Истoрическая сoциoлoгия в «Игре престолов»

Дмитрий Травин

Историческая социология в «Игре престолов»

© Травин Д. Я., 2019, текст

© Емельянов Г. Д., 2019, графика

© ООО «Страта», 2020

* * *

Введение

От Вальтера Скотта – к Джорджу Мартину

Когда демонстрация сериала «Игра престолов» уже подходила к концу, в социальных сетях появилось много людей, бравирующих тем, что они не смотрели ни одной серии. Никто их, вроде, не спрашивал об этом, но по какой-то причине мои друзья по Facebook[1] вдруг стали вывешивать объявления, из которых следовало, что они ничего не видели, ничего об этом сериале не знают, смотреть кино не собираются, но с некоторым изумлением глядят на тех, кто «Игрой престолов» всерьез увлекся. Думается, это говорит нам о двух любопытных вещах.

Во-первых, о феноменальной известности сериала даже среди тех, кто его не смотрел. Никто ведь не объявляет во всеуслышание, что не смотрел, скажем, сериал «Воронины» или «Интерны». А тут вдруг люди специально решили позиционировать себя по отношению ко всем известной «Игре престолов».

Во-вторых, о своеобразном снобизме в отношении такого рода проектов. Мы, мол, серьезные люди: ерундой не занимаемся. Вряд ли кто-то из интеллектуалов начнет бравировать тем, что не смотрел ни одного фильма Андрея Тарковского или Ингмара Бергмана (хотя на самом деле классику ныне редко кто смотрит), поскольку подобное невежество грозит потерей репутации. А в отношении «Игры престолов» многие не стали скрывать своего презрительного отношения.

В этой связи мне вспомнился случай, описанный известным французским историком Мишелем Пастуро. В 1983–1984 годах один журнал задал профессиональным медиевистам вопрос о том, как у них появился интерес к Средневековью. Казалось бы, ученые должны были сказать что-то о важности этой темы для науки, о ее недостаточной исследованности или о том, что невозможно понять проблемы современности без погружения в Средневековье. Люди, однако, не стали надувать щеки и сочинять то, чего на самом деле в их жизни не было. Среди примерно трехсот опрошенных треть утверждала, что в интригующий мир Средневековья их ввел роман Вальтера Скотта «Айвенго» или фильм, снятый по роману в 1962 году. Сам Пастуро отметил, что в восьмилетнем возрасте за одну неделю раз пять посмотрел этот фильм. Даже выдающиеся историки XX века, такие как Жак Ле Гофф, обращали внимание на роль романтики при формировании своих научных интересов.

И впрямь, чем еще может привлечь наука мальчишку, девчонку или даже юных студентов? Профессиональные взгляды формируются медленно – по мере обретения достаточных знаний. А специализация обычно происходит в молодом возрасте. И надо как-то определяться с областью знаний, избираемой для карьеры, в тот момент, когда еще трудно все взвесить всерьез. Тут-то на помощь нам приходит романтика. Мы выбираем не столько то, что знаем, сколько то, что привлекает.

Не стоит, конечно, всю жизнь изучать историю по романам и сериалам, как делают иногда дилетанты, не способные справиться с чтением серьезной научной книги. Пробуждение интереса и обретение реальных знаний – это разные задачи, решаемые в разном возрасте. Роман «Айвенго» Вальтера Скотта существует для одной цели, а монография «Цивилизация средневекового Запада» Жака Ле Гоффа – для другой. С этой точки зрения нам стоит взглянуть сегодня и на «Игру престолов», которая – хотим мы того или не хотим – стала своеобразным аналогом «Айвенго». По крайней мере, если судить по ее популярности в последние годы.

Джордж Мартин хорошо вводит читателя «Песен льда и пламени» (и зрителя сериала «Игра престолов», поставленного по этой книге) в мир Средневековья. Или, точнее, в свой собственный вымышленный мир, сконструированный на основе европейских средневековых реалий. Не будем сейчас ломать копья относительно преимуществ и недостатков жанра фэнтези. Кому-то он нравится, а кто-то ностальгирует по милому романтизму эпохи Вальтера Скотта или Александра Дюма. Примем как факт то, что фэнтези интересно миллионам читателей и зрителей XXI века. А значит, именно этот жанр постепенно становится проводником в историю.

Вот только в историю ли? Ведь мир-то вымышленный.

На самом деле, если исключить очевидную экзотику вроде огнедышащих драконов, ходячих мертвецов, воскресающих после смерти мужчин и не сгорающих в огне женщин, окажется, что Джордж Мартин весьма точно передал мир Средневековья. Он разложил реальную жизнь той эпохи на элементы, из которых она складывалась, затем перемешал их и, наконец, сконструировал на базе этого материала свой собственный мир. Подчеркнем, сконструировал не из пустых фантазий, а именно из реальных элементов. Европейское Средневековье было, конечно, совсем не таким, как у Мартина. Но оно могло бы быть примерно таким, если бы история по каким-то причинам совершила ряд неожиданных крутых поворотов.

Допустим, некий молодой человек, посмотрев «Игру престолов», решил стать историком. И даже специализироваться на медиевистике. Взявшись за серьезные книги, он обнаружит много знакомого. На место вымышленного мира рано или поздно он поставит мир реальный, но ему не придется кардинально переучиваться. Ему придется, скорее, наложить реальные исторические знания на те эмоции, которые были пробуждены сериалом. А ведь эмоционально втянуться в изучаемый предмет не менее важно, чем рационально его проанализировать. И эту задачу эмоционального втягивания «Игра престолов» решает оптимально.

Впрочем, я не стал бы писать эту книгу, если бы дело было только в истории. «Игра престолов» является хорошей отправной точкой для изучения исторической социологии. Если мы хотим понять, как наше современное общество прорастало из далекого прошлого, то стоит оттолкнуться от Джорджа Мартина. Как ни странно, изучение произведений в жанре фэнтези помогает нам разрушить некоторые мифы о формировании современного общества. Мифы, мешающие понять не только далекое прошлое, но и то, в каком мире мы живем сегодня.

Что же за наука – историческая социология? Она изучает ряд проблем, которые всех нас волнуют в реальной жизни, но которые по отдельности ни история, ни социология, ни экономика, ни политология не изучают.

Почему одни страны богатые, а другие – бедные? Существуют ли какие-то научные объяснения того, по какой причине в одних государствах успешно развивались торговля, промышленность и, наконец, высокие технологии, тогда как в других с этим делом не заладилось? Можно ли сказать, используя события «Игры престолов», что, допустим, в Браавосе живут умные люди, сумевшие разбогатеть с помощью операций Железного банка, в Вестеросе – люди поглупее, а за Стеной – совсем никчемные?

Почему в одних регионах мира успешно формируется демократия, тогда как другие страдают от авторитарных режимов? Можно ли сказать, что в автократиях люди любят рабство, а в демократиях – свободу? В «Игре престолов» рабовладельческие города отделены от Вестероса Узким морем. Неужели же склонность людей к свободе имеет географические причины? Или здесь дело в чем-то ином?

Каким образом в современном мире распадаются империи? И почему они перед этим все же долгое время существуют? Что скрепляет их разнородные части? И что происходит со скрепами, когда люди вдруг заявляют о необходимости разойтись по разным национальным домам? Проще говоря, почему в Вестеросе королевств было целых семь, но борьба шла за один на всех Железный трон?

Как устроено судопроизводство? Почему в некоторых случаях решение происходит буквально в один момент: правитель вершит суд единолично, берет меч и сносит с плеч голову преступника? А в других случаях суд – это сложная процедура, в которую, помимо обвиняемого, вовлечено множество людей – судьи, прокуроры, адвокаты, присяжные, свидетели? Почему в «Игре престолов» мы видим оба этих варианта принятия судебных решений, а также некоторые другие?

Как возникает и почему сохраняется неравенство людей? Ведь большая часть населения обычно относится к числу бедняков или середняков. А настоящие богатства сосредоточиваются в руках небольшого привилегированного меньшинства. Почему же большинство населения терпит несправедливость? Или ему подобное положение дел вовсе не кажется несправедливостью?

По каким причинам возникают революции? Происходят ли они в бедных странах из-за нищеты и невозможности терпеть плохие условия жизни? Или они случаются в развивающихся странах, которые из нищеты уже выбрались, но пока не достигли всеобщего благосостояния? Можно ли сказать, будто существуют народы-смутьяны, склонные к непрерывному буйству и постоянно выступающие против своих властей, и народы смиренные, властям подчиняющиеся?

В «Игре престолов» есть эпизоды, когда кажется, что в Королевской Гавани вот-вот разразится революция, поскольку бедняки, возмущенные своим убогим положением, готовы подняться на протест. Однако в итоге страсти стихают, знатные персоны укрываются за стенами Красного замка, а простонародье вновь приступает к труду. Почему же иногда в реальном мире из подобных уличных столкновений возникают революции с баррикадными боями, а иногда нет?

Таковы лишь важнейшие вопросы, рассматриваемые исторической социологией. Подробнее с этой наукой можно познакомиться, изучив профессиональные исследования, ей посвященные. Например, книгу Ричарда Лахмана «Что такое историческая социология?». А пока мы будем анализировать серьезные проблемы, отталкиваясь от увлекательных приключений героев сериала.

Читать эту книгу могут как те, кто внимательно смотрел сериал «Игра престолов», так и те, кто его не смотрел и книг Джорджа Мартина не знает. Хотя по понятной причине второй группе будет сложнее втягиваться в чтение, она может особо не следить за увязкой событий сериала с реальной европейской историей, а сразу внимательнее изучать выводы. Но при этом следует помнить, что в нашей книге подробно рассказывается о событиях «Игры престолов» и о том, чем все кончится. А потому читателям, желающим все же посмотреть сериал или почитать Джорджа Мартина, лучше на время отложить купленную книгу, чтобы не испортить себе будущие впечатления преждевременным знакомством с сюжетными поворотами.

Мы не сможем, конечно, на материале «Игры престолов» разобрать все проблемы исторической социологии, поскольку далеко не все они были затронуты Джорджем Мартином. Мы постараемся проанализировать то, что увидели на экране, и то, что прочли в книге. А для более подробного знакомства с этой наукой можно будет в дальнейшем обратиться к научной литературе.

Автор

Глава 1

Почему в Семи Королевствах не было ни одного парламента?

Вестерос очень похож на средневековую Европу. Короли и рыцари. Турниры и прекрасные дамы. Непрерывные войны и чудовищная жестокость. Но существует одно явное несоответствие. В Вестеросе нет парламента. Нигде. Нет его в Королевской Гавани, в которой существуют все прочие признаки высокой цивилизации – ремесло, торговля, обширное городское население и даже столь любимые героями сериала бордели. Нет парламента и на Севере: Старки вполне обходятся без него.

В тех редких случаях, когда северянам необходимо было знать мнение народа, чтобы выбрать нового короля (сначала Робба Старка, а затем Джона Сноу), собирались не избранные от городов и земель парламентарии, а главы ведущих родов. Похожим образом обстояло дело и на Железных островах. Никакого парламента там явно не имелось, а после гибели Бейлона Грейджоя для избрания нового короля на берег моря сходились влиятельные мужи. Политические механизмы Дорна и Простора показаны менее подробно, но и там трудно заподозрить наличие «народных избранников» во властных структурах.

Механизм власти в Королевской Гавани является наиболее сложным. Во главе государства стоит король. Текущее управление государством (особенно в ситуации, когда монарх много пьет и охотится, как Роберт Баратеон, или когда он еще не достиг совершеннолетия, как Джоффри и Томмен) осуществляет королевский десница. Его функции напоминают функции премьер-министра. А кроме премьера есть еще и другие министры, объединенные в Малый Совет. Мастер над монетой (министр финансов), Мастер над шептунами (глава спецслужб). Мастер над законом (министр юстиции). Рядом с ними еще находится Великий Мейстер с не вполне определенными функциями – эдакий министр странных дел. Естественно, есть Командующий королевской гвардией и Мастер над кораблями (командующий морскими силами). Но нет ни малейшего признака парламента.

Север выглядит более традиционным. Эддард Старк из замка лично управляет, по всей видимости, своими землями. Другие главы родов Севера управляют своими, неся обязательства перед Старками как перед феодальными сеньорами. И вновь нет никакого парламента. Никто не собирает в Винтерфелле представителей северных земель для решения каких-нибудь вопросов.

А ведь в реальной Европе парламенты функционировали практически повсюду. Первый появился уже в XII веке. Было это в маленьком государстве Леон на Пиренейском полуострове. Можно сказать, что из него выросли кастильские Кортесы, поскольку Леон затем объединился с Кастилией. Знаменитый английский парламент сформировался в XIII веке. В начале XIV столетия французский король впервые созвал Генеральные Штаты. Потом появились польский Сейм и шведский Риксдаг. В России Земские соборы стали собираться в XVI–XVII веках.

Названия парламентов в разных странах были разными, но смысл оставался общим. Монархи созывали представителей городов, дворянства, духовенства, а изредка и крестьян, чтобы обсудить с ними какие-то важные проблемы. Ни малейших признаков подобной практики в Вестеросе мы не обнаруживаем. Если нам удастся понять, почему ни Таргариены, ни Баратеоны, ни Ланнистеры, ни Старки, ни Тиреллы, ни Мартеллы, ни Грейджои не нуждались в народном представительстве для решения важных текущих вопросов и собирали глав кланов, вождей племен, старейшин или других достопочтенных персон лишь в некоторых форс-мажорных обстоятельствах, мы сможем понять одну из важнейших причин того, почему Европа стала в какой-то момент развиваться.

Как воевали европейцыСредних веков

Казалось бы, для того чтобы понять причины появления парламентов в европейских странах, мы должны изучить классовую борьбу. Народ, мол, боролся с королями за свои права, требовал от них предоставить возможность принять участие в государственном управлении и, наконец, вынудил монархов создать систему народного представительства. Возможно, марксисты и впрямь будут настаивать на таком объяснении, однако вряд ли с ним можно согласиться. Причины появления парламентов не связаны напрямую ни с классовой борьбой, ни с какой-то иной, хотя в ряде случаев (например, в Англии) конфронтация между королем и рыцарством сильно способствовала формированию народного представительства.

Как ни странно, чтобы разобраться в этом вопросе, мы должны для начала заняться не парламентами, а средневековыми армиями. На первый взгляд, что может быть дальше друг от друга? Парламентарии мирно заседают и много говорят, тогда как армии сражаются друг с другом не языками, а оружием. Тем не менее в реальности именно из необходимости решения «военного вопроса» возникли в какой-то момент европейские парламенты.

Итак, погрузимся в эпоху раннего Средневековья. Армии европейских королей имели тогда чисто феодальный характер. Это означало, что вассалы должны были нести службу для своих сеньоров в уплату за землю, которую те им предоставили. В самых общих чертах схема выглядела следующим образом. Когда король отправлялся на войну, он бросал клич, и со всех концов его государства под королевские знамена стекались сотни воинов. «Конно, людно и оружно», как говаривали, например, в отношении русской армии. Эти воины должны были сами хорошенько вооружаться, обзаводиться приличными доспехами и крепкими конями. Должны были иметь с собой определенный запас продовольствия или добывать себе еду на вражеской территории. По большому счету в средневековой войне каждый отвечал сам за себя. Не вооружишься как следует – тебя убьют в бою. Не прокормишься сам – помрешь с голоду или, по крайней мере, силы потеряешь.

У монархов не имелось достаточно денег для того, чтобы финансировать всю военную кампанию. Или, точнее, монархи были богаты землей, а не деньгами. Они раздавали свою землю в лен под тем условием, что пользователь надела отплатит за нее своей службой, когда придет для этого время. Так что именно доход с земли должен был обеспечить рыцарей оружием, доспехами, конями и продовольствием.

Формально эта схема могла, вроде бы, неплохо работать. Если судить по разным романтическим книгам и художественным фильмам, благородные рыцари сражались за интересы своих королей, стремясь добыть себе в бою честь и славу. Однако на деле все было намного сложнее. Честь и слава, конечно, важные стимулы, и они действительно заставляли многих рыцарей героически сражаться, но для других ленников имели значение другие моменты.

Для начала надо заметить, что механизм, согласно которому рыцарь сначала получал плату за свою службу землей и лишь затем должен был отслужить в будущих войнах, провоцировал уклонение от войны под разными благовидными предлогами: земля-то ведь уже своя. Никуда не денется.

Конечно, король формально имел возможность изъять землю у феодала и отдать ее кому-то другому, если землевладелец службу не сослужил. Но на практике это не всегда получалось. Войска вассала в некоторых случаях могли не уступать по силе войску сеньора: а в этих условиях поди-ка отними что-нибудь. Кроме того, если королю в данный момент времени грозила война, ему некогда было разбираться со строптивцами. А после окончания войны монарх мог оказаться слишком ослаблен поражением или серьезными потерями, понесенными в боях, для того чтобы совершать акт возмездия над вассалом, не выполнившим свой долг.

Насколько известно, прямое предательство своего сеньора было все же не так сильно распространено в Средние века. Прямое циничное нарушение феодального договора отрицательно сказывалось на репутации «предателя и злодея». Имелись, однако, объективные обстоятельства, по которым держатель земли мог не явиться (или явиться не в нужный момент) к своему королю.

Во-первых, честь – честью, но конкретный характер службы прописывался условиями договора, который должны были, естественно, соблюдать обе стороны. А условия эти предполагали участие вассала в войне лишь в течение определенного времени. Как правило, сорока дней в году. И эти сорок дней нормальный вассал был готов честно оттрубить под знаменами сеньора. Однако война ведь не идет по расписанию. Поход мог длиться и сорок дней, и восемьдесят, и полгода, и год. Если за оговоренный в договоре срок результат военной кампании не достигался, вассал имел право с чистой совестью и без угрозы земельных потерь отправляться домой. В этой ситуации особо сложно было вести наступательные войны на отдаленных территориях. Например, осуществлять походы германских императоров в Италию. Пока дойдешь – сорок дней, глядишь, уже миновали.

Во-вторых, договорные отношения предусматривали честность сеньора по отношению к вассалу. Сеньор не должен был обижать вассала никоим образом. Если вдруг появлялась обида, вассал имел моральное право не выполнять свои обязательства. И если это право признавалось другими вассалами, то королю трудно было собрать силы, чтобы наказать строптивца.

В «Игре престолов» Карстарки обиделись на Робба Старка и его мать за то, что их пленник Джейме Ланнистер был отпущен в Королевскую Гавань с условием, что он, в свою очередь, освободит и пришлет матери сестер Робба – Сансу и Арью. Обида Карстарков состояла в том, что Джейме таким образом уходил от кары за убийство одного из членов их рода. Выходило, будто Старки ценят жизнь членов своей семьи, но совершенно не считаются с жизнями тех, кто находится под их покровительством. Возник острый конфликт. Рикард Карстарк казнил двух юных Ланнистеров, оказавшихся у северян в плену. Робб покарал за это Рикарда смертью. В результате междоусобного конфликта Карстарки увели свою армию из войска Робба. И тот не смог их за такое «предательство» покарать. Как потому, что у него не было на это времени и сил, так и потому, что Робб сам не чувствовал себя вполне правым. Или, точнее, считал, что неправый поступок совершила его мать, отпустив Джейме.

В-третьих, некоторые богатые феодалы могли держать земли от разных сеньоров. Например, одни территории – от французского короля, другие – от германского императора. В соседних странах на пограничных землях такое вполне могло получиться. Как выполнять свои феодальные обязательства в подобных случаях? Кому служить, если сеньоры вступят в конфликт между собой?

В-четвертых, иногда могли возникать сложные юридические коллизии, при которых неясно было, следует ли вообще вассалу выполнять свои обязательства перед сеньором. Подобный случай хорошо показан в «Игре престолов», когда Джон Сноу и Санса Старк пытаются собрать армии ведущих домов Севера для борьбы с Рамси Болтоном. С одной стороны, главы домов не отрицают своих обязательств перед Старками. Но с другой – возникает вопрос, являются ли эти двое полномочными представителями дома. Джон – сын Эддарда Старка, но при этом бастард. Санса – законная жена Рамси, то есть уже не Старк, а Болтон. При этом известно: Бран Старк пропал, а Рикон – в плену. Есть ли вообще у лордов Севера обязательства перед Старками или можно считать, что этот дом пресекся?

Когда возникают подобные юридические коллизии, вассалы поступают не по вечным правилам, а в соответствии с массой преходящих обстоятельств. Кто-то ставит честь выше выгоды, а кто-то – наоборот. Кто-то трактует неясности в пользу сеньоров, а кто-то – в свою пользу. Кто-то вынужден поддаться давлению сильной стороны конфликта, а кто-то может быть защищен от такого давления преимуществами своего географического положения (как были, к примеру, защищены Аррены, чей замок Орлиное гнездо находился в практически неприступном для врагов месте, или Мартеллы, поскольку Дорн отделен от остального Вестероса горной грядой).

Таким образом, в целом можно сказать, что феодальная армия, сформированная методом службы за землю, оказывается не слишком надежна. Феодализм в военном деле был не сознательным выбором средневековой Европы, а вынужденным шагом, который пришлось сделать в ситуации, когда иным способом трудно было осуществить объединение множества раздробленных сил европейцев.

Дело было после того, как Римская империя, имевшая большую и сильную армию, пала под ударами варваров. Сами варвары осели на разных землях, перестали кочевать, стали постепенно формировать собственные государства. Но тех механизмов для организации армии, которые имелись в распоряжении римлян, у них уже не было. Экономика сильно деградировала, крупные города скукожились, рыночные отношения уступили место натуральному хозяйству, финансовых ресурсов не имелось, чиновничий аппарат империи растворился. Армию невозможно было построить ни с помощью денег, ни с помощью бюрократической организации. Система связей «сеньор – вассал» оказалась в такой ситуации единственным механизмом, способным объединить силы различных королевств для отпора новым агрессорам, устраивавшим набеги на Европу с трех разных сторон. Для отпора норманнам, плывущим на своих драккарах с севера. Для удара по сарацинам, наседающим с юга. Для защиты от мадьяр, атакующих с востока. Сопротивление этим народам Европа смогла оказать лишь с помощью феодальных армий, но дальше встал вопрос о необходимости их трансформации.

Утром служба – вечером деньги

Суть этой трансформации можно образно передать, сравнив ее с дилеммой из знаменитого романа Ильфа и Петрова: утром деньги – вечером стулья или утром стулья – вечером деньги. Военная служба становится более-менее эффективной, если солдат получает плату за реальное участие в сражении. То есть «утром» он сражается, а «вечером» ему дают за это деньги. Тот, кто вообще не пришел на битву или в последний момент вдруг дезертировал, не получает ничего. Обратим внимание, что подобный механизм прямо противоположен феодальной практике, при которой вассал уже сидит на земле и, получая с нее выгоду, размышляет, в какой степени стоит выполнять свои обязательства перед сеньором.

Феодальное войско должно было рано или поздно смениться войском наемным. Про наемников иногда говорят, что они плохие солдаты, поскольку жадны, корыстны, непатриотичны, могут перейти на сторону того, кто больше заплатит. А если им вдруг не заплатят за проделанную боевую работу, наемники могут превратиться в бандитов, грабящих соседнюю местность вне зависимости от того, кому она принадлежит… Все это верно. Наемная армия – отнюдь не идеал. Примеров ее плохой «работы» европейская история знает немало. Но мы сейчас сравниваем эту форму построения войска не с идеалом, а с войском феодальным. И нет сомнений в том, что примерно к XV–XVI векам европейские правители поняли: выбор следует делать именно в пользу расширения числа наемников.