Билет в Ад по цене гамбургера

Иван отозвал меня и сообщил причину:

– Я генерала хорошо знаю, если он так лютует, значит, ждет приказа о внеплановой проверке войск. У него фронтовой друг в генштабе, он его заранее предупреждает. Пропали мы, нас опять в Поганое Городище направят.

– А что это за «Поганое Городище»?

– Это смерть наша, Савелий! Там полигон с советских времен, но с дурной славой. В восьмидесятые годы случилось на нем ЧП, после которого полигон законсервировали, а информацию засекретили. И вот пять лет назад, по приходу нового командующего нашим округом, полигон решили отрядить под нашу часть. Типа вы там побегайте, окопы покопайте, тушенку с кашей поварите. Просто для отчета. Ты же знаешь нашу часть, курам на смех. Мы тут все для галочки служим. И вот, прибываем мы всей частью туда марш-броском. По картам там поле же, но тридцать лет никого там не было, и уже лес вырос. Как есть лес. Наш командир насупился, приказ есть приказ. Он не умеет отступать, поэтому его сюда и сослали, за принципиальность. И он нас строит: берите, говорит, солдаты, топоры, начнем рубить лес и расчищать плацдарм под полевые учения. Я попробовал удержать его, говорю, мы месяц рубить будем, и четверти не срубим. Не сделаем мы тут полигон. В центр сообщить надо, что нет больше полигона. Оказалось, в центре всё и так знали, снимки с космоса делали, а тот, кто в генштабе зуб на нашего генерала имеет, нарочно его погнал с приказом полигон сделать. Понимаешь? Чтобы за невыполнение приказа уволить с позором. В общем, мы заночевали на опушке, палатки разбили, значит. А утром подъем. Генерал сам берет топор и первым к деревьям идет. Начинаем рубить, все рубят. И тут гул резко так возникает. Все его услышали и перестали рубить. Из глубины чащи идёт гул. Будто огромный рой пчел. И опять тишина. Мы начинаем рубить. И снова гул. Уже сильнее. Командир у нас боевой же, он сразу беду почувствовал:

– Отойти к технике! – Приказал он. – Надеть амуницию и бронежилеты! Занять оборонительные позиции!

Всех нас пружиной от его приказа подкинуло. Мы за пять минут заняли боевой расчет. Смотрим в сторону леса. Генерал в громкоговоритель вещает:

– На этом месте проводятся учения Министерства Обороны, покиньте немедленно территорию! – И прочее по уставу.

А гул нарастает, в нашу сторону надвигается. И звук ещё такой вместе с гулом, будто по стеклу куском пенопласта шкрябают, аж зубы сводит.

У солдат в рожке по пять патронов. Нам же отчитываться за каждый из них. В пулеметной ленте пятьдесят патронов. А в пушках и того, заряды холостые. Генерал скомандовал: «приготовиться к стрельбе». Мы все перезарядились, сняли с предохранителей, ждем. Напряглись.

И тут из леса вываливается червяк, как весь из искр, будто молния шаровая. Диаметром пять метров, а длины непонятной, его хвост в лесу среди деревьев был.

И у него не морда, а, как у земляного червяка, тупой конец такой, закругленный. И вот эта махина в нашу сторону поворачивает эту свою морду или чего у него там. Гул от него идет, как трансформатор гудит огромный. И мы вот все же реально окаменели со страха. Командир как заорет: «огонь из всех орудий!».

И мы все разом по этой хреновине дали, у кого что стреляло. А патронов-то у всех только то, что выдали в части. У всех все разом закончилось. Пули, попадая в эту херовину, в никуда будто попадают. Просто в нем исчезают и все. Мы замерли, и тут из него как вылетят искры, словно иглы, во все стороны. Со мной кто стоял, солдат, в него такая искра-игла угодила, и он сгорел сразу же, моментально. В БТР искра стрельнувшая сожгла его, как коробку со спичками. В БТРе же пацаны, боевой расчет весь был, сгорели заживо внутри.

И тут все, кто остался в живых, в кого не попали искры, побежали, крича от ужаса. Кто куда побежали.

Когда комиссия из Москвы прилетела, мы неделю по всей округе солдат собирали, с вертолетом искали. Тех, кого нашли, у всех шок. Они ума лишились. Их спецрейсом в Москву вывезли, и что там с ними было дальше – неизвестно. Мы с генералом только вдвоем в части остались. Ты в столовой на стене выцарапанную в штукатурке карту России во всю стену видел?

– Конечно, видел. Я еще удивился, что это за арт-брют?

– Так это наш генерал за одну ночь по памяти ложкой вышкребал. Я думал, что он совсем спятил. Сижу, глушу спирт и на него смотрю. Готовлюсь связывать его, ремни рядом с собою положил. Он с рассветом, когда дошкрябал, в свой кабинет пошел. А я за ним. Достает он из стола пистолет свой наградной. Прощай, говорит, Иван.

Застрелиться он хотел. Я его еле отговорил. Надавил на честь офицера и присягу. Что, мол, если он уйдет, то враги России, желающие его смерти, победят. А, значит, родина проиграет. Я-то свою семью сразу сослал в город к теще. А семья генерала за ним не поехала, когда его сюда сослали. Кроме меня, его остановить некому было. И вот сидим мы вдвоем тут и ждем решения из Москвы. Трибунала ждем. Погибших даже не посчитать. Тех, кто сгорел, от них и горстки пепла не осталось. А кто разбежался по сторонам, не знаем, сколько их. Может, утопли в болотах. Потому мы ждали трибунала. Оба.

И тут ответ из центра: «Комиссия установила, что произошел взрыв боекомплекта БТР и рядом стоящей цистерны с горючим… Несчастный случай… Командир и старшина части проявили героизм в спасении военнослужащих и подлежат награждению». Это было хуже, чем под трибунал пойти. Почти вся часть полегла, а нам поощрения.

– Так вы приказ выполняли, какой тут с вас спрос?

– Не было приказа стрелять в неведомую хуйню. Надо было пробовать отойти, но мы все испугались. Генерал две войны прошел. По штабам не прятался. На передовой все дни. А тут вылезает чудо-юдо, и он испугался, потому и крикнул: «огонь!»…

– Но, может, нас на другой полигон? – Робко спросил я.

– Нет другого. Наша часть в глубоком резерве. Это Поганое Городище единственный оставшийся полигон в округе. Нас на смерть посылают, понимаешь?

– А зачем?

– Они генерала вынуждают с собой покончить. Счеты свои с ним сводят. А я же его тогда так зацепил словами об офицерской чести, что он теперь пойдет на этот полигон и нас потащит. Там нас этот червяк точно убьет.

– Ну, а выход-то какой?

– Не знаю. Хуже всего, что, когда нашу часть не расформировали, а пополнили новым составом, командир принялся по всем ведомствам пороги обивать, чтобы расширить оснащенность нашей части вооружением. Все эти пять лет генерал готовился к реваншу. От призыва к призыву наши боезапасы только возрастали. Новобранцев он муштровал все жестче и жестче. А я ждал и надеялся, что либо его обратно в Москву втянут, либо его инсульт шарахнет, либо я успею до пенсии доработать.

– А почему ты в другую часть не перевелся?

– Отклоняют мои рапорта. Он меня к этой части намертво приколотил. Ты, говорит, был со мной в том аду, значит, второй раз мы вдвоем туда же и пойдем.

– Так уволься вообще.

– Не могу. У меня в городе квартира по военной ипотеке. Я в армии крепостной. До пенсии обязан дослужить. Иначе моя семья на улице окажется. Таков контракт.

– А мне как быть тогда? Как мне спастись?

– Слушай внимательно теперь. Я это тебе сейчас рассказывал вот зачем: когда нас погонят в этот лес, ты держись в последних рядах, ближе к штабному УАЗику. Деньги и камни неси на себе. Как только этот червь выползет, и начнется заваруха, садись в УАЗ и уезжай. Я приготовлю в нем еды, карту, воду и одежду гражданскую. На карте найдешь дорогу, отмеченную красным. По ней до города доедешь. С деньгами ты доберешься до Москвы. Искать тебя не станут, как тех, кто в прошлой мясорубке пропал. Спишут, как погибшего. Только дождись заварухи, ведь за прошедшие годы червь мог и сдохнуть, или в другое место уползти.

– Надо вдвоем тогда уходить. Мне и тебе.

– Нет. Я же не умею так жить, прячась. У меня семья. Авось, в меня эта штука и второй раз не попадет.

Иван заулыбался, а по моей спине побежали злобные мурашки – старшина явно смирился со своею участью потенциального смертника и без всякого раздумья пойдет на заведомый убой. Это была улыбка приговорённого к смерти.

5

После разговора с Иваном я вышел на улицу, спрятался между тыльной стеной казармы и пожарным выходом столовой – отличное место, ночами тут никто не шастал, и караульному не видно. Это было единственное место в части, где я мог побыть один и всё обдумать.

Лето по календарю уже месяц как началось, но в этих широтах до сих пор было холодно. Мы даже не сменили зимнюю амуницию на летнюю. Был риск заболеть и быстро помереть от сырости окружавших нашу часть со всех сторон болот.

Я курил одну сигарету за другой и очень быстро был вынужден распечатать пачку солдатского «перекура» – только они смогли остановить меня своей дикой вонью и крепостью. Дало так сильно по мозгу, что сознание сразу очистилось от лишнего.

Я взглянул в сторону штурмовой полосы – учебной площадки, заваленной по приказу командира ржавой техникой для отработки ведения огня из укрытия. Она начиналась сразу за основным забором нашей части и была освещена по периметру прожекторами, чтобы снующие взад-вперёд караульные видели узкую тропинку, сойдя с которой можно было по уши уйти в топкую грязь, наполовину состоящую из рыхлого снега.

Генерал точно был сумасшедшим и готовился к войне – до ближайшего населенного пункта не меньше 100 км, а он караульных выставил так, будто у нас не часть на полторы сотни солдат, а стратегически значимый объект всесоюзного масштаба.

Раньше я думал, что командир так лютует из-за груза воспоминаний прошлых войн, но теперь я знаю, что он готовится к новой атаке на врага, от которого однажды потерпел полный разгром.

Я успел до армии повидать некоторой хуйни, которую невозможно объяснить только экспериментами с разной степени тяжести наркотическими веществами. И эти явления для большинства людей кажутся невообразимо-нереальными, сказочными, но, независимо от обывательского мнения, различное «нечто» существует в нашем мире, вполне вольготно и нагло взаимодействует даже с закостенелыми материалистами без оглядки на их неверие в «потустороннее».

Иван явно рассказал мне то, что было с ним наяву. Он видел и червя этого, и как солдаты заживо от искр горят. И отчаяние генерала, сильного человека, впервые в жизни испытавшего страх, желающего теперь лишь одного – отомстить любой ценой. Даже если ценой станут жизни людей, молодых парней, которые верят ему.

Я постоянно замечал восторг в глазах мальчишек, с которыми служил. Они, кое-как закончив ПТУ-ГПТУ до того как попасть сюда, кроме мамкиного подола и пьяных отцов не видели в жизни ничего значимого, величественного и осязаемого до такой степени, что можно потрогать рукой. Они сейчас будто в другое измерение попали, оторванные от привычного мира задротства в игровые приставки и «мама, я кушать хочу». Здесь же их встретил боевой офицер с идеальной выправкой, оглушивший громкими словами о чести и достоинстве, долге перед Родиной. Он для них – живое божество!

Генерал каждый день строит их на плацу, громыхая командами; направляет каждое их движение по учебному полю, самолично одёргивает при неправильном выполнении упражнения; разбирает и собирает различное стрелковое оружие быстрее всех; лезет в двигатели техники и замазученными руками тыкает в каждый клапан, объясняя принцип работы механизмов. Естественно, что все мои молодые сослуживцы любят его настолько, что пойдут за ним хоть самому дьяволу в широко открытую пасть.

Точно также, к власти пришел ефрейтор Шикельгрубер, в начале своей политической карьеры, собиравший из очарованных им мальчишек, бойскаутские отряды и обучавший премудростям войны, обещая сделать их сильными настолько, что они смогут отомстить всему миру за гибель своих отцов на фронтах первой мировой.

В России более двадцати лет идет необъявленная война. Миллионы мужчин пали в ней на протертые диваны, будто в сырые могилы, и пьяно переругиваются с телевизорами. Для собственных детей они – лишь призраки, которых нет в мире живых. И любой российский мальчишка в глубине души мечтает отомстить всему миру за потерю своего отца.

И вот такие, как наш командир, ищущие исполнителей для грязной работы по отмщению за что-либо, приходят к молодому поколению и говорят: «Я дам вам волю и самоуважение! Я научу вас быть сильными!»

И ни один из моих сослуживцев ни разу не подумал о том, какой ценой они расплатятся с генералом за свою же любовь к нему. Теперь момент расплаты стал ближе, как никогда.

Я же становился невольным свидетелем и, по причине знания истино происходящего, соучастником.

Если я сейчас вбегу в казарму и начну рассказывать парням, что на полигоне их ждет электрический червь, разбрасывающий во все стороны искры, от которых даже металл моментально вскипает, то меня, в лучшем случае, поднимут на смех, а в худшем командир пристрелит, как бешеного пса, за попытку посеять смятение в его маленькой, но сплоченной армии.

Один я был не в силах изменить происходящего за оставшееся короткое время. Спасти хотя бы кого-то – уже была бы победа. Но как? Единственное, на что я уповал, что либо генерал всё же застрелится, побуждаемый совестью, либо червь уполз в другой лес, и мы смирненько побряцаем железками, постреляем по бревнам, вернёмся в уютные казармы и предадимся солдатскому сну.

В ожидании приказа о переброске на полигон, я решил подтянуть свои армейские навыки: потренироваться в стрельбе и вождении автомобиля. Благо в этом мне помог Иван, договорившись с инструктором по вождению, чтобы тот натаскал меня.

Но усерднее всего я стал тренироваться в беге. Бегать я научился так быстро, что один раз получил от ротного в дыхло, забывшись и обогнав его.

При попустительстве всё того же Ивана, отыскав на складе старый бронежилет, настолько древний, что на нем даже дата производства стёрлась, я самолично подправил на нем ремни, отстирал ткань, проверил пластины: толстые, будто их из брони танка вытачивали напильником. Прижав археологический артефакт в каптёрке, перед забегом по учебной полосе, переодевал там и уже оттуда выбегал к построению на плац.

Мой расчет на древность бронежилета исходил из легенды, что при Иосифе Сталине вся амуниция проверялась на непосредственном создателе, на которого надевали бронежилет, и стреляли по нему. Если пластина останавливала пули, то и создатель оставался в живых, и орден Ленина получал, и квартиру на Тверской. А защиту принимали на вооружение. Но уже в поздние советские времена черт-те как солдат снаряжали, некому было отдать приказ по ответственным стрелять. Потому и стали бронежелеты громыхалами, которые можно консервным ножом проткнуть. Понимал я, что это всего лишь сказочки, но в безвыходном положении хватаешься за любую химеру.

В общем, готовился я очень скрупулёзно к предстоящему путешествию на полигон Поганое Городище. Да так усиленно, что даже генерал похвалил мои успехи, перед всей ротой приведя в пример. А мне стало очень тошно от его похвалы, что я еле сдержался, чтобы не выпалить при всех всё то, о чем знал.

6

Приказ грянул как гром среди ясного неба – ночью дневальный взревел: «Рота подъём!», и я молнией выскочил из постели, быстрее всех собрался и вкинул в потайной карман на поясе камни, кредитку и листок с номерами телефонов тех, кому я планировал звонить, добравшись до города. Если останусь живым в течение ближайших суток.

Бушлат, портянки, сапоги, подсумок, вещмешок, противогаз, бронежилет и вечно спадающая с головы каска, – приоделись мы знатно, как на бал – и рванули на плац. Бодрая речь генерала, бледный от волнения Иван, ротные все вытянулись, хоть мерки для гробов с них снимай прямо здесь. Выдача оружия, погрузка в кузова зилков, и до появления первых лучей солнца мы уже выехали за ворота части.

Мои сослуживцы, глупые и молодые пацаны, уснули сразу, опираясь на автоматы. Один даже лоб прямо на дуло опёр. Хорошо, что патроны выдают после прибытия на полигон, иначе бы эти вояки из нашего кузова дуршлаг сделали бы на половине пути, поснимав с предохранителей и понажимав на курки автоматов спросонья.

Ехали часа три, первый час по бетонке, а далее по извечным проселочным дорогам Руси.

Всю дорогу я не спал, прокручивал в мыслях все возможные варианты событий. Генерал не застрелился, значит, надежда осталась только на то, что червь из леса уполз в другое место. Или сдох, подавившись болотной лягушкой.

Нас сгрузили на какой-то поляне, раздали патроны на полный рожок, построили и маршем погнали дорогой, по которой явно давно никто не ездил.

Наш марш возглавляли два БТРа, торивших путь, командный УАЗ-буханка, зилок с провизией и прицепленной к нему полевой кухней, зилок с боекомплектами и прицепленной к нему пушкой, и роты одна за другой. Моя шла в середине колонны.

На горизонте стал подниматься лес, и, чем ближе мы к нему продвигались, тем мрачнее он мне казался. Я очень надеялся, что он мерещится мне зловещим лишь из-за того, что я знал о нём от Ивана. За километр до леса нас тормознули, и дальше мы уже шли шагом. Генерал дал, видимо, поблажку, чтобы поберечь наши силы для схватки с врагом, встречи с которым он ждал прошедшие пять лет.

За пятьдесят метров до края леса нас остановили вовсе, и БТР, сделав несколько кругов, примял площадку для развёртывания цепей. Ротные орали, строили нас в боевые порядки подковой, БТРы встали по флангам во фронт к лесу, направив на него свои башенные орудия. За нашими спинами на пригорке поставили пушку.

Одна из рот по приказу метнулась к зилку, перевозившему боекомплекты, оттуда стали вытаскивать… миномёты! И тут только я начал понимать, что задумал генерал – он решил расстрелять лес из миномётов зажигательными снарядами! Сжечь лес.

Минометчики, расставив свои железки, потащили к ним ящики со снарядами.

Неужели хитрый старый лис сейчас действительно устроит из Чертового Городища гигантский костёр, да такой, что наблюдающие за нами спутники передадут в Генштаб его врагам снимки с пылающим полигоном?

Он же совсем ополоумел! Такой пионерский костёр сам не погаснет, пи-пи на него не сделаешь!

Хорошо, если за лесом есть болото или река, на границе с которыми пожар остановится, а если дальше леса идут деревни? Он же может сжечь всё живое на огромной территории! Еще бы, блядь, напалмом все облил, маразматик старый!

Но последствия замысла генерала явно не интересовали – его УАЗ затормозил позади боевых расчетов, оттуда выскочил сам виновник предстоящего торжества с огоньком, и выполз Иван. Генерал в бинокль осмотрел лес. Что-то сказал Ивану и ротным, крутившимся у него. Я не слышал их разговора, стоял далеко от них, и меня трясло крупной дрожью.

У меня в мозгу билась лишь одна мысль: «пусти в генерала очередь из автомата, пусти в генерала очередь из автомата, пусти в генерала очередь из автомата».