Вкус жизни

В общем, дети выросли… Такими, какими выросли, а не такими, какими их растили. Но Наташа сумела с этим смириться и научилась принимать сына и дочь такими, какими они были. Пришла к выводу, что одна из главных родительских мудростей – вовремя понять, что твой ребенок – это самостоятельная личность со своим характером, со своими взглядами на жизнь и собственное будущее. А вовсе не твоя улучшенная копия, чье предназначение – реализовать твои невоплощенные планы и мечты.

Вечером Ленка не перезвонила. Лишь в середине следующего дня, когда Наташа уже успела махнуть рукой на эту затею, у нее зазвонил телефон.

В разговоре выяснилось следующее. С отцом Ленка встретилась и «предельно жестко» с ним пообщалась. Как это могло выглядеть на практике, Наташа понятия не имела. Алексей был не из тех людей, которым можно указывать на ошибки или давать советы и уж тем более – помыкать. Любую попытку подобного «конструктивного диалога» со стороны членов своей семьи он всегда пресекал в зародыше, даже если тема была совершенно невинной. И неужели сейчас он стал выслушивать упреки от собственной дочери?

Но с Ленкиных слов получалось, что стал.

Пересказ разговора вышел довольно сумбурным. Устав от Ленкиных отрывочных восклицаний, Наташа стала задавать наводящие вопросы. И как-то само собой получилось, что все они были в основном о счастливой сопернице, которая развалила ее семью.

Интуиция не подвела – это действительно оказалась Арина. В разговоре с дочерью отец не счел нужным скромничать или стесняться и говорил о будущей новой жене много, свободно и с удовольствием.

Судя по рассказам Лены, к категории провинциальных охотниц за богатым мужем Арина не относилась. Была коренной петербурженкой, знала два языка – английский и какой-то еще, кажется, польский, – имела собственную квартиру где-то на Юго-Западе, просторную, современную и отлично обставленную.

– С потрясающей, кстати, архитектоникой и планировкой! Я видела такие на сайтах риелторских агентств, – с восторгом напирала дочь на живо интересующую ее тему.

С недавних пор Лена была сильно озабочена «квартирным вопросом»: подаренная отцом квартира ее решительно не устраивала, и она мечтала перебраться в старый центр, чтобы жить поближе к «подлинной душе Петербурга». А Наташа, услышав про Юго-Запад, лишь подумала: как же он, бедный, будет до работы теперь добираться? Через весь город ехать придется, через все пробки, утренние и вечерние…

От их собственной квартиры до промзоны, где располагалась фабрика Алексея, было от силы двадцать минут езды.

Так вот, Арина, оказывается, вроде даже и не собиралась уводить Алексея из семьи. Их служебный роман продолжался уже давно, лет пять, и все это время Арина как будто и не тяготилась ролью любовницы. А когда случайно забеременела – оказывается, проруха бывает не только на старух, но и на практичных молодых женщин, – взвесила все «за» и «против» и решила, что готова родить ребенка. О чем и поставила в известность Алексея Олеговича Добрынина. А уж захочет он разделить эту радость с ней или нет, ее не особенно волновало. Алексей Олегович захотел. Захотел до такой степени, что чуть ли не на коленях с кольцом в коробочке и букетом наперевес испрашивал у нее руки и сердца. Арина подумала – и согласилась.

«Интересно как получается… – невесело думала Наташа, слушая, как Ленка очень похоже изображает отцовскую манеру разговора. – А тот факт, что он вроде как еще официально женат, ему не мешал?»

Жить молодые планировали сначала в квартире Арины, а после, когда будет сделан ремонт в загородном доме Алексея, перебраться туда.

– Ремонт? Какой еще ремонт? – всполошилась Наташа. – Мы ведь его только три года назад сделали. Полностью всю инженерку переложили!

– Мам, ну ты как маленькая, честное слово, – снисходительно протянула Ленка. – На черта ей сдался ваш… как бы помягче выразиться… ретрдизайн? У нее дома сплошной хай-тек и контемп с элементами лофта.

– Чего-чего? – не поняла сначала Наташа.

– Контемпорари, – с охотой взгромоздилась на любимого конька Ленка. – Точечные заимствования и искусство деликатного компромисса. Помнишь, в том сериале, где…

– Подожди, – нетерпеливо перебила Наташа. – Ты-то откуда знаешь? Ты что, у нее была?!

– Нет, разумеется. Еще нет, – успокоила ее дочь. – Но в ее блоге полным-полно фоток. Сама посмотри. Хочешь, я тебе скину ссылку?

Наташа с досадой поморщилась. Она и сама не раз собиралась поискать Арину в соцсетях, но останавливала себя, считая, что это будет уже как-то чересчур.

– Обойдусь, – буркнула она.

– Нет, я все-таки скину, – продолжала настырничать дочь. – Должна же ты знать, как папа будет теперь жить. Он тебе все же не чужой. Кстати, я хотела с тобой кое-что обсудить. У меня тут наклевывается парочка вариантов… Как думаешь, квартира в двухэтажном особняке на набережной Ждановки – не полный зашквар?

– Это в котором? Из тех, что пленные немцы в пятидесятые строили? Без ванной и с полами из досок? Зашквар, дорогая. Совершенный зашквар. – Ленкин жаргон Наташа прекрасно освоила, едва только та с головой погрузилась в поиск своего кусочка «души Петербурга».

– Вот мне тоже так показалось еще до просмотра, едва я фотки в интернете нашла, – протяжно вздохнула дочь. – Ладно. Будем искать дальше.

Посчитав, что уделила маминым проблемам достаточно времени, Ленка решительно переключила разговор на свои. Наташа привычно выслушала ее пространные повествования сначала о поиске квартиры, потом об очередном «поклоннике», как Ленка называла своих бесконечно меняющихся любовников. Ее личная жизнь была столь же сумбурна и непостоянна, как и профессиональная. Лена относилась к той породе людей, которые готовы с удовольствием и азартом без конца наступать на одни и те же грабли. Все время увлекалась кем-то похожим на нее саму – таким же носителем хаоса с огромными амбициями и самомнением, но стойко равным нулю КПД, – сходилась с ним или маялась от несчастной любви, потом разочаровывалась, расставалась, какое-то время страдала от депрессии, а после начинала все сначала с новым «поклонником». Вот и сейчас у нее в разгаре был очередной «офигенный» роман. Излив матери душу, она распрощалась с ней в самом энергичном расположении духа, рассеянно брякнув в конце «папке привет» и, видимо, совершенно забыв, по какому поводу вообще звонила.

Наташа только вздохнула. Что тут скажешь? Разве может она осуждать дочь за то, что та с головой погружена в собственную жизнь?

Эх, дети-дети…

В отличие от сестры, Костик, кстати, так и не позвонил. Вообще. Только написал. Через три дня после памятного разговора с Алексеем Наташа получила сообщение от сына. Какую-то сущую ерунду, форменное мальчишество: «Ну и что вы с папой не поделили?»

Было понятно, что эта новость выбила Костю из колеи и он просто не знает, как правильно реагировать. Объяснять сыну, что именно они с Алексеем «не поделили», у Наташи не было ни сил, ни желания. Раз Костик решил не звонить, а написать, значит, на сочувственный разговор ей не стоит рассчитывать. Что ж, сама она тогда тоже звонить не станет.

И Наташа ограничилась общим, отстраненным ответом, едва не шутливым: мол, все уже поделили. Разводимся.

Потекли дни. Оправившись от первого шока, Наташа постепенно начала осознавать, что вся ее привычная жизнь рухнула. Она очень старалась держаться достойно и не устраивала мужу ни скандалов с обвинениями и оскорблениями, ни жалких сцен со слезами и просьбами «не бросать», как делают многие женщины в подобной ситуации. Правда, спокойствие это было обманчивым и очень нестойким и так и норовило подвести в самый неподходящий момент. Так, к примеру, случилось после того, как Алексей забрал свои вещи. Он действовал максимально деликатно (грузчики побывали в доме в отсутствие Наташи), но все равно по квартире она потом ходила в слезах и со странным чувством: это была смесь брезгливости, растерянности и обиды. Как будто ее дом обокрали. Как будто чьи-то чужие жадные руки рылись в шкафах с одеждой, в ящиках столов, на антресолях… Но ведь – не чужие! Это ее муж, Алексей, забирал свои личные вещи. И забрал-то явно по минимуму: очень многое осталось на месте. Неужели он приедет еще раз? Нет, она этого просто не выдержит!

Но выдержала. Выдержала как миленькая: и этот самый повторный визит (хоть снова при нем не присутствовала), и личную встречу, да не одну, во время которых Алексей то показывал, то вручал ей какие-то документы, то ли расписки, то ли уведомления, то ли договоры. Все это было важной и нужной частью жизни двух взрослых людей, которые, окончательно расходясь в разные стороны, изо всех сил стараются сделать так, чтобы минимизировать возможные обоюдные неудобства.

И она старалась. Очень старалась. После того как попыталась сразу, не вдаваясь в содержание, подписать какую-то бумагу и он на нее накричал, стала внимательно читать все, что приносил Алексей, хотя при этом вообще не улавливала смысла. Дважды съездила с ним в брокерскую компанию. Трижды – в банк. Точнее, в три разных банка. Или все-таки в два?

Наташа не помнила.

Месяц, отпущенный «на примирение», прошел как во сне. В день развода они встретились в ЗАГСе и, подписав все необходимые документы, получили свидетельства. Каждый – свое. Глядя, как широкоплечий, еще не старый краснолицый мужчина с сильными залысинами на лбу и висках аккуратно укладывает свой экземпляр в папку, затем прячет ее в портфель и рассеянно оглядывается по сторонам, словно раздумывая, что делать дальше, Наташа невольно вспомнила их свадьбу. Тридцать пять лет назад этот же Алексей, тогда еще статный, красивый сероглазый парень в костюме восхитительно-кофейного цвета, веселым шепотом щекотал ее ухо, прижимая к нему невесомость фаты.

– Наташка, смотри, нам дали одно! Чур, мое будет!

– Что же тут удивительного, молодой человек? – строго спросила его тетенька-распорядитель с золотой муаровой лентой через плечо, водя лакированной указкой по строчкам для подписей новобрачных. – Вы же теперь семья. Одно целое. Значит, и свидетельство у вас должно быть одно на двоих.

Неужели все это было взаправду?

Может, и было. Но теперь одного на двоих у них ничего не будет. Теперь у каждого все только свое, отдельное – начиная с документа о разводе.

– Спасибо, что все прошло так… как прошло. – Голос Алексея вернул Наташу в реальность. Он протянул руку – то ли для рукопожатия, то ли просто хотел дотронуться на прощание, – но, словно бы осознав неуместность подобного жеста, тут же и отступил на пару шагов. – Я поеду, извини. Куча дел на сегодня. А еще и на работу надо будет успеть.

Наташа кивнула, делая вид, что понимает. Обозначенная им «куча» определенно была связана не с работой.

– Конечно, я понимаю. Поезжай.

– Вот и отлично. – Он все-таки сделал усилие над собой и, посмотрев ей в глаза, сказал то, чего она уже и ждать перестала: – Прости меня. Пусть не сейчас, но потом. Если что-то понадобится… В общем, будем на связи.

Выйдя из здания, они еще раз кивнули друг другу и, как в любой порядочной мелодраме, устремились в разные стороны.

Уже стоя рядом со своим стареньким авто, Наташа поймала взглядом джип мужа. Он проехал совсем близко, в каком-нибудь метре или полутора от нее. Сквозь широкое боковое стекло его профиль был отчетливо виден.

Головы в ее сторону Алексей не повернул.

Наташа на мгновение закрыла глаза и судорожно вздохнула.

Вот и все. Кончено. Теперь – точно.

Глава 3

За прошедшую после развода неделю Наташа в полной мере ощутила, что машина ее прежней налаженной жизни исчерпала всю инерцию отпущенного ей движения и готова вот-вот ткнуться в кювет. Заторможенность и апатию, сковавшие все ее мысли и чувства накануне похода в ЗАГС, сменили боль и глухая тоска. Ни делать что-либо, ни куда-то ходить абсолютно не хотелось. С сентября в фитнес-клубе начался долгожданный курс продвинутого пилатеса, на который Наташа записывалась еще в июне, но ни одного занятия она так и не посетила. И вообще забросила тренировки. Привычные мелочи – косметологи, запланированная новая стрижка, прогулки, театры, бассейн – больше не вдохновляли и казались пустой тратой сил. Зачем они ей теперь? Хотя времени обычно хватало на все, а сейчас его стало вроде бы даже больше, но… Как часто бывает с людьми, внезапно выбитыми из привычного ритма жизни, это самое время утекало сквозь пальцы – собиралось застойными лужицами скучных пустых вечеров, мелкими брызгами судорожных неотложных забот разлеталось в разные стороны, оставляя после себя не удовольствие от выполненного дела, а лишь ощущение утомительной суеты, бессмысленной и напрасной.

Хотя неожиданно отыскалось занятие, которое Наташу действительно увлекло. Настоящее guilty pleasure, как сказала бы Ленка, успевшая поучиться на каких-то психологических курсах и полюбившая с той поры разные заумные термины. Но это было постыдное удовольствие. Грешноватое даже, если начистоту.

Регулярно, а порой и по нескольку раз на дню, Наташа наведывалась на страницы блога Арины. Стыдилась, ругала себя за этот внезапный «вуайеризм», но ничего не могла с собой поделать. Там было на что посмотреть. Арина в полной мере была современным «сетевым» человеком, и новости в ее блоге появлялись практически ежедневно, а порой и по нескольку в день. Каждый, даже самый коротенький пост сопровождался несколькими фотографиями. Так что и без звонков Костику или Ленке, без всяких унизительных выспрашиваний Наташа могла подглядывать за новой жизнью своего старого мужа.

Именно так она для себя обозначила этот процесс: «Новая жизнь моего старого мужа».

И наблюдала за ним, словно за рыбкой в аквариуме.

Из блога Наташа узнала о дате свадьбы Арины и Алексея – она была назначена на 21 октября. Сначала оторопела: позвольте, как это так? Ведь развод они оформили только 6-го… Даже если пресловутая «куча дел», о которой бывший муж упомянул в день развода, включала в себя подачу нового заявления, дату свадьбы им никак не могли назначить раньше первой ноябрьской декады. А то и позже. И тут – на тебе!

Получалась, что вся эта кипучая деятельность была запущена давным-давно, задолго до только что состоявшегося развода с Наташей. Если можно так выразиться, шикарный свадебный лимузин уже мчал Алексея на всех парах к новому счастью, а саму Наташу за ненадобностью просто высадили у въезда в тупик под названием «мое прошлое с без пяти минут пенсионеркой».

Ничего себе новости…

От таких мыслей лицо Наташи пошло пунцовыми пятнами. Нет, конечно, никакая она не пенсионерка! Алексей, между прочим, хоть и разница между ними была всего-то пять лет, всю жизнь выглядел значительно старше. Минимум лет на десять, в последние годы – на все двенадцать, а то и пятнадцать. И то, что он женится на ровеснице своей дочери, нисколько не делает его моложе. И уж тем более не делает его моложавую жену – ладно, пусть теперь уже бывшую жену – пенсионеркой.

Хотя, полистав фотографии Арины из последнего отпуска, пылающая праведным гневом Наташа несколько подостыла, а потом и вовсе сникла. Нет, она не пенсионерка, конечно – и выглядит, и чувствует себя великолепно, – но тягаться с Ариной ей явно не стоит. Чего уж людей-то смешить.

Новым ударом стал факт беременности Арины близнецами. Узнав об этом из очередного поста, Наташа как заведенная принялась отматывать новостную ленту назад, вновь и вновь вглядываясь в счастливые лица соперницы и бывшего мужа. Подумать только, у Алексея будет еще двое мальчишек! И это после такого многолетнего перерыва! Этому факту можно было бы только радоваться, если бы… если бы это был кто-то другой, а не ее собственный бывший муж.

Мысленно она все еще продолжала так его звать: собственный, хоть и бывший.

В середине октября, после очередных выходных, Арина, как по заказу, выложила целую серию фотографий их с Алексеем загородного дома. «Их с Алексеем» – нет, вы только подумайте! Тот факт, что Наташа отделывала его собственными руками, во внимание, естественно, больше не принимался. А ведь она сама сажала все деревья и ягодные кусты, обустраивала клумбы и бордюрные цветники вдоль кирпичных дорожек. Добротная теплица с отоплением и системой капельного полива, садовые гномы, привезенные свекровью и свекром из Черногории, высокие «скандинавские» грядки… Теперь это все пойдет под нож. Вернее сказать, под бульдозер. У Арины наверняка другие планы и совершенно другие вкусы. Устроит детскую площадку, к примеру. Или английский газон. Или выкопает бассейн.

На фотографиях вся жизнь Арины и Алексея дышала праздником и беззаботным весельем. Наташа, естественно, понимала, что обычных будней у них наверняка тоже хватает, но все равно – улыбающимся так часто и так широко она не видела своего мужа уже много лет. Он то держал Аринину руку, то обнимал ее плечи, то, усадив на колени, дурачился с ней на широких садовых качелях, стоявших под раскидистой яблоней, щедро забрасывавшей «молодых» желтой осенней листвой.

Все это было похоже на сказку. В крайнем случае – на рекламу. Стыдясь и ругая себя, Наташа, всякий раз присаживаясь к старенькому Ленкиному ноутбуку или берясь за телефон, чувствовала, что собственными руками вонзает себе в сердце нож. Еще и проворачивает чуть ли не с хрустом.

Как, ну как теперь жить?!

Пытаясь хоть как-то справиться с творящимся в душе дискомфортом, она отчаянно старалась переключиться. В неурочные дни звонила Ленке и Костику, чему и одна, и другой были не очень-то рады. Наташа и сама это понимала. Что поделать – у детей давным-давно своя жизнь. Неудивительно, что они не слишком рвутся впускать в нее маму.

Зато обе закадычные подруги, Таня и Катя, готовы были слушать ее, кажется, бесконечно. Особенно Таня. И Наташа с удовольствием изливала ей душу.

Дружили они лет сто, познакомились еще на подготовительных курсах и были очень рады, что оказались в одной группе. За пять лет учебы в институте дружба оформилась и окрепла, и, когда после вручения дипломов почти все однокурсницы быстро потеряли друг друга из виду, кто выйдя замуж, а кто переехав, Наташа и Таня сохранили прежнюю связь. Они были ровесницами и поначалу двигались по жизни практически в одинаковом темпе. В один и тот же год вышли замуж, с разницей в несколько месяцев родили по дочке. Правда, после декретного отпуска Таня, подгоняемая семейным безденежьем, вышла на работу, а Наташа так и осталась «заведовать домом», не нуждаясь в собственном заработке, – семья обходилась доходами мужа, да еще и свекры помогали. С годами финансовая пропасть между подругами становилась все более ощутимой, но дружбе это нисколечко не мешало. В конце концов, любому нормальному человеку понятно, что деньги – это последнее, что может стать стимулом к дружбе. И в понимании этого факта Наташа не была исключением.

Таню она знала давно – дольше, чем кого-либо, даже дольше мужа, – и прекрасно видела все ее достоинства и недостатки. Особым честолюбием подруга не обладала. В Техноложку поступила по принципу «все побежали – и я побежал». Хотя у самой Наташи, еще до того, как открылась перспектива замужества, были самые серьезные планы: училась она отлично, химией интересовалась всерьез, и ближе к концу учебы ей даже начали намекать на возможность аспирантуры, но не сложилось. Зато Таня почти всю жизнь проработала «по специальности», как сама, посмеиваясь, говорила, если речь вдруг заходила о ее работе, хотя к химии ее профессиональная деятельность имела довольно смутное отношение. Всю жизнь Таня проработала в химчистках – сначала, в трудные девяностые, приемщицей, потом начальником смены, а теперь и заведующей отделением в большой сети. Настоящая карьера ее не интересовала, и крошечный кабинетик с прозрачной стеклянной стеной, обращенной к рабочей зоне, стал верхом профессиональных стремлений.

Внешне подруги являли собой два типа противоположностей. В отличие от худенькой, живой и подвижной Наташи, Таня была ширококостной, неторопливой и словно бы всегда чуть-чуть сонной, заторможенной в поступках и рассуждениях. С детства склонная к полноте, к пятидесяти годам она лишь ценой невероятных усилий сумела не превратиться в законченного колобка и постоянно сидела на разных модных диетах, называя их почему-то постами, хотя ни религиозной, ни набожной никогда не была. Зато была мягкой, улыбчивой, доброжелательной и всегда готовой помочь. Это последнее качество Наташа смогла оценить в полной мере, едва только Таня узнала, что ее лучшую подругу оставил муж.

– Вот же гад! – бушевала Танюшка в телефонную трубку, заглушая Наташины всхлипы и протяжные вздохи. – Негодяй, подлый мерзавец! И как только земля таких паразитов носит!

Наташа в ответ только печально вздыхала, соглашаясь с праведным Таниным гневом. Сама она так и не смогла заставить себя бранить мужа вслух. Попробовала было – и не пошло, ни удовольствия, ни облегчения это занятие не приносило. Звуки собственного голоса, трагически восклицавшего что-то вроде «Сволочь, да как он посмел?!», казались ненатуральными, от чего и чувства вроде как теряли в цене. Хотя чувства как раз были самыми что ни на есть искренними, и в глубине души, когда миновала первая растерянность и разверзлись бездны справедливой обиды, какими только словами она Алексея не называла. В такие моменты все Танины «мерзавцы и подонки» по шкале от нуля до десяти скромно топтались где-то между единицей и двойкой.

С трудом уложив в голове подругины новости, Таня припомнила Алексею все: и «седину в бороду», и черную неблагодарность в ответ на Наташину круглосуточную заботу о нем самом, его родителях и его детях, и коварство, и двуличность, и холодный, бездушный расчет. А как же?! Нет, вы только подумайте: планировать новую свадьбу при живой-здоровой, еще не разведенной жене! Да разве порядочный человек на это способен?

За такое бурное сочувствие Наташа была ей очень признательна. И совершенно искренне, кстати. Действительно, Таня прекрасно знала, о чем говорит: сама всю жизнь прокрутилась между мужем, дочкой, домом-дачей и работой. А в последние годы на нее еще и двух внуков навесили. Так что, если бы ее Толик хоть вякнул что-нибудь про развод, она бы его на клочки разорвала. А Наташа стерпела. Еще и согласилась покорно на те жалкие крохи, что Алексей предложил ей в обмен на согласие отпустить его без суда. Обобрал небось до последнего… Узнав, что не обобрал, подруга все равно не смирилась.

– Ты, Наташка, просто святая какая-то, – говорила Таня, когда они встретились уже после Наташиного развода. – Не в том смысле, что с нимбом на голове, а блаженная. Бессребреница. Что дали, то и взяла. Кто так делает? Надо было добиваться, чтобы все по справедливости поделить.

– По справедливости? Это как? – растерянно переспрашивала Наташа, думая совсем о другом.

– Ну… не знаю, – уклонялась от прямого ответа Татьяна, явно не представляя сама, где она, эта самая чужая справедливость. – Во всяком случае, тверже отстаивать свои права. Чтобы он не вздумал считать, что на тебя можно сесть и поехать!

– Да он как раз так и не считает, – нервно усмехалась Наташа. – «Лошадь сдохла – слезь». Так в интернетиках, кажется, пишут? Я в данном случае не про себя говорю, как ты понимаешь, а про нашу семью. Для Леши ее больше нет, этой лошади. Поэтому он слез – и дальше пошел. Заводить новую.

– Вот мужики… – горестно покачала головой Таня и погладила Наташину руку. – Нет, ну что за люди?! Как так можно?!

Подруги сидели у Наташи на кухне и пили чай. После развода прошло уже несколько дней, и Таня, как чувствуя, что Наташе делается только труднее, напросилась к ней после работы вечером в гости. Толик уже дважды звонил ей с какими-то домашними глупостями: спрашивал, скоро ли она придет и можно ли ему съесть последние две котлеты, оставшиеся со вчерашнего дня в холодильнике. Таня лишь отмахнулась, а потом и вовсе прикрикнула на него:

– Что ты пристал со своими котлетами?! Ешь сколько влезет. Я у Наташки сижу. Приду, когда… когда надо, тогда и приду. И не забудь после себя посуду помыть.

Тем вечером они просидели часов до одиннадцати. Разговаривали, не замолкая, обо всем: о молодости, о детях. Наташа даже предложила подруге остаться ночевать в гостевой, чтобы утром прямо отсюда двигаться на работу, но та отказалась:

– Спасибо, Натусик, но я завтра в офис по-любому не собиралась. Поедем на дачу. Надо последние яблоки обобрать да теплицы помыть. Хороший денек обещали.

Наташа покивала и опустила глаза, чтобы Таня не заметила нового повода для ее огорчения. Милые хлопоты – теплица, яблоки, дача… Все это больше не для Наташи.

В конце вечера, уже поглядывая на часы, Таня все же не удержалась и аккуратно затронула тему, которая ее живо интересовала:

– И как же ты теперь будешь жить?

– Не знаю, – неопределенно пожала плечами Наташа. – А там поживем – увидим.

– Тебе надо обязательно кого-то найти. Пока не поздно, – с решительностью в голосе заявила подруга.

– Кого найти? – не поняла Наташа.

– Мужика, разумеется. Кого же еще? – Таня пристукнула по столу ребром короткопалой ладони.