelle, одно от Маши, дочери – она спрашивала, как я добралась, как идут дела и передавала привет Джеймсу, от последнего же – ни слова. Скорее всего, он банально сбежал от меня, в последний момент испугавшись, что связался с какой-то русской тёткой. Я долго сидела, тупо уставившись в монитор, пока тот не погас, уснув. Вернув жизнь электронному чуду, написала письмо дочери, сообщив, что всё в порядке. Вышла на улицу и бездумно двинулась, куда глаза глядят. Погода испортилась, небо затянуло серой мглой, накрапывал мелкий дождик. Утренний оптимизм лопнул, как воздушный шарик, проткнутый иголкой. Мокнуть под дождем не хотелось, а глаза углядели вывеску кинотеатра «Одеон» – большие буквы изогнулись по углу симпатичного здания, фасады которого были пышно украшены белыми фигурными балкончиками, фризами, пилястрами и прочими архитектурными изысками. Направилась туда – посижу в зале, посмотрю кино, успокоюсь, умирать, так с музыкой – и как раз успела на текущий сеанс мировой премьеры. Об этом фильме много говорили, и я почти на три часа забыла о невзгодах, несмотря на то что понимала далеко не всё, о чём толковали персонажи. Когда вышла из кинотеатра, дождь закончился, город окутала предвечерняя синева, медленно загорались фонари, их светлые пятна отражались в мокрой плитке площади. Огромная белая чайка, совершив пируэт, приземлилась посреди тротуара, прохожие обходили её, словно обычную кошку.

Почему бы не сходить в замок? Если верить рекламному буклету, который я прихватила на почте, это обойдется всего лишь в четыре с копейками фунта, а я своими глазами увижу первый нормандский замок, построенный в Англии.

Вышла на улицу Касл Хилл, что, изгибаясь, взбиралась на холм, и вскоре, слегка задохнувшись от подъема, зашла в замок – зелёный луг, окружённый полуразрушенными, заросшими мхом каменными стенами. Билетерша предупредила, что экскурсии и показ исторического фильма в палатке средневекового образца, что стояла в центре луга, проводятся только с утра. Заверила её, что меня это вполне устраивает.

Посетителей было немного. Отсюда, с вершины холма, открывались роскошные виды на город и на пролив, сине-серый, сливающийся с небесами на горизонте. Я устроилась возле стены, сложенной из крупных неровных мшистых камней. Светлое пространство, очерченное изящной линией арки, блёкло на глазах, словно в кино, где время суток меняется монтажом. Компания молодых людей позировала фотографу на фоне живописных развалин, зеленела трава, откуда-то звучала музыка – мирная картина, а почти тысячу лет назад здесь несколько часов кипел кровавый бой – пешие саксонские воины сражались против конницы нормандского герцога Вильгельма. Исход битвы был решен в пользу нормандцев, саксонский король Гарольд был убит – стрела попала ему в глаз… Что, если Джеймса уже нет в живых? «Вернусь домой… на Woodcombe Drive и, если его там не окажется, звоню в полицию», – решила я.

Глава 7. Ленинград. Два театра

Ася вошла в аудиторию, необычно уверенная в себе, вдохновлённая, взволнованная и потому красивая. Ноги, весьма неплохие ноги, плотно обтянуты мягкой узорчатой кожей, походка легка, стук каблучков элегантен, аромат польских духов «Быть может» тонок. Амфитеатр лекционной аудитории привычно гудел разноголосьем. На миг захватило дух, словно при выходе на сцену, а от мысли, что сейчас Лёня Акулов, возможно, смотрит в её сторону, а она его не видит, лица слились в единую массу, будто цветные пятна на полотнах импрессионистов.

Жизнь сосредоточилась на одном: будет-не будет, заиграет ли мир вокруг или рухнет в одночасье от равнодушного взгляда? Туман рассеялся, и сцена обрела лица, но синеглазое средоточие своего мира Ася так и не увидела, испытав от того прямо противоположные чувства – разочарование, что пока не узнала ответа, и облегчение, что ответа пока не узнала. Полет с небес на землю оказался быстрым и почти безболезненным – наивно полагать, что Акулов явится в институт после вчерашней пьянки у Юры Володина, который, разумеется, тоже отсутствовал. Равнодушно приняв комплименты однокурсниц и даже пары однокурсников, Ася поднялась на самый       верх амфитеатра и устроилась там, вдали, в одиночестве, зализывать царапину и вспоминать вчерашнего пьяного Лёню.

Он не появился ни завтра, ни послезавтра, и, прометавшись две ночи без сна в смутных думах, но крепко заснув на третью, Ася почти успокоилась, объявив себе с утра, что совместная поездка в роддом поставила точку в её упавшей неведомо откуда влюбленности. «Ты сама придумала то, чего нет», – завертелись в голове слова незатейливой успокоительно-терапевтической песенки.

Успокоилась и совершенно неожиданно в тот же день столкнулась с ним в институте, когда спешила по длинному извилистому коридору, – переходу из седьмого корпуса в четвёртый – опаздывая на семинар, с пачкой двухкопеечных тетрадей в руках, закупленных в институтском киоске на всю группу. Киоскёрша совмещала приятное с полезным, служа еще и театральным агентом, поэтому в Асиной сумке лежали только что чудом приобретённые два билета на вечерний спектакль БДТ со Смоличем в одной из главных ролей и нагрузка – две контрамарки на творческую встречу с известным поэтом-пародистом в великолепном Юсуповском дворце на Мойке. Душу также грели семнадцать рублей, остатки перевода от тётушки, и удачно подвернувшийся заработок – контрольная по начерталке для знакомого первокурсника. Ася почти бежала и, поворачивая в полутемный закоулок коридора, врезалась в Лёню на всей скорости, не успев затормозить. Зачем они столкнулись? Почему бы одному из них было не задержаться или другому не выйти с конечного пункта попозже? Ошеломлённая ударом, встречей и неожиданностью, Ася отшатнулась и упала бы, если бы Акулов не подхватил её. Тетради разлетелись по полу, раскрыв нагие белые в бледную клеточку страницы.

– Асенька… куда ж ты так спешишь? – спросил, улыбаясь, Лёня, глядя ей в лицо сверху вниз.

Зачем он зовёт её Асенькой?

– Извини, я… тут… э-э-э… чуть не снесла тебя, – пробормотала она, осторожно выбираясь из его рук и наклоняясь, чтобы собрать тетради. Он ответил что-то, она не поняла, не разобрала его слов, страшно смутилась и растерялась, совершенно потеряв контроль над собой. А ведь почти не стеснялась его несколько дней назад, в такси и там, у роддома, шутила и сердилась, когда спроваживали весёлую компанию обмывателей ножек по домам. И думать о нём забыла… с сегодняшнего утра. И вот, пожалуйста, пересеклась с ним, словно планета, залетевшая на чужую орбиту. Проклиная себя и свою непутёвую судьбину, Ася собирала тетради, вытаскивала их из рук Лёни, злилась, краснела и желала исчезнуть, раствориться в коридоре, который, как назло, вдруг опустел, словно бегущую по нему толпу опаздывающих студентов смыло незримой волной. Тетради были собраны, она выпрямилась, прижав их к груди, будто надев кольчугу, и наткнулась на синеву Лёниных глаз, в полутьме слабо освещённого коридора кажущуюся глубокой, словно омут, из тех, в которых тонут девы, наивно пытающиеся разгадать их тайны.

– Спасибо, – пробормотала Ася и, не давая ему возможности произнести ещё что-то из его вечного шутливого трепа, повернулась, чтобы продолжить свой путь, сбежать, освободиться от невыносимости смотреть на него, разговаривать с ним, терпеть узел, в который скрутилось всё внутри. Неужели это и зовется любовью? Или каким-то иным словом?

– Асенька, что ж ты так спешишь? – услышала она за спиной, сделала по инерции и из упрямства несколько шагов, остановилась и оглянулась, чтобы увидеть, как он, махнув рукой куда-то в пространство, разворачивается, чтобы уйти.

– Лёня! – воскликнула она… нет, то была не она, а другая, вдруг ожившая внутри и начавшая управлять её телом, словами и поступками. Это она заставила Асю окликнуть Акулова, она повела её к нему, обернувшемуся на зов.

– Ну что, передумала убегать? – спросил Лёня, и та, внутренняя Ася, поправив волосы исконным женским жестом, выпалила:

– У меня два билета есть, в театр, на сегодня… вечером… ты, может, не любишь, но билет… пойдешь… со мной?

Настоящая Ася совсем не понимала, что говорит и зачем, и не представляла, что будет делать, если он сейчас откажется. Провалится от стыда под истертый тысячами ног пол? Сгорит на месте, полыхнув костром? Взлетит облачком под сводчатый монастырского вида потолок? Пауза затянулась, становясь невыносимой. Внутренняя нахалка, сделав свое гнусное дело, смылась в неизвестном направлении, как её и не бывало, оставив Асю один на один с содеянным.

– А что, почему нет? Пойдем, Асенька! – вдруг сказал Лёня, забавно изогнув бровь.

– Тогда… на Фонтанке, у БДТ, в семь…? – спросила она, воспев внутри заздравную песнь.

– Окей, договорились! – кивнул он.

– Я тогда… пойду, семинар… и всё такое…

– Иди, солнце моё, – отозвался он, дотронулся до её плеча и, сам того не ведая, нанес ожог, как минимум, третьей степени.

Ушёл, зазвенел, затарахтел звонок, а Ася осталась стоять посреди коридора, омываемая вдруг возобновившимся людским потоком, маленькая взлохмаченная девушка с тетрадями, в новых финских сапогах и вновь потерянным сердцем, «солнце моё».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Hillside – холмистая сторона (англ)