Моя бывшая жена

– Маш, все в порядке? – Соня обеспокоенно вглядывалась в мое лицо.

Все ли в порядке? Три недели муж возвращался домой через раз. Говорил, что очень поздно освобождался, поэтому оставался в новой квартире – она ближе к управлению. Почему Кирилл так делал? Думаю, потому, что мы не занимались сексом все это время. Возможно, он догонялся. Но, скорее всего, не мог находиться со мной рядом. Мы не ругались. Я не пилила его и не изводила истериками, но между нами настолько бурлило молчаливое напряжение, что от одного прикосновения меня било током. Но это не возбуждало. Это пробивало между нами трещину за трещиной. Потому что я постоянно думала, что мой муж мог делать с другой женщиной все то, что делал со мной. Это выматывало. Между нами росло отчуждение. Каждый день давил страшной неотвратимостью. Дело уже не в предполагаемом загуле. Дело в нас. Мы становились чужими. Мы уже стали чужими…

– Не в порядке, – по щеке побежала усталая слеза, но я смахнула ее. – Нихрена не в порядке.

– Расскажешь?

– Не сейчас, – бросила взгляд на игравших мужчин, – давай завтра пообедаем вместе.

На том и порешили.

Я приехала на Лужнецкую набережную в два часа. Припарковала свою изящную s-ку мерседес между двумя Гелендвагенами и пошла через ухоженные газоны. Здесь классные детские площадки, сыну нравилось приезжать сюда и, конечно, аквапарк. Но иногда ему вполне хватало носиться через уличный фонтан. Мокрым был до трусов!

Мы с Соней и Никой, моей подругой еще со студенчества, договорились посидеть на веранде одного модного ресторанчика. Они уже пришли и энергично махали мне рукой.

– Привет, девочки, – поздоровалась и упала в кресло. – Можно мне лимонад: клубника-маракуйя. Спасибо, – поблагодарила расторопного официанта.

Подруги смотрели выжидательно. Соня, как и я блондинка, только с длинными, практически до задницы волосами и большими голубыми глазами. Она напоминала куколку из детства, не Барби, конечно. «Барби» среди нас не было. Я была высокой и стройной блондинкой, но цвет у меня приближен к натуральному, ресницы, обычные, глаза серые. Симпатичная женщина, но никакой кукольности.

Ника, наоборот, с темным каре и озорными зелеными глазами. Мы с ней дружили с института, интернатура и ординатура вместе. Сейчас она работала акушером в хорошем перинатальном центре.

– Что на работе? – поинтересовалась я, оттягивая момент.

– Да, капец. Главврача меняют. Даже не знаю, что будет.

– Сонь, а ты Мирунчика, куда дела?

– С мамой оставила. Маш, ну не тяни. Что случилось-то? Это со службой, да? Узнала, что они снова в какую-то опасную опу влезли? Уже ведь не рабочие лошадки, при таких погонах, должностях, а все как пацаны молодые балаклавы напялят и… – Она чуть не разрыдалась. Она очень переживала за мужа. Были случаи, в прошлом, правда, когда Илье и его семье угрожали. Слава богу, до дела не дошло.

– Нет, это не связано с работой… Мне кажется, что Кирилл мне изменяет.

– Уф… – только и выдохнула Ника.

– В смысле изменяет? – не поняла Соня. – С кем?! Ты вообще, как додумалась до этого?!

– С Мариной.

– Какой Мариной? – спросила Ника.

– С Абрамовой, что ли? – Соня зрит в корень. – Да ну нафиг! – А нет, не зрит.

– Так, объясните, кто это такая! – оборвала Ника и на меня посмотрела. – Ну и как ты поняла это вообще?

Соня в общих чертах и рассказала. И Марину описала, несколько раз добавив, что она мне и в подметки не годилась. Нормальная она, милая и приятная внешность. Интересная женщина, что уж говорить.

– Около трех недель назад я заехала в «Авиа-парк», случайно Марину встретила, кофе предложила попить. Она мне показывала в телефоне новую коллекцию белья, и ей пришло сообщение от моего мужа.

– Какое? – девчонки спросили в один голос.

– «Присылай».

– Что присылай? – нахмурилась Соня.

– Если бы я знала… Марина говорила про какие-то фотки с тусы у вас на даче, помнишь? Когда мы с Пашей в больнице были. А Кир…

– А он? – мягко подталкивала Ника. – Оправдывался?

– Кто? Субботин?! – саркастично воскликнула. – От него не дождешься. Сказал, что вроде что-то она ему писала. Что иногда он переписывается с ней. Нормально вообще?!

– С ней переписывается? Кирилл мне ни разу не написал, так мы пять лет дружим! – возмутилась Соня. – Он или звонит, или через тебя передает.

– Вот именно. Я знаю своего мужа, ну не будет он вести всякие переписочки. Не такой он человек, ну если только…

– Ты думаешь спит с ней? – Ника сжала мои пальцы.

– Не знаю… Я так и не спросила. Боюсь услышать правду. Дура я, да? Слабачка?

– Не говори глупости!

– Сонь, а когда он у вас был, может, ты заметила что-то?

Она задумалась и начала рассуждать вслух.

– Кирилл был недолго. Меньше часа. Не знаю, какие уж там фотографии Марина могла сделать, но она носила нарезку и лед Илье и Кириллу. Я еще помню попросила Алену, жену этого, – она щелкнула пальцами, – Сереги из Собственной безопасности. Марина вызвалась сама. Маш, но это ж ничего не доказывает.

– Ну, все ясно! – Ника хлопнула по столу. – Не скажу, что удивлена.

– В смысле? – подозрительно проговорила я. Что, мой муж ходок и только я не знала?!

– Маш, есть мужики, про которых только так «Да быть такого не может!», а Кирилл у тебя всегда был «плохим» парнем. За такими очередь стоит, чтобы хотя бы разочек «прокатил». Может, и Марина эта набивалась к нему в любовницы. И, уверена, ни она одна, но самое важно другое, надо ли это самому Кириллу… Помнишь, как он забирал тебя со смены, а медсестры чуть ли из халатов не выпрыгивали…

Да, меня все девчонки в отделении спрашивали, что за брутальный самец меня караулит у больницы. Замучили намеками. А ведь мы могли никогда с Кириллом не пересечься. Мы ведь совершенно разные…

Москва, семь лет назад

– Ну что, товарищи, может по шаурме вдарим?

– Да какая шаурма, дядь Леш. Два часа ночи. А вот по кофе можно. Ты как, Вань? Кофе будешь? Здесь круглосуточный Макдональдс в двух кварталах, – предложила фельдшеру. Прошла уже минута, а на новый вызов не направили, может, успеем взбодриться? Сегодня меня поставили дежурить в карету скорой помощи. У моего куратора специфическое чувство юмора. Бельский считал меня комнатным цветочком, поэтому всячески, не гнушаясь способов, выталкивал из зоны комфорта. Вот и сейчас полночи колесила по северу Москвы. Вызовы обычные, ничего сложного: у кого температура не сбивается, у кого после злоупотребления алкоголем поджелудочная махнула рукой, роды, в конце концов, но это сто процентов моя тема. В общем, нормально. Да и напарник с водителем попались адекватные и веселые.

– Давайте по кофе, до пересмены еще пять часов.

Мы стояли у старой пятиэтажной панельки, в спальном районе за МКАДом. Бабушке плохо стало: она уже умирать собралась, но обошлось все. Давление резко упало.

– Химки. Маяковского 16/9, Огнестрел. Ранен сотрудник федеральной службы, – затрещала рация.

– «Ласточка 11» свободна, – передал Ваня. – Будем на месте через три минуты. Гони, дядя Леша.

Мы сразу поняли, что приехали по адресу. Проблесковые маячки вместе с сиреной разрезали ночь. В тусклом свете фонарей видно было как из окон свешивались фигуры жильцов. Любопытные. Черт, что здесь произошло? Много машин. От обычных служебных до очень пафосных. Я и марок таких не знала.

– Скорая помощь! – крикнул Иван. Нас сразу взяли в оборот и подвели к группе мужчин. Кто-то выглядел, как президент России, не меньше; кто-то как бандит из девяностых. Здоровые, с коротким ежиком волос и горой мышц. Много спецназовцев с автоматами. Ничего мы так заехали, будет, что вспомнить.

– О, по твою душу, Субботин! – сказал серьезный дяденька в черном костюме. – Подлечите нам бойца, эскулапы.

– Да на мне как на собаке, – пошутил тот самый Субботин, но послушно залез в машину. – Пусть девушка осмотрит, – приказал сходу. Иван, естественно, не стал слушать. – Я сказал девушка, – достаточно жестко повторил наш капризный пациент.

Мы переглянулись. Я сама убрала наложенный на предплечье жгут. Профессионально сработано.

– Вы молодец, – почему-то не сомневалась, что он знал, как оказывать первую помощь.

– Я рад, что тебе нравится, – улыбнулся нахально. Казанова, блин.

– Маша, пуля на вылет прошла, – помогал Иван.

– Да, Маш, прошла. Не надо, – отрицательно кивнул на шприц с обезболивающим. – У меня дела еще.

– Вам покой нужен. Сейчас будет больно. – Я начала очищать рану.

– Машка, ну ты хоть подуй! – возмутился, будто мы живем с ним вместе лет пять, не меньше.

Я не реагировала. Правда, когда обрабатывала антисептиком, все же подула. Кровотечение остановлено, давящая повязка наложена. Ранение не сложное, пациент в сознании и даже шутит.

– Завтра с утра приезжайте на перевязку. Мы передадим актив в стационар. И возьмите, – я протянула блистер с обезболивающим. – Рука будет болеть, увы и ах.

– Машка, давай к тебе завтра заскочу, и ты перевяжешь?

– Я вообще акушер-гинеколог, вряд ли мы с вами еще встретимся. До свидания.

В следующий раз я его увидела через два дня. Меня наконец отпустили в восемь вечера. Я была молодцом и умудрилась не попасть на дежурство.

– Привет, Машка, – Кирилл Субботин стоял у черного тонированного Гелендвагена и самоуверенно улыбался. В нем было все, что мне не нравилось в мужчинах: от вопиющей наглости и вседозволенности до внешности. Слишком большой, давящий, с тяжелой истово мужской энергетикой. Мне даже машина его не нравилась. Какая-то бандитская! Но в Кирилле было то единственное, против чего не могла устоять ни одна хорошая девочка. Плохой мальчик.

– Как ваша рука? – спросила, приблизившись. Убегать не собиралась. Догонит.

– Твоей заботой, Машка. Поехали, покормлю тебя.

– Спасибо, но я не есть, а спать хочу.

– Спать так спать, – и дверь передо мной открыл. Я не хотела выглядеть ломающейся девицей. Хочет подвезти, пускай. Не дети же.

Кирилл все же смог уговорить меня поужинать с ним. Так, поговорили… обо мне. О себе он давал информации крайне мало. Прямо спецагент. Зато смотрел так, что сомнений в его желаниях не оставалось. На третьем свидании так и сказал.

– Машка, я хочу тебя.

Мы как раз заехали в ворота каких-то частных угодий. По-другому и не скажешь! Огромная территория с зелеными газонами, деревьями, строениями.

– Когда-нибудь стреляла?

Я отрицательно покачала головой. Мы оказались на стрельбище или полигоне. Кирилл расстелил плед и достал корзину с продуктами. Он обещал мне пикник. А сейчас я стояла с пистолетом в руках, наушниках, очках и целилась в круглую мишень.

– Он боевой? – спросила, с трудом удерживая руку на весу.

– Нет, травмат. Боевой тебе рано. – Кирилл стал сзади, очень близко. Я чувствовала его горячее тело и жаркое дыхание. – Передерни затвор. Совмести мушку и целик. Вдохни глубоко и, – я повторяла за ним, как завороженная, – задержи дыхание, – и в самое ухо, – стреляй, Машка…

Я нажала на спусковой крючок. Отдачей тряхнуло неожиданно, но Кирилл прижал меня к себе и руками забрался под светлый топ. Грудь сжал. Я все еще пыталась целиться, но лифчик болтался на руках, а ловкие пальцы крутили соски.

– Машка, какие у тебя классные сиськи, – покусывал шею. Затем к пуговице на шортах потянулся. Стянул до колен вместе с трусиками. Ягодицы мять начал. Гладить между ног. – И задница классная.

Кирилл отстранился на мгновение и прижался уже голой грудью. Он собрал пальцами мою смазку и размазал по бедрам. Ягодиц коснулась напряженная плоть. Кирилл был намного выше – я едва до плеча могла ему достать, хоть и сама совсем не маленькая. Он провел членом по моей пояснице и забрал пистолет.

– Я хочу видеть твои глаза, когда войду в первый раз… – и рывком стянул с меня топ вместе с лифчиком. Повернул, впечатал в грудь, губы жадно нашел. Шорты с трусами болтались на одной ноге, поэтому я легко запрыгнула на Кирилла, ногами талию обхватила, об обжигающую головку промежностью потерлась. Я никогда с такой дикой яркостью не хотела мужчину. Понимала, что это только секс. Что большего быть не может, но так отчаянно стремилась к нему.

Подо мной тихо урчал мотор, грел спину капот. Да наш первый секс произошел именно так. Я вздрогнула, когда Кирилл ворвался на всю длину. Это был очень большой мужчина, и член у него был соответствующий. Мне шел двадцать четвертый год, и я была совсем не девственницей, но меня заново растягивали: с тянущей болью и сладким наслаждением.

Кирилл большим пальцем доводил мой клитор до исступления и трахал. Господи, как он меня трахал! Ничего более цензурного на ум не приходило. Возможно, нас даже видели, но мне было все равно.

– Машка… – прорычал он и достал член, рывком презерватив снял и начал кончать мне на лобок, размазывая свое семя по животу и бокам. – Моя, – склонился и за сосок укусил. – Моя.

Мы лежали на покрывале, голые и расслабленные, смотрели на летнее небо и молчали. Не хотелось уходить, но нужно. Я чмокнула Кирилла в губы и поднялась. Вещи свои по газону собрала и демонстративно одеваться начала. У меня хорошее тело, стесняться нечего.

– Ты куда, Машка?

– Мне на работу нужно. Ночная сегодня.

Кирилл поднялся. Ему тоже нечего было стесняться. Таких мужчин я видела только в кино. Высокий, мускулистый, сильный и мощный. Медведь. Маша и Медведь.

– Отвезу тебя, – и подошел сзади шортики приспустил снова. – Давай еще разочек и поедем, м? – вроде спрашивал, но согласие не нужно было. Надавил на поясницу, чтобы прогнулась, ноги развел, а дальше только стоны и частое дыхание. Его машина стала моей Альма Матер.

Если честно, думала, что больше Субботина, капитана федеральной службы безопасности не увижу – что хотел, получил. Но между нами завязался бурный роман. Вспыхнул, как вымоченная в бензине спичка. Это было настолько невероятно, что в голове не укладывалось. Я – будущий врач, дочка московской профессуры. Он – силовик, огромный, сильный, наглый. В его семье чины, звания, погоны, власть и деньги. Много денег. Мы были как инь и янь и все же тянулись друг к другу.

Кирилл учил меня, заучку из меда, развлекаться: клубы, гонки, тусовки. Риск, опасность, адреналин. Секс. Много. Разного. Это страсть ради страсти. Чистой, незамутненной эмоциями. Огонь, который сметал любой протест. Я не позволяла себе влюбляться в Кирилла, потому что была уверена, что мы обязательно закончимся. Что так ярко гореть долго просто невозможно. А на едва шипящее тление такой мужчина не согласится.

Так и вышло. Через полгода Кирилл просто пропал. Я знала, что у него карьера в ФСБ набирала обороты. Большего он не рассказывал, а я не спрашивала. Я помнила его ранение и осознавала, что его служба опасна, но Кириллу не нравилось, когда я была грустна или волновалась.

Через два месяца после его исчезновения, я рыдала над тестом на беременность, положительным, конечно же. У меня ординатура, карьера, планы! Я не готова. Совсем не готова! Ну какая из меня мать?! От Кирилла не было ни одного звонка. Я не знала, где он и с кем. Мне было страшно. Очень страшно.

Да, я акушер-гинеколог решилась на аборт. Та, которая должна помогать детям рождаться, собиралась своего убить.

Я вышла из дома, к папиной тойоте подошла. Я выбрала клинику. Ту, где никого не знала. Я не хотела, чтобы хоть кто-то был в курсе моей проблемы. Щелкнула сигнализацию и ощутила его руки у себя на талии. Запах горячего песка и ветра, странствий и опасности. Острая щетина пощекотала затылок.

– Привет, Машка. Твой Медведь вернулся.

Я повернулась и бросилась ему на шею. Живой! Приехал! Я повисла на нем и разрыдалась. Все рассказала. Кирилл нашел выход. Я стала госпожой Субботиной…

Наши дни

– Что будешь делать? – участливо спросила Соня.

Я не знала, но так больше жить не могла.

– Поговорю. Спрошу по-честному. Мы сейчас в такой атмосфере живем, что, кроме правды, ничего не поможет. Спрошу, если Кир домой сегодня изволит явиться.

– И часто он… отсутствует? – сухо поинтересовалась Ника.

Я пожала плечами. Время от времени.

– Думаешь с ней?

– Думаю, он со мной больше не может. Как и я с ним.

– Машунь, ну а если да… то что? Неужели расстанетесь?

– Не знаю… Не знаю… Но так больше не могу.

Этой ночью муж вернулся домой. Было около десяти. Я уже уложила Пашу. Отец и сын теперь виделись иногда по выходным. Для Кира не было понятий суббот и воскресений в общепринятом значении. Поэтому сейчас получалось иногда, а иногда нет. Не знаю, намеренно или нет, но он отдалялся от нас. Возможно, чтобы легче уйти, когда решится…

– Можно? – я даже постучала в дверь, прежде чем войти в кабинет. Он всегда был заперт, если внутри не было хозяина. Кирилл иногда ездил на охоту, поэтому здесь в специальном шкафу хранились ружья и не только. На все, естественно, было разрешение и управлялся с оружием Кир профессионально, но у нас маленький ребенок, и мы перестраховывались.

– Заходи, – проговорил, не поднимая глаз от пистолета. Кирилл, когда нервничал, чистил оружие. Вот и сейчас… чистил.

– Кир, я больше так не могу.

Я вошла. Меня под дых ударило от гудящего напряжения. В воздухе разливалось что-то обреченно жгучее. С каждым вздохом обжигало душу и сердце. И еще тлен. Вот значит, как пахнет безнадежность. Уверена, сейчас он не солжет мне. Ложь убьет нас обоих.

– Ты изменял мне? Ответь, прошу. Спаси меня от подозрений.

Он медленно поднял на меня глаза, отложил пистолет и встал. Вышел из-за стола и оперся о крышку, сложив руки на груди.

– Просто скажи правду.

Глава 10

Кирилл

– Да.

Я тоже больше так не мог. Я домой приходить не мог! На работе пропадал, потом в квартиру на Саввинке ехал: отсыпался и снова в управление. Я скучал по Машке. По своей Машке! А эта совсем чужая. Эта сжималась от любого, даже самого невинного прикосновения. Моего прикосновения! Я перестал спать с женой. Я не чувствовал больше себя ее частью. Она ничего не говорила, не устраивала истерик, но также и не звонила мне, не интересовалась моими делами. Заботилась как-то по инерции. Машка ведь не знала про Марину точно. Только догадываться могла и варилась в своих мыслях. Она не спрашивала напрямую. Я тоже не собирался начинать первым этот разговор. Но и врать не хотел. Я люблю Машку, но так больше жить нельзя. Мы должны что-то решить. Я поступил плохо, нашел самый легкий выход из кризиса, но я сделал это не от скуки или банального кобелизма. В моей измене и ее вина была. Муж и жена ведь одна сатана, верно?

– Да, я тебе изменил.

– С ней? – поразительно спокойно уточнила. И меня это бесило. Эта холодность. Эта отстраненность. Ей говорят про измену, а она даже по морде дать не хочет!

– Да, Маш, с ней! Я месяц трахался с Мариной. Потому что я заебался! Ты вечно занята. Вечно в мыле!

– То есть это я виновата? Ты, сволочь, спал с другой женщиной, а виновата я? Потому что сыном нашим, домом занималась. Тобой занималась ведь.

– Нет! – прервал жестко. – Мной ты давно не занималась! Я не люблю Марину. И я порвал с ней после нашего разговора. Я признаю, что поступил плохо, но я мужик: мне нужен нормальный секс и внимание. Это важно, Машка. Для крепкого брака это важно.

– Я тебя услышала, – медленно проговорила. – Для крепкого брака важен секс с Мариной. Интересная теория, – она как деревянная кукла развернулась, уйти попыталась, но я не дал. Бросился к ней, за плечи развернул. Мы не договорили! Пришло время высказать все.

– Я не искал бабу, но не отказался, когда подвернулась! Я хотел развеяться. Встряхнуться. Думал, это поможет перестать злиться. Ты раздражаешь меня, Машка. Бесишь. Я не хочу развода. Я изменил не для того, чтобы строить с отношения с кем-то другим. Но честно говорю, что между нами что-то сломалось. Я устал от такого брака. Я хочу рядом ту женщину, на которой женился, а не эту.

– Устал, значит… От нашего брака, от меня, от Пашки.

– Я не говорил про сына, – возразил резко, но кольнуло. Возможно, правдой.

– Да это и так понятно, – бросила с презрением. – Ну ладно, если ты такой вольный ветерок, лети.

– В смысле? – не понял я.

– В смысле проваливай отсюда! Уходи! Устал – иди отдыхай, а мы скучные и загнанные как-нибудь без тебя разберемся.

– Выгоняешь? – усмехнулся я. – Из моего же дома?

– Хорошо. Я соберу наши с Пашей вещи, и мы уедем, а ты живи в своем доме, – снова захотела обойти меня. Нет, так не пойдет. Я загородил проход.

– Ты не поняла, Машка. Я тебя не отпускаю. Я люблю тебя. Нам нужно подумать, как нам жить дальше, – и руки на плечи положил. Примирительно.

– Я и так знаю, как нам жить, – скинула мои ладони. – Никак! Либо ты уходишь, либо мы! Я видеть тебя не могу! Ты ж с ней спал и ко мне приходил! Ведь было? Трахал меня сразу после нее? – и толкнула меня в грудь. – Отвечай!

Я молчал. На такие вопросы ни одна женщина не хотела слышать правдивый ответ.

– Что молчишь? Трусишь? Смелости не хватает признать…

– Да! – крикнул я. – Было!

– Скотина. Какая же ты скотина, Субботин, – ее голос набирал обороты. Машка не орала, но каждое слово, как выстрел. Не думал я, что наш разговор будет протекать в таком ключе. – Пошел вон.

Я никогда не отступал и сейчас не собирался. Да, ей сейчас больно и обидно, но это пройдет. А если уйду, не смогу контролировать жену. Потеряю ее. А я не могу. Я не хочу!

– Я никуда не уйду. И вы тоже. Мы сейчас успокоимся, а завтра все обсудим на свежую голову…

– Да пошел ты! – Машка бросилась к выходу, но я поймал. – Пусти! – едва спас глаза от ногтей, когда вырываться начала, дубася, куда попадет. – Пусти, сказала!

Я подчинился, но был готов, что снова сорвется. Так и вышло. Только бросилась ни к выходу, а к столу. И схватила мой пистолет…

– Не наводи оружие на человека, если не собираешься стрелять.

– Уходи, – ее рука была тверда. Хрупкая и тонкая, с длинными пальцами и парой изящных колец, одно из них обручальное. Я бы принял от нее смерть.

– Так ты убить меня хочешь? – изумленно изогнул бровь. – Тогда сними с предохранителя.

Маша сделала это на автомате, привычным отточенным движением. Я сам учил ее.

– Давай, Машка, – а сам медленно приближался к ней.

– Не подходи, – выдохнула, мелко подрагивая. Я видел испарину над верхней губой. Румянец на щеках. Светлые, от природы вьющиеся волосы, разметались по плечам. Красавица. Машка сучка еще та, но какая красивая. Устал ли я от нее? Как еще десять минут назад заявлял. Вряд ли. Зацепить хотел. Наоборот, я соскучился по ней. По ее любви, ласке, вниманию.

– Вот сюда, Маш, – ствол в грудь уперся. Поправил так, чтобы точно в сердце. – Один выстрел и все закончится.

Ее руки дрожали, а у меня в крови такой адреналин. Я ни в чем не уверен. Сейчас моя жена решала. Это возбуждало.

– Ты больной, – прошептала, не сдерживая злые слезы, и пистолет в потолок направила, ставя на предохранитель. Я хмыкнул и выбил его из рук – профессиональный инстинкт. В зудящей тишине ствол ударил об пол слишком громко.

– Знаешь что, девочка, – обхватил нежное личико огромными ладонями, – я напомню тебе, как это быть моей женщиной.

– Не смей, – выдохнула и попыталась вырвать голову. – Не смей…

– Ты моя, Машка. Моя! – и я набросился на ее губы, стягивая домашнее платье.

– Не надо! – она пыталась вырваться, но не кричала. «Яжмать» внутри не позволяла ребенка беспокоить. Мы оба упали на ковер: Машка затихла, придавленная моим весом. Я дернул платье и стянул трусики до колен. Вздернул ягодицы кверху и рывком раздвинул ноги.

– Я не хочу! Перестань!

Хочет. Я докажу ей, что она тоже хочет. Я не собирался брать ее на сухую, поэтому провел языком по нежным складкам.

– Не смей… – жена из последних сил пыталась свести бедра, но я был сильнее. Машка сопротивлялась, потому что была обижена, но ей, нам обоим, просто необходимо вспомнить, что мы муж и жена. Которые и в горе, и в радости.

Я вылизывал ее промежность, трахал языком и пальцами, кайфовал от пьянящей сладости ее соков. Она текла, лавой неземной взрывалась. Машка затихла: не вырывалась, но и не поощряла меня. Гордая.

– Маш, я люблю тебя, – прорычал, когда вошел в нее. Не мог больше сдерживаться. Мне необходимо снова сделать ее своей. Я обхватил ладонями гладкие бедра и резко насаживал на себя, с громкими шлепками врезаясь в упругие ягодицы. Тугие горячие стенки обхватили член, выдавливая до последней капли все, что я мог ей дать. Я уже кончил, но не мог остановиться, продолжал двигаться в ней, завороженный видом ее смазки и моей спермы, капающей на ковер. Хорошо. Как давно мне не было по-настоящему хорошо. Эта ложь и меня измотала.

– Маш, – я повернул голову, хотел к себе жену притянуть, поцеловать нежно. Показать, что люблю. Да, ошибся. Во многом. Херни наговорил, но это не потому что не люблю. – Маш… – рука повисла в воздухе. Она плакала. Моя Машка плакала, тихо, но так горько. Взгляд скользнул по хрупкой полураздетой фигурке и выхватил счесанные колени. Это я так ее… – Прости, девочка моя, я не хотел, – на руки собирался взять, но она свернулась клубком и подтянула ноги к груди. Поза младенца. Защитная. От меня защищалась.