Девятая стрела Хаоса

– Эээ… Не понял? Шоров? – Я повернулся к нему всем корпусом, но десантник старательно смотрел мимо меня: – Шоров! Ты сам понимаешь, что сейчас сказал?! Перебить беженцев! Он, Примарх твой, что совсем…

– Такова его воля! – Перебил меня он, не позволяя произнести уж совсем еретические слова.

– А с орбиты? Что? Нельзя, что ли ударить?

– Примарх, – продолжая смотреть мимо меня: – Пожелал, чтобы именно ты даровал несчастным радость освобождения и сопроводил их души достойной молитвой. А с орбиты нельзя – в здании Этериал и медики Тау.

– Ммм… Демоны! Шоров! Но там же – раненые! Женщины, дети!

– Им будет лучше у подножия Трона Его, нежели в рабстве у чужаков.

Челнок качнуло на воздушном ухабе, потом ещё на одном и последовавшая затем тряска сделала всякое продолжение разговора невозможным. Лишь только тогда, когда наша скорлупка начала посадку, именно тогда – за секунды по приземления, десантник повернулся ко мне.

– Не грусти, инквизитор. Сам же знаешь – милость Его беспредельна.

– И да накроет Его длань, благодатная, нас обоих, – вздохнул я, вытаскивая молот из фиксаторов: – Желательно.

Запись номер МХХР-24-ССВА-031

Укрепи меня!

Развей сомнения, клыками острыми, меня грызущие!

Отче!

К милости твоей взываю!

Ибо разум мой, волей Твоей и Примарха приказом связанный, холоден, решимости полный. А вот сердце моё – колеблется. Ибо не верю я, что Ты, жизнь нам всем дарующий, мог на дело подобное, слугу своего отправить.

Прервать жизни безгрешных, раненых, женщин и детей, спасения ищущих! Ведь не можешь ты зла им, чадам своим желать!

Дай мне знак, Отче!

Огради душу мою от греха ужасного, не дай рукам моим кровью тех, кто к милосердию взывает, обагриться!

На Тебя уповаю – спаси! И их, и меня, ничтожного!

Запись номер МХХР-24-ССВА-032

До окраины поселения, возникшего вокруг громады планетарного стадиона, меня домчал глайдер, за рычагами которого сидел сам Шоров. Всю дорогу мы проделали молча – пару раз он, правда, пытался завязать разговор, но после моего очередного кивка, бросил эту затею.

– Прибыли, – нарушил он тишину, когда впереди, выплывая из пластов тумана, показались силуэты невысоких строений.

– Обойдёшь здания – тут в основном склады, так сразу и стадион увидишь. Не перепутаешь, эта громада хорошо видна.

Молча кивнув, отстёгиваю ремни и, откинув дверку, выбираюсь на густую траву.

– Эй, инквизитор, – окликает он меня, едва я успеваю сделать пару шагов.

– Чего? – Разворачиваюсь, закинув молот на плечо: – Что хотел, боевой брат?

– Ты зла не держи. Сам же понимаешь…

– Понимаю. – Киваю, не допуская на лицо и тени эмоций: – Приказ. Ты человек подневольный. Долг и всё такое прочее. Да, брат?

Он молча опускает голову.

– А знаешь, – сделав шаг к глайдеру, кладу руку на теплый борт: – Пошли со мной? Вместе задание Примарха твоего выполним, вместе и груз, что на совесть ляжет, разделим.

– Не могу, – на поднимая головы выдыхает он: – У меня…

– У тебя – приказ, – завершаю фразу за него: – Удобная это штука – приказ, да? Тебя на мерзость посылают, а ты и чист как бы. Приказ же. Это не я, это всё Примарх. А я невиновен. Приказ же исполнял. Так?

– Инквизитор! Ты искушаешь моё терпение!

– Ну так в чём дело? – Отступив на пару шагов, сбрасываю молот в траву и развожу руки в стороны: – Рази! Убей меня и тем ты жизни тех, кого твоё сволочное начальство на смерть обрекло, спасёшь. Рази – я с радостью погибну, зная, что они спасутся. Ну же, брат! Подними плазму и сожги меня!

– Не. мо. гу… – Фигура Шороса и так поникшая, скорчилась на сиденье, словно он пытался свернуться в клубок: – Знаю – ересь говорю, знаю, кара мне за это будет – но ты прав! Смерть твоя спасёт их.

– Ну? Ну же?! Стреляй!

– У меня приказ. – Резко выпрямившись, он положил руки на рычаги и продолжил уже знакомым мне деревянным тоном: – Привезти тебя сюда, высадить, не чиня ущерба здоровью и вернуться в расположение. Прощай, инквизитор! И да прибудет с…

– Трус! Слабак! – Видя, что глайдер начинает разворачиваться, подскакиваю к нему и, с размаха, впечатываю облитый сверкающей бронёй кулак в борт машины: – Шорос! Ты – подонок! И Примарх твой! И Лорды! И…

Громкий всхрап двигателей и глайдер, оттолкнув меня прочь упругой воздушной волной, срывается с места, в мгновение ока исчезая из виду.

– Сука. Трус. Ничтожество! – Подобрав молот, закидываю его на плечо и бреду к силуэтам складов: – Как вы, дети Его, могли так измельчать?! Отче! – Остановившись, задираю голову к медленно светлеющему утреннему небу: – Ты! Как допустил такое! И я тебе поклоняюсь?! Несу тебе свет своей любви? Тебе, не видящему, что с детьми его происходит?

Небеса молчат, не желая обрушить на мою голову… Да ничего они не обрушат.

Вздыхаю.

– Да, я впадаю в ересь – беседую я сам с собой, бредя к ближайшему зданию: – А интересно получается, да, друг-инквизитор? Ведь ты же честно служил, искренне молился и вдруг, всего-то получив преступный приказ, раз – и еретиком стал.

– Хм-хм-хм. – Задумчиво чешет затылок мой альтер-эго: – Да. Соглашусь с тобой. То бишь – с собой. Интересный случай. Ну, костёр нам теперь гарантирован. Даже если Шорос и не донесёт, запись с его брони лучше любого доноса будет.

– Думаешь не донесёт? Тогда и ему прилетит, а своя-то шкурка – дорого стоит.

Передо мной вырастает стена здания и я, иду вдоль неё, ожидая угла, за которым откроется вид на стадион.

– Может и донесёт, может и нет – нам-то какая разница?

– Это ты прав, – соглашаюсь сам с собой: – Жаль пистолета нет.

– Угу. – мы, то есть я, подхожу к углу здания:

– Как думаешь? – Прежде чем завернуть, перехватываю молот: – А им – получится?

Заворачиваю за угол и немедленно, что-то плоское и длинное упирается мне в грудь. Машинально делаю шаг вперёд, чуть поведя корпусом, и железка, бессильно скрежетнув по броне, соскальзывает в сторону.

– Развели, бардак!

Опускаю голову – но внизу, вместо ожидаемой кучи мусора, медленно и как-то заторможено, копошится солдат Тау, отброшенный моим движением на спину.

Запись номер МХХР-24-ССВА-033

Перепорхнувший в руки молот, словно сам собой, метнулся вперёд и вниз, с лязгом впечатывая тупой конец ударника прямо в центр брони чужака.

Негромкий хруст и солдат Тау валится навзничь, так и не сумев приподняться. По его груди, по броне, составленной из двух широких пластин, разбегаются, змеясь трещины. Он дёргается всем телом, раскидывает в стороны руки, ноги и замирает, неестественно, не по живому, вывернув голову, закрытую глухим шлемом с множеством линз объективов на передней части.

Фууух!

Отбился!

Прислоняюсь к стене, не сводя настороженного взгляда с чужака – а ну как очнётся, вскинет винтовку и… Но нет. Воин касты Огня мёртв.

В центре его груди – точно там, куда пришёлся удар молота, желтеет небольшой, с ладонь, чудом уцелевший кружок и я присаживаюсь на корточки, привлечённый его блеском.

Поверхность золотого диска пересекает косая черта с двумя шариками на концах.

Та-ак. Этот Тау был из системы Виор-ла, или – Фир-ла – с собственными названиями чужаков всегда проблемы. Припоминаю, что та система имеет две звезды, жаркий климат и была колонизирована синемордыми одной из первых.

Жаркий климат… М-да… А здесь, на Гаррасе, прохладно. Особенно, по утрам. А Тау у нас – рептилии, то бишь, холоднокровные.

Угу, киваю своим мыслям. Вот почему он таким заторможенным был. Замёрз.

Наверняка его здесь часовым поставили. И, так же, наверняка, он меня издали заметил – за это говорит и моя сверкающая броня, и обилие линз на его шлеме, и то, что Воин Огня в засаде, за углом сидел. Ждал, когда я на него выскочу. Ну да, у них же целая доктрина боевая есть – что-то вроде «Терпеливого Охотника» называется. Вот он и ждал.

А когда я выскочил – не успел среагировать.

Рептилия.

Мои губы против воли кривятся в презрительной усмешке. И ты, прибывший на нашу землю, хотел с нами – с людьми, биться? Ну так поделом тебе – лежи в чужой для тебя траве.

На поясе воина замечаю длинный нож, ножны которого перевиты двуцветной – белой и синей лентой.

Трофей? Тяну руку к ножу, желая забрать его себе. А что – имею право. С боя взято – все по-честному, но моя рука, не пройдя и пол пути, зависает в воздухе, а затем и вовсе отодвигается от тела.

Нет. Нельзя, как бы не хотелось.

Мне же внутрь идти – а там Этериал, и не один, а с охраной. И что они подумают, увидев у меня на поясе нож одного из своих? Ясно что – убийца перед ними.

Демоны! Убийца!

Осознание факта произошедшего заставляет меня вновь искать опору у стены. Нет, сам факт убийства меня не беспокоит – оружие наставлял? Наставлял. Значит, всё правильно сделал. Я – правильно. А проблемы замёрзшей рептилии меня не интересуют – могли бы и подогрев в свою броню, к слову – весьма неплохую, засунуть.

Нет. Меня передёргивает от другого.

Приказ Секторального Лорда был ясен – в бой не вступать, на огонь не отвечать и так далее. А я, получается, его указания злостно нарушил. И да – именно так. Злостно и преступно.

– Да-да-да, – разведёт руками Примарх, или Лорд, ведя беседу с возмущённым Этериалом на флагмане чужого флота: – Инквизитор, впав в безумие, нарушил прямой приказ и его действия прошу не считать актом агрессии с нашей стороны. Вы его взяли? Нет? Убили, защищая гражданских? Ну так и поделом ему! Благодарим за содействие.

Вот же…сволочи! Как всё точно рассчитали – не могу же я своё обещание Примарху нарушить и его приказ не исполнить? А то, что, выполняя это задание я по любому с Тау столкнусь и, как не крути, драться с ними буду – это верно так же, как и то, что Отец наш, на Золотом Троне пребывает.

И выхожу я дважды отступником.

Хех… Одним – я покосился на труп у моих ног, уже стал. Да и там – бросаю взгляд на громаду стадиона, явно не два-три человека. И не сотня – там тысячи поместятся – мне, просто физически, их всех не перебить. Да и Тау не дадут – они же гражданских за своих уже считают.

Вернуться? Тогда уж проще самому на себя руки наложить – если убитый Тау и не «всплывёт», что само по себе маловероятно, то меня – за нарушение слова и приказа, в такую дыру законопатят, что и думать о подобном не хочется. Там, на каком-то астероиде, я сам повешусь, ну или, без скафандра, прогуляться выйду. Хотя могут и на планету Смерти отправить – местные формы жизни, на таких мирах, ох как любят человечинкой полакомиться.

А значит, тряхнув головой отгоняю неприятные мысли, мне путь один. На стадион.

Приказа исполнения ради.

Да и кто его знает, что там внутри – хоть такая вероятность мала, но вдруг там наши под прицелами стволов сидят? И тогда я, высвободив их из-под пяты захватчиков, спасу.

А объявив над ними протекторат Инквизиториума – такие полномочия у меня есть, вполне смогу эвакуировать хоть кого-то с планеты, сделав людей неподвластными приказам Лорда. Понятно, что во второй раз это не прокатит – но хоть кого-то смогу? И так же понятно, что меня, после такого трюка, вышибут отсюда моментально, присовокупив, для скорости, дружный пинок высоких ступней. Это я о Примархе и Лорде. Об обоих, лордах.

Угу.

И, как следствие – конец моей карьере. Буду до смерти накладные в архиве перебирать.

Плевать. Зато душу и совесть не запятнаю.

Решено.

Так и поступлю.

Приняв решение и решив не тратить силы на молитвы – и так ясно, что Лик Его не сюда смотрит, отлипаю от стены и, перешагнув через убитого, осторожно выглядываю из-за угла.

Да. Шоров был прав – громаду стадиона, доминирующую над строениями, не заметить сложно.

И так же сложно не заметить пристройку входа – ту самую, небольшую полусферу, что высвечивал на плане мой сервитор.

И уж совершенно, решительно и прочая-прочая-прочая – невозможно не различить две огромные металлические фигуры, стоящие перед входом в пристройку.

Запись номер МХХР-24-ССВА-034

Боевой костюм «Кризис», в памяти тут же начали всплывать знания, вдолбленные в голову на долгих и, надо признать, весьма интересных лекциях, которые нам читал брат-инквизитор Собеус, отвечавший в училище за ксенотехнику.

Передо мной, словно наяву появился лекционный зал с проектором, над которым висела объёмная модель боевого облачения Тау.

– Экипаж – один воин касты Огня. Ветеран! – Собеус, многозначительно поднимает вверх указку чёрного дерева: – Прошедший не одну компанию. Учтите это! Бронирование – отличное, вполне на уровне силовой брони Боевых Братьев. Вооружение – разнообразное. По сути, – указка очерчивает дугу около одной из рук, где над трёхпалым манипулятором виден цилиндрический корпус чужого оружия: – По сути, «Кризис», есть модульная платформа, вооружение которой устанавливает сам пилот. Плазма, аналог нашей мульти-мельты, огнемёты, ракетные установки, пулемёты – синекожие, надо отдать им должное, весьма творчески подошли к теме убийства ближних, что, – он делает паузу и внимательно смотрит на нас – курсантов, дремлющих над своими конспектами: – Что лишний раз наглядно демонстрирует ложную сущность их породы. Вдумайтесь! – Резкий окрик лектора заставляет даже самых сонных широко открыть слипающиеся глаза: – Декларируя тезисы так называемого «Всеобщего Добра», или такого же, всеобщего «Блага», сия раса наизобретала горы устройств для смертоубийства! Ложь – налицо! – Его указка торжествующе рубит воздух, уподобляясь мечу: – Запомните, курсанты! Вдолбите в свои тупые головы! Все чужаки – враги! Такова их природа – полная греха лжи. А ложь всегда идёт рука об руку с тьмой Хаоса! Помните об этом! Не лгите, сберегая свои сердца и души от Тьмы! Говорите открыто, чистой правдой посрамляя замыслы иных и разрушая их намерения.

Стоявшие по сторонам от входа Кризисы пошевелились и видение юности пропало, растворившись в поднятой прибывающим аппаратом, пыли.

Эту машину я узнал сразу – пехотный транспорт Тау. Неплохо бронированный корпус, две мощных турбины у кормы, позволявшие ему летать и вместительное чрево, где мог разместиться отряд воинов, числом до дюжины.

Интересно…

Подобно тому незадачливому солдату, чей труп сейчас лежал за моей спиной, опускаюсь на одно колено. Интересно – это они подкрепление пригнали, или…

Или.

В круглом проёме откинувшегося бортового люка появляется закутанная в свободные одежды фигура.

Этериал!

Интересно – это тот самый, что с флагмана речь держал?

Оптика позволяет мне в деталях рассмотреть его бледно синее, плоское и безгубое лицо, но дать утвердительный ответ – тот это чужак, или нет – не могу. Для меня они все на одно лицо.

Фигура, меж тем, сойдя на землю по откинутому люку, подходит к Кризисам и, прижав к груди руки с зажатыми в кулаках какими-то палочками, или жезлами, кланяется.

Ответный жест машин – руки с оружием скрещиваются перед грудью, и Этериал шагает внутрь пристройки, исчезая из вида.

Так.

Здесь мне не пройти. Шлёпнут. Едва я на открытом месте появлюсь. Или нет? Всё же – концепция Добра? Убрать молот за спину, руки на виду держать и вперёд, распевая псалмы о мудрости Его? Метров на двадцать подберусь, а там – прыжок и, сразу, по приземлении, молотом одному – хрясть! Разворот и второму!

Хех.

Геройская картинка прорыва развеяло появление третьего Кризиса, вышедшего откуда-то из-за здания. М-да… Три – не вариант. Да и не будут они мои псалмы слушать. Вот я бы – стал?

Представляю себе картину как ко мне, стоящему на посту, направляется Этериал, громко проповедующий о догматах «Всеобщего Блага». Ага… Проповедничек.

С двух рук, из обоих болт-пистолетов, очередями!

Щёлк!

Смена опустевших магазинов и новые очереди рвут окровавленную кучу тряпья, бывшую только что чужаком. Только так! Ещё и гранату бы закинул – для верности. Ибо нет истины иной, кроме той, что от Него исходит.

М-да. В лоб, с песнопениями – не вариант.

Попробовать другой вход? Не думаю, что там никого нет, да и часового скоро хватятся. А мне, по понятным причинам, в этот момент лучше подальше от тела оказаться.

Вариант один – отступив на несколько шагов разглядываю строение. Ещё несколько шагов назад, короткий разбег, прыжок и турбинка, закреплённая на моей спине, возносит меня на плоскую крышу, откуда открывается прекрасный обзор и на Кризисы, замершие у входа, и не небольшой отряд пехоты Тау, выходящий из-за края стадиона.

Успел! Здесь меня искать только в самом последнем случае будут.

Запись номер МХХР-24-ССВА-035

Здания, построение которых с земли выглядело как узкий лабиринт, при взгляде сверху являли совсем иную картину.

По мере приближения к центру – к стадиону, промежутки меж ними становились всё шире, так что, когда я запрыгнул на крышу крайнего, то от стены стадиона меня отделяло почти полтора десятка метров.

– Ну да ничего, – подбодряя себя, отступаю к дальнему краю крыши для доброго разбега: – Сейчас, ка-ак разбегусь! Как прыгну! Справлюсь! Сам, слышишь? – Поднимаю лицо к утреннему, почти безоблачному небу: – Сам! Без милостей Твоих, раз ты столь капризен!

О том, что меня может ждать там, на крыше, скрытой от меня декоративным бортиком, стараюсь не думать.

Хотя… Зачем врать?

Мои мысли, вступают в жаркий спор, гадая о том, что там может быть.

– Засада? И стоит мне очутиться наверху, как десятки стволов мигом нашинкуют меня своими зарядами?

– Нет… Бред. Были бы там воины – уже бы расстреляли – времени на это у них, пока я по крышам скакал, предостаточно было.

– Там могут быть дроны, – настаивает другая, отливающая металлом мысль: – Тау их во множестве применяют. А что раньше не стреляли – так может им только крышу стадиона охранять сказали. Они же тупые.

– Ага, – немедленно принимается возражать третья, лучащаяся уверенностью: – И тупые и косые. Не попадут – увернёмся!

– Хватит – Прерываю сам себя я, но последняя, самая гадкая мыслишка, успевает ехидно пропищать, скрываясь в глубинах сознания:

– А ты не забыл, а, инквизитор? Голоса в голове – первый признак одержимости?

Не отвечаю, да и глупо это – самому себе отвечать.

Разбег.

Шаг, второй, третий – вот уже и край!

Какая короткая крыша!

Толчок!

Ожившая турбина наполняет меня мелкой дрожью. Она басовито ворчит, и, напрягая все силы, возносит меня по пологой дуге к бордюрчику, ставшим в этот миг олицетворением всех человеческих желаний.

– А, наверное, со стороны, это красиво, – проскальзывает очередная мыслишка: – Раннее утро, чистейшее небо и по нему, оставляя огненный след, несётся сгусток веры в сверкающей броне.

Турбинка смолкает, отработав весь заряд накопителей и я, взлетев над столь желанной крышей, начинаю своё падение.

Крыша пуста – это я успеваю заметить, прежде чем моё тело, подчиняясь законам мироздания, ударяется о чёрную, словно покрытую слоем резины, поверхность.

Короткий отскок и меня закручивает словно на льду. Вот только не бывает лёд таким пружинящим и тёмным.

Остановка.

Сажусь, упираясь руками в покрытие.

– Сверкающий сгусток веры? – Хмыкаю, косясь на пропаханную при падении, посадкой это назвать сложно, борозду.

– Ха! Как по мне, то шлёпнулся я, как… Как мешок картошки, сброшенный с грузовика нерадивым огрином.

Куда идти становится понятно сразу – у стены, метрах в полста от себя, обнаруживаю небольшую будочку. Её дверь не в силах сдержать даже лёгкий пинок, и она немедленно слетает с петель, открывая лестницу, ведущую вниз.

Несколько пролётов и я оказываюсь на небольшой площадке, с которой открывается вид на внутреннюю часть стадиона.

М-да. Я о нескольких сотнях говорил? Тех, кто здесь нашли укрытие?

Забудьте!

Всё внутри заставлено палатками. Непривычная форма – они похожи на толстоногие грибы, окрашенные в яркие, излишне радостные для нынешней ситуации, цвета. И всё это говорит, нет – кричит об их чуждом происхождении.

Меж палаток снуют люди и я, улёгшись на живот, начинаю вести наблюдение.

Вот девочка, играющая со скакалкой – весёлый и непосредственный символ детства. За ней наблюдает женщина средних лет. Её рука висит на перевязи и она, не сводя взгляда с ребёнка, то и дело гладит её целой рукой.

Мужчина в возрасте. Почти старик. Бредёт меж палаток то и дело приникая к кружке-термосу. Пьёт и морщится. Лекарство? Возможно.

Его обгоняет молодой мужчина на костылях. Одна нога поджата и покрыта чем-то белым. Бинты? Что-то в его образе не так, и я прищуриваюсь, заставляя оптику приблизить заинтересовавший меня объект.

Чёрные, спортивного вида, брюки с белыми лампасами в две полосы. Зелёная, оливкового цвета рубаха навыпуск. На рукаве и плечах тёмные пятна. Ранения? И как странно ему прилетело…

Стоп!

Словно пелена спадает с моих глаз, когда я понимаю, во что именно он одет.

Форменная рубашка гвардейца. Самая типовая, повсеместно распространённая и такая неузнаваемая от тёмных пятен на месте споротых шевронов и погон.

Дезертир!

Холодное, полное ярости, пламя вспыхивает во мне, выжигая прочие чувства.

Предатель! Клятвопреступник!

Как мог ты предать? Пусть не Его – тот суд тебя всяко настигнет! Как мог предать ты человечество, вскормившее тебя?!

Покарать! Немедленно и показательно!

Прежде чем подняться, успеваю заметить ещё с десяток таких же, разномастно одетых фигур. Кто-то, как и этот дезертир, имеют лишь рубаху, у других от формы только брюки, ещё на ком-то глаз выхватывает форменные сапоги, ремень, но всех их объединяет одно – все эти недобитки движутся к одной цели – к большому белому шатру, стоящему в отдалении от жилых палаток.

Мед центр? А они на перевязку спешат? Ну да я облегчу их страдания!

Новое движение привлекает меня, и я перевожу взгляд, следя за движением людей.

Место, куда они спешат и обращают взгляды заставляет меня сжать кулаки. Там, на небольшом возвышении, стоит Этериал. Его руки, в которых зажаты короткие жезлы, гостеприимно раскинуты, а на безгубом лице кривится отвратительной, нечеловеческой ухмылкой, тёмная щель рта.

Проповедь?

Здесь?

Среди граждан Империума?!

Не позволю!

Мощный прыжок отправляет меня вниз и через пару секунд мой молот уже целит ему в грудь.

Запись номер МХХР-24-ССВА-036

Этериал неподвижен.

Он замер так, как умеют только рептилии, выжидая пролетающую мимо добычу. Шевелится только щель рта – она ширится, отвратительная ухмылка становится шире и до меня доносятся его слова.

– Мы рады видеть тебя, слуга Золотого Бога. С первого дня нашего пути сюда, с часа, когда нас настиг зов твоих соотечественников, желающих приобщиться к «Великому Благу», мы ожидали этого.

Зов?

Так они не сами прилетели? – Внезапная догадка обжигает моё сознание, расставляя всё по своим местам. Так, значит, правы были и Примарх, и Лорды.

Сей мятеж детей Империума был со стороны раздут. Так бы тлел он и тлел, выплёскиваясь в петиции и сетевой вой, но нашлись некто, бросившие зов чужакам. А те и воспользовались, раздув мерцающие угли недовольства в пожар мятежа.

– Прошу тебя, – статуя оживает, руки, прежде сложенные на груди, расходятся в стороны и жезлы, прежде зажатые в кулаках, взлетают над Этериалом, где и зависают, скрестив свои тела.

Толпа за моей спиной сдавленно охает, увидев чудо, но мои губы под шлемом кривит призрительная усмешка.

Чудо?

Угу. Как же!

Игры с силовыми полями, или гравитацией. Я сам не хуже могу – мой грав-ган тому свидетель. Он тоже чудеса делает и, клянусь Подножием Трона, не менее зрелищные!

– Прошу тебя, – трехпалая рука описывает короткую дугу, указывая на место подле чужака:

– Пройди сюда и мы поговорим о «Великом Благе». Нам есть, что…

– Поговорим? Ты, чужак, смеешь, – крохотные динамики, спрятанные за глазницами черепов, украшающих литеры «I» на моих наплечниках, оживают, разносятся слова почти по всему стадиону. Толпа за моей спиной сдавленно охает, заработав акустический удар и по мне показывается тёплая волна удовлетворения.

Ага, мятежники!

Проняло вас? Так знайте, мы, скромные слуги Его, тоже «чудеса» организовывать умеем.

– Ты смеешь здесь проповедовать свою ересь?! – Грохочет мой голос, заполняя всё немалое помещение: – Ты, прибывший из чёрных далей космоса, хочешь совратить чад человеческих, веру Золотому Трону, хранящих? Ошиб…

– Да пошёл ты! – Раздаётся вопль-взвизг у меня за спиной: – И ты, служка, и труп на троне!

Что? Поношение Императора?!

Разворачиваюсь одним рывком, приподнимая молот – против меня стоит дородная тетка, относящаяся к тому виду разумных, что лично я классифицирую как «торговикус базарикус вульгарис». Уперев руки в бока она бурами меня взглядом, чьей мощности бы вполне хватило на испепеление среднего фрегата. Да – окидываю её взглядом, таких бы сотни три, а лучше с тысячу. Собрать – и к Тау. Синемордые сами себе экстерминатус устроят – дай только таким торговкам обжиться в их среде.